Свои произведения: кто готов дать почитать и выслушать критику?

[Sera]

Тема для публикации и оценки произведений посетителей форума.

(Архив темы, Архив темы 2)

Авторам.
1. Текст произведения необходимо скрывать тэгом спойлер [spoiler="<Текст>"]<То, что вы хотите убрать под спойлер>[/spoiler] Тэг также есть в расширенном режиме редактирования сообщения.
2. Текст рекомендуется прочитать и проверить на наличие ошибок, например в Ворде. В противном случае, вместо оценки произведения вы увидите оценку собственной неграмотности.
3. Имеет смысл сначала прочитать хоть что-то о том как надо и, соответственно, не надо писать (например что-то отсюда). Если вы будете допускать типовые ошибки, то получите типовой ответ, причем нелицеприятный. :)
4. Если для понимания вашего произведения нужна дополнительная информация (произведение по конкретному миру, фанфик, ночной кошмар и т.д.) приведите ее перед спойлером. Не стоит ожидать что читатели хорошо знают описываемый вами мир.
5. Крупные произведения рекомендуется вкладывать небольшими кусками раз в день-два.

Скрытый текст - О трудном выборе критика:

Вариантов, собственно, у критика несколько:
1. Написать: "в топку".
Плюсы: Минимальные затраты, как в плане времени, так и в плане эмоций.
Минусы: Вы не поверите. Вы скажете: "Дурак", - и останетесь при своём, потому что людям свойственно не доверять незнакомцам на слово.
Вердикт: Этот вариант отметаем.
2. Начать разбирать подробно, построчно, тыкая пальцем в каждую нелепость и ошибку.
Плюсы: В итоге всё равно будет "в топку", но, всё-таки, вывод будет подтверждён множеством примеров.
Минусы: Вы всё равно захотите сказать "Дурак", и если даже так не скажете, то подумаете наверняка, а критик, который потерял уйму времени, увидев, как автор огрызается и пытается обелить своё произведение всеми силами, понимает, что время потрачено зря и благодарности ждать не надо. Почему? Да потому что вы ни за что не поверите в то, что ваше произведение не стоит того, чтобы его читали. Честное слово, чем лучше люди пишут, тем предвзятее они относятся к своим текстам, но обычно те, кто через слово допускают грамматические ошибки и вообще не задумываются над качеством написанного, уверены, что и так сойдёт. Хотя, конечно, не спорят с тем, что немного подправить не мешает.
Вердикт: Пока человек сам не поймёт, что он пишет плохо, никто его в этом не убедит, потому этот вариант тоже не приемлем.
3. Начать искать в тексте то, что можно похвалить, параллельно чуть-чуть - очень мягко и деликатно - пожурить.
Плюсы: Автор доволен. Его хвалят. К "журению" относится снисходительно, поскольку тон критика не категричный, а, скорее, просительный.
Минусы: Автор понимает, что он - уже готовый писатель, Боже мой! Первое же выложенное произведение - и такой успех! Он, вместо того, чтобы выучить русский язык на уровне школьной программы и обратиться к учебникам писательского мастерства, продолжает строчить унылые опусы в невероятном количестве, тратя своё время, которое можно было бы пустить на что-то полезное. Когда, наконец, придёт понимание, будет поздно: время упущено, прогресса никакого, а тексты-то были - отстой, что ж никто не сказал сразу? Ах, лицемеры...
(С) Винкельрид

Критикам.
1. Допускается только оценка произведений. Переход на личности считается флеймом со всеми вытекающими.
2. В отзыве необходимо указать что именно понравилось или не понравилось. Если есть только ощущение то его рекомендуется доносить посредством публичных или личных сообщений.
3. Выделения отдельных фраз и вывода "Чушь" недостаточно. Надо дать хотя бы краткие комментарии, описывающие преступления автора против русского языка и логики.
4. Отмазки "надоело" не работают ;).

Напоминаю, размещение чужих произведений без разрешения автора называется плагиатом и карается баном.
(Jur)

Напоминаю, что флуд запрещен правилами. Сказать свое "спасибо" критикам можно через репутацию. Так же настоятельно не рекомендуется ввязываться в споры.
И помните, что тут все на равных - никто не обязан вас критиковать и оценивать. Попробуйте для начала сами сделать то же.
Aster

[PippiTheLongstocking]

Я графоманка, которая мечтает стать писателем. Написала много рассказов, с четыремя участвовала в конкурсах. Лучший результат пока - 17е место из 40 в "Грелке" - нужно было занять 12е, чтобы выйти в финал.


Всё ещё мучаю свой первый роман. Точнее, сразу два, время от времени между ними переключаюсь. Но спросить тут хочу только про один. Я полностью переделала первые главы. Мне кажется, стало лучше, но вообще это не очевидно. В силу неопытности, я во всём сомневаюсь. Пожалуйста, скажите, стало ли начало романа лучше? Есть ли шанс, что теперь мою графоманию закроет, едва открыв, меньший процент читателей? Что стоило бы улучшить в тексте ещё?


Цель изменений: в самое начало романа добавила мечты ГГ про любовь (воспоминание о сне). Слегка набросала мир, нагнала легкой мути, загадок, чтобы читатель сразу не сбежал. В одном из первых абзацев рассказала, что ГГ и её тётка в рабстве, тётка больна, и скоро ГГ будет сиротой, чтобы к ней проснулась эмпатия. В конце главы устроила конфликт. Возможно, конфликт не настолько яркий?


Заранее большое спасибо!


Название: Синие Зори Астры
Жанр: Любовный роман в сеттинге твёрдой научной фантастики в антиутопичном мире

Особенности графомании: очень богатый ЛОР. До масштабов Толкиена не дотягивает, а вот до Expanse или Дюны, ИМХО, вполне.
ЦА: девушки-технари, которые любят и научную фантастику, и любовные истории. Которых воротит от криво прописанной науки в любовной "фантастике".
В двух словах о мире:
Мир, в котором люди, вышедшие было в космос, вымерли везде, кроме частично-терраформированного Марса, на котором цивилизация людей сколлапсировала в тёмные века неосредневековья, сосредоточившись только на выживании, теряя технологии каждый год. Разные уголки Марса обладают отличающейся культурой, историей. А Солнечная Система за пределами последнего прибежища человечества - Марса полна загадок.

Скрытый текст - первая глава - новая редакция:

Астра. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября[сноска 1. 1]17:15 (вечер). За два часа до её встречи с Алексом

Я шла в гости к тётке, шла на очень неприятный разговор, сжимая в руке изготовленную мной подзорную трубу, а в голове всё ещё жил обрывок сна. Он был таким ярким, что даже сейчас, спустя такой долгий, сложный день, заставлял моё сердце трепетать.

Во сне я стояла на вершине холма, окутанная синим сумраком Марсианского рассвета. Рядом был он — тот, без которого я в этих грёзах не мыслила свою жизнь. Я никак не могла вспомнить его лицо, зато не забыла ощущение его любящего взгляда, и удивительное, приятное чувство безопасности. Как бы я ни силилась, я не могла оживить в памяти ни его голос, ни, что самое ужасное, имя, чтобы проверить по Социальной Сети Сектора его существование. Зато, прекрасно помнила объятия сильных, заботливых рук, и обжигающее прикосновение его комбинезона за спиной, защищающее от стужи выпадающей из атмосферы инеем углекислоты.

На небе синел рассвет, и звезды гасли по одной. Однако, наш с ним взор притягивали не они, и даже не утренние и вечерние звезды — Земля и Венера, а огромная, хвостатая комета, вытянувшаяся вдоль своей орбиты к Солнцу, пока ещё скрытому за горизонтом. Рядом с нами стоял на своей треноге телескоп. И мы спорили, увидим ли мы пиксели «матрицы», посмотрев на комету через него.

Возвращаться в реальность из воспоминаний о грёзах очень не хотелось. Однако, не то, чтобы у меня был какой-то выбор.

Я знала, что разговор с тёткой не будет приятным, и не хотела её видеть, несмотря на то, что вся остальная моя семья мертва, убита фунджанинами. Убита в тот день, когда нас с тёткой захватили в рабство, сделали, как говорят в Секторе, ногфлерами.

Избежать этого разговора было невозможно. Я осмотрелась, чтобы заставить себя принять действительность.

Позади меня, на центральной площади посёлка, подавляя всё вокруг, и доминируя, возвышалась статуя Отцов-Основателей. Силуэты увековеченных, вошедших в историю мужчин чернели на фоне красного Марсианского неба, а длинная тень пролегла на багровом песке почти до самого конца улицы. На ней почти не было видно других людей. Они либо внутри, в жилищах, либо еще не вернулись в наш 42й поселок со своей смены, как совсем недавно сюда приехала я. Я подумала, что хорошо, что Дупер так и вкалывает в своей шахте, и прибудет в посёлок только на закате. Надеюсь, я с ним сегодня не встречусь! Ведь он совсем не похож на того, кто мне сегодня приснился. Он такой примитивный и тупой! Хорошо, что хотя бы во сне я обнималась и наблюдала комету с тем, с кем хотела быть вместе. Окружающий меня пейзаж пока ещё был погружён в привычную красную, дневную палитру Марса. Однако, посёлок уже готовился к своим обычным вечерним ритуалам.

Я шла по узкой улочке, петлявшей как вход в ловушку. Я проходила мимо ставших такими привычными, за последние три года, бараков. Не задумываясь о них, обходила знакомые тупики. На плечи давили лямки кислородного баллона. Правую руку оттягивала изготовленная мной в оптической мастерской подзорная труба, а левую тянул вниз вживленный в нее ПИК — персональный имплантированный компьютер. Он изготовлен по примитивным, всё более упрощающимся технологиям Сектора, и не отличался ни компактностью, ни малым весом. Всё никак не могла к нему привыкнуть. На душе было еще более тяжело от предстоящего разговора с тёткой. Я устала за рабочий день, а ведь он для меня пока закончился — я ещё должна проверить работу оптической стабилизации трубы по ночным зданиям поселка, перед тем как этот заказ военных Сектора будет закрыт. Под ногами скрипел красный марсианский песок — Сектор вымостил камнями только центральную площадь.

Чем ближе я подходила к бараку тётки, тем тяжелее мне было на душе. И тем меньше мне хотелось думать о предстоящем разговоре. Да что там! Хотелось думать о чём-то совсем другом, более возвышенном, романтичном… Как сегодняшний сон. Хотя подумать и спланировать разговор стоило.

Когда я возвращалась домой с работы в Столице, я получила от тетки мыслеграмму, которая звенела пружиной теткиного нетерпения, и пахла ее болезнью. Хотя я и была зажата со всех сторон набившимися в кабинку канатки ногфлерами, в этот момент я ощутила липкий страх остаться, после смерти тётки, совсем одной. Однако, её нетерпение, переданное мыслеграммой, не предвещало ничего хорошего.

Хотя тетка и не упомянула в тексте сообщения о чем она хотела поговорить, я догадывалась, что именно ей от меня нужно — она опять будет нудеть о том, что моему телу осталось ещё года три биологической молодости, напоминать близости моего совершеннолетия, во время которого должно произойти кое-что настолько ужасное, что я хочу об этом думать ещё меньше, чем о другой теме предстоящего разговора: она обязательно опять будет пытаться выдать меня замуж за нашего единственного с ней в Секторе единоверца — скучного, тупого, лысеющего, рано оскуфевшего от тяжелой работы шахтером Дупера.

Нет, он точно не мужчина моей мечты, я заслуживаю совсем другого мужа! Больше всего на свете мне хотелось убрать его из своих официальных женихов, куда его добавила тётка, пользуясь тем, что она моя официальная опекунша, а я всё ещё несовершеннолетняя. Если бы не этот статус Дупера, по правилам Сектора, он бы не смог мне мыслеграммить, и ему было бы запрещено со мной начинать разговор первым, и я могла бы его просто игнорировать, как и других членов его касты. Правила Сектора, конечно, были ужасными, но именно в этой части они не казались такими уж несправедливыми лично ко мне. Это тётка виновата в том, что он мне досаждает.

А ведь можно было бы говорить совсем не о Дупере, или о возрождении нашей религиозной общины через брак с ним — я бы очень хотела поделиться с тёткой чувством хорошо сделанной работы, которую держала в руке. А еще, хотела ей пожаловаться на то, через что я каждый день прохожу в нашей Лабе, особенно на напоминания фунджанинов, что значат продольные полоски на моем фиолетовом костюме. Брр, это ещё одна тема, о которой совсем не хочу думать! Наверное, мне был нужен кто-то выговориться, и тетя подходила для этого как никто больше, ведь она была не только моей единственной родственницей в Секторе, но и сестрой по вере. Кто еще поймет меня?

Еще в вагончике канатки меня осенила идея, как убедить тетку, что есть и другой путь добиться увеличения численности представителей нашей общины в Секторе — рожать детей от унылого Дупера вовсе для этого не обязательно: я крепко держала эту идею в правой руке. Брутальная, большая, тяжелая, выкрашенная в красно-черный военный камуфляж, подзорная труба казалась неуместной в этом месте, и тем более в моей маленькой ладони. Тут и там я ловила удивленные взгляды редких прохожих, бросаемые на нее и меня.

Над каждым ногфлером дополненная реальность примитивного, но функционального нейрочипа Сектора выводила личный номер и различные иконки, среди которых превалировала иконка неквалифицированных ногфлеров, принадлежащих этой улице. Что, впрочем, было заметно и по цвету комбинезонов наблюдавших за моим возвращением: почти все они были мужского, коричнево-полосатого, и женского, желто-полосатого цветов.

Одна из коротких, желто-полосатых фигурок было направилась в мою сторону, однако вскоре передумала: кажется, усталость в ней пересилила любопытство, и ее длинная, вечерняя тень заскользила по красному песку в сторону более близкой к ней массивной конструкции, доминирующей над другими бараками и состоящей из десятка сваренных в месте промышленных бочек, догадавшись, что я направляюсь именно туда. Другие здания в посёлке тоже состояли из бочек, лежащих на песке горизонтально, но были в разы меньше, особенно на соседней улице, где жили специалисты в своих индивидуальных ночных бочках.

Не только местные ногфлеры отбрасывали редкие, вечерние и лениво шевелящиеся силуэты, подавленные размерами фигур Отцов-Основателей; куда больше и чаще вокруг стелились тени от импровизированных жилищ. Бочки удерживались на месте с помощью кольев, глубоко вбитых в марсианский грунт, и приваренных к ним металлических тросов.

Всё вокруг было покрыто свежей ржавчиной, наросшей на металле от недавно прошедшего сильного дождя. Вода впитала углекислый газ из атмосферы, а химическая реакция превратила её в кислоту. Влажность на планете все еще росла, несмотря на оборванный, почти восемьсот земных лет назад, процесс терраформинга. Мне стало жаль, что я пропустила сегодняшний ливень, работая в лабе днём — за прошедший влажный сезон я так и не увидела это редкое погодное явление. Порыв ветра пронес мимо меня облачко песка, и я рефлекторно прижала кислородную маску плотнее к лицу, чтобы под неё не набилась вездесущая, абразивная марсианская пыль, которая хоть сегодня и слиплась от влажности после дождя, но всё ещё оставалась опасной для лёгких и желудка человека.

Мой разум, не желая думать о предстоящем разговоре с тёткой, попытался найти что-то положительное в моменте: хотя бы то, что терраформирование Марса, пусть и было заброшено после Сингулярной Катастрофы, успело поднять давление атмосферы достаточно, чтобы мы могли не носить громоздкие скафандры.

В Секторе рассказывали самые дикие легенды о Катастрофе. Одна из них утверждала, что Отцы-Основатели прервали терраформирование намеренно, чтобы люди на Марсе не стали слишком изнеженными. По другой, ещё более абсурдной, Сингулярную Катастрофу назвали так потому, что другие Отцы-Основатели оставили свое «стадо» фунджанину Деду, а сами улетели в другую галактику через гравитационную сингулярность — микроскопическую черную дыру, якобы вращающуюся вокруг Венеры. И по-прежнему дают от туда советы Деду. Сразу отвечают ему, когда он требует от них советов — принимает их прямо на свой совершенный, досингулярный нейрочип, напрямую умеющий работать с мыслями.

Абсурд! Любой, кто хоть немного изучал древние учебники по астрономии, знает, что черных дыр в Солнечной системе нет, по крайней мере точно нет на орбите вокруг Венеры. И что при приближении к такой дыре, человек будет порван на кусочки, превратившись в спагетти. Ещё большим бредом казались рассказы про передачу советов из чёрной дыры: то, что я узнала о физике, занимаясь самообразованием в Общине, до нашего с теткой обращения в ногфлеры, заставляло меня чувствовать глубочайший скептис ко всем перемещениям быстрее скорости света.

Наша община Свидетелей Симуляции придерживалась иного взгляда: мы верили, что произошла катастрофа с программным кодом мироздания, и весь мир за пределами Марса превратился в пиксели.

Именно из желания увидеть эти пиксели я и увлеклась оптикой, хотя многие в общине не одобряли моего интереса. Родители поддержали меня, возможно, желая отвлечь от… других проблем, о которых я тоже привыкла не думать. Это было лучшее начинание в моей жизни: только благодаря моим знаниям оптика фунджанины сохранили мне жизнь. Теперь я не просто ногфлерка, но ногфлерка-специалист.

Но чем больше я изучала науку, тем чаще мне приходила в голову крамола: что, если никаких пикселей нет? Что, если в Великом Извинении Оператора — не написана правда? Вся наука построена на сомнении в теориях, и на их доказательстве. На готовности отвергнуть идеи, если они не соответствуют фактам. Наши священные тексты устроены совсем другим образом: в них императивно изложена Истина, дарованная нам Оператором Симуляции. Мы не должны в ней сомневаться. Однако, увлечение наукой приучило меня задавать вопросы самой себе о самых, казалось бы, незыблемых истинах.

Это отец научил меня сомневаться во всём и искать истину. Однако, он так и не объяснил мне, как не бояться узнать ответ. Я думаю, решение в том, что я должна верить в изложенное Оператором без каких-то сомнений. Принимать эту истину как аксиомы в геометрии, ведь Оператор не прав быть не может. Ситуация, когда реальность результатов экспериментов противоречит реальности Великого Извинения - не возможна, поэтому я и не должна волноваться.

Однако, с момента последнего нашего разговора с отцом, когда он, смертельно раненный солдатами Сектора попрощался со мной, прошло несколько лет, а я так и не достигла прогресса в развитии своей Веры.

Размышления на эту тему более не утешали, а наоборот, ужасали. Так что, я отогнала их и сосредоточилась на реальности — я, наконец, дошла до теткиного барака.

Я подошла к шлюзу. Из-под ржавчины виднелись фрагменты QR-кода, нечитабельного для моего нейрочипа. Я подняла руку и потёрла поверхность. Куски ржавчины отвалились, и медленно упали в ослабленном тяготении Марса на грунт.

Фрагменты QR-кода пропали, зато проявилась надпись «Посёлок 42, закрытый барак для низших ногфлеров BN-5». Я сосредоточила взгляд на этой надписи, и ПИК на моей левой руке загудел охлаждением своих медленных и горячих процессорных ядер. Через мгновение, я получила мыслеграмму:

> Демон барака BN-5. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, назови цель посещения?

Я привычно накликала ответ мысленным взглядом на всплывшей, в моём поле зрения, клавиатуре: «Посещение родственницы». Через несколько мгновений перед моими глазами появилось зелёное сообщение: «Доступ разрешён. Списано 5 трудосолов налога на общение с представителями касты низших. На счёте: 10». В душе угнездилась тревога: как тётка меня встретит? Есть ли надежда, что она не будет навязывать мне брак с Дупером? Будет ли терзать меня другими проблемами, которые я всё равно невозможно решить, а потому, о них лучше не думать? В любом случае, дороги назад нет: я заплатила не только эти 5 трудосолов, но ещё 10 из своих накоплений, чтобы тётку отпустили с работы сегодня раньше, чем обычно.

Овальная дверь шлюза скрипнула, отворяясь. Я сделала шаг внутрь, и дверь за моей спиной с тяжёлым, лязгающим металлическим звуком закрылась, заперев меня в тесном помещении. Стены шлюза были сделаны из старого, местами латаного заклепками свежей сварки металла, который давно потерял свой блеск. Под ногами скрипел красный песок, занесённый сюда с улицы предыдущими посетителями.

Сверху моргал свет одной-единственной, тусклой лампы накаливания, сигнализируя о том, что она почти перегорела из-за нарушения своей герметичности. Если бы она находилась внутри, в богатой кислородом атмосфере, это бы давно произошло. Впрочем, скоро это обязательно случится, когда дуговой электрический разряд лампы разложит до активных форм фтора, медленно просачивающиеся внутрь крупные, неповоротливые молекулы суперпарникового газа — гексофторида серы, использованного для тераформинга планеты.

Дополненная реальность нейрочипа подсветила красным, запретным цветом входную дверь, и вывела передо мной постепенно ползущий вверх столбик давления. ПИК опять загудел своими вентиляторами, пока его программное обеспечение связывалось с демоном барака, и управляло нейрочипом, который влиял на зрительную кору моего мозга, и передавал то, что я вижу, назад в ПИК для обработки.

Сверху шипели клапаны компрессоров, через которые подавался воздух, а металл шлюза дрожал от приводивших их в действие электромоторов. Перед моим взглядом менялись, зеленея несколько информационных столбиков. Индикатор общего уровня давления и парциального же давления кислорода увеличивались, а столбики углекислого газа и гексафторида серы уменьшались. Я рефлекторно сглотнула, чтобы избежать заложенности ушей. Когда дополненная реальность дала мне знать, что процесс завершен, перед глазами появилось еще одно сообщение:

> Демон барака BN-5. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, в связи с прошедшим дождем, процедура изменена. Жди, идет дополнительная очистка.

Тугой поток воздуха подул снизу, и красная пыль, клубясь, закружилась в потоке, стремясь в вентиляционные решётки на стенах. Густая взвесь рассеивалась, и я молча смотрела, как оставшаяся часть осела тонким красным слоем на полу. Этот оттенок — вечный спутник марсианской жизни, особенно в сезон дождей, которых, в последнее столетие, бывало уже не меньше десяти за влажный сезон. Во всяком случае, я об этом читала в хрониках Общины до того, как нас с теткой захватили в рабство.

Я сняла надоевшую кислородную маску и прицепила её на липучку на спине. Лицо сразу начало зудеть, а кожа покрылась слоем мелкой пыли. Я провела рукой по щеке, стирая прилипшие крупицы. Под маской кожа вспотела и оставалась влажной, отчего зуд лишь усиливался. Я знала, что давление маски всегда оставляло на скулах и носу неприятные вмятины. Они и сейчас напоминали о себе при каждом движении мышц лица. Я потёрла нос, но это не помогло; вместо облегчения ощутила только стянутость и покадывание. Захотелось в душ, который мне разрешали посещать в Лабе. Хотя и влажные салфетки бы помогли - пачка таких сейчас валяется у меня дома.

Внутренняя дверь распахнулась с таким же скрипом, как и входная. В нос шибануло смесью сырости, затхлости, гнили и ржавчины. Я замерла, привыкая к запахам. Сквозь открытую дверь неслись звуки, издаваемые множеством скученных, больных людей — проспыпающейся на работу ночной смены из низшей касты ногфлеров. Я зашла внутрь. Внутренность промышленной бочки была забита двумя рядами многоярусных кроватей, между которыми находился узкий проход. Дополненная реальность, считывая и интерпретируя QR-коды, обозначала иконками с номером низшего каждую кровать, и лежащих на них людей. Часть кроватей была свободна. Для них так же указывался владелец, либо кровать помечалась зеленым маркером «свободна». В торцах кроватей находились ящики для личных вещей. Когда я посмотрела на один из них, дополненная реальность пометила его красным маркером и надписью «доступ запрещён» — кое-какие права у таких ногфлеров всё же оставались.

Я двигалась вдоль рядов кроватей, переходя из секции в секцию. Вокруг устало шевелились и кашляли больные люди в полосатых комбинезонах темно-зеленого и салатного цветов — униформы низшей касты ногфлеров, работа которых была не только вредна для здоровья, но и смертельно опасна. Старые промышленные бочки, сваренные между собой, создавали длинные, узкие коридоры, освещённые тусклыми лампами. В воздухе витал тяжёлые запахи старого металла и пыли, впитавшейся в вогнутые внутрь стены. Однако, последние были оживлены в дополненной реальности нарисованными на них QR-кодами, ссылающимися на голографические фотографии и видеоролики Социальной Сети Сектора. Чаще всего попадались изображения спортсменов-фунджанинов Сектора, по-геройски павших на Панмарсианских Олимпийских играх. Однако, встречался и гордый, довольный жизнью фунджанин Шен, впервые в истории Сектора получивший бронзовую медаль, и потому оставшийся в живых[сноска 1.1] Но ещё чаще, мелькали привычные изображения фунджанина Деда и его ближайших соратников, основавших Сектор. Вряд ли Шенли, несмотря на своё свершение, может приблизиться по своей славе и величию к одному из Отцов-Основателей.

Ведь Дед, по другой легенде Сектора, был одним из ближайших соратников другой легендарной личности — Элона Маска, сыгравшего ключевую роль в появлении людей на Марсе. Точнее, мифология Сектора рассказывала, что это Маск был павшим, на первых панмарсианских играх, ближайшим соратником деда. Но в хрониках нашей общины Маск упоминался в совсем других историях, и далеко не всегда в положительном контексте, и умер он в них вовсе не на Марсе, а на Земле. А фунджанин Дед не встречался в них ни разу. Я думаю, истина где-то посередине. В конце концов, хроники это не Священное Великое Извинение Оператора Симуляции, и уж наверняка наш летописец где-то, местами, приврал. Во всяком случае, статуя отцов-основателей всегда изображала их обоих: и Маска и Деда. Несколько реже попадались и фотографии и видеоролики павших гладиаторов Сектора, бои которых устраивали, для знатных гостей, либо развлечения публики, фунджанины сектора.

Я прошла мимо небольшого помещения с кухней, где несколько мужчин, в их зелено-полосатых футболках и штанах, тихо общались с друг другом, поглощая свой сойлент. Низшие ногфлеры узнали меня, и кивнули, вернувшись к общению с друг другом. Чуть поодаль, в этой же секции, располагались туалет и комната для сексуального уединения. Я знала, что в этом бараке, скорее всего, цифровая очередь на кухню и в туалет, за которыми следит демон барака, занимала несколько часов. А в комнату для уединения, из которой прямо сейчас доносились стоны и ахи, аж несколько дней. Услышав эти звуки, я покраснела, и попыталась быстрее пройти это место.

Наконец, я дошла до секции тётки. Она уже ждала меня, видимо предупрежденная демоном барака о моём визите. Моё сердце сжалось от того, что я увидела. Я всё ещё помнила её совсем другой, до её опускания в касту низших, когда она выглядела куда моложе своих лет, ведь наша жизнь в Общине и далеко не была такой выматывающей, как после переезда в Сектор. Сегодня тётка выглядела ещё более измождённой, чем во время нашей прошлой встречи. Её бледное, болезненное лицо было покрыто сеткой тонких морщин, и оспинами химических ожогов от контакта с парами фторсодержащих соединений, разъедавших кожу. На левой руке, рядом с ПИКом, виднелась гноящаяся язва — тётка, как и я, всё не могла привыкнуть к тяжелому компьютеру, вживлённому в руку, и получила производственную травму.

Волосы тётки были куда более короткими, чем в прошлом — её, как и других женщин, обрили во время церемонии опускания. Они немного успели отрасти, но стали куда хуже. Чтобы спасти их от воздействия химикатов, тётка собрала свои преждевременно поседевшие и выпадающие пучками волосы в жидкий хвост. Одна из прядей выбилась из хвоста тётки, и колебалась от работы вентиляции барака.

Однако, не похоже было, что жизнь в Секторе её сломала. На мои глаза навернулись слёзы, и я обняла родную фигуру в плотном едко-салатном полосатом комбинезоне с множеством карманов, скрывающих её фигуру. Она не успела переодеться после работы.Тётка обняла меня в ответ, и её объятия ощущались неожиданно сильными, несмотря ни на на её прерывистое и хриплое дыхание, ни на то на то, что её грудь, крепко прижатая к моей до боли в ней, поднималась и опускалась с заметной одышкой. Постояв в объятиях, тётка отстранилась от меня и сказала оспишим голосом:

— Дай-ка на тебя взглянуть, моя девочка! Совсем взрослой стала, красивой, не узнать! Я тебя почти и не вижу больше.

На моей душе разливалось тепло, и я на миг забыла свои опасения, наслаждаясь редким моментом гармонии в отношениях с женщиной, которая стала для меня, после гибели родителей, самой близкой на свете. Однако, сентиментальный момент был неожиданно испорчен репликой тётки:

— Вот оно как! Теперь понятно, почему Дупер так просит твоей руки! — она сжала мои плечи, впиваясь в меня оценивающим взглядом. Фторсодержащие химикаты могли заставить глаза тётки покраснеть и слезиться, но не были в силах ни изменить их жгучий, янтарный цвет, ни тем более погасить в них фанатичный огонь Свидетельницы Симуляции. — Ну, не тяни. Нечего брату по Вере ждать. Вряд ли мне или Дуперу осталось больше пары лет. Гнилушка[сноска 1.2] съест мои лёгкие. Он тоже заболеет.

Она ещё сильнее сжала мои плечи, её лицо, прежде светящееся искренней любовью, стало жёстким, словно камень, а голос стал тише. Тётка громко зашептала.

— А ты обязана, слышишь? Обязана дать жизнь новым Свидетелям. Есть вещи поважнее и меня, и тебя, и жизни нашей, особенно Дуперовской. Это община, и это Истина, свет Великого Извинения Оператора, она не должна погибнуть, — Тётка надсадно закашлялась, а я обиженно молчала, глотая наворачивавшиеся слёзы. Прокашлявшись, родственница отрезала, — Ты обязана родить детей и воспитать их в нашей вере. Это твой твой долг перед миром и Оператором. Свет Откровения Оператора Симуляции не должен пропасть, будущие поколения обязаны узнать о нём, чтобы Оператор не обиделся и не выключил вычислительный процесс Симуляции.

Я замерла, не зная что ответить. Слова тётки, резкие и острые, словно резцы фрезерного ЧПУ-станка, пытались обтесать меня, выдирая и обрезая мои чувства, мысли, мечты с мясом. Она смотрела мне прямо в глаза. В моём прошлом теле я была чуть выше неё. Но в этом новом, быстро стареющем, куда роботизированный хирург Торговой Лиги, оставшийся с досингулярных времён пересадил мой мозг, я была, напротив, ниже. И внимание тётки, возвышающийся надо мной, подавляло. Мне казалось, что густой, янтарный взгляд тётки видит меня насквозь. Все аргументы, которые я заготовила, вылетели у меня из головы. Из моих глаз потекли слёзы. Я почувствовала себя одинокой, а тётку отстранённой, словно она и не держалась за мои плечи минуту назад, а между нами, напротив, пролёг Великий каньён Маринера, раскинувшийся к Юго-Западу от Сектора.

— Тётя… — мой голос предательски дрогнул. Я не знала что ей сказать. — Тётя, разве это… Разве это всё, ради чего мы живём? А как же любовь между мужчиной и женщиной, воспетая Оператором? Прости, но я не люблю Дупера. Пожалуйста, ты бы не могла удалить его из моих официальных женихов? Не хочу с ним общаться!

— Оператор, конечно, воспел любовь между мужчиной и женщиной. Но это не твой случай, Астра. Я приняла новую тебя и твоё новое имя не только потому, что я тебя люблю, но и потому, что кому-то нужно возрождать общину! Не может идти и речи о том, чтобы я удалила его из твоих женихов в системе. Тогда он, как опущенный фунджанинами, не сможет за тобой ухаживать!

Мне не понравилось это напоминание о… моём прошлом, о котором я старалась забыть, ещё больше не понравился категорический отказ просьбе исключить от Дупера из моей жизни, но я не успела что-либо ответить, потому, что в этот момент раздались чьи-то хлопки, к которым стихийно присоединились и другие ногфлеры, наблюдающие за сценой.

Я обернулась, и увидела, видимо, ту же любопытную желто-полосатую фигуру, которая заметила меня и мою трубу на дороге к бараку BN-5. Я перевела взгляд на лицо девушки, и мне не потребовалась подсказка от нейрочипа, чтобы мгновенно узнать Машку из клининг-команды — главную сплетницу нашего посёлка. Машка стояла, скрестив руки на груди, её карие глаза горали любопыством и радостью от наблюдения за нашей ссорой, а на её губах застыла едва сдерживаемая усмешка. Со своих многоярусных кроватей за нами наблюдали другие ногфлеры: одни насмешливо улыбались, другие недоумённо переглядывались. Я почувствовала, как чужие, презрительные взгляды пронзают меня, словно прожектора, выхватывающие на сцене земного, досингулярного театра, персонажа-преступника — я любила изучать древние видеоролики в детстве.

Машка продолжила хлопать до тех пор, пока не убедилась, что всё внимание теперь направлено на неё.

— Ну у тебя и яркая тётка, Астра, — хихикнула Машка, — сумасшедшая, как и ты. Но какой пафос! Скоро тебя опустят, как и её. Все знают, что чем больше общаешься с низшими, тем чаще Отцы-Основатели, наблюдая за нами из своей сингулярности, приказывают системе опустить общающегося. А когда вы обе помрёте, тебя забудут, а вот её нет. Ну и бред вы с ней несёте! Какая-то симуляция… Какой-то её оператор… Если бы я не знала твою тётку до её опускания в низшие, подумала бы, что она надышалась химией до глюков.

Я почувствовала, что обидные слова Машки пронзили и разорвали меня на куски своей невероятной энергией насмешки. Всесокрушающей энергией, словно у раскалённой капли металла, расплавившейся в своём полёте от трения о редкую марсианскую атмосферу, выстреленной из рейлгана Торговой Лиги, и обратившей целое здание в пыль. Эту случайно виденную мной демонстрацию для фунджанинов нашего сектора устроили менеджеры-продавцы торговой лиги Лиги, когда их торговый караван посетил Сектор пять лет назад.

Машкины слова с хулой Оператора и нашей с тёткой Веры были крайне неуместны. Хотя я и, боясь признаться самой себе в этом, и сомневалась в её догматах, но слышать вот это всё от непросветлённого человека, терпеть эти циничные, богохульские фразы я была не намерена.

— Держи своё мнение при себе, Машка, — резко сказала я, старалась унять дрожь в голосе.- Ты… ты просто не понимаешь! Это никакой не бред. Оператор существует, и он управляет нашей жизнью, следит за каждым нашим шагом, за каждой мыслью. Он может рассердиться на тебя, и убить за такие слова, не обратив внимание на то, что ты слишком слепа и не понимаешь, что творишь, возводя на него хулу!

— О, вот оно как? — её голос звенел от насмешки. — Это я слепа? А что-то ещё может сделать ваш оператор, кроме как грозить, устами своих фанатиков, убийством? Ничего? Я так и знала.

Её неожиданно поддержал зелёно-полосатый мужчина с усами, которые тот почему-то не стал сбривать, несмотря на очевидные проблемы с кислородной маской. Я подвела к нему взгляд, и нейрочип считал раньше моего сознания QR код с одной из его татуировок, ну или с одежды — понять откуда было нельзя, так как нейрочип тут же подменял этот участок поля зрения, вместо этого выводя информацию из Социальной Сети Сектора в дополненной реальности. Я сосредоточила взгляд на незнакомом лице, и прочитала всплывающую подсказку: Макс, смотрящий за бараком низших ногфлеров BN-5. Назначен третьего 1-го мая, взамен прошлого, выбывшего смотрящего.

— Машка права. Докажи нам, яви чудо: скажем, она хвасталась, что пробовала фунджаниновскую еду. Но вот они все вокруг, — он обвел вокруг рукой, — умрут совсем скоро, так и не попробовав ничего, вкуснее сойлента или вонючих протеиновых баточников. А с недавних пор, как мы стали низшими, нам даже внушить себе через нейрочип один из прежде разрешённых вкусов больше нельзя.

Однако, Машка никак не выразила благодарность Максу за то, что он её поддержал. Наоборот, она ответила ему злым голосом, отметив сальный, раздевающий взгляд, которым Макс наградил сперва Машку, а теперь и меня. Последнее, кажется, её почему-то разозлило.

— Какая ещё фунджаниновская еда? Макс, ты опущенный. Как ты посмел заговорить со мной опять? Ты что, барханы спутал, забыл своё место? Я же больше не веду с тобой дела. Не таращься так на меня, зенки раньше времени отсохнут. Впрочем… Спасибо, что напомнил о себе, теперь я тебя удалила из списка своих контактов, чтобы ты мне больше не мыслеграмил. Нет, не прощу. Никогда.

— Я к тебе по хорошему, мы столько дел вместе сделали, а ты до сих пор дуешься из-за какой-то ерунды, — обиженно сказал Макс, забыв обо мне и тётке. Я вспомнила, что их часто видели вместе этим летом. Да и ходила сюда зачем-то Машка не первый раз. Я подумала, что Машка и Макс мутили что-то вместе… Незаконное. Но моё ли это дело, что они, видимо, обманывают фунджанинов? Пожалуй, я должна это приветствовать. Ведь оператор воздаст своим Наказанием за зло только после смерти. А фунджанины бессмертны. Когда ещё их убьют враги и несчастный случай!

— Это ты сотню трудосолов, которые я потеряла из-за твоего головотяпства называешь пустяками? — не захотела прощать Макса Машка — раньше хоть денежный смысл был, путаться с таким опущем как ты. А теперь, когда ты меня обокрал, какой с тебя прок?

— Раз так, больше не зайдёшь. Ты теперь в стоп-листе у демона барака, а теперь пошла отсюда вон, — И добавил, — сами будем убираться, без тебя и твоих роботов-пылесосов, краснопыль.

— Ты пожалеешь, Макс. Я напишу на тебя жалобу, что ты заговорил со мной, и вот с ней, — Машка указала на меня, ни чуточки не смутившись, что минуту назад предсказывала, что я тоже окажусь в низшей касте — следующий смотрящий будет мудрее, и не станет связываться с клининг-департаментом.

— Ты, конечно, можешь кинуть на меня репорт. Но не думала ли ты, что я не просто так стал смотрящим в этом бараке? Что, если у меня тоже есть связи?

Слушая переругивания Макса и Машки, я постепенно успокоилась, и, наконец, решилась опять привлечь к себе внимание:

— А я смогу вам всем доказать, что наш мир нереален, и мы живём в Симуляции! — Я подняла вверх камуфляжную трубу, сняв крышку с её объектива, и заявила с уверенностью, которой вовсе не чувствовала, — после заката я пойду на холм-террикон, закрывающий запад, и поднимающийся выше плотного, приземистого слоя гексофторида серы, мешающего астрономическим наблюдениям, своим высоким коэффициентом преломления, и посмотрю в трубу на Землю и Венеру. Я уверена, что рядом с Венерой не будет никакой чёрной дыры, а сама Венера, да и Земля обернутся пикселями! Запишу это всё, и выложу в социальную сеть, чтобы вы все посмотрели и убедились!

Выпалив это всё, я тут же пожалела, что поддалась на провокацию: это и была моя идея, как можно расширить нашу с тёткой и Дупером общину, не ложась под него. Скорее всего, никто не понял о чём я говорила: без образовательной лекции по оптике не стоило упоминать коэффициент преломления.

Машка ещё раз уставилась на меня тем же насмешливо-любопытным взглядом, и сказала, сделав вид, что видит устройство в первый раз:

— О, военная труба. В мужских цветах. Как неприлично, стыдно. Ещё позорнее, чем общение с опущенными. Ты совершенно аморальна… Впрочем, это твоё прошлое, наверное, не даёт тебе понять, что женщинам носиться с мужскими вещами не должно! Где ты её взяла вообще? Украла?

— Я сама сделала эту трубу, и сама её покрасила в камуфляж, я же оптик — сказала я покраснев, и начав оправдываться — да и как я могу её украсть? Нашей касте ногфлеров-специалистов запрещены рюкзаки, чтобы мы не выносили оборудование фунджанинов. У меня… У меня задание, связанное с трубой в посёлке. Не могу рассказывать — военная тайна, я подписку давала.

— Да какая разница, сама ты её сделала или нет? Главное, что ты, бесстыжая, позоришь нас всех, весь посёлок!

Я пожалела, что пришла в тёткин барак. Нужно было позвать тётку к себе в гости, и вести неприятный разговор, который нельзя было избежать, без чужих взглядов и ушей, особенно Машкиных. Но за каждый такой визит приходилось бы платить уже не 5 трудосолов налог, а пятьдесят — правила были созданы так, чтобы с низшими никто лишний раз не общался. Впрочем, для моей касты, специалистов, платные запросы к системе было разрешено делать в кредит. После того, как меня перевели в касту ногфлеров-специалистов, мне начисляли по два трудосола в день. Неквалифицированным ногфлерам платят по трудосолу, а у низших забирают половину трудосола в виде налога на своё существование. Они получают только половину.

Однако, дело было даже не только в деньгах — мне очень не хотелось лишний раз дёргать больную женщину, и заставлять её идти на другой конец посёлка. Она явно ходила с трудом, мучаясь от одышки, и с трудом дошла с работы до канатки, и от канатки до барака уже в посёлке. Нужно было что-то делать со скандалом. Так мы не поговорим с тётей.

Я вызвала экранную клавиатуру, на которой накликала сообщение мыслеграммы для Макса, приложив к ней эмоцию мольбы, не забыв отметить галочку, разрешающую опущенному ответить:

— Пожалуйста, Макс, пусти нас с тёткой поговорить приватно на кухню… Или в вашу секс-комнату.

Тот ответил почти мгновенно. От мыслеграммы запахло насмешкой:

— Ты что, лесбиянка? Поэтому с Дупером не хочешь? Но спать с родственницей… Осуждаю, впрочем, не моё дело

— Нет, я не лесбиянка, — не знаю зачем стала оправдываться я, приложив к ответу эмоцию оскорблённости. В Секторе, в отличие от нашей общины, ЛГБТ никак табуировано не было. В отличие от общения с низшими, — мне просто нужно… Поговорить с тёткой. Без Машки.

— Без проблем. Двадцать трудосолов, и я всё организую, — ответ Макса ощущался в мыслеграмме гладко-деловым, будто лакированный стол одного из клерков каравана Торговой Лиги.

— Но у меня столько нет, — с обидой настрочила я, — можно я отдам с будущей зарплаты за пару месяцев?

— Нет… Ты сумасшедшая, я тебе не доверяю, прости, — ответил Макс. Остальные ногфлеры вокруг наблюдали за тем, как мы переглядываемся, догадываясь, что мы обмениваемся сообщениями. Машка же с заметным сожалением, видимо, подгоняемая демоном барака, покинула нас ещё в самом начале нашего немого общения, почему-то унося на своём плече второй кислородный баллон. Вслед ей грустно и зло смотрел один из темнозелено-полосатых ногфлеров.

Внезапно вдруг приходит автоматическая мыслеграмма, от которой шибает страхом, и требованием подчиняться:

≫ Говорит демон посёлка номер 42. Местное время: 17:30:00. Ежегодный ритуал опускания ногфлеров, взамен умерших, состоится сегодня в 20:30 — чуть больше, чем через полтора часа после заката, во время восхода Фобоса. Явка всех ногфлеров обязательна!

≫Говорит демон посёлка номер 42. Местное время: 17:30:02. Дополнительное сообщение. Инкубаторский департамент прислал запрос на плодовитую самку ногфлера, взамен умершей при родах. Назначение подходящей ногфлерки будет осуществлено сегодня, сразу же после ежегодной церемонии опускания.

Я почти не обратила внимание на это сообщение. В конце концов, до этого дурацкого ритуала ещё часы. Я должна успеть сделать то, что я задумала — сбегать на террикон и убедится в том, что пиксели на месте. Эта мысль успокаивала: в мире должна быть высшая справедливость. Оператор воздаст несчастным, опущенным ногфлерам по их страданиям, и они будут перезалиты после своей смерти в новых персонажей. Словам Машки о том, что я окажусь среди опущенных, я не верила. Как и не ожидала того, что меня обратят в шлюху фунджанинов, находящуюся в их репродуктивном и сексуальном рабстве: ведь кому-то нужно работать в Секторе специалистом. Я чувствовала, что на меня возложена Оператором особенная миссия, так что ничего плохого со мной не может случится. Я не зря столько лет учила оптику. Шла к этому годами. Боялась, что за оставшиеся мне несколько лет жизни фунджанины так и не разрешат мне вынести из лабы что-то, что может помочь мне увидеть пиксели. И вот, наконец, появился шанс остаться с собственной трубой ночью, спасибо заданию на проверку системы стабилизации трубы в темноте. Я не должна его упускать!

Конечно, мне ещё предстоит ужасный ритуал Права Первой Ночи, когда меня, в день моего совершеннолетия, в 10 Марсианских лет, или, по земному времени, в 19, должен изнасиловать один из фунджанинов. Ни одна ногфлерка не могла его избежать.Я подумаю об этом потом, когда разберусь с самым важным — моим экспериментом. Первая Ночь случится не сегодня, до неё ещё больше недели. Я предпочитала не думать о предстоящем ужасе, вместо этого обычно мечтая об идеальном женихе, не таком как Дупер, а сегодня все мои мысли были заняты моим экспериментом с трубой — заданием от военных на тестирование оптической стабилизации, и моим решением посмотреть на Землю и Венеру, убедится, что пиксели окажутся на месте.

Остро хотелось доказать им всем, особенно Машке, как они не правы! Я собралась было уходить, но меня догнала тётка. Она тихо сунула мне в руки кислородную маску с поцарапанным, марсианским песком, уже не совсем прозрачным забралом. В маске лежала записка, которую она как-то успела написать, чем меня очень удивила:

«Возьми маску, чтобы барчуки на опускании не глазели. И не волнуйся о первой ночи. Дам мазь, натрёшься, будешь вонять, и не будет риска что он тебя возьмёт, и ты понесёшь, сделает наложницей. Дупер твой единственный путь. Оставь глупые и опасные затеи с трубой. Забыла, что значат полоски? Да и холодно на терриконе ночью, там нельзя быть, замерзнешь! Помни, на тебе долг перед Оператором и общиной, тебе нельзя рисковать»

«Ну тётя и даёт, —

произнесла я про себя, холодея от ужаса. А если кто посмотрит запись «в облаке» Сектора с её или моей зрительной коры мозга? Это же сразу смертная казнь и её перезаливка Оператором в нового персонажа за эту затею с вонючей мазью! Хорошо хоть догадалась не мыслеграммить. А если мы переродимся в разных мирах, и я больше её никогда не увижу?»

Моё настроение изменилось, когда я испугалась за тётку, будто что-то надломилось во мне. Теперь, меня переполняли обида на тётку, на ногфлеров в этом бараке, на фунджанинов, на мир, и даже, наверное, на Оператора Симуляции. Я всё-таки прицепила маску на свободную липучку на спине, когда направлялась к шлюзу. А по моей щеке катилась слеза.

Я знала, что я делаю то, что фунджанины не одобрят. Но я так же знала, что Оператор меня защитит — ведь я задумала благое дело: записать Землю и пиксели в подзорную трубу, и силой своего разума убедить весь посёлок, что только вера в Оператора ведёт к Спасению!

====
[сноска 1. 1] Марсианский год примерно вдвое длиннее земного, поэтому в одном из известных вариантов марсианского календаря месяцы дублируются — первый и второй апрель, например

[cноска 1. 2] Эту историю можно прочитать в рассказе "Три Гонки"

[cноска 1. 3] патогенный грибок, предок которого прибыл с земли и скорее всего не был патогенным. Поражает лёгкие больных, ослабленных людей. Практически никогда не инфицирует здоровых, питающихся правильной пищей. Редко инфицирует неквалифицированных ногфлеров. Зато распространён среди низших. Тётка Астры, если болеет, то болеет именно им. Но так же может быть, её кашель связан с тем, что она надышалась соединениями фтора

Старая глава не влезает, отправлю следующим сообщением

[PippiTheLongstocking]

Старая первая глава

Скрытый текст - глава 1 - старая редакция:

420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября[сноска 1.1], вечер, Астра


Стою в шлюзовой камере, жду, пока автоматика откачает из неё воздух в баллон и заполнит марсианской атмосферой, так и оставшейся непригодной для дыхания, несмотря на предпринятую несколько веков назад попытку терраформирования. Прорезиненные стенки камеры дрожат от работы мотора, но его звук, первоначально громкий, становится тише из-за более низкого давления.
В моей руке подзорная труба кустарного изготовления. Её изготовила я сама, по заданию руководства Сектора, давно утерявшего почти все оптические технологии, и жадно скупающего подобные устройства в приезжающих, раз в несколько лет, караванах Торговой Лиги. Ничего особенного, по сравнению с покупными устройствами, в ней нет, кроме стабилизации изображения.
Примечательно другое: только благодаря этой трубе, а точнее, тому, что я увлеклась оптикой и читала про неё довольно много, решала задачки из ещё Земных учебников, написанных до Сингулярной Катастрофы[сноска 1.2], я всё ещё жива.
И, благодаря этому же, я теперь в рабстве. Или, как говорят местные жители Сектора, я ногфлерка. Вот, дверь шлюза открыта.
Я выхожу на улицу, оглядываюсь на свой дом, отбрасывающий длинные тени в свете вечернего солнца, состоящий из двух ржавых железных бочек, с пристыкованным к ним надувным шлюзом, установленных на ржавых же распорках, сделанных из чего-то напоминающего куски рельсов. Вероятно, я должна радоваться, что живу в отдельном доме, а не на нарах в одном из бараков, как обычные ногфлеры Сектора, которые не являются специалистами.
Должна, но не могу. Не могу, потому, что мне мне очень тяжело. Я устала, мне одиноко, ведь у меня не осталось никого, кроме тётки, отношения с которой далеки от благополучия. Вчерашний скандал с ней, которая в очередной раз пыталась выдать меня замуж за шахтёра Дупера, довёл до слёз, и я рыдала просто навзрыд, пока имплантированный в мою руку компьютер-пипбой[сноска 1.3 пипбой], получив информацию с нейрочипа о происходящем с моей психикой, не принял решение прекратить истерику, впрыснув мне в кровь коктейль веществ, помогающих против такого состояния. Однако, мне кажется, от вмешательства бездушной программы стало только хуже: когда я плакала в прошлом, после слёз наступал катарсис. После же попадания к фунджанинам, слёзы и другие внешние проявления истерики мне запретили, как и другим ногфлерам. Внешние, но не внутренние. Внутреннее ощущение черной безнадёжности никак не отпускало, и до сих пор мешало думать о чём-то ещё.
Я забрала трубу с работы домой, потому, что должна была протестировать систему стабилизации изображения в ночных условиях.
Задание можно было бы выполнить, проверяя работу трубы по объектам ландшафта посёлка, в котором я живу, но мне просто необходимы свежие впечатления, чтобы отвлечься от вчерашнего, какое-то приключение, что-то принципиально новое! Я решила использовать собственную трубу, чтобы посмотреть на Землю, таинственную прародину человечества, и место появления постлюдей — могущественных представителей сверхразума, который сменил человечество в качестве доминантной расы по всей Солнечной системе, кроме Марса.
Насколько я поняла из досингулярного видео и текстового контента, Люди не слишком-то приспособлены жить где-то кроме Земли, и мы должны были вымереть и на Марсе. Человечеству повезло не только успеть основать марсианскую колонию до появления искусственного интеллекта, но и поднять давление атмосферы в ходе незаконченного терраформирования до уровня заметно выше предела Армстронга[сноска 1.4].
Не знаю, выжили ли бы мои предки на Марсе, если бы были вынуждены одевать скафандр всякий раз, чтобы выйти наружу, но знаю, что мне бы сейчас было бы ещё более грустно, если бы на мне вместо моего фиолетового с полосками комбинизона и лёгкой кислородной маски был громозкий скафандр!
Я иду по улочке мимо других ржавых бочек, которые жители посёлка используют в качестве жилищ. На встречу мне с работы движутся усталые ногфлеры в полосатых комбинезонах разного цвета — на этой улице, где живут специалисты, в основном красного, мужского и, как у меня, фиолетового, женского цвета.
Полоски, брр! Только я о них подумала, и меня передёрнуло: полоски на комбинезоне должны были напоминать нам о том, что сделает с кожей нерадивого ногфлера хлыст, если фунджанин останется недоволен его работой. Да, меня тоже били хлыстом. Но нет, не хочу об этом вспоминать!
Каждый ногфлер в поле моего зрения подписан его именем, и, если задержать на нём взгляд, во всплывающем полупрозрачном окошке, номером. То же верно и для бочек-жилищ. Это старается мой нейрочип, а точнее, нейрочип и пипбой[сноска 1.3]— имплантированный в мою руку компьютер нашего, марсианского, а поэтому примитивного изготовления, который связывается с серверами Социальной Сети Сектора.
Только я подумала о нейрочипе и пипбое, как мне стало ещё более грустно — до того, как меня захватили в рабство, у меня был старый, досингулярный нейрочип, изготовленный на Земле до Катастрофы. Я подняла к глазам руку, и посмотрела на пипбой, который, на мой взгляд, портил то, как она выглядит, совсем не сочетаясь с моими тонкими пальцами своим брутальным видом с его монохромным зеленоватым экраном, сделанном с помощью кинескопа, а не LCD панели, изготавливать которые мы на Марсе разучились больше века назад до моего рождения. Мой старый нейрочип, который вырезали и отдали какому-то фунджанину, был достаточно мощным компьютером сам по себе, и не требовал внешней вычислительной поддержки. За что мне это всё? Мне кажется, люди на Земле были куда более счастливы, чем мы на Марсе. Возможно, это касается и фунджанинов. В каждом втором фильме у девушки на Земле был свой парень, который о ней заботился. Она просто сидела дома и ничего не делала, кроме как растила детей, и при этом говорила, что это очень скучно, и что она хочет на работу! С ума сойти.
Я завернула за угол, и вышла на площадь на краю посёлка. Поравнялась с недавно установленной, а поэтому ещё не ржавой бочкой с водой, используемой как главный резервуар посёлка.
В мутноватом металлическом отражении я увидела себя, и подумала, что, пожалуй, не всё так плохо в моей жизни: я по-настоящему красива. Это видно даже несмотря на одетую на меня фиолетово-полосатую кислородную маску, скрывающую всё лицо, кроме глаз. Повертевшись перед отражением, рассмотрела свою фигуру — у меня узкая талия, широкие бёдра, круглая, упругая задница и высокая грудь. Надеюсь, это поможет мне найти любимого человека, ведь, в отличие от знатной фунджанинки, у меня нет возможности спрятать и тем более исправить недостатки своей внешности. И я должна сделать всё, чтобы это был кто угодно, но только не Дупер!
Пожалуй, за свои внешние данные я должна благодарить своих угнетателей — у меня новое, искусственно выращенное тело, куда роботизированный хирург Торговой Лиги, оставшийся с досингулярных времён, пересадил мой мозг, с такими нужными для Фунджанинов знаниями в оптике. К сожалению, моё новое тело, из-за технологического регресса, должно будет стареть в несколько раз быстрее обычного. Но это не то, за что я должна ненавидеть фунджанинов: ведь если бы не это тело, я бы уже была мертва.
Тем не менее, у меня не так много времени. Мне кажется, его совсем мало, чтобы успеть пожить. Я считаю, моя жизнь должна гореть ярко и быстро, как подожжённая в атмосфере Марса струя фтора[сноска 1.5], вырывающаяся из реактивного двигателя.
Именно поэтому, преодолевая страх наказания, я иду на холм, который закрывает вид на Запад и Землю, мимо станции канатной дороги, на которую сейчас прибывает кабинка.
На всякий случай, я ускоряюсь, надеясь, что успею уйти прочь, до того, как люди из кабинки подойдут к программному барьеру, окружающему посёлок. Я бегу, и мой пипбой автоматически начинает подавать больше кислорода из заплечного баллона. Моё дыхание, такое шумное в этой дешёвой маске ногфлера, теперь шумит ещё больше. Успеваю подбежать к барьеру до того, как на тропинке к посёлку появится кто-то из прибывших. Перед глазами появляется красная, полупрозрачная стена. Я пытаюсь сделать шаг, но мои мышцы меня больше не слушаются, а перед глазами появляется надпись:
≫ сторожевой демон[сноска 1.6] посёлка N42. Внимание! Распознанна и заблокирована подозрительная активность. Ногфлер 116.114.97.112[сноска 1.7] по кличке Астра, Назовите цель покидания посёлка?
Кажется, я должна была подумать об этой проблеме заранее, ведь теперь я теряюсь, и не знаю что ответить цифровому вахтёру. Кликаю взглядом по клавиатуре, и пишу первое пришедшее в голову: «поддержание физической формы. Бег вверх и вниз по холму», но потом вспоминаю, что биочип в Секторе настроен у ногфлеров так, что периодически напрягает неиспользуемые мышцы, как бы это ни было для нас неприятно, что позволяет поддерживать физическую форму, даже если ногфлер не будет вставать с кровати месяцами, если бы такое кому-то из нас разрешили.
Сторожевой демон задумывается на несколько секунд, и предсказуемо пишет красной надписью перед глазами:
≫ В доступе отказано.
Тем временем, из башни, к которой причалила кабинка, выходит толпа неестественно бодрых, нервно переговаривающихся с друг другом людей. Это шахтёры в их оранжево-полосатых комбезах. Они под наркотиками, которые Сектор принудительно колет через пипбои всем, задействованным на тяжелых работах ногфлерам.
Ну и конечно же, среди них Дупер! Не очень понимая, что делаю, я, нервно оглядываясь, пытаюсь продавить программный барьер. Конечно же, это у меня не получается, зато Дупер легко преодолевает барьер с другой стороны, и сперва лапает за задницу, а потом вообще хватает в охапку, и шумно целует в ухо.
У него бешенные глаза с огромными чёрными зрачками — несмотря на то, что все люди на Марсе несут в своих генах устойчивость к ультрафиолету, задействованные на тяжелых работах долго не живут, потому, что слепнут от солнечного ультрафиолета, а бесполезные рабы Сектору не нужны. По какой-то причине, ногфлерам запрещены тёмные очки. Я думаю, фунджанины сделали это из соображений безопасности, для работы системы распознавания лиц, если идентификация по чипу почему-то засбоит.
Я чувствую омерзение, и пытаюсь вырваться из охапки обдолбанного, почти забыв о трубе, которую чуть не выронила. Последнее обдало меня волной ужаса, и я подумала, что должна использовать вместо силы, в которой преимущество у Дупера, разум, с которым у шахтёра проблемы даже когда он трезв.
Пытаясь игнорировать сильные, покрытые морщинами и химическими ожогами руки, похотливо ощупывающие меня, я подключаюсь к демону, лихорадочно накликиваю и отправляю: «доклад о нарушении закона о Праве Первой Ночи. Ногфлер личный номер 99.97.105.115.101.114 пытается получить то, что принадлежит только фунджанинам и до того, как заявитель доклада вошла в возраст». Перед глазами появляется красная надпись:
≫заявление о нарушении принято. Наложены обеспечительные меры в виде коллапса мышечной активности ногфлера 99.97.105.115.101.114, по кличке Дупер
Цепкие руки ослабевают, и мы валимся с утоптанной ногами ногфлеров тропинки на красно-чёрный, в свете заходящего солнца, песок. Я падаю сверху Дупера, мне не больно, но сама вышибаю из него дух, он начинает кашлять. Труба ударяется о его голову в шахтёрском шлеме, отскакивает, и катится в сторону. Я в панике вскакиваю, подбегаю к ней, но с облегчением вижу, что она цела. Тут же отправляю новую команду: «заявление о срочной работе по проекту зоркий глаз. Для отлова возможных редких багов в прошивке трубы необходим доступ на холм и наблюдение за посёлком сверху ночью после захода солнца». Компьютер что-то вычисляет несколько мгновений в своих электронных потрохах, удалённых от меня на несколько десятков километров и расположенных в датацентре в Столичном городке, а потом выдаёт:
≫заявка одобрена. Информация о заявке и предоставленном доступе отправлена начальнику проекта — фунджанину Деду.
Тут же понимаю, что завтра меня ждут большие проблемы. Но это будет завтра, а сейчас я свободна как птица, летающее животное на старой Земле, и я бегу, лечу вверх по склону холма, и даже не слишком досадую, когда перед глазами загорается сообщение:
≫заявление о нарушении не подтвердилось. Ногфлер 99.97.105.115.101.114, по кличке Дупер не нарушал половую неприкосновенность заявителя, и, по его утверждению, и не планировал нарушать. Если заявитель полагает этот вывод сторожевого демона ошибочным, заявителю рекомендуется эскалировать проблему до дежурного условного фунджанина. В случае, если вывод останется тем же, заявитель будет наказана.
Через мгновение я так же получаю входящую мыслеграмму от Дупера: «я просто хотел тепла, добра и понимания. Ты такая красивая и мягкая. И у нас с тобой осталось так мало времени. Ты точно хочешь умереть в одиночестве?», к которой приложена эмоция одиночества, хотя я уверена, что в реальности Дупер не чувствовал ничего, кроме похоти.
Я конечно же игнорирую сообщение, и бодро скачу вверх по камням холма, потому, что обувь комбеза не предназначена для таких путешествий, и утонет в песке. Вокруг постепенно темнеет. Я вижу дорогу всё хуже и хуже. Один раз, я недопрыгиваю до камня, и падаю.
В медленном, в пониженном тяготении Марса, падении я как всегда успеваю выставить свободную руку, больше переживая за трубу. Моя рука хватается за мягкое - это камень, который облеплен мхом. Мох постепенно распространяется по Марсу. Конечно же, я не получаю никаких ссадин благодаря всё той же сниженной гравитации, и плотному комбезу — я читала, что люди на Земле получали, при падении, травмы довольно часто.
Встаю, отряхиваю колени комбинезона от пыли, и включаю силой мысли фонарик на пипбое, вытягивая руку с трубой и имплантированным компьютером вперёд. Переключаю разные цвета, попробовав красный, зелёный, и останавливаюсь на синем, который, как мне кажется, лучше соответствует атмосфере момента.
Синий луч света узким конусом выхватывает крутой, восходящий склон холма из стремительно проваливающихся в бездну тьмы окрестностей. Я продолжаю прыгать наверх, но теперь более медленно и осторожно. Показывается вершина холма, и вот, я на вершине.
Отключаю фонарь, чтобы не портить вид. Впереди меня синяя заря [сноска 1.8], сзади огни посёлка.
Я чувствую небывалый душевный подъем и наслаждаюсь моментом, оглядываясь, фиксируя в памяти этот вид. Пусть я и видела закаты уже множество раз, особенно до захвата в рабство, но всё ещё не разучилась отмечать красоту момента.
Когда надоедает, решаю заработать себе хоть какое-то оправдание перед начальством — я отлаживаю программу прошивки трубы по посёлку, водя трубу между уличными огнями и подсвечиваемыми ими бочками зданий. Изображение не всегда стабильно, поэтому я держу перед глазами и полупрозрачное окошко с исходным кодом скрипта[сноска 1.9], управляющем стабилизацией.
Тем не менее я удовлетворяюсь, наконец, как программа работает, и придумываю «отмазку» зачем я стала смотреть на Землю — «очевидно», чтобы отловить возможные редкие баги. Чувствую, что начинаю замерзать, и что одета я слишком легко, тем более, что на высоте холма меньше концентрация суперпарникового газа SF6[сноска 1.10], который отцы-основатели использовали для нагрева нашей планеты, поэтому Собираюсь с духом, и навожу трубу на вечернюю и утреннюю звезду[сноска 1.10] - на Землю]
Сноски
1.1 Марсианский год примерно вдвое длиннее земного, поэтому в одном из известных вариантов марсианского календаря месяцы дублируются — первый и второй апрель, например
1.2 Речь о технологической сингулярности — концепции, когда человечество создаёт искусственный интеллект, который умнее человека, тот создаёт ещё более умный искусственный интеллект, и процесс многократно повторяется, навсегда изменяя облик цивилизации, а так же место человека в ней.
1.3 если читатель хочет себе представить пипбой из романа, как его видит автор, я рекомендую посмотреть на youtube как он выглядит в мире Fallout 4
1.4 предел Армстронга — это линия в атмосфере Земли (19км), выше которой человек не может выжить без скафандра, так как вода, в том числе содержащаяся в крови, закипает при температуре человеческого тела. В современности, выход в открытый космос, который так же называют внекорабельной деятельностью, требует скафандра и нескольких часов на подготовку. На Марсе даже в самой нижней точке давление ниже предела Армстронга. Выживание изолированной от Земли человеческой колонии на Марсе на взгляд автора, очень затруднено во многом из-за того, что ты не можешь просто так взять и выйти на улицу как на Земле
1.5 Строго говоря, это Марсианская атмосфера, а точнее её основной компонент — углекислый газ — будет гореть во фторе.
1.6 В информатике демоном называют программу, которая постоянно висит в оперативной памяти компьютера. Ещё такую программу называют сервисом. Сторожевой демон - программа, которая следит за посёлком и соблюдением в нём правил. Читатель может себе представить ChatGPT, или Сири, Алису либо Кортану, но только такой софт, который не является дружелюбным, или, точнее, не являющийся дружелюбным для ногфлеров, потому, что служит фунджанинам
1.7 Во всех номерах в этой работе спрятаны пасхалки. Если ты, читатель, разработчик программного обеспечения, и любишь загадки, можешь попробовать отгадать, автору будет приятно.
1.8 из-за разреженной атмосферы, которая осталась таковой даже после терраформирования, на Марсе рассветы и закаты не красные, как на Земле, а синие.
1.9 скрипт — разновидность программы, которая не требует подготовки (компиляции) для своего запуска. В данном случае, можно исправить скрипт, и сразу увидеть результаты
1.10 Гексафторид серы - тяжелый, суперпарниковый газ, который по сюжету романа использовали для терраформирования Марса. Склонен собираться в низинах, откуда может выдуваться ветрами. Парниковые газы блокируют тепловое инфракрасное излучение. Поэтому, выйдя из плотной "шапки" SF6, накрывающей низину, где находится Сектор, да ещё и ночью, Астра оказывается в довольно некомфортных условиях
1.11 внутренние планеты, которыми на Земле являются венера и меркурий, видны утром и вечером. На Марсе к утренним планетам прибавляется и Земля, которая ярче обеих других внутренних планет.

Новая вторая

Скрытый текст - глава 2 - новая редакция:

Примечание автора: глава полностью переписана 21го апреля 2025го

Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, 06:00 (раннее утро). Столица, казарма второго отряда бастардов. За двенадцать часов до встречи Астры с тёткой в сорок втором посёлке.

Внутренние часы Алекса никогда его не подводили. Он проснулся в то же время, с точностью до секунд, что и всегда. Каждое утро солдата отличалось только воспоминаниями о прошедшей ночи. Сегодня он вернулся из мира снов, плохо помня что именно он в них видел. Кажется, что-то сентиментальное. Вроде бы это была опять мама, и она что-то ему говорила. Но так ли это важно, что именно она говорила во сне? Важно было совсем другое, то, что ненависть к нему всегда приходила по утрам. И помогала держаться, не забывать о своей цели весь следующий день.

«Никогда не теряй себя», Алекс повторил слова мамы, опуская ноги на тёплый, керамический пол каюты, подогреваемый скрытыми под ним трубами с горячей водой, тянущимися аж от самого термоядерного реактора, расположенного в другом дистрикте Столицы.

Алекс методично проверял системы защиты своей каюты. Как условный аристократ, он имел в Секторе право на приватность. Однако, меры предосторожности никогда не бывали лишними. Датчики движения, микрофоны, камеры — всё должно быть отключено.

Алекс сел за столик, на котором стояла простая, металлическая рамка. Кончики пальцев касались холодного металла, и шершавой бумажки в её центре. Но в дополненной реальности, нарисованной нейрочипом, не было ни бумажки, ни напечатанного на ней QR-кода. В рамке циклически проигрывался голографический видеоархив с его мамой. Но иногда цикл проигрывания нарушался. Внутренние часы никогда не подводили условного фунджанина, поэтому он и просыпался каждый день именно в это время, чтобы не пропустить самые важные кадры, которые он не мог позволить себе забыть. Только в эти часы защищённое хранилище, которое Алекс сделал в секрете от фунджанинов сектора, отдавало рамке ссылку на зашифрованные файлы. Файлы могли проигрываться только в этой рамке, каюте, и именно в это время — всё это наш герой использовал в качестве ключа для расшифровки.

На первой голограмме молодая женщина держала на коленях маленького Алекса. Она демонстративно отвергала привилегии наложницы. Вместо оказанной ей чести носить одежду фунджанинок, белый либо синий комбинезон с красивым принтом-голографической фотографией и узорами, на ней была одежда женщин-врачей из древних земных сериалов XX-го и XXI-го веков: белый халат поверх чёрного платья-футляра. Её тёмные волосы уложены в сложную вечернюю прическу, бессмысленную роскошь в мире кислородных масок. Такое можно увидеть, разве что, в Торговой Лиге, в чудом сохранившемся до сегодняшних дней Люмосе - многокилометровом городе, состоящем из множества соединённых с друг другом куполов под прозрачными крышами. Уже в первый раз, когда мама ему рассказала о столице Торговой Лиги, он решил, что однажды станет в Секторе главным, купит у Торговой Лиги специалистов, и построит тут такой же.

Карие глаза мамы смотрели в камеру с вызовом, а на её губах играла лёгкая улыбка. Одной рукой, с импланированным ПИКом, она придерживала Алекса. Другой же, на которой был заметен шрам от неудачной попытки суицида, перелистывала гербарий лекарственных растений, из тех, что выращивали в госпитале для лекарств. Только спустя годы после её смерти Алекс понял, что она начала собирать коллекцию ядов уже в этот момент. Разумеется, мама знала, что голограмму увидят фунджанины, и, особенно, отец Алекса и… Её регулярный насильник. Знала, и её это совсем, в этот момент не тревожило, как бы это не взбесило потом отца Алекса.

Она нашла ещё один способ сопротивляться — отложив гербарий, рабыня-врач из Торговой Лиги запела колыбельную на древнем земном языке — он так и не смог узнать, на каком именно, как ни пытался потом выяснить.

На голограмме маленький Алекс тянулся к её лицу, завороженный мелодией. А она целовала его пальчики, не прерывая песни. Её голос был особенным — глубокий, с какой-то бархатной хрипотцой. Такой голос, которым хорошо петь не только колыбельные, но и… Отдавать приказы в операционной.

Однажды, мама рассказала Алексу, что до Сингулярной катастрофы, люди говорили на сотнях других языков. И о том, что колонисты Сектора Хриса иммигрировали на Марс из Восточной Европы, а их языки оказали влиение на формирование официального языка Сектора — англокитайского пинджина — стихийно возникшего языка из двух других, английского и китайского. Языках захватчиков. Это было запретное знание. Мама говорила, что такой информации у Алекса теперь слишком много, что это опасно, так что она унесла тайну языка колыбельной с собой в могилу. Всё, что у Алекса осталось, только эта мелодия. И образ непокорной, гордой мамы на голограмме.

Вторая голограмма была записана мамой в день её смерти. На её лице красовался плохо закрашенный мейкапом синяк, который, видимо, оставил его отец. А сама она сидела в ординаторской в больнице Сектора, на этот раз одетая по стандартам, положенным в Секторе для аристократок, к которым маму условно причислили, когда она случайно забеременела Алексом после её ритуального изнасилования отцом Алекса в День Первой Ночи. Она должна была быть рада изменению своего статуса в Секторе — стала из ногфлерки наложницей фунджанина. Другого социального лифта для таких, как она, в Секторе не предусматривалось. Ногфлерки Сектора слишком привыкли к идее постоянного физического насилия, поэтому некоторые из них вполне были бы довольны таким способом стать из рабыни условной аристократкой, и могли смириться с разовым сексуальным насилием. Наверняка, большинство из них потом нашло бы общий язык с его отцом. Но не мама Алекса.

— Когда ты увидешь эту запись, твой отец будет уже мёртв, — говорила печальным, но твёрдым голосом она, -. И я тоже — не хочу давать им возможность устроить показательное судилище. Прости, что оставляю тебя. Но я больше не могу. Они заставляют меня выбирать из ногфлеров будущих кандидатов для опускания, кто менее ценен, и кто больше проживёт как шахтёр или на вредном промышленном производстве. А из опущенных выбирать тех, у кого пора, пока они ещё не умерли, забирать сохранившиеся органы для пересадки фунджанинам или продажи Лиге. Я ухожу, отравив твоего отца, себя, и разморозив криохранилище с изъятыми органами. Они не получат ничего. Пожалуйста, запомни: самое главное, не сломаться, не потерять себя. Меня Сектор так и не сломал. Верю, сын, что он не сломает и тебя!

В этот момент она встала, и Алекс заметил принт, на который сперва, когда ему позволили попрощаться с мамой, не обратил внимание: рисунок синего марсианского рассвета над горами.

У Алекса ушёл не один год на то, чтобы догадаться, что в этом изображении может быть что-то скрыто. Он часто пересматривал свои воспоминания её похорон — нейрочип записал видеопоток с глаз убитого горем мальчишки. И будущий революционер сохранил эту запись, часто пересматривая и тогда ещё не понимая, почему он остался и без отца, которого ненавидел за то, что он делает с мамой, и без матери.

Мама, заметив способности Алекса к математике, приносила ему учебники по ней, которые в секторе были разрешены, но ими уже не одно столетие почти никто не интересовался, кроме, разве что, покупных ногфлеров-специалистов.

Однажды, Алекс догадался поискать закономерности в линиях гор, лучах солнца и цветовых кодах синего градиента рассвета. И нашёл ссылку на тщательно спрятанный архив с учебным курсом по хакингу и шифрованию информации. Это была ещё одна тайна его мамы — было совершенно не понятно, где она сумела найти такие файлы. При этом, очевидно, будучи врачом, не разбираясь в этой теме.

Последняя голограмма была старым снимком в Социальной Сети Сектора, который увидели все его жители, прежде чем фунджанины её удалили: ещё бы, скандал, фотография отравившей себя, мёртвой наложницы, убившей собственного господина-фунджанина. Родители Алекса были найдены в купальне, воду которой его мама и отравила. На вешалке, на стене аккуратно висели красно-чёрный камуфляж отца, и тот самый комбинезон мамы с зашифрованным принтом.

Мама казалась не мертвой, а спящей, будто её сморила горячая вода. Она была погружена в воду с пеной по шею. Отец же, которого Алексу было совершенно не жалко, плавал в воде спиной к верху. На спине виднелись шрамы от ранений, которые он получил за свои более чем триста марсианских лет жизни. Алекс подумал, что, возможно, далеко не все эти шрамы изначально были настолько заметными. Он знал, что его отец при своей жизни, как и все другие фунджанины, не гнушался пластических операций, которые условным аристократам были запрещены. Как и лекарства от старения.

Алекс сжал кулаки. Его ногти привычно вдавились в ладони, оставляя следы от боли, ненависти, и, наконец, невыносимого одиночества — ощущения, что он не может никому доверять. Что было необычно сегодня, так это то, что, кажется, он вспомнил — ему снилась вовсе не мама. Во сне он видел девушку, которая была совсем не похожа на местных женщин в секторе. И… Она была его соратницей, поддерживала во всех его планах и начинаниях. Ощущение от воспоминания было очень необычным. Алекс озадачился. Однако, демон казармы не дал Алексу задуматься на эту тему, выведя перед глазами сообщение:

≫ Внимание, бастард Алекс, к вам посетители: ногфлер и ногфлерка из клининг-команды.

«Хм, а вдруг я видел во сне именно эту ногфлерку?», подумал Алекс, и, с затаённой надеждой, дал мысленную команду двери каюты на открытие.

Когда дверь каюты открылась, снаружи оказались два человека: чуть впереди и слева был худощавый мальчик в коричнево-полосатом костюме неквалифицированного ногфлера. За его плечами находился массивный пылесос, труба которого была прицеплена на липучке к костюму паренька, как и кислородная маска. В руках он держал большой мусорный мешок из чёрного пластика, скрывавший своим открытым раструбом его ПИК. Уборщик явно нервничал, его руки слегка дрожали, и он прикусывал губу, словно пытаясь подавить страх. За тщедушной фигуркой паренька неудачно пыталась спрятаться желто-полосатая фигурка довольно миловидной ногфлерки.

Алекс сосредоточил на ней взгляд. ПИК Алекса связался с серверами Социальной Сети Сектора, и вывел всплывающую информацию в дополненной реальности, созданной нейрочипом: кличкой ногфлерки оказалась Машка. Алекс лениво пробежался взглядом по страничке девушки, и не нашёл там ничего интересного, одни банальности. Однако, ему стало жалко явно испугавшихся ногфлеров, так что он сделал приглашающий жест рукой.

Ребята шагнули внутрь, и остановились в нерешительности. Машка, когда Алекс бросал на неё взгляд, прятала свой, уставившись в пол, а её пальцы судорожно перехватывали щетку и баллончик с чистящим средством, словно она пыталась успокоить себя. Но стоило ему перевести взгляд на её напарника, тут же принялась с любопыством осматриваться в каюте. Её внимание привлекла застывшая голографическая фотография в рамке — со сценой с мёртвой мамой Алекса и мертвым же отцом. Она аж открыла рот от удивления, казалось, забыв где находится. Алекс продолжал смотреть на паренька. Возникла неловкая пауза, и последний вынужденно подал голос, не дождавшись Машки. Он сильно заикался:

— Г-г-г-гос…г-ггоспод-дин б-бастард Алекс, м-м-мы п-п-п-ришли у-у-у-ббб-рр-р-рр, — мальчик силился выговорить слово. На его лице вздулись синие жилы, а дрожь рук стала ещё заметнее. Алексу хотелось помочь, но он не знал как, так что молчал. Наконец, паренёк решил использовать другое слово, — . п-почистить В-в-вашу каюту.

Паренёк-заика залился краской, и спрятал лицо за своим мешком.

Алекс едва заметно кивнул, не обратив внимание на недостатки речи уборщика. Машка острожно шагнула вперёд. Она держала в руках щётку и баллончик с чистящим средством. Алекс решил не мешать уборке, и сказал:

— Я в душ, не буду вам мешать. Как помоюсь, освобожу для вас и санузел.

Через минуту, Алекс уже стоял под плотными струями тёплой воды. Она отдавала ржавчиной и тиной от некачественной очистки, что раздражало, и заставляло в очередной раз задуматься, есть ли та же проблема у верхушки сектора и полноценных фунджанинов, или последние моются той же водой, что и условные аристократы — бастарды и наложницы.

«Однажды, я свергну Деда, и узнаю это», замечтался Алекс.

Машка металась между душевными стремлениями: с одной стороны, ей хотелось рассмотреть скандальную голограмму на столе, которая уже демонстрировала следующий кадр с той же самой женщиной. С другой, мощная, уверенная в себе фигура Алекса, проступающая через полупрозрачную перегородку, буквально притягивала взгляд, заставляя её сердце трепетать, а мозг забыть о деле. Она не удержалась, и открыла профиль условного аристократа в Социальной Сети Сектора.

Сплетница отметила, что Алекс холост, что у него нет даже наложницы. При том, что система отметила, что он предпочитает женщин. Внезапно, уборщица ощутила острую зависть к той, которая однажды поселится в этой каюте и в сердце солдата. И… Будет принимать тёплый душ, ведь Сектор заставлял уборщиков мыться каждый день, и холодной водой. Чтобы как-то унять чувства, Машка решила задуматься о приятном — о том, что ей обязательно нужно встретиться сегодня вечером с этой выскочкой, Астрой, которую по какой-то непонятной причине перевели в касту ногфлеров-специалистов. Хотя сектантка даже держаться как положено представителю своей касты не могла, позволяя Машке указывать её настоящее место в касте опущенных, куда она обязательно скоро будет определена, как это уже случилось с её сумасшедшей, фанатичной тёткой, доставшей своими проповедями весь посёлок.

Напарник Машки с тревогой смотрел на застывшую девушку. Нужно было что-то делать: время, отведённое на уборку каюты, таяло.

— Ммм, — попытался он выговорить её имя, но та не слышала, продолжая то пожирать глазами силуэт хозяина каюты, то с интересом наблюдать за калейдоскопом голограмм в рамке на столе.

Вода пока ещё шумела. Паренёк переминался с ноги на ногу, чувствуя, как по спине градом течёт холодный пот. Но Машка очнулась только тогда, когда он дернул её за рукав желто-полосатого комбинезона.

— Ты ччч-ег-г-го медлишь? — прошептал уборщик

«А? Что?» — Машка вздрогнула, и посмотрела на на него так, будто бы видела его впервые в жизни. Но потом до неё дошло: они теряют последние минуты, отведённые на работу.

«Проклятая краснопыль!», выругалась Машка. Её напарник вздрогнул и покачал головой осуждающе, но не стал ничего говорить — он уже устал напоминать, что девушкам ругаться неприлично.

Ногфлеры заметались по каюте, стараясь успеть сделать хоть что-то. Машка торопливо брызгала чистящим средством, а её напарник неловко возил воющим на максимальной мощности пылесосом, совсем заглушившим звук воды, то и дело спотыкаясь о шланг. Время от времени он отключал свой профессиональный инструмент, проверяя, что бастард всё ещё моется.

Внезапно, щетка в руках девушки задела металлическую рамку. Душа Машки ушла в пятки, когда та, словно в замедленном кино, накренилась, и медленно полетела, в сниженном тяготении Марса, вниз, прямо на всё ещё мокрый пол. Каким-то чудом Машке удалось подхватить рамку. Её пальцы дрожали, когда она ставила её на место.

«В-в-вода…» — её напарник замер с выключенным пылесосом. Шум душа в санузле действительно стих. Машка в панике оглядела каюту. Пол был едва помыт, пыль протерта кое-как. Хорошо хоть весь мусор собрали.

— Ч-ччто будем делать? — голос парня выдавал страх наказания. Как ни к стати, он вспомнил, что символизируют продольные полоски на его костюме.

— Не дрейфи. Прорвёмся, — заявила вдруг Машка без тени прошлого смущенния и неуверенности, и продолжила, — я уверена, он даже о нас и не вспомнит, если мы сбежим

— А с-с-с-анузел? — выступил в качестве голоса совести парень

— А краснопыль с ним! Побежали, пока он не вышел! , — уговаривала на нарушение Машка, подкрепив предложение отправкой мыслеграммы напарнику с чувством уверенности в собственной правоте.

Как главная сплетница сорок второго посёлка и ожидала, условный фунджанин едва ли помнил о визите ногфлеров. Вытирая свой ёжик волос полотенцем, он думал о судьбах Сектора, мечтая о революции, которая навсегда изменит этот несправедливый мир, в котором никакого права первой ночи не должно быть, как и других беспричинных зверств над ногфлерами. Алекс знал, что он будет справедлив и милостен к рабам сектора. Думая об этом, он было вспомнил о визите уборщицы, и на мгновение задумался, что ведь и её изнасиловали в день её совершеннолетия. Наверное, поэтому она так при его виде и оробела.

«Бедная девочка», заключил наш герой, и продолжил внутренний диалог пафосным риторическим вопросом: «Настанет ли день, когда я смогу не просыпаться от ненависти?», и ответил сам себе: «Обязательно настанет! И раньше, чем кажется!»

Мечты Алекса были грубо прерваны входящей мыслеграммой от Цзиньлуна, — его единокровного брата по отцу, полноценного фунджанина, то есть рождённого от одной из знатных жен отца, ныне вдовы. Брат был командиром второго отряда бастардов, в котором служил Алекс.

Когда Алекс открыл мыслеграмму, его обдало лёгким презрением, а в черепе зазвучал голос: «Ублюдок, слушай приказ: Немедленно отправляйся в Арсенал, получить церемониальное оружие. Времени у тебя не так много, так что возьми дирижабль. От туда — к административному комплексу, встречать делегацию послов Арабики. На время мероприятия, поступаешь во временное распоряжение фунджанина Зэна, взамен его бастарда, убитого вчера в пограничной стычке с Восточным Маринером. Доложи, как выполнишь задачу. Хочу тебя поставить в патрулирование сегодня вечером»

На самом деле, Брат не относится к Алексу плохо, он, наоборот, его патронировал. Но сословные традиции Сектора заставляли его себя вести именно таким образом. Поэтому, Алекс привычно не обратил внимания на форму сообщения брата, зато задумался о его смысле:

«Послы Арабики… Это ли не шанс, которого я ждал так долго? Нужно наладить с ними контакт»

Тем временем, Машка, пробежав с напарником на буксире пол-коридора, мгновенно остановилась, словно наткнувшись на стену, получив автоматическую мыслеграмму от демона казармы:

≫Ногфлерка номер <вставить номер> по кличке Машка, автоматический анализ выявил, что уборка каюты 1001 выполнена с грубыми нарушениями регламента. Степень тяжести: средняя. Назначено дисциплинарное взыскание — лишение кислородной пайки на два дня. Результат автоматического анализа может быть обжалован у твоего менеджера, фунджанинки Сюй Цзин. В случае, если твоя жалоба окажется не оправданной, продолжительность взыскания будет удвоена.

— Ты тоже это получил? — спросила упавшим голосом Машка. Её напарник явно выглядел упавшим духом. Он силился что-то сказать, но от волнения не мог произнести не звука. Через мгновение Машке пришла от него мыслеграмма, от которой пахло солёными слезами, которые на самом деле появились на лице паренька:

«Да. Я же говорил тебе! Я говорил!»

Машка залезла в баланс, и увидела перед глазами: «Баланс: 5 трудосолов. Внимание: наложено взыскание, лишена кислородного рациона. Осталось дней: два. Стоимость нового баллона: 10 трудосолов»

Она лихорадочно задумалась, что же делать. Можно попробовать попросить у кого-нибудь из знакомых в 42м посёлке кислород. Или… Продать полученную информацию одному из фунджанинов? Главное, не продешевить. Нет, наверное, лучший способ выбраться из западни - шантаж одного из опущенных ногфлеров. Всё равно он скоро умрёт, а вместе с ним исчезнет и ценность компромата на него.

Паренёк же, словно забыв о существовании Машки, уже строчил собственную мыслеграмму знакомой, работавшей кухаркой в дворне главного Медика:

«Вера, привет. Выручишь? Нужен кислород на два дня»

[PippiTheLongstocking]

Меня зовут Анита, предлагаю свою небольшую сказку. буду рада отзывам!

Здравствуйте, Анита


Тут Вы аж дважды пишите, что арестовали красавицу:

арестовали прекрасную женщину по имени Элена.

чем провинилась красавица

А дальше говорите, что она лишь миловидна:

увидела перед собой миловидную женщину

Да, возможно, слухи о красоте Элены были преувеличены. Но это никак не обыгрывается в тексте.

когда захочет снести яйца и вывести из них птенцов…

Так как это сказка, наверное, это не ляп. Но вообще птицы, в отличие от людей, не умирают при родах. Но я понимаю, что это метафора такая. Уточняю на всякий случай, надеюсь, Вам будет эта информация полезна

- Этой… Ей нужно лечиться! Я никогда о подобной дикости не слышала!

Как-то провисает в воздухе фраза. Что дама хотела сказать? Что не верит в вещие сны? В чём именно была дикость?

Сплетники обернулись и, увидев герцогиню, разом замолчали и разошлись.

Впрочем, хороший конец, пожалуй. Герцогиня как бы и не поддерживает Элену, но от слухов оберегает.
Грустная у вас сказка.



Надеюсь, мои комментарии были Вам полезны! Мне понравилось.

[PippiTheLongstocking]

Сообщение от Макс Баженов

Ещё раз здравствуйте, дорогие форумчане! Меня зовут Макс Баженов. Сейчас я пишу новый роман и выкладываю главы по мере написания. Я продвинулся довольно далеко, но работы ещё много! Буду рад любым критическим замечаниям!

Вы пишите лучшим стилем чем я. Завидую по-доброму :) Понравились вот эти литературные находки:


шерстяной актёр, но и режиссёр
Так вот, злодеев играть приятнее всего. Наверное поэтому многие становятся злыми в обычной жизни. Ибо, как известно, вся наша жизнь - игра, а игры должны быть интересными.
Как личность - определённо, но как персона - не уверен.

котлом, в котором добровольно и по принуждению варятся
В правду верят, а истина - реальна. - респект


Интересный сеттинг. Необычный социальный конфликт. Прослеживаются параллели если не с современным миром, то с миром до "невойны" на востоке Европы. Сейчас это считается уже не очень актуальным, однако сами проблемы никуда не делись.


Вопрос: а Вы специально манипулируете темпом повествования, используя то настоящее время, то прошедшее?


Странно выглядящие (на мой вкус!) фразы:


"А вот и он - гордость матери, но не отца! " - не звучит как разговорная речь

Именно поэтому я молча занимаю своё место и делаю свою работу вместо того, чтобы выхватить меч и разрубить всех этих людей пополам, погибнув затем от многочисленных ранений - мне кажется, пафос тут не очень естественно звучит


Так же мне кажется, начать роман, первые абзацы, стоит по-бодрее. Поместить что-нибудь, что не даст читателю сорваться с крючка. Необычная пьеса во втором абзаце может и такой крючок, но я бы добавила что-то более яркое.


Надеюсь, Вы найдете это сообщение полезным. Удачи Вам в писательстве. Возможно, я даже почитаю Ваш роман на АТ.

[Statosphere_Magic]

Сообщение от Анита Кения

Меня зовут Анита, предлагаю свою небольшую сказку. буду рада отзывам!

Я почему спросил что это вся сказка - потому что мне показалось что у истории нет какого-то логического завершения, ну финального действия что ли. Ну например если бы выяснилось что голубь это заколдованный принц или например вариант где деморализованная такой заботой голубка просто улетела оставив девушку раздумывать о случившемся, или это была фея и уже она улетела, ну или еще вариант - прилетел большой голубочек, Master-Pigeon размером с самосвал и грубо объяснил всем что так нельзя (шутка) в общем какое-то финальное действие, а так получается что вся история на полуслове обрывается

[Гиселер]

Сообщение от PippiTheLongstocking

Я графоманка, которая мечтает стать писателем. Написала много рассказов, с четыремя участвовала в конкурсах. Лучший результат пока - 17е место из 40 в "Грелке" - нужно было занять 12е, чтобы выйти в финал.


Всё ещё мучаю свой первый роман. Точнее, сразу два, время от времени между ними переключаюсь. Но спросить тут хочу только про один. Я полностью переделала первые главы. Мне кажется, стало лучше, но вообще это не очевидно. В силу неопытности, я во всём сомневаюсь. Пожалуйста, скажите, стало ли начало романа лучше? Есть ли шанс, что теперь мою графоманию закроет, едва открыв, меньший процент читателей? Что стоило бы улучшить в тексте ещё?


Цель изменений: в самое начало романа добавила мечты ГГ про любовь (воспоминание о сне). Слегка набросала мир, нагнала легкой мути, загадок, чтобы читатель сразу не сбежал. В одном из первых абзацев рассказала, что ГГ и её тётка в рабстве, тётка больна, и скоро ГГ будет сиротой, чтобы к ней проснулась эмпатия. В конце главы устроила конфликт. Возможно, конфликт не настолько яркий?


Заранее большое спасибо!


Название: Синие Зори Астры
Жанр: Любовный роман в сеттинге твёрдой научной фантастики в антиутопичном мире

Особенности графомании: очень богатый ЛОР. До масштабов Толкиена не дотягивает, а вот до Expanse или Дюны, ИМХО, вполне.
ЦА: девушки-технари, которые любят и научную фантастику, и любовные истории. Которых воротит от криво прописанной науки в любовной "фантастике".
В двух словах о мире:
Мир, в котором люди, вышедшие было в космос, вымерли везде, кроме частично-терраформированного Марса, на котором цивилизация людей сколлапсировала в тёмные века неосредневековья, сосредоточившись только на выживании, теряя технологии каждый год. Разные уголки Марса обладают отличающейся культурой, историей. А Солнечная Система за пределами последнего прибежища человечества - Марса полна загадок.

Скрытый текст - первая глава - новая редакция:

Астра. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября[сноска 1. 1]17:15 (вечер). За два часа до её встречи с Алексом

Я шла в гости к тётке, шла на очень неприятный разговор, сжимая в руке изготовленную мной подзорную трубу, а в голове всё ещё жил обрывок сна. Он был таким ярким, что даже сейчас, спустя такой долгий, сложный день, заставлял моё сердце трепетать.

Во сне я стояла на вершине холма, окутанная синим сумраком Марсианского рассвета. Рядом был он — тот, без которого я в этих грёзах не мыслила свою жизнь. Я никак не могла вспомнить его лицо, зато не забыла ощущение его любящего взгляда, и удивительное, приятное чувство безопасности. Как бы я ни силилась, я не могла оживить в памяти ни его голос, ни, что самое ужасное, имя, чтобы проверить по Социальной Сети Сектора его существование. Зато, прекрасно помнила объятия сильных, заботливых рук, и обжигающее прикосновение его комбинезона за спиной, защищающее от стужи выпадающей из атмосферы инеем углекислоты.

На небе синел рассвет, и звезды гасли по одной. Однако, наш с ним взор притягивали не они, и даже не утренние и вечерние звезды — Земля и Венера, а огромная, хвостатая комета, вытянувшаяся вдоль своей орбиты к Солнцу, пока ещё скрытому за горизонтом. Рядом с нами стоял на своей треноге телескоп. И мы спорили, увидим ли мы пиксели «матрицы», посмотрев на комету через него.

Возвращаться в реальность из воспоминаний о грёзах очень не хотелось. Однако, не то, чтобы у меня был какой-то выбор.

Я знала, что разговор с тёткой не будет приятным, и не хотела её видеть, несмотря на то, что вся остальная моя семья мертва, убита фунджанинами. Убита в тот день, когда нас с тёткой захватили в рабство, сделали, как говорят в Секторе, ногфлерами.

Избежать этого разговора было невозможно. Я осмотрелась, чтобы заставить себя принять действительность.

Позади меня, на центральной площади посёлка, подавляя всё вокруг, и доминируя, возвышалась статуя Отцов-Основателей. Силуэты увековеченных, вошедших в историю мужчин чернели на фоне красного Марсианского неба, а длинная тень пролегла на багровом песке почти до самого конца улицы. На ней почти не было видно других людей. Они либо внутри, в жилищах, либо еще не вернулись в наш 42й поселок со своей смены, как совсем недавно сюда приехала я. Я подумала, что хорошо, что Дупер так и вкалывает в своей шахте, и прибудет в посёлок только на закате. Надеюсь, я с ним сегодня не встречусь! Ведь он совсем не похож на того, кто мне сегодня приснился. Он такой примитивный и тупой! Хорошо, что хотя бы во сне я обнималась и наблюдала комету с тем, с кем хотела быть вместе. Окружающий меня пейзаж пока ещё был погружён в привычную красную, дневную палитру Марса. Однако, посёлок уже готовился к своим обычным вечерним ритуалам.

Я шла по узкой улочке, петлявшей как вход в ловушку. Я проходила мимо ставших такими привычными, за последние три года, бараков. Не задумываясь о них, обходила знакомые тупики. На плечи давили лямки кислородного баллона. Правую руку оттягивала изготовленная мной в оптической мастерской подзорная труба, а левую тянул вниз вживленный в нее ПИК — персональный имплантированный компьютер. Он изготовлен по примитивным, всё более упрощающимся технологиям Сектора, и не отличался ни компактностью, ни малым весом. Всё никак не могла к нему привыкнуть. На душе было еще более тяжело от предстоящего разговора с тёткой. Я устала за рабочий день, а ведь он для меня пока закончился — я ещё должна проверить работу оптической стабилизации трубы по ночным зданиям поселка, перед тем как этот заказ военных Сектора будет закрыт. Под ногами скрипел красный марсианский песок — Сектор вымостил камнями только центральную площадь.

Чем ближе я подходила к бараку тётки, тем тяжелее мне было на душе. И тем меньше мне хотелось думать о предстоящем разговоре. Да что там! Хотелось думать о чём-то совсем другом, более возвышенном, романтичном… Как сегодняшний сон. Хотя подумать и спланировать разговор стоило.

Когда я возвращалась домой с работы в Столице, я получила от тетки мыслеграмму, которая звенела пружиной теткиного нетерпения, и пахла ее болезнью. Хотя я и была зажата со всех сторон набившимися в кабинку канатки ногфлерами, в этот момент я ощутила липкий страх остаться, после смерти тётки, совсем одной. Однако, её нетерпение, переданное мыслеграммой, не предвещало ничего хорошего.

Хотя тетка и не упомянула в тексте сообщения о чем она хотела поговорить, я догадывалась, что именно ей от меня нужно — она опять будет нудеть о том, что моему телу осталось ещё года три биологической молодости, напоминать близости моего совершеннолетия, во время которого должно произойти кое-что настолько ужасное, что я хочу об этом думать ещё меньше, чем о другой теме предстоящего разговора: она обязательно опять будет пытаться выдать меня замуж за нашего единственного с ней в Секторе единоверца — скучного, тупого, лысеющего, рано оскуфевшего от тяжелой работы шахтером Дупера.

Нет, он точно не мужчина моей мечты, я заслуживаю совсем другого мужа! Больше всего на свете мне хотелось убрать его из своих официальных женихов, куда его добавила тётка, пользуясь тем, что она моя официальная опекунша, а я всё ещё несовершеннолетняя. Если бы не этот статус Дупера, по правилам Сектора, он бы не смог мне мыслеграммить, и ему было бы запрещено со мной начинать разговор первым, и я могла бы его просто игнорировать, как и других членов его касты. Правила Сектора, конечно, были ужасными, но именно в этой части они не казались такими уж несправедливыми лично ко мне. Это тётка виновата в том, что он мне досаждает.

А ведь можно было бы говорить совсем не о Дупере, или о возрождении нашей религиозной общины через брак с ним — я бы очень хотела поделиться с тёткой чувством хорошо сделанной работы, которую держала в руке. А еще, хотела ей пожаловаться на то, через что я каждый день прохожу в нашей Лабе, особенно на напоминания фунджанинов, что значат продольные полоски на моем фиолетовом костюме. Брр, это ещё одна тема, о которой совсем не хочу думать! Наверное, мне был нужен кто-то выговориться, и тетя подходила для этого как никто больше, ведь она была не только моей единственной родственницей в Секторе, но и сестрой по вере. Кто еще поймет меня?

Еще в вагончике канатки меня осенила идея, как убедить тетку, что есть и другой путь добиться увеличения численности представителей нашей общины в Секторе — рожать детей от унылого Дупера вовсе для этого не обязательно: я крепко держала эту идею в правой руке. Брутальная, большая, тяжелая, выкрашенная в красно-черный военный камуфляж, подзорная труба казалась неуместной в этом месте, и тем более в моей маленькой ладони. Тут и там я ловила удивленные взгляды редких прохожих, бросаемые на нее и меня.

Над каждым ногфлером дополненная реальность примитивного, но функционального нейрочипа Сектора выводила личный номер и различные иконки, среди которых превалировала иконка неквалифицированных ногфлеров, принадлежащих этой улице. Что, впрочем, было заметно и по цвету комбинезонов наблюдавших за моим возвращением: почти все они были мужского, коричнево-полосатого, и женского, желто-полосатого цветов.

Одна из коротких, желто-полосатых фигурок было направилась в мою сторону, однако вскоре передумала: кажется, усталость в ней пересилила любопытство, и ее длинная, вечерняя тень заскользила по красному песку в сторону более близкой к ней массивной конструкции, доминирующей над другими бараками и состоящей из десятка сваренных в месте промышленных бочек, догадавшись, что я направляюсь именно туда. Другие здания в посёлке тоже состояли из бочек, лежащих на песке горизонтально, но были в разы меньше, особенно на соседней улице, где жили специалисты в своих индивидуальных ночных бочках.

Не только местные ногфлеры отбрасывали редкие, вечерние и лениво шевелящиеся силуэты, подавленные размерами фигур Отцов-Основателей; куда больше и чаще вокруг стелились тени от импровизированных жилищ. Бочки удерживались на месте с помощью кольев, глубоко вбитых в марсианский грунт, и приваренных к ним металлических тросов.

Всё вокруг было покрыто свежей ржавчиной, наросшей на металле от недавно прошедшего сильного дождя. Вода впитала углекислый газ из атмосферы, а химическая реакция превратила её в кислоту. Влажность на планете все еще росла, несмотря на оборванный, почти восемьсот земных лет назад, процесс терраформинга. Мне стало жаль, что я пропустила сегодняшний ливень, работая в лабе днём — за прошедший влажный сезон я так и не увидела это редкое погодное явление. Порыв ветра пронес мимо меня облачко песка, и я рефлекторно прижала кислородную маску плотнее к лицу, чтобы под неё не набилась вездесущая, абразивная марсианская пыль, которая хоть сегодня и слиплась от влажности после дождя, но всё ещё оставалась опасной для лёгких и желудка человека.

Мой разум, не желая думать о предстоящем разговоре с тёткой, попытался найти что-то положительное в моменте: хотя бы то, что терраформирование Марса, пусть и было заброшено после Сингулярной Катастрофы, успело поднять давление атмосферы достаточно, чтобы мы могли не носить громоздкие скафандры.

В Секторе рассказывали самые дикие легенды о Катастрофе. Одна из них утверждала, что Отцы-Основатели прервали терраформирование намеренно, чтобы люди на Марсе не стали слишком изнеженными. По другой, ещё более абсурдной, Сингулярную Катастрофу назвали так потому, что другие Отцы-Основатели оставили свое «стадо» фунджанину Деду, а сами улетели в другую галактику через гравитационную сингулярность — микроскопическую черную дыру, якобы вращающуюся вокруг Венеры. И по-прежнему дают от туда советы Деду. Сразу отвечают ему, когда он требует от них советов — принимает их прямо на свой совершенный, досингулярный нейрочип, напрямую умеющий работать с мыслями.

Абсурд! Любой, кто хоть немного изучал древние учебники по астрономии, знает, что черных дыр в Солнечной системе нет, по крайней мере точно нет на орбите вокруг Венеры. И что при приближении к такой дыре, человек будет порван на кусочки, превратившись в спагетти. Ещё большим бредом казались рассказы про передачу советов из чёрной дыры: то, что я узнала о физике, занимаясь самообразованием в Общине, до нашего с теткой обращения в ногфлеры, заставляло меня чувствовать глубочайший скептис ко всем перемещениям быстрее скорости света.

Наша община Свидетелей Симуляции придерживалась иного взгляда: мы верили, что произошла катастрофа с программным кодом мироздания, и весь мир за пределами Марса превратился в пиксели.

Именно из желания увидеть эти пиксели я и увлеклась оптикой, хотя многие в общине не одобряли моего интереса. Родители поддержали меня, возможно, желая отвлечь от… других проблем, о которых я тоже привыкла не думать. Это было лучшее начинание в моей жизни: только благодаря моим знаниям оптика фунджанины сохранили мне жизнь. Теперь я не просто ногфлерка, но ногфлерка-специалист.

Но чем больше я изучала науку, тем чаще мне приходила в голову крамола: что, если никаких пикселей нет? Что, если в Великом Извинении Оператора — не написана правда? Вся наука построена на сомнении в теориях, и на их доказательстве. На готовности отвергнуть идеи, если они не соответствуют фактам. Наши священные тексты устроены совсем другим образом: в них императивно изложена Истина, дарованная нам Оператором Симуляции. Мы не должны в ней сомневаться. Однако, увлечение наукой приучило меня задавать вопросы самой себе о самых, казалось бы, незыблемых истинах.

Это отец научил меня сомневаться во всём и искать истину. Однако, он так и не объяснил мне, как не бояться узнать ответ. Я думаю, решение в том, что я должна верить в изложенное Оператором без каких-то сомнений. Принимать эту истину как аксиомы в геометрии, ведь Оператор не прав быть не может. Ситуация, когда реальность результатов экспериментов противоречит реальности Великого Извинения - не возможна, поэтому я и не должна волноваться.

Однако, с момента последнего нашего разговора с отцом, когда он, смертельно раненный солдатами Сектора попрощался со мной, прошло несколько лет, а я так и не достигла прогресса в развитии своей Веры.

Размышления на эту тему более не утешали, а наоборот, ужасали. Так что, я отогнала их и сосредоточилась на реальности — я, наконец, дошла до теткиного барака.

Я подошла к шлюзу. Из-под ржавчины виднелись фрагменты QR-кода, нечитабельного для моего нейрочипа. Я подняла руку и потёрла поверхность. Куски ржавчины отвалились, и медленно упали в ослабленном тяготении Марса на грунт.

Фрагменты QR-кода пропали, зато проявилась надпись «Посёлок 42, закрытый барак для низших ногфлеров BN-5». Я сосредоточила взгляд на этой надписи, и ПИК на моей левой руке загудел охлаждением своих медленных и горячих процессорных ядер. Через мгновение, я получила мыслеграмму:

> Демон барака BN-5. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, назови цель посещения?

Я привычно накликала ответ мысленным взглядом на всплывшей, в моём поле зрения, клавиатуре: «Посещение родственницы». Через несколько мгновений перед моими глазами появилось зелёное сообщение: «Доступ разрешён. Списано 5 трудосолов налога на общение с представителями касты низших. На счёте: 10». В душе угнездилась тревога: как тётка меня встретит? Есть ли надежда, что она не будет навязывать мне брак с Дупером? Будет ли терзать меня другими проблемами, которые я всё равно невозможно решить, а потому, о них лучше не думать? В любом случае, дороги назад нет: я заплатила не только эти 5 трудосолов, но ещё 10 из своих накоплений, чтобы тётку отпустили с работы сегодня раньше, чем обычно.

Овальная дверь шлюза скрипнула, отворяясь. Я сделала шаг внутрь, и дверь за моей спиной с тяжёлым, лязгающим металлическим звуком закрылась, заперев меня в тесном помещении. Стены шлюза были сделаны из старого, местами латаного заклепками свежей сварки металла, который давно потерял свой блеск. Под ногами скрипел красный песок, занесённый сюда с улицы предыдущими посетителями.

Сверху моргал свет одной-единственной, тусклой лампы накаливания, сигнализируя о том, что она почти перегорела из-за нарушения своей герметичности. Если бы она находилась внутри, в богатой кислородом атмосфере, это бы давно произошло. Впрочем, скоро это обязательно случится, когда дуговой электрический разряд лампы разложит до активных форм фтора, медленно просачивающиеся внутрь крупные, неповоротливые молекулы суперпарникового газа — гексофторида серы, использованного для тераформинга планеты.

Дополненная реальность нейрочипа подсветила красным, запретным цветом входную дверь, и вывела передо мной постепенно ползущий вверх столбик давления. ПИК опять загудел своими вентиляторами, пока его программное обеспечение связывалось с демоном барака, и управляло нейрочипом, который влиял на зрительную кору моего мозга, и передавал то, что я вижу, назад в ПИК для обработки.

Сверху шипели клапаны компрессоров, через которые подавался воздух, а металл шлюза дрожал от приводивших их в действие электромоторов. Перед моим взглядом менялись, зеленея несколько информационных столбиков. Индикатор общего уровня давления и парциального же давления кислорода увеличивались, а столбики углекислого газа и гексафторида серы уменьшались. Я рефлекторно сглотнула, чтобы избежать заложенности ушей. Когда дополненная реальность дала мне знать, что процесс завершен, перед глазами появилось еще одно сообщение:

> Демон барака BN-5. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, в связи с прошедшим дождем, процедура изменена. Жди, идет дополнительная очистка.

Тугой поток воздуха подул снизу, и красная пыль, клубясь, закружилась в потоке, стремясь в вентиляционные решётки на стенах. Густая взвесь рассеивалась, и я молча смотрела, как оставшаяся часть осела тонким красным слоем на полу. Этот оттенок — вечный спутник марсианской жизни, особенно в сезон дождей, которых, в последнее столетие, бывало уже не меньше десяти за влажный сезон. Во всяком случае, я об этом читала в хрониках Общины до того, как нас с теткой захватили в рабство.

Я сняла надоевшую кислородную маску и прицепила её на липучку на спине. Лицо сразу начало зудеть, а кожа покрылась слоем мелкой пыли. Я провела рукой по щеке, стирая прилипшие крупицы. Под маской кожа вспотела и оставалась влажной, отчего зуд лишь усиливался. Я знала, что давление маски всегда оставляло на скулах и носу неприятные вмятины. Они и сейчас напоминали о себе при каждом движении мышц лица. Я потёрла нос, но это не помогло; вместо облегчения ощутила только стянутость и покадывание. Захотелось в душ, который мне разрешали посещать в Лабе. Хотя и влажные салфетки бы помогли - пачка таких сейчас валяется у меня дома.

Внутренняя дверь распахнулась с таким же скрипом, как и входная. В нос шибануло смесью сырости, затхлости, гнили и ржавчины. Я замерла, привыкая к запахам. Сквозь открытую дверь неслись звуки, издаваемые множеством скученных, больных людей — проспыпающейся на работу ночной смены из низшей касты ногфлеров. Я зашла внутрь. Внутренность промышленной бочки была забита двумя рядами многоярусных кроватей, между которыми находился узкий проход. Дополненная реальность, считывая и интерпретируя QR-коды, обозначала иконками с номером низшего каждую кровать, и лежащих на них людей. Часть кроватей была свободна. Для них так же указывался владелец, либо кровать помечалась зеленым маркером «свободна». В торцах кроватей находились ящики для личных вещей. Когда я посмотрела на один из них, дополненная реальность пометила его красным маркером и надписью «доступ запрещён» — кое-какие права у таких ногфлеров всё же оставались.

Я двигалась вдоль рядов кроватей, переходя из секции в секцию. Вокруг устало шевелились и кашляли больные люди в полосатых комбинезонах темно-зеленого и салатного цветов — униформы низшей касты ногфлеров, работа которых была не только вредна для здоровья, но и смертельно опасна. Старые промышленные бочки, сваренные между собой, создавали длинные, узкие коридоры, освещённые тусклыми лампами. В воздухе витал тяжёлые запахи старого металла и пыли, впитавшейся в вогнутые внутрь стены. Однако, последние были оживлены в дополненной реальности нарисованными на них QR-кодами, ссылающимися на голографические фотографии и видеоролики Социальной Сети Сектора. Чаще всего попадались изображения спортсменов-фунджанинов Сектора, по-геройски павших на Панмарсианских Олимпийских играх. Однако, встречался и гордый, довольный жизнью фунджанин Шен, впервые в истории Сектора получивший бронзовую медаль, и потому оставшийся в живых[сноска 1.1] Но ещё чаще, мелькали привычные изображения фунджанина Деда и его ближайших соратников, основавших Сектор. Вряд ли Шенли, несмотря на своё свершение, может приблизиться по своей славе и величию к одному из Отцов-Основателей.

Ведь Дед, по другой легенде Сектора, был одним из ближайших соратников другой легендарной личности — Элона Маска, сыгравшего ключевую роль в появлении людей на Марсе. Точнее, мифология Сектора рассказывала, что это Маск был павшим, на первых панмарсианских играх, ближайшим соратником деда. Но в хрониках нашей общины Маск упоминался в совсем других историях, и далеко не всегда в положительном контексте, и умер он в них вовсе не на Марсе, а на Земле. А фунджанин Дед не встречался в них ни разу. Я думаю, истина где-то посередине. В конце концов, хроники это не Священное Великое Извинение Оператора Симуляции, и уж наверняка наш летописец где-то, местами, приврал. Во всяком случае, статуя отцов-основателей всегда изображала их обоих: и Маска и Деда. Несколько реже попадались и фотографии и видеоролики павших гладиаторов Сектора, бои которых устраивали, для знатных гостей, либо развлечения публики, фунджанины сектора.

Я прошла мимо небольшого помещения с кухней, где несколько мужчин, в их зелено-полосатых футболках и штанах, тихо общались с друг другом, поглощая свой сойлент. Низшие ногфлеры узнали меня, и кивнули, вернувшись к общению с друг другом. Чуть поодаль, в этой же секции, располагались туалет и комната для сексуального уединения. Я знала, что в этом бараке, скорее всего, цифровая очередь на кухню и в туалет, за которыми следит демон барака, занимала несколько часов. А в комнату для уединения, из которой прямо сейчас доносились стоны и ахи, аж несколько дней. Услышав эти звуки, я покраснела, и попыталась быстрее пройти это место.

Наконец, я дошла до секции тётки. Она уже ждала меня, видимо предупрежденная демоном барака о моём визите. Моё сердце сжалось от того, что я увидела. Я всё ещё помнила её совсем другой, до её опускания в касту низших, когда она выглядела куда моложе своих лет, ведь наша жизнь в Общине и далеко не была такой выматывающей, как после переезда в Сектор. Сегодня тётка выглядела ещё более измождённой, чем во время нашей прошлой встречи. Её бледное, болезненное лицо было покрыто сеткой тонких морщин, и оспинами химических ожогов от контакта с парами фторсодержащих соединений, разъедавших кожу. На левой руке, рядом с ПИКом, виднелась гноящаяся язва — тётка, как и я, всё не могла привыкнуть к тяжелому компьютеру, вживлённому в руку, и получила производственную травму.

Волосы тётки были куда более короткими, чем в прошлом — её, как и других женщин, обрили во время церемонии опускания. Они немного успели отрасти, но стали куда хуже. Чтобы спасти их от воздействия химикатов, тётка собрала свои преждевременно поседевшие и выпадающие пучками волосы в жидкий хвост. Одна из прядей выбилась из хвоста тётки, и колебалась от работы вентиляции барака.

Однако, не похоже было, что жизнь в Секторе её сломала. На мои глаза навернулись слёзы, и я обняла родную фигуру в плотном едко-салатном полосатом комбинезоне с множеством карманов, скрывающих её фигуру. Она не успела переодеться после работы.Тётка обняла меня в ответ, и её объятия ощущались неожиданно сильными, несмотря ни на на её прерывистое и хриплое дыхание, ни на то на то, что её грудь, крепко прижатая к моей до боли в ней, поднималась и опускалась с заметной одышкой. Постояв в объятиях, тётка отстранилась от меня и сказала оспишим голосом:

— Дай-ка на тебя взглянуть, моя девочка! Совсем взрослой стала, красивой, не узнать! Я тебя почти и не вижу больше.

На моей душе разливалось тепло, и я на миг забыла свои опасения, наслаждаясь редким моментом гармонии в отношениях с женщиной, которая стала для меня, после гибели родителей, самой близкой на свете. Однако, сентиментальный момент был неожиданно испорчен репликой тётки:

— Вот оно как! Теперь понятно, почему Дупер так просит твоей руки! — она сжала мои плечи, впиваясь в меня оценивающим взглядом. Фторсодержащие химикаты могли заставить глаза тётки покраснеть и слезиться, но не были в силах ни изменить их жгучий, янтарный цвет, ни тем более погасить в них фанатичный огонь Свидетельницы Симуляции. — Ну, не тяни. Нечего брату по Вере ждать. Вряд ли мне или Дуперу осталось больше пары лет. Гнилушка[сноска 1.2] съест мои лёгкие. Он тоже заболеет.

Она ещё сильнее сжала мои плечи, её лицо, прежде светящееся искренней любовью, стало жёстким, словно камень, а голос стал тише. Тётка громко зашептала.

— А ты обязана, слышишь? Обязана дать жизнь новым Свидетелям. Есть вещи поважнее и меня, и тебя, и жизни нашей, особенно Дуперовской. Это община, и это Истина, свет Великого Извинения Оператора, она не должна погибнуть, — Тётка надсадно закашлялась, а я обиженно молчала, глотая наворачивавшиеся слёзы. Прокашлявшись, родственница отрезала, — Ты обязана родить детей и воспитать их в нашей вере. Это твой твой долг перед миром и Оператором. Свет Откровения Оператора Симуляции не должен пропасть, будущие поколения обязаны узнать о нём, чтобы Оператор не обиделся и не выключил вычислительный процесс Симуляции.

Я замерла, не зная что ответить. Слова тётки, резкие и острые, словно резцы фрезерного ЧПУ-станка, пытались обтесать меня, выдирая и обрезая мои чувства, мысли, мечты с мясом. Она смотрела мне прямо в глаза. В моём прошлом теле я была чуть выше неё. Но в этом новом, быстро стареющем, куда роботизированный хирург Торговой Лиги, оставшийся с досингулярных времён пересадил мой мозг, я была, напротив, ниже. И внимание тётки, возвышающийся надо мной, подавляло. Мне казалось, что густой, янтарный взгляд тётки видит меня насквозь. Все аргументы, которые я заготовила, вылетели у меня из головы. Из моих глаз потекли слёзы. Я почувствовала себя одинокой, а тётку отстранённой, словно она и не держалась за мои плечи минуту назад, а между нами, напротив, пролёг Великий каньён Маринера, раскинувшийся к Юго-Западу от Сектора.

— Тётя… — мой голос предательски дрогнул. Я не знала что ей сказать. — Тётя, разве это… Разве это всё, ради чего мы живём? А как же любовь между мужчиной и женщиной, воспетая Оператором? Прости, но я не люблю Дупера. Пожалуйста, ты бы не могла удалить его из моих официальных женихов? Не хочу с ним общаться!

— Оператор, конечно, воспел любовь между мужчиной и женщиной. Но это не твой случай, Астра. Я приняла новую тебя и твоё новое имя не только потому, что я тебя люблю, но и потому, что кому-то нужно возрождать общину! Не может идти и речи о том, чтобы я удалила его из твоих женихов в системе. Тогда он, как опущенный фунджанинами, не сможет за тобой ухаживать!

Мне не понравилось это напоминание о… моём прошлом, о котором я старалась забыть, ещё больше не понравился категорический отказ просьбе исключить от Дупера из моей жизни, но я не успела что-либо ответить, потому, что в этот момент раздались чьи-то хлопки, к которым стихийно присоединились и другие ногфлеры, наблюдающие за сценой.

Я обернулась, и увидела, видимо, ту же любопытную желто-полосатую фигуру, которая заметила меня и мою трубу на дороге к бараку BN-5. Я перевела взгляд на лицо девушки, и мне не потребовалась подсказка от нейрочипа, чтобы мгновенно узнать Машку из клининг-команды — главную сплетницу нашего посёлка. Машка стояла, скрестив руки на груди, её карие глаза горали любопыством и радостью от наблюдения за нашей ссорой, а на её губах застыла едва сдерживаемая усмешка. Со своих многоярусных кроватей за нами наблюдали другие ногфлеры: одни насмешливо улыбались, другие недоумённо переглядывались. Я почувствовала, как чужие, презрительные взгляды пронзают меня, словно прожектора, выхватывающие на сцене земного, досингулярного театра, персонажа-преступника — я любила изучать древние видеоролики в детстве.

Машка продолжила хлопать до тех пор, пока не убедилась, что всё внимание теперь направлено на неё.

— Ну у тебя и яркая тётка, Астра, — хихикнула Машка, — сумасшедшая, как и ты. Но какой пафос! Скоро тебя опустят, как и её. Все знают, что чем больше общаешься с низшими, тем чаще Отцы-Основатели, наблюдая за нами из своей сингулярности, приказывают системе опустить общающегося. А когда вы обе помрёте, тебя забудут, а вот её нет. Ну и бред вы с ней несёте! Какая-то симуляция… Какой-то её оператор… Если бы я не знала твою тётку до её опускания в низшие, подумала бы, что она надышалась химией до глюков.

Я почувствовала, что обидные слова Машки пронзили и разорвали меня на куски своей невероятной энергией насмешки. Всесокрушающей энергией, словно у раскалённой капли металла, расплавившейся в своём полёте от трения о редкую марсианскую атмосферу, выстреленной из рейлгана Торговой Лиги, и обратившей целое здание в пыль. Эту случайно виденную мной демонстрацию для фунджанинов нашего сектора устроили менеджеры-продавцы торговой лиги Лиги, когда их торговый караван посетил Сектор пять лет назад.

Машкины слова с хулой Оператора и нашей с тёткой Веры были крайне неуместны. Хотя я и, боясь признаться самой себе в этом, и сомневалась в её догматах, но слышать вот это всё от непросветлённого человека, терпеть эти циничные, богохульские фразы я была не намерена.

— Держи своё мнение при себе, Машка, — резко сказала я, старалась унять дрожь в голосе.- Ты… ты просто не понимаешь! Это никакой не бред. Оператор существует, и он управляет нашей жизнью, следит за каждым нашим шагом, за каждой мыслью. Он может рассердиться на тебя, и убить за такие слова, не обратив внимание на то, что ты слишком слепа и не понимаешь, что творишь, возводя на него хулу!

— О, вот оно как? — её голос звенел от насмешки. — Это я слепа? А что-то ещё может сделать ваш оператор, кроме как грозить, устами своих фанатиков, убийством? Ничего? Я так и знала.

Её неожиданно поддержал зелёно-полосатый мужчина с усами, которые тот почему-то не стал сбривать, несмотря на очевидные проблемы с кислородной маской. Я подвела к нему взгляд, и нейрочип считал раньше моего сознания QR код с одной из его татуировок, ну или с одежды — понять откуда было нельзя, так как нейрочип тут же подменял этот участок поля зрения, вместо этого выводя информацию из Социальной Сети Сектора в дополненной реальности. Я сосредоточила взгляд на незнакомом лице, и прочитала всплывающую подсказку: Макс, смотрящий за бараком низших ногфлеров BN-5. Назначен третьего 1-го мая, взамен прошлого, выбывшего смотрящего.

— Машка права. Докажи нам, яви чудо: скажем, она хвасталась, что пробовала фунджаниновскую еду. Но вот они все вокруг, — он обвел вокруг рукой, — умрут совсем скоро, так и не попробовав ничего, вкуснее сойлента или вонючих протеиновых баточников. А с недавних пор, как мы стали низшими, нам даже внушить себе через нейрочип один из прежде разрешённых вкусов больше нельзя.

Однако, Машка никак не выразила благодарность Максу за то, что он её поддержал. Наоборот, она ответила ему злым голосом, отметив сальный, раздевающий взгляд, которым Макс наградил сперва Машку, а теперь и меня. Последнее, кажется, её почему-то разозлило.

— Какая ещё фунджаниновская еда? Макс, ты опущенный. Как ты посмел заговорить со мной опять? Ты что, барханы спутал, забыл своё место? Я же больше не веду с тобой дела. Не таращься так на меня, зенки раньше времени отсохнут. Впрочем… Спасибо, что напомнил о себе, теперь я тебя удалила из списка своих контактов, чтобы ты мне больше не мыслеграмил. Нет, не прощу. Никогда.

— Я к тебе по хорошему, мы столько дел вместе сделали, а ты до сих пор дуешься из-за какой-то ерунды, — обиженно сказал Макс, забыв обо мне и тётке. Я вспомнила, что их часто видели вместе этим летом. Да и ходила сюда зачем-то Машка не первый раз. Я подумала, что Машка и Макс мутили что-то вместе… Незаконное. Но моё ли это дело, что они, видимо, обманывают фунджанинов? Пожалуй, я должна это приветствовать. Ведь оператор воздаст своим Наказанием за зло только после смерти. А фунджанины бессмертны. Когда ещё их убьют враги и несчастный случай!

— Это ты сотню трудосолов, которые я потеряла из-за твоего головотяпства называешь пустяками? — не захотела прощать Макса Машка — раньше хоть денежный смысл был, путаться с таким опущем как ты. А теперь, когда ты меня обокрал, какой с тебя прок?

— Раз так, больше не зайдёшь. Ты теперь в стоп-листе у демона барака, а теперь пошла отсюда вон, — И добавил, — сами будем убираться, без тебя и твоих роботов-пылесосов, краснопыль.

— Ты пожалеешь, Макс. Я напишу на тебя жалобу, что ты заговорил со мной, и вот с ней, — Машка указала на меня, ни чуточки не смутившись, что минуту назад предсказывала, что я тоже окажусь в низшей касте — следующий смотрящий будет мудрее, и не станет связываться с клининг-департаментом.

— Ты, конечно, можешь кинуть на меня репорт. Но не думала ли ты, что я не просто так стал смотрящим в этом бараке? Что, если у меня тоже есть связи?

Слушая переругивания Макса и Машки, я постепенно успокоилась, и, наконец, решилась опять привлечь к себе внимание:

— А я смогу вам всем доказать, что наш мир нереален, и мы живём в Симуляции! — Я подняла вверх камуфляжную трубу, сняв крышку с её объектива, и заявила с уверенностью, которой вовсе не чувствовала, — после заката я пойду на холм-террикон, закрывающий запад, и поднимающийся выше плотного, приземистого слоя гексофторида серы, мешающего астрономическим наблюдениям, своим высоким коэффициентом преломления, и посмотрю в трубу на Землю и Венеру. Я уверена, что рядом с Венерой не будет никакой чёрной дыры, а сама Венера, да и Земля обернутся пикселями! Запишу это всё, и выложу в социальную сеть, чтобы вы все посмотрели и убедились!

Выпалив это всё, я тут же пожалела, что поддалась на провокацию: это и была моя идея, как можно расширить нашу с тёткой и Дупером общину, не ложась под него. Скорее всего, никто не понял о чём я говорила: без образовательной лекции по оптике не стоило упоминать коэффициент преломления.

Машка ещё раз уставилась на меня тем же насмешливо-любопытным взглядом, и сказала, сделав вид, что видит устройство в первый раз:

— О, военная труба. В мужских цветах. Как неприлично, стыдно. Ещё позорнее, чем общение с опущенными. Ты совершенно аморальна… Впрочем, это твоё прошлое, наверное, не даёт тебе понять, что женщинам носиться с мужскими вещами не должно! Где ты её взяла вообще? Украла?

— Я сама сделала эту трубу, и сама её покрасила в камуфляж, я же оптик — сказала я покраснев, и начав оправдываться — да и как я могу её украсть? Нашей касте ногфлеров-специалистов запрещены рюкзаки, чтобы мы не выносили оборудование фунджанинов. У меня… У меня задание, связанное с трубой в посёлке. Не могу рассказывать — военная тайна, я подписку давала.

— Да какая разница, сама ты её сделала или нет? Главное, что ты, бесстыжая, позоришь нас всех, весь посёлок!

Я пожалела, что пришла в тёткин барак. Нужно было позвать тётку к себе в гости, и вести неприятный разговор, который нельзя было избежать, без чужих взглядов и ушей, особенно Машкиных. Но за каждый такой визит приходилось бы платить уже не 5 трудосолов налог, а пятьдесят — правила были созданы так, чтобы с низшими никто лишний раз не общался. Впрочем, для моей касты, специалистов, платные запросы к системе было разрешено делать в кредит. После того, как меня перевели в касту ногфлеров-специалистов, мне начисляли по два трудосола в день. Неквалифицированным ногфлерам платят по трудосолу, а у низших забирают половину трудосола в виде налога на своё существование. Они получают только половину.

Однако, дело было даже не только в деньгах — мне очень не хотелось лишний раз дёргать больную женщину, и заставлять её идти на другой конец посёлка. Она явно ходила с трудом, мучаясь от одышки, и с трудом дошла с работы до канатки, и от канатки до барака уже в посёлке. Нужно было что-то делать со скандалом. Так мы не поговорим с тётей.

Я вызвала экранную клавиатуру, на которой накликала сообщение мыслеграммы для Макса, приложив к ней эмоцию мольбы, не забыв отметить галочку, разрешающую опущенному ответить:

— Пожалуйста, Макс, пусти нас с тёткой поговорить приватно на кухню… Или в вашу секс-комнату.

Тот ответил почти мгновенно. От мыслеграммы запахло насмешкой:

— Ты что, лесбиянка? Поэтому с Дупером не хочешь? Но спать с родственницей… Осуждаю, впрочем, не моё дело

— Нет, я не лесбиянка, — не знаю зачем стала оправдываться я, приложив к ответу эмоцию оскорблённости. В Секторе, в отличие от нашей общины, ЛГБТ никак табуировано не было. В отличие от общения с низшими, — мне просто нужно… Поговорить с тёткой. Без Машки.

— Без проблем. Двадцать трудосолов, и я всё организую, — ответ Макса ощущался в мыслеграмме гладко-деловым, будто лакированный стол одного из клерков каравана Торговой Лиги.

— Но у меня столько нет, — с обидой настрочила я, — можно я отдам с будущей зарплаты за пару месяцев?

— Нет… Ты сумасшедшая, я тебе не доверяю, прости, — ответил Макс. Остальные ногфлеры вокруг наблюдали за тем, как мы переглядываемся, догадываясь, что мы обмениваемся сообщениями. Машка же с заметным сожалением, видимо, подгоняемая демоном барака, покинула нас ещё в самом начале нашего немого общения, почему-то унося на своём плече второй кислородный баллон. Вслед ей грустно и зло смотрел один из темнозелено-полосатых ногфлеров.

Внезапно вдруг приходит автоматическая мыслеграмма, от которой шибает страхом, и требованием подчиняться:

≫ Говорит демон посёлка номер 42. Местное время: 17:30:00. Ежегодный ритуал опускания ногфлеров, взамен умерших, состоится сегодня в 20:30 — чуть больше, чем через полтора часа после заката, во время восхода Фобоса. Явка всех ногфлеров обязательна!

≫Говорит демон посёлка номер 42. Местное время: 17:30:02. Дополнительное сообщение. Инкубаторский департамент прислал запрос на плодовитую самку ногфлера, взамен умершей при родах. Назначение подходящей ногфлерки будет осуществлено сегодня, сразу же после ежегодной церемонии опускания.

Я почти не обратила внимание на это сообщение. В конце концов, до этого дурацкого ритуала ещё часы. Я должна успеть сделать то, что я задумала — сбегать на террикон и убедится в том, что пиксели на месте. Эта мысль успокаивала: в мире должна быть высшая справедливость. Оператор воздаст несчастным, опущенным ногфлерам по их страданиям, и они будут перезалиты после своей смерти в новых персонажей. Словам Машки о том, что я окажусь среди опущенных, я не верила. Как и не ожидала того, что меня обратят в шлюху фунджанинов, находящуюся в их репродуктивном и сексуальном рабстве: ведь кому-то нужно работать в Секторе специалистом. Я чувствовала, что на меня возложена Оператором особенная миссия, так что ничего плохого со мной не может случится. Я не зря столько лет учила оптику. Шла к этому годами. Боялась, что за оставшиеся мне несколько лет жизни фунджанины так и не разрешат мне вынести из лабы что-то, что может помочь мне увидеть пиксели. И вот, наконец, появился шанс остаться с собственной трубой ночью, спасибо заданию на проверку системы стабилизации трубы в темноте. Я не должна его упускать!

Конечно, мне ещё предстоит ужасный ритуал Права Первой Ночи, когда меня, в день моего совершеннолетия, в 10 Марсианских лет, или, по земному времени, в 19, должен изнасиловать один из фунджанинов. Ни одна ногфлерка не могла его избежать.Я подумаю об этом потом, когда разберусь с самым важным — моим экспериментом. Первая Ночь случится не сегодня, до неё ещё больше недели. Я предпочитала не думать о предстоящем ужасе, вместо этого обычно мечтая об идеальном женихе, не таком как Дупер, а сегодня все мои мысли были заняты моим экспериментом с трубой — заданием от военных на тестирование оптической стабилизации, и моим решением посмотреть на Землю и Венеру, убедится, что пиксели окажутся на месте.

Остро хотелось доказать им всем, особенно Машке, как они не правы! Я собралась было уходить, но меня догнала тётка. Она тихо сунула мне в руки кислородную маску с поцарапанным, марсианским песком, уже не совсем прозрачным забралом. В маске лежала записка, которую она как-то успела написать, чем меня очень удивила:

«Возьми маску, чтобы барчуки на опускании не глазели. И не волнуйся о первой ночи. Дам мазь, натрёшься, будешь вонять, и не будет риска что он тебя возьмёт, и ты понесёшь, сделает наложницей. Дупер твой единственный путь. Оставь глупые и опасные затеи с трубой. Забыла, что значат полоски? Да и холодно на терриконе ночью, там нельзя быть, замерзнешь! Помни, на тебе долг перед Оператором и общиной, тебе нельзя рисковать»

«Ну тётя и даёт, —

произнесла я про себя, холодея от ужаса. А если кто посмотрит запись «в облаке» Сектора с её или моей зрительной коры мозга? Это же сразу смертная казнь и её перезаливка Оператором в нового персонажа за эту затею с вонючей мазью! Хорошо хоть догадалась не мыслеграммить. А если мы переродимся в разных мирах, и я больше её никогда не увижу?»

Моё настроение изменилось, когда я испугалась за тётку, будто что-то надломилось во мне. Теперь, меня переполняли обида на тётку, на ногфлеров в этом бараке, на фунджанинов, на мир, и даже, наверное, на Оператора Симуляции. Я всё-таки прицепила маску на свободную липучку на спине, когда направлялась к шлюзу. А по моей щеке катилась слеза.

Я знала, что я делаю то, что фунджанины не одобрят. Но я так же знала, что Оператор меня защитит — ведь я задумала благое дело: записать Землю и пиксели в подзорную трубу, и силой своего разума убедить весь посёлок, что только вера в Оператора ведёт к Спасению!

====
[сноска 1. 1] Марсианский год примерно вдвое длиннее земного, поэтому в одном из известных вариантов марсианского календаря месяцы дублируются — первый и второй апрель, например

[cноска 1. 2] Эту историю можно прочитать в рассказе "Три Гонки"

[cноска 1. 3] патогенный грибок, предок которого прибыл с земли и скорее всего не был патогенным. Поражает лёгкие больных, ослабленных людей. Практически никогда не инфицирует здоровых, питающихся правильной пищей. Редко инфицирует неквалифицированных ногфлеров. Зато распространён среди низших. Тётка Астры, если болеет, то болеет именно им. Но так же может быть, её кашель связан с тем, что она надышалась соединениями фтора

Старая глава не влезает, отправлю следующим сообщением

1.) Какое значение столь точная хронология имеет для сюжета? Тот случай, когда не хватает ненавистного для многих инфодампа. Хотя бы в общих чертах: кто, как, когда и зачем освоил Марс? Вы наверняка учились на рассказах, где профессиональные чтецы за такое ругают, но роман - это немного другое. В романе пояснения желательны.
2.) Я бы упростил некоторые предложения, слишком тяжеловесные. Поменьше прилагательных, например: "удивительное, приятное чувство безопасности" - я бы оставил "приятное", чего в безопасности удивительного не ясно.
3.) Поменьше причастных/деепричастных оборотов, хотя, справедливости ради, у вас с этим достаточно хорошо. Язык не заплетается.

P.S.: Профессиональный вопрос: как вы тянете одновременно два(!) романа? Тут над одним задницу надрываешь, а тут два сразу! :)

[PippiTheLongstocking]

Какое значение столь точная хронология имеет для сюжета?

1) мне нравится. Я читала фантастику где такое бывает. Придаёт некоторую конкретику. У меня это объявление когда и куда именно меняется POV.

2) использую в художественных целях - веду отсчёт, когда оба ГГ встретятся, чтобы читатель предвкушал.

UPDATE: заметила, что скопировала во второй главе версию, где этого отсчёта не было. Извиняюсь

Тот случай, когда не хватает ненавистного для многих инфодампа.

Возможно. Когда у тебя очень большой ЛОР, то нужно пройти между сцилой нудного перечисления фактов из мира, и харбидой - тем, что читатель провиснет в воздухе, не понимая что происходит.

Хотя бы в общих чертах: кто, как, когда и зачем освоил Марс?

Может, это лучше подать как загадку, которая будет раскрыта потом? Получается, всё как бы провисает в воздухе? Возможно, это не нравится читателям? Спасибо, что указываете на такое. Но как это исправить не понимаю.

Вы наверняка учились на рассказах, где профессиональные чтецы за такое ругают

Да

В романе пояснения желательны.

В том-то и дело, что у меня очень много пояснений, но они предполагаются размазанными по первому роману, второй и третьей повестям и четвертому роману - вот такой запланирован цикл. Это разве плохая идея раскрывать мир вот так постепенно?
Контента, ЛОРа, у меня очень много - там около 40 страниц описания. И примерно всё будет так или иначе использовано в сюжете.

Сообщение от Гиселер

2.) Я бы упростил некоторые предложения, слишком тяжеловесные. Поменьше прилагательных, например: "удивительное, приятное чувство безопасности" - я бы оставил "приятное", чего в безопасности удивительного не ясно.

Как раз для неё - удивительное. Вы думаете, зря использовала этот оборот?

Сообщение от Гиселер

P.S.: Профессиональный вопрос: как вы тянете одновременно два(!) романа? Тут над одним задницу надрываешь, а тут два сразу! :)

Когда у меня ментальный запор с одним, я переключаюсь на другой. А потом назад :D

[Гиселер]

Сообщение от PippiTheLongstocking

1) мне нравится. Я читала фантастику где такое бывает. Придаёт некоторую конкретику. У меня это объявление когда и куда именно меняется POV.

2) использую в художественных целях - веду отсчёт, когда оба ГГ встретятся, чтобы читатель предвкушал.

Беда в том, что для читателя никакой точки отсчета нет. Мне эти данные ни о чем не говорят. Если их не будет, для меня не изменится ничего. Другое дело, если в вашем романе большой разброс во времени. Скажем, в прологе описаны одни события, а в первой главе действия разворачивается спустя много лет, тогда есть смысл. Например, чтобы отследить возраст героя, прикинуть изменения, которые могли произойти в мире и т.п. А просто так - бессмысленно.

Сообщение от PippiTheLongstocking

Возможно. Когда у тебя очень большой ЛОР, то нужно пройти между сцилой нудного перечисления фактов из мира, и харбидой - тем, что читатель провиснет в воздухе, не понимая что происходит.

Верно, но у вас вообще нет никакой информации, сразу начинаются личные взаимоотношения непонятно кого непонятно где. Если вы претендуете на оригинальную НФ-вселенную, небольшая вводная просто необходима. На мой взгляд она даже для рассказа необходима, но тут я, как говорится, в меньшинстве.

Сообщение от PippiTheLongstocking

Может, это лучше подать как загадку, которая будет раскрыта потом? Получается, всё как бы провисает в воздухе? Возможно, это не нравится читателям? Спасибо, что указываете на такое. Но как это исправить не понимаю.

Сообщение от PippiTheLongstocking

В том-то и дело, что у меня очень много пояснений, но они предполагаются размазанными по первому роману, второй и третьей повестям и четвертому роману - вот такой запланирован цикл. Это разве плохая идея раскрывать мир вот так постепенно?

Все верно, это и нужно раскрывать постепенно. Я ведь говорю не об изложении полного ЛОР-а вашей вселенной, полностью его вообще не стоит раскрывать. Речь идет об элементарной вводной. Как исправить? Элементарно. Можно просто написать короткий пролог, или преподнести это в качестве какой-то исторической заметки, бортового дневника, научно-популярного фильма для колонистов и т.п.

Сообщение от PippiTheLongstocking

Как раз для неё - удивительное. Вы думаете, зря использовала этот оборот?

В вашем случае больше подошло бы слово "непривычное". А вообще речь не об этом. "удивительное, приятное чувство безопасности" - слишком размазано, достаточно одного точного прилагательного. Либо удивительное, либо приятное. Вот еще подобное по тексту: "подавляя всё вокруг, и доминируя, возвышалась статуя Отцов-Основателей" - либо подавляя, либо доминируя (это вообще практически синонимы). Я только рекомендую, сам от этого очень долго избавлялся. Всегда кажется, что описание недостаточно точное, но это заблуждение. :)

[PippiTheLongstocking]

Беда в том, что для читателя никакой точки отсчета нет. Мне эти данные ни о чем не говорят.

Вы же посмотрели вторую главу? Смотрите, первая сцена из POV Астры - ближе к моменту встречи Алекса и Астры - вечер, незадолго до заката, чем вторая глава из POV Алекса - тот же день, но утро
Я время от времени меняю POV, ведя обратный отсчёт к их точке встречи. Возможно, стоит убрать год из каждого объявления сцены?

Скажем, в прологе описаны одни события, а в первой главе действия разворачивается спустя много лет, тогда есть смысл.

У меня бывают флэшбеки в прошлое - например, с помощью чтения записей мозговой активности в архиве, снятой с нейрочипа

Верно, но у вас вообще нет никакой информации, сразу начинаются личные взаимоотношения непонятно кого непонятно где. Если вы претендуете на оригинальную НФ-вселенную, небольшая вводная просто необходима.

Я была бы очень благодарна если бы Вы помогли с этим. Почему аннотация романа не такая вводная? Что вообще там должно быть? И почему у читателя должно быть больше информации чем у героев?


Я Астру специально сделала пришлой из Секты Симуляции, чтобы мы её глазами чужачки смотрели на Сектор и удивлялись.

Элементарно. Можно просто написать короткий пролог, или преподнести это в качестве какой-то исторической заметки, бортового дневника, научно-популярного фильма для колонистов и т.п.

Так герои сами не всё знают. Загадки предполагаются быть отгаданными когда четвертая книга закончится. Но, наверное, Вы имеете ввиду, что читатели не адаптированы к этому миру даже меньше Астры?
Вот как это исправить я не знаю.

[Гиселер]

Сообщение от PippiTheLongstocking

Вы же посмотрели вторую главу? Смотрите, первая сцена из POV Астры - ближе к моменту встречи Алекса и Астры - вечер, незадолго до заката, чем вторая глава из POV Алекса - тот же день, но утро
Я время от времени меняю POV, ведя обратный отсчёт к их точке встречи. Возможно, стоит убрать год из каждого объявления сцены?

Настолько точное указание времени по идее должно быть чем-то обусловлено. Если скачки во времени могут запутать читателя и играют непосредственно на сюжет, в подобном есть смысл. Если разрывы составляют несколько лет, тоже. Но просто обозначать точное время в каждой главе, на мой взгляд - излишество.

Сообщение от PippiTheLongstocking

Я была бы очень благодарна если бы Вы помогли с этим. Почему аннотация романа не такая вводная? Что вообще там должно быть? И почему у читателя должно быть больше информации чем у героев?

Аннотация - это не вводная, а "завлекалово" для потенциального читателя, по требованиям любого издательства она должна быть короткой и емкой. "Невежество" персонажа срабатывает в том случае, если вокруг него строится сюжет (так же, как и с указанием точного времени). Скажем, герой очнулся на незнакомой планете и вместе с читателем пытается разобраться, что к чему. Но судя по вашему тексту герои знают, где находятся, имеют какое-то прошлое и наверняка какие-то познания об окружающем мире. Понимаете? Они знают, а я - нет. То, что очевидно для них, для меня ничтожно.

Как исправить - я вам уже предложил несколько вариантов. Заставку Star Wars смотрели? Самый простой и топорный, но удивительно действенный способ. Ничего лишнего - только общие данные о том, что дело происходит в далекой-далекой галактике, где идет гражданская война.

Есть еще один способ - сделать вводными первые главы, где читатель вместе с героем осматривает окружающий мир, узнают о каких-то принципах его жизни. Но это написать сложнее, тем более с учетом вкусов нынешней аудитории. Народ не хочет вникать, ему сразу экшОн подавай. ;)

[PippiTheLongstocking]

Настолько точное указание времени по идее должно быть чем-то обусловлено. Если скачки во времени могут запутать читателя и играют непосредственно на сюжет, в подобном есть смысл.

Ну вот - первая глава с POV Астры начинается вечером, а вторая в POV Алекса - утром того же дня. И всё время идет отсчёт до их встречи, когда их POV меняются. А потом, в следующих главах, бывают и флэшбеки на несколько лет назад.

Но судя по вашему тексту герои знают, где находятся, имеют какое-то прошлое и наверняка какие-то познания об окружающем мире. Понимаете? Они знают, а я - нет.

В общем, да. Я именно для этого сделала Астру пришлой в Секторе, чтобы она удивлялась и отмечала странное вместе с читателем. Для этого же её POV от первого лица

А какой именно информации не хватает? Может быть, её можно подать от лица Астры в первой главе, когда она идёт в барак низших и витает в облаках? Вы бы не могли, пожалуйста, сформулировать вопросы, которые вызывают недоумение?

[Гиселер]

Сообщение от PippiTheLongstocking

Ну вот - первая глава с POV Астры начинается вечером, а вторая в POV Алекса - утром того же дня. И всё время идет отсчёт до их встречи, когда их POV меняются. А потом, в следующих главах, бывают и флэшбеки на несколько лет назад.

Если хронология не связана с особенностями сюжета, она обычно не указывается отдельным блоком. Об этом можно просто упомянуть в тексте. Но я не знаю всей вашей задумки, возможно это и оправдано.

Сообщение от PippiTheLongstocking

А какой именно информации не хватает?

Информации о том, где и когда все происходит. Роман - это не рассказ, он конструируется по несколько другим правилам. Нужно ввести читателя в локацию, объяснить, где, когда и почему все творится. Вот тут можно использовать отдельную инфовыноску (варианты я вам уже предлагал), или посвятить этому первые главы - не суть важно. Важно, чтобы читатель начал погружение в мир, а не в историю, которая происходит в незнакомом антураже. Раскрывать весь ЛОР не нужно - хватит и первичной локации плюс познания персонажей.

[PippiTheLongstocking]

Информации о том, где и когда все происходит. Роман - это не рассказ, он конструируется по несколько другим правилам. Нужно ввести читателя в локацию, объяснить, где, когда и почему все творится.

Хм, спасибо. Что думаете про вот такую первую главу?

Скрытый текст - первая глава:

Прошло 790 земных лет с момента вымирания человечества по всей Солнечной
Системе за пределами Марса в середине XXIIго века. За это время Марс успел
сделать 420 оборотов. Судный день стал точкой отсчёта нового календаря.

Терраформинг, начатый в конце века XXIго был оборван. Но вечная мерзлота
таяла, планета продолжала становится всё более влажной и зелёной.

Но в то же время последние остатки инфраструктуры человечества,
построенные до катастрофы, очень скоро по историческим меркам обратятся в
пыль. Вокруг нас - новые тёмные века. В чём-то похожие на тёмные века после
катастрофы Бронзового Века. Или на средневековье. В чём-то совсем другие.

Социальные структуры примитивны, и, хоть в этот раз человечество и не забыло
гончарный круг, как забыло в Греческие Тёмные века, но про то, чем занимались
адвокаты и что такое права человека, точно никто не вспоминает. Как и про
полёты в космос. Сейчас не время мечтателей.

Международной торговли почти нет. Как бы мы не пытались её оживить, зная из
человеческой истории, что она спутник Эпохи Возрождения и выхода из тёмных
Веков, у нас ничего не получилось.


Небольшие анклавы-государства людей, которые мы называем Секторами,
экономически автономны.


Мы почти ничего не знаем о том, что происходит за пределами Марса. А те из нас, кто знает - неоаристократы, или совет директоров
Торговой Лиги - борда, не рассказывают остальным. Они точно что-то знают.
Ведь многие из них лично видели совсем другой мир, до Катастрофы. И читали
не только обычные летописи, доступные любому сотруднику Лиги, но и
закрытые отсчёты все эти сотни лет. Они биологически бессмертны.

Человечество погрузилось в мрачный сон своего коллективного разума. Однако,
как ни странно, крупных войн за эти столетия не было - сердцем экономики
любого сектора является Термоядерная Электростанция Великого Кольца -
обороняющиеся, проигрывая, могут легко её подорвать. Захватчики получат
лишь ледяную красную пустыню.

Почти все войны сводятся к рейдам за рабами. Почти все. И если о войне Лиги с
Элладой мне не даст рассказать борда, то о хаосе, возникшем вокруг Сектора
Хриса никто не помешает. Я знаю историю из первых рук. От её
непосредственных участников.

Сектор Хриса не самое лучшее место на Марсе, но и не худшее. Вокруг него всё
ещё по большей части красная пустыня, и жизнь только начинает своё победное
шествие по его территории.

Хрис расположен в глубокой впадине одноименной долины Хриса. В ней
сравнительно мягкий климат, становящийся всё лучше и лучше с каждым
столетием.


Жители Хриса, или как они сами себя называют, Сектор или Семья,
сохранили свою промышленность более успешно, чем их соседи, которые их
боятся. Семья никому не раскрывает численность своего населения, но
аналитики Лиги уверены, что в нём живёт больше 75 тысяч, и меньше сотни
тысяч человек.


И это больше чем в десять раз меньше соседнего Восточного
Маринера. Хотя и больше 40 тысяч, чем в другом соседе Хриса - Арабике.
Семья, а точнее, её Великий Отец, диктатор Дед, не задумываются над тем, что
существующий порядок вещей может быть не таким стабильным, как они
привыкли за сотни лет.



Анонимный летописец Торговой
Лиги


Глава 1
Примечание автора: глава полностью переписана 21го апреля 2025го. И существенно дополнена 3го Мая.


420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, 17:15 (вечер). Астра. За два часа до её встречи с Алексом.



Я шла в гости к тётке, шла на очень неприятный разговор, сжимая в руке изготовленную мной подзорную трубу, а в голове всё ещё жил обрывок сна. Он был таким ярким, что даже сейчас, спустя такой долгий, сложный день, заставлял моё сердце трепетать.



Во сне я стояла на вершине холма, окутанная синим сумраком Марсианского рассвета. Рядом был он — тот, без которого я в этих грёзах не мыслила свою жизнь. Я никак не могла вспомнить его лицо, зато не забыла ощущение его любящего взгляда, и непривычное чувство безопасности. Как бы я ни силилась, я не могла оживить в памяти ни его голос, ни, что самое ужасное, имя, чтобы проверить по Социальной Сети Сектора его существование. Зато, прекрасно помнила объятия сильных, заботливых рук, и обжигающее прикосновение его комбинезона за спиной, защищающее от стужи выпадающей из атмосферы инеем углекислоты.


На небе синел рассвет, и звезды гасли по одной. Однако, наш с ним взор притягивали не они, и даже не утренние и вечерние звезды — Земля и Венера, а огромная, хвостатая комета, вытянувшаяся вдоль своей орбиты к Солнцу, пока ещё скрытому за горизонтом. Рядом с нами стоял на своей треноге телескоп. И мы спорили, увидим ли мы пиксели «матрицы», посмотрев на комету через него.

Возвращаться в реальность из воспоминаний о грёзах очень не хотелось. Однако, не то, чтобы у меня был какой-то выбор.



Я знала, что разговор с тёткой не будет приятным, и не хотела её видеть, несмотря на то, что вся остальная моя семья мертва, убита фунджанинами. Убита в тот день, когда нас с тёткой захватили в рабство, сделали, как говорят в Секторе, ногфлерами.



До нашего порабощения мы жили небольшой общиной Свидетелей Симуляции. Мы были как семья: помогали друг другу во всём. Иронично, что Сектор тоже часто называет себя Семьей - с большой буквы, а своего диктатора, Деда, Великим отцом. Так вот, я знаю, что это неправда. Потому, что я видела общество, которое куда более похоже на то, что пропаганда Сектора утверждает.



Такие общины как наша часто странствуют в серой зоне, между границ секторов. Пытаются выживать и сохранять свою самобытность. Я надеюсь, мы не были последней общиной Свидетелей Симуляции в этой части Марса. С другой стороны, всё что ни делается - всё делается по воле Оператора Симуляции. Я думаю, Его план был в том, чтобы мы изменили Сектор изнутри, сделали его настоящей Семьёй, как была у нас, только много большей. Нас было сорок четыре человека. И номер посёлка, куда нас поселили с Тёткой, сорок второй.

Тётка любит говорить, что если из 44 вычесть обеих нас выживших будет как раз 42. И считает это знаком свыше.



С другой стороны, из своих книг я знала, что человеческий мозг очень любит находить совпадения в совершенно случайных, не связанных событиях, притягивать их за уши. Думаю, это именно такой случай.



Пока у тётки не очень получалось с агитацией. Из всех жителей посёлка она смогла сделать Просветлённым только шахтёра Дупера. Я думаю, тётка давно поняла, что её агитация не работает, и она решила попробовать новый способ распространять веру: родить, воспитать в Просветлении детей. Точнее, заставить их рожать меня. Она отказывалась даже выслышать о другие идеях, как мы бы могли привлечь к себе людей. А я старалась лишний раз даже не думать о тёткиных способах, и избегала этих разговоров как могла.



Однако, в этот раз избежать разговора с ней было невозможно, как бы я не хотела этого. Я осмотрелась, чтобы заставить себя принять действительность.

Позади меня, на центральной площади посёлка, подавляя всё вокруг, и доминируя, возвышалась статуя Отцов-Основателей. Силуэты вошедших в историю мужчин чернели на фоне красного Марсианского неба, а длинная тень пролегла на багровом песке почти до самого конца улицы. На ней почти не было видно других людей. Они либо внутри, в жилищах, либо еще не вернулись в наш 42й поселок со своей смены, как совсем недавно сюда приехала я.


Я подумала, что хорошо, что Дупер так и вкалывает в своей шахте, и прибудет в посёлок только на закате. Надеюсь, я с ним сегодня не встречусь! Ведь он совсем не похож на того, кто мне сегодня приснился. Он такой примитивный и тупой! Хорошо, что хотя бы во сне я обнималась и наблюдала комету с тем, с кем хотела быть вместе. Окружающий меня пейзаж пока ещё был погружён в привычную красную, дневную палитру Марса. Однако, посёлок уже готовился к своим обычным вечерним ритуалам.



Я шла по узкой улочке, петлявшей как вход в ловушку. Я проходила мимо ставших такими привычными, за последние три года, бараков. Не задумываясь о них, обходила знакомые тупики. На плечи давили лямки кислородного баллона. Правую руку оттягивала изготовленная мной в оптической мастерской подзорная труба, а левую тянул вниз вживленный в нее ПИК — персональный имплантированный компьютер. Он изготовлен по примитивным, всё более упрощающимся технологиям Сектора, и не отличался ни компактностью, ни малым весом. Всё никак не могла к нему привыкнуть. На душе было еще более тяжело от предстоящего разговора с тёткой. Я устала за рабочий день, а ведь он для меня пока не закончился — я ещё должна проверить работу оптической стабилизации трубы по ночным зданиям поселка, перед тем как этот заказ военных Сектора будет закрыт. Под ногами скрипел красный марсианский песок — Сектор вымостил камнями только центральную площадь.



Чем ближе я подходила к бараку тётки, тем тяжелее мне было на душе. И тем меньше мне хотелось думать о предстоящем разговоре. Да что там! Хотелось думать о чём-то совсем другом, более возвышенном, романтичном… Как сегодняшний сон. Хотя подумать и спланировать разговор стоило.

Когда я возвращалась домой с работы в Столице, я получила от тетки мыслеграмму, которая звенела пружиной теткиного нетерпения, и пахла ее болезнью. Хотя я и была зажата со всех сторон набившимися в кабинку канатки ногфлерами, в этот момент я ощутила липкий страх остаться, после смерти тётки, совсем одной. Однако, её нетерпение, переданное мыслеграммой, не предвещало ничего хорошего.



Хотя тетка и не упомянула в тексте сообщения о чем она хотела поговорить, я догадывалась, что именно ей от меня нужно — она опять будет нудеть о том, что моему телу осталось ещё года три биологической молодости, напоминать близости моего совершеннолетия, во время которого должно произойти кое-что настолько ужасное, что я хочу об этом думать ещё меньше, чем о другой теме предстоящего разговора: она обязательно опять будет пытаться выдать меня замуж за нашего единственного с ней в Секторе единоверца — скучного, тупого, лысеющего, рано оскуфевшего от тяжелой работы шахтером Дупера.

Нет, он точно не мужчина моей мечты, я заслуживаю совсем другого мужа! Больше всего на свете мне хотелось убрать его из своих официальных женихов, куда его добавила тётка, пользуясь тем, что она моя официальная опекунша, а я всё ещё несовершеннолетняя. Если бы не этот статус Дупера, по правилам Сектора, он бы не смог мне мыслеграммить, и ему было бы запрещено со мной начинать разговор первым, и я могла бы его просто игнорировать, как и других членов его касты. Правила Сектора, конечно, были ужасными, но именно в этой части они не казались такими уж несправедливыми лично ко мне. Это тётка виновата в том, что он мне досаждает.



А ведь можно было бы говорить совсем не о Дупере, или о возрождении нашей религиозной общины через брак с ним — я бы очень хотела поделиться с тёткой чувством хорошо сделанной работы, которую держала в руке. А еще, хотела ей пожаловаться на то, через что я каждый день прохожу в нашей Лабе, особенно на напоминания фунджанинов, что значат продольные полоски на моем фиолетовом костюме. Брр, телесные наказания это ещё одна тема, о которой совсем не хочу думать! Наверное, мне был нужен кто-то выговориться, и тетя подходила для этого как никто больше, ведь она была не только моей единственной родственницей в Секторе, но и сестрой по вере. Кто еще поймет меня?



Еще в вагончике канатки меня осенила идея, как убедить тетку, что есть и другой путь добиться увеличения численности представителей нашей общины в Секторе — рожать детей от унылого Дупера вовсе для этого не обязательно: я крепко держала эту идею в правой руке. Брутальная, большая, тяжелая, выкрашенная в красно-черный военный камуфляж, подзорная труба казалась неуместной в этом месте, и тем более в моей маленькой ладони. Тут и там я ловила удивленные взгляды редких прохожих, бросаемые на нее и меня.



Над каждым ногфлером дополненная реальность, или как её часто сокращённо называют, AR, выводила личный номер и различные иконки, среди которых превалировала иконка неквалифицированных ногфлеров, принадлежащих этой улице. Это результат работы связки примитивного, но функционального нейрочипа Сектора и ПИКа, имплантированного мне в руку. Впрочем, касты ногфлеров были понятны и по цвету комбинезонов наблюдавших за моим возвращением: почти все они были мужского, коричнево-полосатого, и женского, желто-полосатого цветов.

Одна из коротких, желто-полосатых фигурок было направилась в мою сторону, однако вскоре передумала: кажется, усталость в ней пересилила любопытство, и ее длинная, вечерняя тень заскользила по красному песку в сторону более близкой к ней массивной конструкции, доминирующей над другими бараками и состоящей из десятка сваренных в месте промышленных бочек, догадавшись, что я направляюсь именно туда. Другие здания в посёлке тоже состояли из бочек, лежащих на песке горизонтально, но были в разы меньше, особенно на соседней улице, где жили специалисты в своих индивидуальных ночных бочках.

Не только местные ногфлеры отбрасывали редкие, вечерние и лениво шевелящиеся силуэты, подавленные размерами фигур Отцов-Основателей; куда больше и чаще вокруг стелились тени от импровизированных жилищ. Бочки удерживались на месте с помощью кольев, глубоко вбитых в марсианский грунт, и приваренных к ним металлических тросов.



Всё вокруг было покрыто свежей ржавчиной, наросшей на металле от недавно прошедшего сильного дождя. Вода впитала углекислый газ из атмосферы, а химическая реакция превратила её в кислоту. Влажность на планете все еще росла, несмотря на оборванный, почти восемьсот земных лет назад, процесс терраформинга. Мне стало жаль, что я пропустила сегодняшний ливень, работая в лабе днём — за прошедший влажный сезон я так и не увидела это редкое погодное явление. Порыв ветра пронес мимо меня облачко песка, и я рефлекторно прижала кислородную маску плотнее к лицу, чтобы под неё не набилась вездесущая, абразивная марсианская пыль, которая хоть сегодня и слиплась от влажности после дождя, но всё ещё оставалась опасной для лёгких и желудка человека.

Мой разум, не желая думать о предстоящем разговоре с тёткой, попытался найти что-то положительное в моменте: хотя бы то, что терраформирование Марса, пусть и было заброшено после Сингулярной Катастрофы, успело поднять давление атмосферы достаточно, чтобы мы могли не носить громоздкие скафандры.

В Секторе рассказывали самые дикие легенды о Катастрофе. Одна из них утверждала, что Отцы-Основатели прервали терраформирование намеренно, чтобы люди на Марсе не стали слишком изнеженными. По другой, ещё более абсурдной, Сингулярную Катастрофу назвали так потому, что другие Отцы-Основатели оставили свое «стадо» фунджанину Деду, а сами улетели в другую галактику через гравитационную сингулярность — микроскопическую черную дыру, якобы вращающуюся вокруг Венеры. И по-прежнему дают оттуда советы Деду. Сразу отвечают ему, когда он требует от них советов — принимает их прямо на свой совершенный, досингулярный нейрочип, напрямую умеющий работать с мыслями.



Абсурд! Любой, кто хоть немного изучал древние учебники по астрономии, знает, что черных дыр в Солнечной системе нет, по крайней мере точно нет на орбите вокруг Венеры. И что при приближении к такой дыре, человек будет порван на кусочки, превратившись в спагетти. Ещё большим бредом казались рассказы про передачу советов из чёрной дыры: то, что я узнала о физике, занимаясь самообразованием в Общине, до нашего с теткой обращения в ногфлеры, заставляло меня чувствовать глубочайший скептис ко всем перемещениям быстрее скорости света.



Наша община Свидетелей Симуляции придерживалась иного взгляда: мы верили, что произошла катастрофа с программным кодом мироздания, и весь мир за пределами Марса превратился в пиксели.

Именно из желания увидеть эти пиксели я и увлеклась оптикой, хотя многие в общине не одобряли моего интереса. Родители поддержали меня, возможно, желая отвлечь от… других проблем, о которых я тоже привыкла не думать. Это было лучшее начинание в моей жизни: только благодаря моим знаниям оптика фунджанины сохранили мне жизнь. Теперь я не просто ногфлерка, но ногфлерка-специалист.



Но чем больше я изучала науку, тем чаще мне приходила в голову крамола: что, если никаких пикселей нет? Что, если в Великом Извинении Оператора — не написана правда? Вся наука построена на сомнении в теориях, и на их доказательстве. На готовности отвергнуть идеи, если они не соответствуют фактам. Наши священные тексты устроены совсем другим образом: в них императивно изложена Истина, дарованная нам Оператором Симуляции. Мы не должны в ней сомневаться. Однако, увлечение наукой приучило меня задавать вопросы самой себе о самых, казалось бы, незыблемых истинах.

Это отец научил меня сомневаться во всём и искать истину. Однако, он так и не объяснил мне, как не бояться узнать ответ. Я думаю, решение в том, что я должна верить в изложенное Оператором без каких-то сомнений. Принимать эту истину как аксиомы в геометрии, ведь Оператор не прав быть не может. Ситуация, когда реальность результатов экспериментов противоречит реальности Великого Извинения — не возможна, поэтому я и не должна волноваться.
Однако, с момента последнего нашего разговора с отцом, когда он, смертельно раненный солдатами Сектора попрощался со мной, прошло несколько лет, а я так и не достигла прогресса в развитии своей Веры.



Размышления на эту тему более не утешали, а наоборот, ужасали. Так что, я отогнала их и сосредоточилась на реальности — я, наконец, дошла до теткиного барака.



Я подошла к шлюзу. Из-под ржавчины виднелись фрагменты QR-кода, нечитабельного для моего нейрочипа. Я подняла руку и потёрла поверхность. Куски ржавчины отвалились, и медленно упали в ослабленном тяготении Марса на грунт.

Фрагменты QR-кода пропали, зато проявилась надпись «Посёлок 42, закрытый барак для низших ногфлеров BN-5». Я сосредоточила взгляд на этой надписи, и ПИК на моей левой руке загудел охлаждением своих медленных и горячих процессорных ядер. Через мгновение, я получила мыслеграмму:



> Демон барака BN-5. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, назови цель посещения?



Я привычно накликала ответ мысленным взглядом на всплывшей, в моём поле зрения, клавиатуре: «Посещение родственницы». Через несколько мгновений перед моими глазами появилось зелёное сообщение: «Доступ разрешён. Списано 5 трудосолов налога на общение с представителями касты низших. На счёте: 10». В душе угнездилась тревога: как тётка меня встретит? Есть ли надежда, что она не будет навязывать мне брак с Дупером? Будет ли терзать меня другими проблемами, которые я всё равно невозможно решить, а потому, о них лучше не думать? В любом случае, дороги назад нет: я заплатила не только эти 5 трудосолов, но ещё 10 из своих накоплений, чтобы тётку отпустили с работы сегодня раньше, чем обычно.



Овальная дверь шлюза скрипнула, отворяясь. Я сделала шаг внутрь, и дверь за моей спиной с тяжёлым, лязгающим металлическим звуком закрылась, заперев меня в тесном помещении. Стены шлюза были сделаны из старого, местами латаного заклепками свежей сварки металла, который давно потерял свой блеск. Под ногами скрипел красный песок, занесённый сюда с улицы предыдущими посетителями.



Сверху моргал свет одной-единственной, тусклой лампы накаливания, сигнализируя о том, что она почти перегорела из-за нарушения своей герметичности. Если бы она находилась внутри, в богатой кислородом атмосфере, это бы давно произошло. Впрочем, скоро это обязательно случится, когда дуговой электрический разряд лампы разложит до активных форм фтора, медленно просачивающиеся внутрь крупные, неповоротливые молекулы суперпарникового газа — гексофторида серы, использованного для тераформинга планеты.

AR подсветила красным, запретным цветом входную дверь, и вывела передо мной постепенно ползущий вверх столбик давления. ПИК опять загудел своими вентиляторами, пока его программное обеспечение связывалось с демоном барака, и управляло нейрочипом, который влиял на зрительную кору моего мозга, и передавал то, что я вижу, назад в ПИК для обработки.



Сверху шипели клапаны компрессоров, через которые подавался воздух, а металл шлюза дрожал от приводивших их в действие электромоторов. Перед моим взглядом менялись, зеленея несколько информационных столбиков. Индикатор общего уровня давления и парциального же давления кислорода увеличивались, а столбики углекислого газа и гексафторида серы уменьшались. Я рефлекторно сглотнула, чтобы избежать заложенности ушей. Когда AR дала мне знать, что процесс завершен, перед глазами появилось еще одно сообщение:

> Демон барака BN-5. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, в связи с прошедшим дождем, процедура изменена. Жди, идет дополнительная очистка.

Тугой поток воздуха подул снизу, и красная пыль, клубясь, закружилась в потоке, стремясь в вентиляционные решётки на стенах. Густая взвесь рассеивалась, и я молча смотрела, как оставшаяся часть осела тонким красным слоем на полу. Этот оттенок — вечный спутник марсианской жизни, особенно в сезон дождей, которых, в последнее столетие, бывало уже не меньше десяти за влажный сезон. Во всяком случае, я об этом читала в хрониках Общины до того, как нас с теткой захватили в рабство.



Я сняла надоевшую кислородную маску и прицепила её на липучку на спине. Лицо сразу начало зудеть, а кожа покрылась слоем мелкой пыли. Я провела рукой по щеке, стирая прилипшие крупицы. Под маской кожа вспотела и оставалась влажной, отчего зуд лишь усиливался. Я знала, что давление маски на кожу всегда оставляло на скулах и носу неприятные вмятины. Они и сейчас напоминали о себе при каждом движении мышц лица. Я потёрла нос, но это не помогло; вместо облегчения ощутила только стянутость и покалывание. Захотелось в душ, который мне разрешали посещать в Лабе. Хотя и влажные салфетки бы помогли — пачка таких сейчас валяется у меня дома.



Внутренняя дверь распахнулась с таким же скрипом, как и входная. В нос шибануло смесью сырости, затхлости, гнили и ржавчины. Я замерла, привыкая к запахам. Сквозь открытую дверь неслись звуки, издаваемые множеством скученных, больных людей — проспыпающейся на работу ночной смены из низшей касты ногфлеров. Я зашла внутрь. Внутренность промышленной бочки была забита двумя рядами многоярусных кроватей, между которыми находился узкий проход. AR, считывая и интерпретируя QR-коды, обозначала иконками с номером низшего каждую кровать, и лежащих на них людей. Часть кроватей была свободна. Для них так же указывался владелец, либо кровать помечалась зеленым маркером «свободна». В торцах кроватей находились ящики для личных вещей. Когда я посмотрела на один из них, в AR он пометился красным маркером и надписью «доступ запрещён» — кое-какие права у таких ногфлеров всё же оставались.

Я двигалась вдоль рядов кроватей, переходя из секции в секцию. Вокруг устало шевелились и кашляли больные люди в полосатых комбинезонах темно-зеленого и салатного цветов — униформы низшей касты ногфлеров, работа которых была не только вредна для здоровья, но и смертельно опасна. Старые промышленные бочки, сваренные между собой, создавали длинные, узкие коридоры, освещённые тусклыми лампами. В воздухе витал тяжёлые запахи старого металла и пыли, впитавшейся в вогнутые внутрь стены. Однако, последние были оживлены в дополненной реальности нарисованными на них QR-кодами, ссылающимися на голографические фотографии и видеоролики Социальной Сети Сектора. Чаще всего попадались изображения спортсменов-фунджанинов Сектора, по-геройски павших на Панмарсианских Олимпийских играх. Однако, встречался и гордый, довольный жизнью фунджанин Шенли, впервые в истории Сектора получивший бронзовую медаль, и потому оставшийся в живых.


Но ещё чаще, мелькали привычные изображения фунджанина Деда и его ближайших соратников, основавших Сектор. Вряд ли Шенли, несмотря на своё свершение, может приблизиться по своей славе и величию к одному из Отцов-Основателей.



Ведь Дед, по другой легенде Сектора, был одним из ближайших соратников другой легендарной личности — Элона Маска, сыгравшего ключевую роль в появлении людей на Марсе. Точнее, мифология Сектора рассказывала, что это Маск был павшим, на первых панмарсианских играх, ближайшим соратником деда. Но в хрониках нашей общины Маск упоминался в совсем других историях, и далеко не всегда в положительном контексте, и умер он в них вовсе не на Марсе, а на Земле. А фунджанин Дед не встречался в них ни разу. Я думаю, истина где-то посередине. В конце концов, хроники это не Священное Великое Извинение Оператора Симуляции, и уж наверняка наш летописец где-то, местами, приврал. Во всяком случае, статуя отцов-основателей всегда изображала их обоих: и Маска и Деда. Несколько реже попадались и фотографии и видеоролики павших гладиаторов Сектора, бои которых устраивали, для знатных гостей, либо развлечения публики, фунджанины сектора.



Я прошла мимо небольшого помещения с кухней, где несколько мужчин, в их зелено-полосатых футболках и штанах, тихо общались с друг другом, поглощая свой сойлент. Низшие ногфлеры узнали меня, и кивнули, вернувшись к общению с друг другом. Чуть поодаль, в этой же секции, располагались туалет и комната для сексуального уединения. Я знала, что в этом бараке, скорее всего, цифровая очередь на кухню и в туалет, за которыми следит демон барака, занимала несколько часов. А в комнату для уединения, из которой прямо сейчас доносились стоны и ахи, аж несколько дней. Услышав эти звуки, я покраснела, и попыталась быстрее пройти это место.





Наконец, я дошла до секции тётки. Она уже ждала меня, видимо предупрежденная демоном барака о моём визите. Моё сердце сжалось от того, что я увидела. Я всё ещё помнила её совсем другой, до её опускания в касту низших, когда она выглядела куда моложе своих лет, ведь наша жизнь в Общине и далеко не была такой выматывающей, как после переезда в Сектор. Сегодня тётка выглядела ещё более измождённой, чем во время нашей прошлой встречи. Её бледное, болезненное лицо было покрыто сеткой тонких морщин, и оспинами химических ожогов от контакта с парами фторсодержащих соединений, разъедавших кожу. На левой руке, рядом с ПИКом, виднелась гноящаяся язва — тётка, как и я, всё не могла привыкнуть к тяжелому компьютеру, вживлённому в руку, и получила производственную травму.





Волосы тётки были куда более короткими, чем в прошлом — её, как и других женщин, обрили во время церемонии опускания. Они немного успели отрасти, но стали куда хуже. Чтобы спасти их от воздействия химикатов, тётка собрала свои преждевременно поседевшие и выпадающие пучками волосы в жидкий хвост. Одна из прядей выбилась из хвоста тётки, и колебалась от работы вентиляции барака.

Однако, не похоже было, что жизнь в Секторе её сломала. На мои глаза навернулись слёзы, и я обняла родную фигуру в плотном едко-салатном полосатом комбинезоне с множеством карманов, скрывающих её фигуру. Она не успела переодеться после работы.Тётка обняла меня в ответ, и её объятия ощущались неожиданно сильными, несмотря ни на на её прерывистое и хриплое дыхание, ни на то на то, что её грудь, крепко прижатая к моей до боли в ней, поднималась и опускалась с заметной одышкой. Постояв в объятиях, тётка отстранилась от меня и сказала оспишим голосом:





— Дай-ка на тебя взглянуть, моя девочка! Совсем взрослой стала, красивой, не узнать! Я тебя почти и не вижу больше.

На моей душе разливалось тепло, и я на миг забыла свои опасения, наслаждаясь редким моментом гармонии в отношениях с женщиной, которая стала для меня, после гибели родителей, самой близкой на свете. Однако, сентиментальный момент был неожиданно испорчен репликой тётки:





— Вот оно как! Теперь понятно, почему Дупер так просит твоей руки! — она сжала мои плечи, впиваясь в меня оценивающим взглядом. Фторсодержащие химикаты могли заставить глаза тётки покраснеть и слезиться, но не были в силах ни изменить их жгучий, янтарный цвет, ни тем более погасить в них фанатичный огонь Свидетельницы Симуляции. — Ну, не тяни. Нечего брату по Вере ждать. Вряд ли мне или Дуперу осталось больше пары лет. Гнилушкапатогенный грибок, предок которого прибыл с земли и скорее всего не был патогенным. Поражает лёгкие больных, ослабленных людей. Практически никогда не инфицирует здоровых, питающихся правильной пищей. Редко инфицирует неквалифицированных ногфлеров. Зато распространён среди низших. Тётка Астры, если болеет, то болеет именно им. Но так же может быть, её кашель связан с тем, что она надышалась соединениями фтора съест мои лёгкие. Он тоже заболеет.

Она ещё сильнее сжала мои плечи, её лицо, прежде светящееся искренней любовью, стало жёстким, словно камень, а голос стал тише. Тётка громко зашептала.





— А ты обязана, слышишь? Обязана дать жизнь новым Свидетелям. Есть вещи поважнее и меня, и тебя, и жизни нашей, особенно Дуперовской. Это община, и это Истина, свет Великого Извинения Оператора, она не должна погибнуть, — Тётка надсадно закашлялась, а я обиженно молчала, глотая наворачивавшиеся слёзы. Прокашлявшись, родственница отрезала, — Ты обязана родить детей и воспитать их в нашей вере. Это твой твой долг перед миром и Оператором. Свет Откровения Оператора Симуляции не должен пропасть, будущие поколения обязаны узнать о нём, чтобы Оператор не обиделся и не выключил вычислительный процесс Симуляции.





Я замерла, не зная что ответить. Слова тётки, резкие и острые, словно резцы фрезерного ЧПУ-станка, пытались обтесать меня, выдирая и обрезая мои чувства, мысли, мечты с мясом. Она смотрела мне прямо в глаза. В моём прошлом теле я была чуть выше неё. Но в этом новом, быстро стареющем, куда роботизированный хирург Торговой Лиги, оставшийся с досингулярных времён пересадил мой мозг, я была, напротив, ниже. И внимание тётки, возвышающийся надо мной, подавляло. Мне казалось, что густой, янтарный взгляд тётки видит меня насквозь. Все аргументы, которые я заготовила, вылетели у меня из головы. Из моих глаз потекли слёзы. Я почувствовала себя одинокой, а тётку отстранённой, словно она и не держалась за мои плечи минуту назад, а между нами, напротив, пролёг Великий каньён Маринера, раскинувшийся к Юго-Западу от Сектора.

— Тётя… — мой голос предательски дрогнул. Я не знала что ей сказать. — Тётя, разве это… Разве это всё, ради чего мы живём? А как же любовь между мужчиной и женщиной, воспетая Оператором? Прости, но я не люблю Дупера. Пожалуйста, ты бы не могла удалить его из моих официальных женихов? Не хочу с ним общаться!





— Оператор, конечно, воспел любовь между мужчиной и женщиной. Но это не твой случай, Астра. Я приняла новую тебя и твоё новое имя не только потому, что я тебя люблю, но и потому, что кому-то нужно возрождать общину! Не может идти и речи о том, чтобы я удалила его из твоих женихов в системе. Тогда он, как опущенный фунджанинами, не сможет за тобой ухаживать!

Мне не понравилось это напоминание о… моём прошлом, о котором я старалась забыть, ещё больше не понравился категорический отказ просьбе исключить от Дупера из моей жизни, но я не успела что-либо ответить, потому, что в этот момент раздались чьи-то хлопки, к которым стихийно присоединились и другие ногфлеры, наблюдающие за сценой.





Я обернулась, и увидела, видимо, ту же любопытную желто-полосатую фигуру, которая заметила меня и мою трубу на дороге к бараку BN-5. Я перевела взгляд на лицо девушки, и мне не потребовалась подсказка от нейрочипа, чтобы мгновенно узнать Машку из клининг-команды — главную сплетницу нашего посёлка. Машка стояла, скрестив руки на груди, её карие глаза горали любопыством и радостью от наблюдения за нашей ссорой, а на её губах застыла едва сдерживаемая усмешка. Со своих многоярусных кроватей за нами наблюдали другие ногфлеры: одни насмешливо улыбались, другие недоумённо переглядывались. Я почувствовала, как чужие, презрительные взгляды пронзают меня, словно прожектора, выхватывающие на сцене земного, досингулярного театра, персонажа-преступника — я любила изучать древние видеоролики в детстве.

Машка продолжила хлопать до тех пор, пока не убедилась, что всё внимание теперь направлено на неё.



— Ну у тебя и яркая тётка, Астра, — хихикнула Машка, — сумасшедшая, как и ты. Но какой пафос! Скоро тебя опустят, как и её. Все знают, что чем больше общаешься с низшими, тем чаще Отцы-Основатели, наблюдая за нами из своей сингулярности, приказывают системе опустить общающегося. А когда вы обе помрёте, тебя забудут, а вот её нет. Ну и бред вы с ней несёте! Какая-то симуляция… Какой-то её оператор… Если бы я не знала твою тётку до её опускания в низшие, подумала бы, что она надышалась химией до глюков.

Я почувствовала, что обидные слова Машки пронзили и разорвали меня на куски своей невероятной энергией насмешки. Всесокрушающей энергией, словно у раскалённой капли металла, расплавившейся в своём полёте от трения о редкую марсианскую атмосферу, выстреленной из рейлгана Торговой Лиги, и обратившей целое здание в пыль. Эту случайно виденную мной демонстрацию для фунджанинов нашего сектора устроили менеджеры-продавцы торговой лиги Лиги, когда их торговый караван посетил Сектор пять лет назад.
Машкины слова с хулой Оператора и нашей с тёткой Веры были крайне неуместны. Хотя я и, боясь признаться самой себе в этом, и сомневалась в её догматах, но слышать вот это всё от непросветлённого человека, терпеть эти циничные, богохульские фразы я была не намерена.



— Держи своё мнение при себе, Машка, — резко сказала я, старалась унять дрожь в голосе.- Ты… ты просто не понимаешь! Это никакой не бред. Оператор существует, и он управляет нашей жизнью, следит за каждым нашим шагом, за каждой мыслью. Он может рассердиться на тебя, и убить за такие слова, не обратив внимание на то, что ты слишком слепа и не понимаешь, что творишь, возводя на него хулу!



— О, вот оно как? — её голос звенел от насмешки. — Это я слепа? А что-то ещё может сделать ваш оператор, кроме как грозить, устами своих фанатиков, убийством? Ничего? Я так и знала.



Её неожиданно поддержал зелёно-полосатый мужчина с усами, которые тот почему-то не стал сбривать, несмотря на очевидные проблемы с кислородной маской. Я подвела к нему взгляд, и нейрочип считал раньше моего сознания QR код с одной из его татуировок, ну или с одежды — понять откуда было нельзя, так как нейрочип тут же подменял этот участок поля зрения, вместо этого выводя информацию из Социальной Сети Сектора в дополненной реальности. Я сосредоточила взгляд на незнакомом лице, и прочитала всплывающую подсказку: Макс, смотрящий за бараком низших ногфлеров BN-5. Назначен третьего 1-го мая, взамен прошлого, выбывшего смотрящего.



— Машка права. Докажи нам, яви чудо: скажем, она хвасталась, что пробовала фунджаниновскую еду. Но вот они все вокруг, — он обвел вокруг рукой, — умрут совсем скоро, так и не попробовав ничего, вкуснее сойлента или вонючих протеиновых баточников. А с недавних пор, как мы стали низшими, нам даже внушить себе через нейрочип один из прежде разрешённых вкусов больше нельзя.

Однако, Машка никак не выразила благодарность Максу за то, что он её поддержал. Наоборот, она ответила ему злым голосом, отметив сальный, раздевающий взгляд, которым Макс наградил сперва Машку, а теперь и меня. Последнее, кажется, её почему-то разозлило.





— Какая ещё фунджаниновская еда? Макс, ты опущенный. Как ты посмел заговорить со мной опять? Ты что, барханы спутал, забыл своё место? Я же больше не веду с тобой дела. Не таращься так на меня, зенки раньше времени отсохнут. Впрочем… Спасибо, что напомнил о себе, теперь я тебя удалила из списка своих контактов, чтобы ты мне больше не мыслеграмил. Нет, не прощу. Никогда.



— Я к тебе по хорошему, мы столько дел вместе сделали, а ты до сих пор дуешься из-за какой-то ерунды, — обиженно сказал Макс, забыв обо мне и тётке. Я вспомнила, что их часто видели вместе этим летом. Да и ходила сюда зачем-то Машка не первый раз. Я подумала, что Машка и Макс мутили что-то вместе… Незаконное. Но моё ли это дело, что они, видимо, обманывают фунджанинов? Пожалуй, я должна это приветствовать. Ведь оператор воздаст своим Наказанием за зло только после смерти. А фунджанины бессмертны. Когда ещё их убьют враги и несчастный случай!



— Это ты сотню трудосолов, которые я потеряла из-за твоего головотяпства называешь пустяками? — не захотела прощать Макса Машка — раньше хоть денежный смысл был, путаться с таким опущем как ты. А теперь, когда ты меня обокрал, какой с тебя прок?



— Раз так, больше не зайдёшь. Ты теперь в стоп-листе у демона барака, а теперь пошла отсюда вон, — И добавил, — сами будем убираться, без тебя и твоих роботов-пылесосов, краснопыль.



— Ты пожалеешь, Макс. Я напишу на тебя жалобу, что ты заговорил со мной, и вот с ней, — Машка указала на меня, ни чуточки не смутившись, что минуту назад предсказывала, что я тоже окажусь в низшей касте — следующий смотрящий будет мудрее, и не станет связываться с клининг-департаментом.



— Ты, конечно, можешь написать на меня донос. Но не думала ли ты, что я не просто так стал смотрящим в этом бараке? Что, если у меня тоже есть связи?

Слушая переругивания Макса и Машки, я постепенно успокоилась, и, наконец, решилась опять привлечь к себе внимание:



— А я смогу вам всем доказать, что наш мир нереален, и мы живём в Симуляции! — Я подняла вверх камуфляжную трубу, сняв крышку с её объектива, и заявила с уверенностью, которой вовсе не чувствовала, — после заката я пойду на холм-террикон, закрывающий запад, и поднимающийся выше плотного, приземистого слоя гексофторида серы, мешающего астрономическим наблюдениям, своим высоким коэффициентом преломления, и посмотрю в трубу на Землю и Венеру. Я уверена, что рядом с Венерой не будет никакой чёрной дыры, а сама Венера, да и Земля обернутся пикселями! Запишу это всё, и выложу в социальную сеть, чтобы вы все посмотрели и убедились!



Выпалив это всё, я тут же пожалела, что поддалась на провокацию: это и была моя идея, как можно расширить нашу с тёткой и Дупером общину, не ложась под него. Скорее всего, никто не понял о чём я говорила: без образовательной лекции по оптике не стоило упоминать коэффициент преломления.



Машка ещё раз уставилась на меня тем же насмешливо-любопытным взглядом, и сказала, сделав вид, что видит устройство в первый раз:



— О, военная труба. В мужских цветах. Как неприлично, стыдно. Ещё позорнее, чем общение с низшими. Ты совершенно аморальна… Впрочем, это твоё прошлое, наверное, не даёт тебе понять, что женщинам носиться с мужскими вещами не должно в нашей Семье! Где ты её взяла вообще? Украла?



— Я сама сделала эту трубу, и сама её покрасила в камуфляж, я же оптик — сказала я покраснев, и начав оправдываться — да и как я могу её украсть? Нашей касте ногфлеров-специалистов запрещены рюкзаки, чтобы мы не выносили оборудование фунджанинов. У меня… У меня задание, связанное с трубой в посёлке. Не могу рассказывать — военная тайна, я подписку давала.



— Да какая разница, сама ты её сделала или нет? Главное, что ты, бесстыжая, позоришь нас всех, весь посёлок перед остальной Семьей!



Я пожалела, что пришла в тёткин барак. Нужно было позвать тётку к себе в гости, и вести неприятный разговор, который нельзя было избежать, без чужих взглядов и ушей, особенно Машкиных. Но за каждый такой визит приходилось бы платить уже не 5 трудосолов налог, а пятьдесят — правила были созданы так, чтобы с низшими никто лишний раз не общался. Впрочем, для моей касты, специалистов, платные запросы к системе было разрешено делать в кредит. После того, как меня перевели в касту ногфлеров-специалистов, мне начисляли по два трудосола в день. Неквалифицированным ногфлерам платят по трудосолу, а у низших забирают половину трудосола в виде налога на своё существование. Они получают только половину.


Однако, дело было даже не только в деньгах — мне очень не хотелось лишний раз дёргать больную женщину, и заставлять её идти на другой конец посёлка. Она явно ходила с трудом, мучаясь от одышки, и с трудом дошла с работы до канатки, и от канатки до барака уже в посёлке. Нужно было что-то делать со скандалом. Так мы не поговорим с тётей.



Я вызвала экранную клавиатуру, на которой накликала сообщение мыслеграммы для Макса, приложив к ней эмоцию мольбы, не забыв отметить галочку, разрешающую опущенному ответить:



— Пожалуйста, Макс, пусти нас с тёткой поговорить приватно на кухню… Или в вашу секс-комнату.



Тот ответил почти мгновенно. От мыслеграммы запахло насмешкой:

— Ты что, лесбиянка? Поэтому с Дупером не хочешь? Но спать с родственницей… Осуждаю, впрочем, не моё дело



— Нет, я не лесбиянка, — не знаю зачем стала оправдываться я, приложив к ответу эмоцию оскорблённости. В Секторе, в отличие от нашей общины, ЛГБТ никак табуировано не было. В отличие от общения с низшими, — мне просто нужно… Поговорить с тёткой. Без Машки.



— Без проблем. Двадцать трудосолов, и я всё организую, — ответ Макса ощущался в мыслеграмме гладко-деловым, будто лакированный стол одного из клерков каравана Торговой Лиги.



— Но у меня столько нет, — с обидой настрочила я, — можно я отдам с будущей зарплаты за пару месяцев?



— Нет… Ты сумасшедшая, я тебе не доверяю, прости, — ответил Макс. Остальные ногфлеры вокруг наблюдали за тем, как мы переглядываемся, догадываясь, что мы обмениваемся сообщениями. Машка же с заметным сожалением, видимо, подгоняемая демоном барака, покинула нас ещё в самом начале нашего немого общения, почему-то унося на своём плече второй кислородный баллон. Вслед ей грустно и зло смотрел один из темнозелено-полосатых ногфлеров.

Внезапно вдруг приходит автоматическая мыслеграмма, от которой шибает страхом, и требованием подчиняться:



≫ Говорит демон посёлка номер 42. Местное время: 17:30:00. Ежегодный ритуал опускания ногфлеров, взамен умерших, состоится сегодня в 20:30 — чуть больше, чем через полтора часа после заката, во время восхода Фобоса. Явка всех ногфлеров старше 9 летпочти 17 земных, строго обязательна!



≫Говорит демон посёлка номер 42. Местное время: 17:30:02. Дополнительное сообщение. Инкубаторский департамент прислал запрос на плодовитую самку ногфлера, взамен умершей при родах. Назначение подходящей ногфлерки будет осуществлено сегодня, сразу же после ежегодной церемонии опускания.



Я почти не обратила внимание на это сообщение. В конце концов, до этого дурацкого ритуала ещё часы. Я должна успеть сделать то, что я задумала — сбегать на террикон и убедится в том, что пиксели на месте. Эта мысль успокаивала: в мире должна быть высшая справедливость. Оператор воздаст несчастным, опущенным ногфлерам по их страданиям, и они будут перезалиты после своей смерти в новых персонажей. Словам Машки о том, что я окажусь среди опущенных, я не верила. Как и не ожидала того, что меня обратят в шлюху фунджанинов, находящуюся в их репродуктивном и сексуальном рабстве: ведь кому-то нужно работать в Секторе специалистом.


Я чувствовала, что на меня возложена Оператором особенная миссия, так что ничего плохого со мной не может случится. Я не зря столько лет учила оптику. Шла к этому годами. Боялась, что за оставшиеся мне несколько лет жизни фунджанины так и не разрешат мне вынести из лабы что-то, что может помочь мне увидеть пиксели. И вот, наконец, появился шанс остаться с собственной трубой ночью, спасибо заданию на проверку системы стабилизации трубы в темноте. Я не должна его упускать!



Конечно, мне ещё предстоит ужасный ритуал Права Первой Ночи, когда меня, в день моего совершеннолетия, в 10 Марсианских лет, или, по земному времени, в 19, должен изнасиловать один из фунджанинов. Ни одна ногфлерка не могла его избежать.Я подумаю об этом потом, когда разберусь с самым важным — моим экспериментом. Первая Ночь случится не сегодня, до неё ещё больше недели. Я предпочитала не думать о предстоящем ужасе, вместо этого обычно мечтая об идеальном женихе, не таком как Дупер, а сегодня все мои мысли были заняты моим экспериментом с трубой — заданием от военных на тестирование оптической стабилизации, и моим решением посмотреть на Землю и Венеру, убедится, что пиксели окажутся на месте.



Остро хотелось доказать им всем, особенно Машке, как они не правы! Я собралась было уходить, но меня догнала тётка. Она тихо сунула мне в руки кислородную маску с поцарапанным, марсианским песком, уже не совсем прозрачным забралом. В маске лежала записка, которую она как-то успела написать, чем меня очень удивила:



«Возьми маску, чтобы барчуки на опускании не глазели. И не волнуйся о первой ночи. Дам мазь, натрёшься, будешь вонять, и не будет риска что он тебя возьмёт, и ты понесёшь, сделает наложницей. Дупер твой единственный путь. Оставь глупые и опасные затеи с трубой. Забыла, что значат полоски? Да и холодно на терриконе ночью, там нельзя быть, замерзнешь! Помни, на тебе долг перед Оператором и общиной, тебе нельзя рисковать»



«Ну тётя и даёт, —
произнесла я про себя, холодея от ужаса. А если кто посмотрит запись «в облаке» Сектора с её или моей зрительной коры мозга? Это же сразу смертная казнь и её перезаливка Оператором в нового персонажа за эту затею с вонючей мазью! Хорошо хоть догадалась не мыслеграммить. А если мы переродимся в разных мирах, и я больше её никогда не увижу? Когда мама намазалась такой же мазью и пришла в Сектор за лекарствами для себя, тут всё с нами, с нашей Общиной плохое и случилось»



Моё настроение изменилось, когда я испугалась за тётку, будто что-то надломилось во мне. Теперь, меня переполняли обида на тётку, на ногфлеров в этом бараке, на фунджанинов, на мир, и даже, наверное, на Оператора Симуляции. Я всё-таки прицепила маску на свободную липучку на спине, когда направлялась к шлюзу. А по моей щеке катилась слеза.

Я знала, что я делаю то, что фунджанины не одобрят. Но я так же знала, что Оператор меня защитит — ведь я задумала благое дело: записать Землю и пиксели в подзорную трубу, и силой своего разума убедить весь посёлок, что только вера в Оператора ведёт к Спасению!

[Гиселер]

Сообщение от PippiTheLongstocking

Хм, спасибо. Что думаете про вот такую первую главу?

Это другая крайность.

Сам прием вполне себе жизнеспособный, но, во-первых, информации слишком много. Для первого знакомства с миром это избыточно. Рассказать можно в общих чертах, и уже дальше погружать в мир постепенно, как вы планировали изначально.

Во-вторых, проблема в подаче. Тут два варианта: либо сделать ее более художественной (я уже приводил в пример заставку Star Wars), которая предполагает большую обтекаемость формулировок и меньше строгих фактов.
То есть вот это:

Человечество погрузилось в мрачный сон своего коллективного разума.

Как бы мы не пытались её оживить, зная из
человеческой истории, что она спутник Эпохи Возрождения и выхода из тёмных Веков, у нас ничего не получилось.

хорошо.

А вот это:

Однако,
как ни странно, крупных войн за эти столетия не было - сердцем экономики
любого сектора является Термоядерная Электростанция Великого Кольца -
обороняющиеся, проигрывая, могут легко её подорвать. Захватчики получат
лишь ледяную красную пустыню.

Почти все войны сводятся к рейдам за рабами. Почти все. И если о войне Лиги с
Элладой мне не даст рассказать борда, то о хаосе, возникшем вокруг Сектора
Хриса никто не помешает. Я знаю историю из первых рук. От её
непосредственных участников.

уже не очень, так как о войне можно рассказать и в контексте, если, скажем, герои изначально не живут на руинах уничтоженной цивилизации.

В третьих, подача от первого лица не совсем оправдана. Как я понял, повествование идет от лица главной героини. Но к кому она обращается? к читателю? "Спасибо, друг, что читаешь про меня книгу!". Такой прием встречается, но редко, и обычно влияет на саму концепцию повествования. В вашем случае я бы использовал просто авторский взгляд от третьего лица. Но в рамках того, что знает главная героиня (если повествование от ее лица).

Есть другой вариант. Его использовал Лукьяненко в "Лабиринте отражений". Или знаменитая речь Галадриэли в "Братстве кольца" Джексона. Там в курс дела вводит непосредственно персонаж, но оформить это сложнее. Нужно не просто описать набор фактов, а вплести их в историю. Например, воспоминание из детства или отрывок из прошлого, которому герой был свидетелем и т.п. По-сути это будет рассказ в романе, полный аналог флэшбека, только информационный.

Есть третий вариант, но я бы его не рекомендовал. Изложить именно факты, сухо, с хронологией, которая вам нравится. Оформить это как запись из библиотеки, историческую хронику или лекцию в каком-нибудь марсианском ВУЗ-е (такое использовали в компьютерных играх Mass Effect и Fallout). Но такое точно зайдет не всем. Опять упрекнут в инфодампе (читатель сейчас повелся инфантильный, вникать ни во что не хочет). Впрочем, решать вам.

[PippiTheLongstocking]

Спасибо за советы. Знаете, что забавно?


В самой новой редакции первой главы больше информации о мире (я попробовала её размазать по внутренней речи ГГ)
Ну а всё суммарно - тоже очень малая часть описания мира. Сложно писать lore-rich текст :(

В третьих, подача от первого лица не совсем оправдана. Как я понял, повествование идет от лица главной героини. Но к кому она обращается? к читателю?

Нет. Если в POV Астры - от первого лица. Если в POV Алекса, и редко кого-то ещё, то в третьем. Вы смотрели вторую главу?О

оформить это как запись из библиотеки

Я вроде так и сделала? Там стоит подпись Летописца Торговой Лиги

уже не очень, так как о войне можно рассказать и в контексте, если, скажем, герои изначально не живут на руинах уничтоженной цивилизации.

Возможно. Я, в общем, всё думала внутри текста постепенно раскрывать

[Гиселер]

Сообщение от PippiTheLongstocking

Ну а всё суммарно - тоже очень малая часть описания мира. Сложно писать lore-rich текст :(

Мир должен раскрываться ровно в том объеме, который необходим для вашей истории. Если это роман - основные сведения о том, где и когда все происходит. Обычно для этого достаточно пары абзацев, остальное можно размазать по первым главам. Но как это сделать лучше, решать только вам, творцу. Как вы уже справедливо заметили, я не понимаю вашу задумку целиком и могу ошибаться с рекомендациями. Сам ведь, справедливости ради, этими советами иногда пренебрегаю. Что касается вашего романа мой взгляд - это взгляд читателя, как я его воспринимаю "с нуля". Чем-то более углубленным занимается литературный редактор, который в первую очередь попросит у вас синопсис.

Сообщение от PippiTheLongstocking

Нет. Если в POV Астры - от первого лица. Если в POV Алекса, и редко кого-то ещё, то в третьем. Вы смотрели вторую главу?О

Проблема в том, что если читатель заморочится в самом начале, он может не дочитать до второй главы. Сущности, которые для вас очевидны, он узнает впервые. Поэтому и погружать его лучше "в щадящем режиме", на основе общепринятых понятий. А уже потом нанизывать на них понятия и особенности вымышленного мира.

Сообщение от PippiTheLongstocking

Я вроде так и сделала? Там стоит подпись Летописца Торговой Лиги

В таком случае язык лучше использовать строже и суше, без эмоций и абстрактных рассуждений.

Сообщение от PippiTheLongstocking

Возможно. Я, в общем, всё думала внутри текста постепенно раскрывать

Все верно, так и надо. Я имел ввиду базовую вводную, а не весь расклад целиком.

[moonlighting]

...