Апрельские Праздники

[Statosphere_Magic]

Глава 17
25.04.1992
Медленно менявшийся курс установился на отметке «двести семьдесят», ровно на Запад. Самолет шел со снижением. Сейчас высота составляла шестнадцать тысяч пятьсот. Судя по тангажу, командир решил пройти довольно низко над городом, причем на сверхзвуковой.
Волков продолжал следить за экраном системы радиоразведки. Полчаса назад наблюдался одиночный сигнал поисковой РЛС БУКа, но теперь и он пропал. Три авиагруппы подходили к городу с трех разных направлений. Группа «А», включавшая в себя десять Су-24 при поддержке стольких же МиГ-29 шла с юга и была ближе всех к району цели.
Здесь, в тылу, на своей территории, в отличие от реальной обстановки военного конфликта не было ни малейшего намека на активность РЭБ, так что система передачи данных могла исправно обмениваться координатами своих бортов, избавляя от необходимости задействовать собственную РЛС. Тем не менее, Волков решил «осветить» город и включил станцию.
На экране появилась черно белая, похожая на какой-то рентгеновский снимок, картина проходящего внизу рельефа. После коротких манипуляций появились контуры городских кварталов. Несколько ярче остального светился ряд опор ЛЭП, пересекавший реку на востоке. Также хорошо отражали металлоконструкции промышленного района.
До города сейчас уже было менее тридцати километров. На скорости, которая на данный момент составляла две целых одна десятая маха это было менее минуты полета. Земля выглядела как сплошной океан белой полупрозрачной дымки. С высоты он был ослепителен. Там, внизу, надо думать, царила тягучая хмарь с едва просвечивающим сквозь пелену размытым солнцем.
Высота перешла отметку десять тысяч и продолжила падать. Пару раз пробежала вибрация – дали знать о себе восходящие потоки. Потом самолет ворвался в полоску высокой облачности, из которой вынырнул спустя какие-то секунды. Постепенно, уже по мере полета в слоях смога открылась картина города, распластавшегося по равнине с изогнувшейся зигзагом рекой. Скорость снизилась до одного целого шести десятых маха. Сзади замерцал, задрожал конус ударной волны. Городские кварталы приближались. Волков глянул на экран РЛС, переведя его на максимальную дальность и сориентировав саму антенну вровень с уровнем горизонта. В двухста километрах к западу висели АН-124, вставшие в режим баражжирования.
Самолет прекратил снижение и угол тангажа пошел вверх. Сейчас они мчались над географическим центром города – внизу промелькнула речушка, впадавшая в основную реку. Дальше были трубы и градирни промышленного узла, после которого начинались поля. Над полями высота по радиовысотомеру поднялась с минимальной до пяти тысяч. На момент прохода она вроде бы уходила под отметку семьсот метров. Это был довольно ощутимый, хоть кратковременный стресс для планера, отлично переносившего скорость в километр в секунду на высотах тридцать километров, но не созданного для сверхзвуковых проходов. Теперь он, этот стресс, остался позади. О впечатлении жителей города можно было только догадываться, хотя со временем, конечно, будут и телевизионные интервью и воспоминания и даже выдумки.
Двигатели перешли на форсаж, вытаскивая самолет в его родную стихию – заоблачную высь, где небо синее синего, а земля сейчас видится как белый океан. Группа «Б», шедшая с северо-востока, сообщила об открытии огня. Хвостовой радар действительно рассмотрел, что группа малоразмерных неопознанных целей пошла на скорости в два с половиной маха и шла она сейчас на город. Это были ракеты.
Командир тем временем начал выполнять вираж с набором высоты. Атаку он прокомментировал отборной матерщиной – это было неудивительно. Коварный розыгрыш Запада и вопиющая, поистине психиатрическая наивность населения привели в итоге к дружественному огню. Ракеты перемахнули через городские кварталы и пошли куда-то к югу. Там, судя по данным фоторазведки, был развернут полевой лагерь мятежников. Их южной группировки.
Тут в радиоканале раздался голос, «525-го», второго МиГ-131 сообщившего, что наблюдает Ми-24 мятежников, приземлившийся на крышу девятиэтажки. Самое интересное состояло в том, что «525-й» решил повторить маневр и прошел над городом, но в отличие от них, от «561-го» он прошел на бреющем на высоте порядка сотни метров.
Тем временем самолет, шедший сейчас с креном в сорок пять градусов, пошел на снижение. Скорость с одной целой двух десятых пошла вверх. Снова началось погружение в пелену, начинавшуюся на шести тысячах. В этот раз проход должен был осуществиться к юго-западу от города – там, где была группировка мятежников.
Первой пораженные цели разглядела оптическая станция, хорошо видевшая в длинноволновом инфракрасном диапазоне. К удивлению Волкова, все пять пораженных машин стояли почти что в ряд, как на параде. Расстояние между ними, разумеется, было несопоставимо с каким-то строем - их разделяли сотни метров, но было совершенно отчетливо ясно, что мало-мальски обученные офицеры, ставящие своей целью обеспечить работоспособную противовоздушную оборону, не разместят машины так. Это наталкивало на мысль о каком-то сговоре мятежников с атакующей стороной, что не могло не радовать. Сотрясая округу ударной волной, самолет снова устремился ввысь.

[Statosphere_Magic]

Глава 18
25.04.1992

[Statosphere_Magic]

Глава 18
- Это еще не все, что вам следовало бы узнать, - прервал размышления голос Ландскрихт, - То недоразумение, которое вы ремонтировали…
Тут послышался такой земной звук – на небольшую площадь, примыкавшую к улице, выезжал трамвай. И тетка-водитель была на месте и в салоне кто-то был. Здесь и вправду жили люди, впрочем еще раньше Брагин увидел, что вдалеке кто-то куда-то шел.
Ландскрихт остановилась и молча кивнула в сторону трамвая. Оказалось, что он был скорее электричкой - размеры были больше и ход более плавный. Да и простоял он подольше, чем привычный. В салоне сидело не более десятка человек. Все выглядели определенно не по-советски.
- Поговорим теперь о вашей чудо-машине, - начала Ландскрихт.
- Здесь? – Украдкой спросил Брагин, обведя взглядом салон.
- Да конечно. Здесь до этого никому нет дела. Это же Идеаль.
- Ну ладно, вам виднее.
- У вас в России, - начала Ландскрихт, - В России есть сказка, как солдат сделал кашу из топора. Положил топор вариться и по мере развития событий выпрашивал у жадных хозяев то крупу, то соль, то масло. Получилась каша, и при этом топор не пропал.
- Я знаю, можете не рассказывать.
- Так вот, у вас то же самое, только с большим бестолковым ведром, да еще без дна, но с крышкой. Какие-то бестолковые люди, по недоразумению прозванные учеными, прознали, что инфразвук воздействует на туман. Воздействует не то чтобы эффективно - если уж понадобиться, то есть более эффективные методы. Можно жечь разогретое топливо, распыляя его из специальных форсунок. Еще распылением реагента разгоняют облака. А тут все хоть и работает, но работает с туманом строго определенных параметров. Температура меняется и параметры колебаний нужны уже другие. Это полбеды. Может и вообще не работать.
Спустя несколько лет ваши разведчики узнали, что американцы тестируют такую особую систему для военной авиации… Ну там есть разные звуковые сигналы – облучение радаром – у пилота в наушниках один сигнал, пуск вражеской ракеты – другой. Человек должен очень быстро реагировать, рефлекторно реагировать. Когда сигналов два-три это одно, но бортовые системы усложнялись, необходимых сигналов стало больше. Можно делать сигналы с мелодиями. Чего только не пробовали. Попробовали и инфразвук – оказалось, что рефлекторный механизм вырабатывался быстрее и надежнее. Потом стали ставить более мощные бортовые компьютеры и на экране радара вместо бестолковой мутной одноцветной картинки теперь стала цветная со всей информацией. Не понадобилось никаких инфразвуковых гудков. Но интересная восприимчивость человека, его нервной системы была обнаружена. Так, занятное исследование. Не особо-то и секретная документация попала к вашим.
Сложив одно с другим, какой-то трухлявый пень, Акадэмик, назовем его Плутоний Долбович Жопин, точно не скажу, как звали это недоразумение, решил изобрести зомби-машину. Испытания на нескольких группах дураков подтвердили, что это работает. По идее, можно было от алкоголизма кодировать, без лекарств.
- Так что, это с лекарствами? Я думал экстрасенсорика.
- Вы в технике разбираетесь, а в этом, вижу, совсем нет. Кодируют обязательно с лекарствами. Так вот, эта штука могла закодировать но работала так себе. А вот подсознательно привить пристрастие к алкоголю могла куда легче. Представьте, какая досада! Я серьезно! Упрощенно говоря, перед человеком ставят стакан водки, которую он в общем-то раньше и пил но не пристрастился. Ставят стакан и дают колебания, которые нервная система воспринимает, как что-то хорошее. Ну и все. После ряда тренировок он как нормальный алкоголик – видит водку, и у него сразу шило в одном месте. Или если слышит бульканье. Это потрясающе. Эти алкоголики, когда получают, как у вас говорят, пузырь, демонстрируют такую искреннюю радость, что за них тоже радуешься. Я ходила по улицам вашего города.
- Вот как? Это то, что впечатлило вас больше всего?
- Да нет, успокойтесь. Я не хотела вас задеть. Но город так себе. Ладно, не будем о грустном.
- Как хотите, - с явным недовольством отозвался Брагин.
- Еще будучи включенной в простом режиме излучения колебаний, она могла работать, как обычное устройство для разгона толпы, - продолжила Ландскрихт, - Только в качестве побочных последствий можно было спровоцировать давку и сердечные приступы. Этот недостаток, впрочем, присущ большинству таких систем. Теоретически, после пары тренировок толпа прознала бы, что дело тут в инфразвуке и перестала бы бояться. Ну это в том теоретическом случае, если бы люди продолжили выходить на улицы и система ровно так же была бы задействована. В общем, инфразвуковая аудиоколонка может чуть-чуть бороться с туманом и чуть-чуть разгонять толпу. Всего понемногу и все кое-как. Есть хорошие изобретения, есть бездарные. Это так везде, не принимайте на свой счет.

[Statosphere_Magic]

TV_Show_Illustrations. Кто дочитал досюда - тот молодец

[Statosphere_Magic]

Глава 18.2
Однако в вашем случае человеческая глупость на этом не остановилась и появилась идея, которую затем успешно продали, то есть впарили вашим спецслужбам. Идея состояла в том, что можно поэкспериментировать, комбинируя теле- и радиопередачи с излучением колебаний. Проще говоря, показывать какой-нибудь тупой фильм и при этом излучать инфразвук. И в результате фильм будет любим в массах. Ну у вас говорили так «в массах». В случае успеха можно было бы попробовать с агитационной короткометражкой, ну или уж если совсем все хорошо получится, то нудный партийный съезд с новым будущим секретарем партии. Как с водкой только с фильмом или с Ельциным, который тоже отчасти состоит из водки.
- Это сработало?
- Нет, это почти что не сработало. Оно не могло вообще не сработать, но вышло еще хуже, чем с разгоном тумана. Проверяли на людях, показывали художественный фильм, проводили опросы. Ваше заведение. Хотя вы как бы и не совсем… Вы резервист. А система хоть и очень плохо но работала. Но ее можно было заставить работать по-другому и это уже могло стать настоящим волшебством.
- Так что, в итоге-то все дело все равно в инфразвуковой системе? В слухах вокруг нее? Или все же нет? До этого вы рассказали про снайперов и одного этого достаточно чтобы натворить такого…
- Нет, система - это отдельная вещь. Что мы видим? Мы видим, как из пустого ведра уже создали легенду, способную кого-то заставить делать что-то. Для начала потратить деньги на ее установку.
- Там больше половины было разломано, и это в лучшем случае.
- Ах да, это я знаю. Советский человек-созидатель. Но как расслабится, то вокруг сразу туалет на открытом воздухе. И бутылки вокруг. Желательно битые.
- Мы же варвары.
- Да, хочешь быть варваром - будь им, - хохотнула Ландскрихт.
- Я вижу, вы не питаете особых симпатий к нашей стране.
- Ну вот, начинается… А, нет… Надо говорить: «Ой, все!»
- Чего?
- Да просто понимаете… я же не человек. Я черная дыра… Инопланетяне, если бы они к вам прилетели, были бы к вам ближе. Какие уж тут предпочтения? А земель знаете сколько? Много. Параллельных миров. Есть и планеты с людьми, там, далеко, и это уже не параллельные миры. Миры распараллеливаются в области пространства, выглядящей как темная туманность. Не все туманности состоят из пыли.
- Знаете, вы иногда такое несете…
- Выгляните в окно и посмотрите на окрестности… На небо. Может, не следует все мерить мерками прежней нормальности?
Лицо у Ландскрихт было хоть и доброжелательное, спокойное, но какое-то непоколебимое. Видимо, она прекрасно понимала, что на какой-либо серьезный спор Брагин сейчас был неспособен. Да и мало кто был бы способен.
- Давайте вернемся к вашей технике, - перевела тему Ландскрихт, - Молодые российские спецслужбы, еще не успели прийти в себя после августа девяносто первого. Апрель застал их, вашу местную их часть врасплох, но благодаря советским наработкам им удалось как-то отреагировать. Ваши поезда – штабы и все такое.
В Москве отыскали пыльную папку с описанием системы «ведро», то есть «Эксцесс-Э». Делать нечего, почему бы и это не попробовать. Вот вас и направили привести «ведра» в порядок, что вы и делали. Конечно, не только это предпринималось. Но вот папку они нашли не случайно – в нужный момент ее вовремя подсунули. Подсунули агенты глобалистов. Подсунули растерянным нео-чекистам эту штуку.
Использование такой одиозной даром что неработающей технологии можно будет потом окутать новыми мифами. И здесь как раз и начинается волшебство. Например, расследование проведенное после снайперской бойни и вторжения покажет, что секретные снайперы охраняли суперсекретную систему, которая зомбировала граждан. По CNN покажут. В ООН выступят. Следили за событиями вокруг начала Иракской Войны? Вас неспроста похитили. Похитили именно вас, а не случайных прохожих или патрульных.
Брагин выругался.
- Так, давайте оставим на время вашу систему из металлических ведер и перейдем к вашей загадочной стране. Как мы выяснили, на западе есть два лагеря. У вас вообще несколько сторон, что в условиях развала страны не удивительно. Есть ваша федеральная власть. Она теперь называется так. По отношению к разваливавшемуся Союзу они, строго говоря, были сепаратистами, хотя так не принято говорить, потому что это самый большой кусок. Есть ваша бывшая советская армия, преобразовавшаяся в командование ССН. Считается что это на время, пока все ядерное оружие не вывезут, но вывозить могут долго. Саботаж, все такое. Вы знаете сколько военных, по-прежнему считающих себя советскими находится в Республиках? И не просто в казармах, а при функционирующих установках – ракетных шахтах, радарах, складах? Их, этих военных много. Одна Украина чего стоит - там вообще огромный кусок военной промышленности. Пока все это, раскиданное по постсоветскому пространству не деградировало это еще какая сила. Американцы создали комиссию по денуклеаризации, но пока их, как это у вас говорят, вертят на известно чем. Есть Средняя Азия с космодромом. И тут у них, у этих военных появляется шанс организоваться в нечто единое и наднациональное. Федеральные власти и руководства других ваших республик желали бы демонтировать это, но не выйдет - их берегут дяди с запада. Берегут зачем?
- Зачем? – Спросил чуть утративший нить Брагин.
- Будет против Китая – первое. Жандарм для вашего постсоветского пространства - второе. Красная армия без всякого коммунизма. Эта годзилла нужна как Рокуэлловцам так и RRSA. Каждый хочет накинуть на нее свой намордник. И те и другие это смогут. Доллары, идеологическая обработка. Поездки на обучение.
- Вы что, серьезно? – Произнес Брагин.
- Это они, а не я серьезно, хотя я тоже не шучу… Знаете, как вас похитили?
- Точно не помню, но помню где, - Брагин назвал адрес.
- Да, правильно. Для них это было просто. А вам рассказывали, что вас захватывала группа террористов, а потом вас отбили…
- Тут я что-то не могу вспомнить деталей.
- Вам несколько раз рассказывали разное. Путаницу создавали. Такая технология. Попутно со всеми остальными делишками они тестировали эту технологию в реальных условиях. Вы бы не выстрелили - патронов нет, но нехитрый приборчик, припрятанный неподалеку, зафиксировал бы время и сам факт нажатия на спусковой крючок. Микрофон, простенький процессор и передатчик, которому нужно лишь сообщить время щелчка. Процессор - это… Вы знаете. И все собрано из ваших, советских микросхем.
- Нет, ты посмотри! – Прошипел Брагин, - и то хотят успеть и это испытать. Все урвать.
- Хватка, что тут поделаешь. Западная хватка. Это Рокуэлловцы. Не смотри, что тюфяков-амеб хотят из простонародья сделать. Кстати, вам понравились идеи, которые вам рассказывал этот бравый офицер. Подполковник.
- Честно сказать, ничего плохого. Только такое неосуществимо. Народы республик никуда не денутся. Конечно, и среди них нашлись бы те, кто хотел бы влиться в эту новую нацию, но остальных-то куда девать?
- Ну хорошо, что хотя бы вы это сейчас говорите. Из всех вас, из всех троих ваш ответ наиболее разумный.
- А с остальными что? Они тоже здесь были?
- Нет, с ними такого обстоятельного разговора не было. Они ребята твердолобые. К сожалению. Они и не поняли, что побывали здесь, так что вы один такой на весь ваш город. Насчет лекарств, которыми их как и вас накачивали, то у меня есть противоядие от этих лекарств. Сейчас они приходят в себя и выбираются во дворы. Их подберут, будут разбираться. Вину за случившиеся наложат на происки иностранных спецслужб, чьи агенты прибыли в числе тех якобы американских команд. Все будет нормально, не беспокойтесь. Кстати, скоро нам выходить.
Выйдя на платформу, Брагин обнаружил, что трамвай-поезд привез их в место, находившееся неподалеку от центральной площади. Сейчас он ориентировался лишь по проглядывавшемуся сквозь полосы деревьев противоположному гористому берегу реки – сходства с городом, который он знал, не было никакого.
- Знаете, в чем состоит мой сиюминутный план? – снова начала Ландскрихт.
- В чем?
- На западе и особенно у Рокуэлла будут думать, что я, допустив такой досадный промах с компьютером, решила как-то оправдаться и похитить секретную документацию по этой вашей «Эксцесс-Э». Они конечно поразятся наивности, но да ладно.
Ваши увидят, что эти прибывшие с запада эмиссары обнаглели настолько, что похитили офицера, который по их глупому эмиссарскому мнению владеет военными секретами. Офицера будут потом приводить в порядок, лечить и, может, поцелуют в задницу. Офицер-это вы.
Вместо провокации со снайперами, боями на укреплениях на подступах к городу будет… Вы сами увидите что будет и поучаствуете. Никто не умрет если что.
- Поучаствую?
- Да, вам придется. Да не волнуйтесь вы, вам понравится.

[Statosphere_Magic]

Глава 19.1.
25.04.1992
Толик, отчего-то даже задержавший дыхание, обвел край провода вокруг гвоздика и принялся наматывать. Накрутив вроде бы достаточную шишку, он потянул конец вниз. Провод, начавший было растягиваться, лопнул.
- Все, готово, - выдохнул он, - Только бы в этот раз не порвать, а то весь провод потратим и придется нитки натягивать, а они сгореть могут.
- Вот ведь как в жизни бывает, - глубокомысленно выдохнул Андрюха.
- Ты о чем?
- Да об этом. Мы-то думали, что они в кино из базуки по-настоящему стреляют. Ну или просто холостым снарядом, а они вот так, пускают ракету по проволоке… Кругом один обман.
Последнюю фразу он произнес точь-в-точь как Толиковская Бабушка. Видимо, это у них, у бабушек была такая общая на всех присказка, как у детей слово «прикольно» или другие такие слова.
- Ну зато мы сейчас сами как Рэмбо будем. В чем-то как Рэмбо, - проговорил Толик, пробуя проволоку на натяжение.
Все началось с американского телешоу про каскадеров и спецэффекты. Помимо прочего там довольно долго и обстоятельно рассказывали и показывали, как можно направить картонный снаряд по тросику, чтобы при съемках все выглядело, будто выстрелянный из базуки настоящий снаряд летит точно туда, куда надо.
- Давай все-таки ту катушку с блестящей проволокой возьмем? Она настолько прочная, что ее надо на палку наматывать, чтобы порвать. Ее можно и через реку перебросить. Представь, ракету через реку пустить?
- Дед мне голову открутит. И тебе. Это какая-то дурацкая термопроволока. Он из нее спирали делает для обогревателей. Для курятника. Давай ракету.
В соседнем дворе из открытого окна, с веранды грохотал телевизор. Звучал ставший знакомым голос Ландскрихт, ставший наравне с другими американскими передачами совершенно четко узнаваемым символом новой жизни.
Школа была позабыта. Закрыта и позабыта. Поначалу было немного страшно, в основном из-за всех этих разговоров, но, видимо песня про слухи и беззубых старух, которые их разносят была написана не на пустом месте. Теперь стало понятно, что слухи – это плохо. Пугают по чем зря.
На деле появилась целая телепрограмма с диснеевскими мультиками. Люди определенно зажили веселее. Стали больше общаться что ли. С едой, правда стало совсем не очень – если зимой из неудобств было лишь то, что замораживали хлеб впрок, при том яичница и сыр были, то теперь приходилось есть безвкусную кашу из перловой крупы и совсем невкусную кашу из желтой. Были совсем недавно заведенные по примеру окружающих куры, но они еще были молодые и не несли яиц.
Зато по-прежнему был сахар, который украдкой можно было навернуть ложкой прямо из сахарницы. Если сразу заесть какао, то вообще то что надо. Главное дышать правильно, чтобы порошок не попал в нос.
Если бы предложили прежнюю еду, но за это сказали бы ходить в школу, то Толик ничуть не задумывался бы. Что он, обжора что ли?
- Постоянно приходится слышать про опасность вторжения, - прозвучал голос Ландкскихт.
Толик в это время принял из рук Андрюхи блестящую накрученной вокруг нарезанной линейки фольгой ракету. Она была большая – длиной с карандаш. Сделали бы и больше, но оставшиеся линейки надо было экономить.
- Вторжение - это самый радикальный сценарий. Москве очень трудно на это решиться. Оно их пугает, - она усмехнуласть, - больше чем тех из вас, кто постоянно о нем твердит. Вот мне как раз стоит его опасаться, но я же с вами!
- Твои верят во вторжение? – спросил Андрюха.
- Не мешай, - почти по слогам произнес Толик, скручивая два проволочных уса чтобы получилась петля, одна из двух. Петлями ракета должна была держаться на натянутой проволоке.
- Мои в погребе мешки и куртки стелили чтобы там спать можно было.
- А моим некогда. Мамка пирожки весь день продает.
- Я бы съел сейчас.
- Они с капустой. Это фигня. Корочка вкусная а внутри…
- Рубли все равно деревянные. Что толку продавать.
- Это да. Скорее бы уже Америка нормально пришла.
- Ландскрихт будет губернатором штата.
- С чего ты взял? Хотя я не против. Она вещи правильные говорит. Представь что бы было бы… Если бы до сих пор Коммунисты были? Мы бы сейчас с красным флагом маршировали бы. Сам видел в прошлом году.
- В позапрошлом.
- В третьем классе. В прошлом классе.
- В позапрошлом году, потому что это было седьмое ноября.
- А, ну да…
- Я подтверждаю, что до начала следующего месяца мы планируем убрать блок-посты с большинства центральных улиц. Этот этап мы с вами прошли и теперь наш тыл, то есть город сможет перейти к чему-то более близкому к нормальной жизни.
Откуда-то со стороны других соседей, не тех, у которых работал телек, послышался кашель, потом характерный мерзкий звук. Кого-то рвало.
- Бухали наверно? – произнес Андрюха.
- Да, вчера вечером. Магнитофон орал, падла. В них бы ракету пульнуть. Базучную. У этих, у кого телевизор, у них студент. Тоже пьет. Прошлым летом с книгой ходил и читал. Представь, как тяжело им было. Летом жарко, купаться надо, гулять, а он учил по книге. Я вот думаю иногда, только бы нас пронесло.
- Пронесло? Ты про что?
- Ландскрихт говорила, что когда у нас все будет по-новому, то учиться так, как при коммунистах не надо будет. Все проще будет. А результаты - Во! Шесть-Семь лет так, как раньше, а потом на компьютерах дальше все будем делать. Компьютерная графика и расчеты. Мы уже, получается, половину отучились.
- А-а, я слышал, - ответил Андрюха, - Ее ругают за это. Будущее всегда натыкается на препятствия, - глубокомысленно добавил он.
- Ну все, ракета готова, - приглушенным голосом объявил Толик, - Только ветер не подул бы, как в прошлый раз.
- Говорю, надо ту проволоку. Отмотаем, и твой дед не заметит.
- Иди в жопу! Давай свечу зажигания.
Андрюха протянул сложенную втрое толстую алюминиевую проволоку с намотанным на один конец бинтом.

[Statosphere_Magic]

Глава 19.2.
- Бензин! – С волнением и одновременно с раздражением в голосе выкрикнул Толик.
- Сейчас полью! Ты не знаешь, что он испаряется?
- Тише кричи, а то услышат!
Тут подул легкий ветерок, отчего несколько капель, пролитых из полиэтиленового флакона, полетели в сторону. Вели они себя совсем не так, как капли воды – они были легче.
- Ждем! – отрезал Толик.
- Ждем! – отозвался Андрюха.
- Ветер сволочь.
- Ветер-ветер, ты могуч, - злобно пробормотал Андрюха.
- Ты гоняешь стаи туч, - подхватил Толик.
- И гоняй дальше, лети отсюда нахрен, - завершил Андрюха.
- Надо было дом Сталина построить в конце, куда проволока ведет.
- И пороха насыпать, только где бы его взять.
Из телевизора вновь зазвучал знакомый голос: - Оглянитесь сами на прошлые недели, и вы поймете, сколько мы уже проделали. Мы установили плацдарм? Да. Мы расширили плацдарм? Да, расширили и получили защиту в виде вооруженных подразделений. Кто хочет, выедете за город и посмотрите. У нас не советская секретность. Мы с вами историю творим, если кто еще не понимает этого.
- Ветер стих, объявил Андрюха, тотчас начавший поливать так и не зажженный комок бинта новой порцией бензина.
- За наш плацдарм свободы! - произнес Толик, поднося горящий уже факел к висевшей и норовившей соскользнуть вниз ракете.
Она бы и соскользнула, да ее удерживала еще одна проволочка, которую нужно было аккуратно оборвать и оборвать так, чтобы не порвать основную. И это с горящим факелом в руках. Оттого и нервы были натянуты куда сильнее, чем провисающая направляющая.
Наконец, блестящая фольгой ракета зашипела и ударила своими вонючим дымом. Факел полетел в приготовленное заранее ведро с налитой на дно водой. Удерживавшая проволока была оборвана как надо, и снаряд пошел над огородом. Поначалу скорость вроде бы была неплохая, но вскоре, примерно на первой трети пути она заметно снизилась, и четкий след дыма тут же стал портиться – теперь он был извилистым, быстро сползавшим в сторону. Не дойдя до финиша, до забора огорода, ракета повисла, продолжая дымить.
- Тягу потеряла! - объявил Толик.
- Это потому что проволока провисла, не видишь что ли!
- Если бы мы ее натянули, то она бы порвалась как в первый раз.
- Значит надо ту, блестящую. Ее можно туго натянуть. Давай отмотаем.
- Я уже хочу без проволоки. Чего мы возимся с проволокой вообще!
- Сам знаешь, что она улетит и подожжет что-нибудь.
- Да она не полетит далеко. Видишь, тяги нет!
- НЛО! – выкрикнул Андрюха, выбросив руку куда-то вверх. При этом он еще и подпрыгнул, совершенно не думая, что на грохот мог выползти дед, и тогда пришлось бы или прятаться или оправдываться.
Прекрасно знакомый с приколом, когда показывают на что-то, чего не самом деле нет, Толик, тем не менее, быстро повернул голову – уж слишком правдоподобно Андрюха себя повел.
Повернув голову и подняв взгляд примерно в указанную сторону, он почувствовал, как внутри все оборвалось. Со стороны приближалась белая, чуть дрожащая летающая тарелка. Она выглядела несколько не так, как представлялось – была словно поставлена на попа, но какая разница!
- Все-таки они существуют, выдохнул Андрюха, - Только бы они не улетели и наконец-то вышли на контакт.
Дрожавшая тарелка все приближалась. Еще стало видно, что в центре у нее был какой-то шпиль или антенна. В общем из нее что-то торчало. Она пронеслась где-то над Центром и пошла в сторону вокзала. Вдруг округа содрогнулась от страшного грома. Где-то неподалеку послышался звук осыпающегося стекла.
Округа огласилась лаем бесчисленных собак
- Это что! Чуть ли не взвыл Андрюха, – Они на нас нападают!
- Они прилетели наказать нас за то, что мы устроили, - мертвым голосом произнес Толик.
- Наказать нас? За что?
- За то, что мы все-таки предали Родину. Они прилетели, чтобы мы не стали фашистами.
- Ну нас-то за что наказывать! Мы же дети!
- Что теперь? Бежать куда глаза глядят? - пробормотал Толик, провожавший взглядом уходящую в мутное небо тарелку, из обратной части которой светили два каких-то огня. Возможно, это были иллюминаторы, за которыми, надо думать, сидели двое инопланетных мудрецов с непроизносимыми именами и с недовольством наблюдали город и его обитателей. Возможно, полеты на дисколетах удобнее было осуществлять задом наперед…
Размышления прервал матерный крик Дядьки Ваньки, с которым дед выпивал с самого утра, начав, когда мамка и бабушка поехали на машине с дядей Сережей «бизнесовать» - продавать пирожки.
- Слезли быстро! - проорал дядька Ванька. То, что они сидели на крыше сарая он знал – видел их, когда выходил в туалет.
- Летающая тарелка! – Проорал в ответ Толик.
- Тем более слезли!
- Сверхзвук, я служил, я знаю, - послышался мужицкий крик с соседнего двора, того, где работал телевизор.
Собаки продолжали лаять
- Последние годы распавшегося Советского Союза – это сплошные политические кризисы, депрессия и целый веер горячих точек. Не ставьте наши события вровень со всем этим. То были деструктивные акты. Наш проект – это конструктивный акт. Тотальная забастовка в отличие от вооруженного выступления – это конструктивный инструмент. Вы же знаете, что на Западе это работает и применяется до сих пор. Мы входим в русло цивилизованного политического процесса. Ельцин на танке и пьяные десантники – это уже нечто чуждое нам. Очень скоро они сами на нас будут равняться.
- Выключи уже ее! – прокричал голос соседки.
Толик вслед за Андрюхой слез по деревянной лесенке и направился в обход сарая к крыльцу. Тут где-то сверху зашумел самолет, причем зашумел слишком громко. Дядька Ванька тем временем успел спуститься с крыльца и теперь уже стоял здесь, в проходе.
- В дом проходите, произнес он без привычной, свойственной пьяному веселости в голосе. Тут он посмотрел куда-то вверх и замер, чуть разинув рот.
Подняв взгляд, Толик увидел, что в сторону правого берега уносятся три самолета. Они были очень странными – крылья были прижаты к корпусу, а сзади горели два выхлопных сопла. Они в буквальном смысле горели огнем, что напоминало иллюминаторы НЛО.
- Это ваша тарелка была? – Словно вторя мыслям Толика пробормотал Дядька Ванька.
- Нет, та белая была и круглая, - ответил Толик, медленно вставая в проход между баней и сараем.
Раньше он так же вот медленно, словно не желая выказать страх, становился сюда, когда над округой пролетали эти страшные вертолеты – в прежние годы они часто летали, не так часто как в этот «Американский Месяц», но тоже часто.
- Это тоже был самолет, только другой системы, - ответил Дядька Ванька, вставив в эту короткую фразу сразу несколько матерков, - Вы правильно здесь встали, может так и безопаснее. У вас же все-таки есть подполье? - обратился он к Толику, определенно сам не зная куда лучше спрятаться и спрятать их, Толика с Андрюхой.
- На кухне под половиком, - ответил Толик.
- Вон, посмотрите, - Дядька Ванька указал туда, куда улетели те красивые самолеты.
- Теперь оттуда неслись белые дымные нити, в начале каждой из которых был желтый огонек. Выглядело как реактивные самолеты, оставлявшие свои белые следы в небе.
- Это что? – Спросил Толик, - Тоже самолеты?
- Ракеты, - ответил Дядька Ванька. - Пошлите лучше в подполье. Посидите там, только лаз не закрывайте… Хотя… В баню идите. Вдруг дом завалит. - У дядьки Ваньки явно было семь пятниц на неделе.
- Может тут постоим?
- Стойте тут.
Сосед прокричал про какие-то «двадцать девятые».
- Вдогонку ракетам полетели несколько силуэтов новых самолетов – эти были как треугольники. Ну, почти как треугольники. По крайней мере, Толику показалось именно так.

[Statosphere_Magic]

Ссылка на книгу https://www.litres.ru/71645920/

[Statosphere_Magic]

Немного про технику. Самолет МиГ-131, которого в реальности, если кто не в этой технической теме, конечно же не было

[Statosphere_Magic]

Глава20
25.04.1992
Брагин открыл глаза. Он по-прежнему лежал на позиции. Онемевшая ранее рука теперь вроде бы пришла в норму. Брагин пошевелил пальцами – так оно и было. Американский флаг в поле зрения узкой, далеко отстоявшей амбразуры по-прежнему колыхался на своем месте, однако сразу бросилось в глаза, что пространство улицы и прилегавшей к ней небольшой площади почти полностью опустело. По-прежнему горели костры, палатки и фанерные домики были на месте, кучи барахла были там же, а вот людей не было.
Вспомнив виданный только что сон, отличавшийся невероятной четкостью, Брагин направил взгляд в прицел. Желая отыскать хоть кого-то, он поводил полем зрения влево-вправо, и обнаружил какого-то мужика, вроде бы украдкой пробиравшегося от палатки к палатке. Вполне вероятно, это был мародер. Картины из удивительного сновидения тем временем постоянно всплывали в памяти. Брагин отставил винтовку и положил голову на локоть.
Что за чертовщина происходила в эти дни? Что они кололи? На чем вообще закончилась та, прежняя жизнь, когда он с командой ездил и осматривал излучатели? Вроде шел по лестнице, потом все потемнело… Да, все закончилось после осмотра очередного объекта…
- Проснулись? – послышался голос откуда-то сверху.
Брагин вздрогнул от неожиданности, но тут же ловко перевернулся в рывке на бок. Рядом стояла Ландскрихт. Брагин выругался. После извинился. Точно так же, как там, в том потустороннем мире.
- Можете не извиняться каждый раз. Если хотите знать, я тоже умею так разговаривать.
- Мы что, правда были… там… - пробормотал Брагин, поднимаясь
- Вы про Идеаль? Да, были. А теперь вы пойдете со мной.
Во дворе творилось форменное безобразие – огромные мусорные кучи, набросанные обитателями протестного лагеря, по высоте были способны скрыть окна первого этажа. Брагин провел ладонью по хоть и только что умытой, но давно небритой морде. Судя по щетине, в гостях у таинственных военных он провел неделю, а то и больше.
Ландскрихт тем временем направилась к стоявшей неподалеку «волге».
- Наверно машина большого начальства, - не без издевки и пренебрежения объявила она, - Секретарь областного… как их там…
- Умеете ездить? – произнес Брагин.
- Да уж научилась как-то, - ответила она. Даже на ваших.
Тут она достала из машины какую-то коробку. Сейчас я буду брать вас в плен, - объявила она, - встаньте около задней двери. Так вам будет удобнее залезать.
Она принялась обвязывать ноги Брагина веревкой, которую достала из коробки.
- Так никто не подумает, что сидя в машине, вы могли как-то сопротивляться, обхватить меня за шею. Будете как мешок сидеть.
Кроме веревки она потратила не одну катушку какой-то трескучей американской липкой ленты.
- Это тоже с годиться, добавила она, - еще путь подумают, что я тупая и обвязала руки… это называется скотч. Обвязала скотчем, а уж потом вспомнила про наручники. Чрезмерная опрятность в таких мутных делах не помощник - может вызвать подозрение. А дело у нас как раз мутное. Не забывайте, я вас похитила и пытала чтобы выведать секрет системы «ведро-Э».
Брагин ничего не ответил, только кивнул.
В воздухе что-то гудело. Вроде бы какой-то самолет летал туда-сюда. Может несколько самолетов.
- Любите боевики? – Весело поинтересовалась Ландскрихт.
- Мне что-то не очень нравится то, что вы затеваете.
Вместо ответа Ландскрихт начала заталкивать его на заднее сиденье, где лежала еще одна коробка.
- Вот документация по системе «ведро-эксцесс». – указала она на коробку, в очередной раз поглумившись над названием, - Документация малоинформативная, но сойдет. Там печать «секретно», так что нормально. У вас под штаб-квартирой, ну под зданием на площади, подземный ход есть. Вы знали? Там телефонный коммутатор от вашего «периметра». Я ни кому не скажу, - по-простому добавила она. Возможно, просто глумилась над наследием малоприятного ей Союза.
- Еще вот… Она взяла лежавшую на водительском сидении сумку и достала оттуда медицинский стеклянный флакон с притертой пробкой, и словно желая продемонстрировать что у нее, есть поднесла флакон с каким-то белам порошком к лицу Брагина.
- Знаете что это? Я вам скажу. Это алкалоид. Какие вы знаете алкалоиды?
Потом извлекла из-под своего не то бродового, не том малинового пальто блеснувший серебром кинжальчик. Кинжальчик она тоже не преминула продемонстрировать.
- Фашистский, как вы это называете, - произнесла она, комментируя то, что Брагин прекрасно разглядел и так.
После она вытянула пробку и набрала порошка на лезвие.
- Коня на скаку остановит, - улыбаясь произнесла Ландскрихт, - Можете дыхание задержать. С этими словами она стряхнула порошок на куртку и штаны Брагина.
Потом расскажете дядюшке Генералу как эта дрянь, то есть я, пыталась выведать у вас могучие секреты могучего советского наследия. Есть детекторы лжи, - они не сработают, за это не беспокойтесь. После того что вы видели да и после обработки у тех актеров-военных ваша нервная система будет реагировать совсем не так, как у стандартного опрашиваемого. Да и я если что в беде не оставляю. Я же не… Неважно кто.
Наконец, Ландскрихт села за руль и завела двигатель.
- Уедем отсюда, - по-киношному обернувшись и запрокинув голову, проговорила она.
Двигатель зарычал, и машина рванулась с места. Чиркнув о мусорную кучу, «волга», раскачиваясь в такт порывистым движениям руля, выехала в проезд и затем оказалась на одной из центральных улиц. Где-то выла сирена воздушной тревоги.
Словно не зная, что на педаль газа не нужно жать постоянно, Ландскрихт направила тяжеленное корыто, грозившее превратиться в смертоносный снаряд куда-то в сторону вокзала, то есть на запад.
- Поаккуратнее - проорал Брагин.
- Если по нам будут стрелять, а они будут, ты падай как мешок вниз, - выкрикнула Ландскрихт.
Машина, мчалась на блок-пост. Двигатель по-прежнему работал на полных оборотах.
- Здесь не будут, здесь все разбежались, когда авиация прилетела, - Ландскрихт снова обернулась.
- Смотри на дорогу!
- В некоторых странах мода такая есть - нагрузить в машину взрывчатки, разогнаться и въехать куда-нибудь. У вас сейчас про такое не подумают, а так сами бы разбегались, - прокричала Ландскрихт, когда машина проносилась мимо выставленных в баррикаду ЗиЛов.
Тут Брагин увидел, что над горизонтом висят белые купола парашютов.
Машина ворвалась на центральную площадь и понеслась по имевшемуся проходу мимо палаток. Что-то отлетало в сторону, что-то на лобовое стекло – пару раз по нему шлепался картон. Потом он улетал.
- Видите парашюты, - прокричал Брагин.
- Да, это ваши десантники. Сейчас придут и будут всех бить, как в свой праздник. Зря они тренировались что ли? Это их секретная подготовка такая была. Я эту шутку по телевизору говорила, вы правда не видели.
- Куда мы едем?
- На запад, куда же еще?!
- Может все-таки без меня?
- Нет, с вами. Что, мне вас высаживать что ли? Да вам понравится. В другой раз не ввязывайтесь во все эти секретные штуки. Страна уже все равно другая, вы никому ничего не должны.
Машина рванулась влево, пытаясь вписаться в очередной проезд между нагромождениями блок-поста. Несмотря на то, что машину постоянно бросало и, казалось, не было ни малейшего сцепления с дорогой, это удалось.
Увидев, как в тридцати сантиметрах от прижавшегося к стеклу лица проносится край бампера «КраЗа» Брагин закричал.
- Люди так не могут, я могу, - весело прокричала Ландкрихт, - я же черная дыра, вы забыли? Для меня это так же просто как сидеть в кресле и иголкой вышивать. Заранее вижу, что получится. С событиями истории это сложнее а вот так прокатиться – это всегда пожалуйста. Мне же тоже надо иногда просто отдохнуть. Вот вы как отдыхаете?
- Что за ерунда, опять? Как все-таки вы можете быть черной дырой?
- Долго рассказывать.
Тут впереди показался бронетранспортер, затем второй. Что-то беззвучно сверкнуло, словно сигнальный огонек. Звуки стрельбы дошли с очень небольшой, но все же заметной задержкой. Бронетехника двигались по проспекту в направлении городского моста, ведшего на правый берег. Почти одновременно с первыми выстрелами, если не до них, Ландскрихт рванула руль и машина оторвалась от дороги. Брагин хотел закрыть глаза но отчего-то не смог.
Накренившись градусов на тридцать, может и больше, корыто развернулось, описав полный круг, какое-то время летя задом наперед. В итоге машина все же стабилизировалась, словно встав на лапы. Движение продолжилось как ни в чем ни бывало.
- Тварь ты! Что творишь, падла!
- Они или я? Ты про кого сейчас?
- Ты, кто же еще. Мы чуть не перевернулись.
- Если ты не заметил, они в нас стреляли. Сейчас мы тоже будем.
В поле зрения Брагина появилась рука Ландскрихт, державшая какой-то малогабаритный автомат. Вряд-ли это было армейское оружие, судя по усилиям конструкторов снизить габариты, этот западный автомат предназначался для спецслужб, ну и подходил гангстерам.
Теперь она держала руль одной рукой - левую руку выставила в заранее открытое окно, держа автомат то стволом вверх, то по ходу движения. Так машина и неслась. Снаружи может, хотя не может, а точно, выглядело круто, но вот сидеть в салоне на заднем сидении…
Еще она бросала руль - нужно было переключаться. Впереди снова показались машины федеральных сил. На этот раз это была колонна «уралов». «Волга», как-то не предвещая ничего хорошего, дернулась и пошла по плавной кривой, очень уж ровно, словно прицеливаясь.
Раздались несколько отрывистых очередей. Даже из положения Брагина было видно, что вытянутая рука, державшая оружие, держала его и вообще двигалась уж очень твердо, словно была механической. Куда она стреляла было трудно сказать, но вроде куда-то вниз.
В висевшем в салоне импортном панорамном зеркале Брагин успел увидеть, как колонна замедлила движение. Пара машин заметно накренилась.
Волга неслась вперед. Пролетев пару кварталов и дойдя до перекрестка, машина, визжа шинами повернула налево.
- Так, сейчас нужно выступить перед народом. Они столько смотрели меня по телевизору…

[Statosphere_Magic]

Машина остановилась посреди проезжей части. Ландскрихт отстегнула магазин и вставила новый, который, вроде бы вытащила из своей злополучной сумки.
Времени мало. Сейчас сюда приедут грузовики с солдатами, - объявила она, выходя из машины.
Следом за хлопком дверью прозвучала стрельба и звук разбивающегося и осыпающегося стекла.
- Что вы все попрятались? Вы ведете себя как стадо трусливых животных. Этому я вас учила? Выходите и сражайтесь, вас больше и вы сильнее! Где ваш дух свободы? Видите меня? Я стою здесь, на улице, а вы? Вы попрятались! Трусливые мерзавцы!
Послышалась еще одна очередь. По асфальту зазвенели гильзы.
Спустя какие-то секунды Ландскрихт уже садилась обратно в машину.
- Хотели когда-нибудь управлять людьми? – Довольно беззаботным голосом, сильно контрастировавшим с прежним тоном обращения к жителям многоэтажек, обратилась Ландскрихт, - У вас когда-нибудь была тяга к власти?
- Нет, - пробурчал Брагин.
- У меня тоже, - ответила она и рванула вперед. - У этого вопроса есть еще одна версия - его надо задавать обычным людям и звучать он должен «хотите, чтобы вами управляла сильная рука?». Кто-то хочет, кто-то нет. Интересно, что сейчас думают в тех домах? Ладно, нам надо уехать. Не хочу, чтобы наша поездка закончилась в этом городе.
Судя по менявшимся за окнами пейзажами, ее пожелание медленно, но верно осуществлялось - снова выехав на проспект, тот, на котором произошла встреча с БТРами и колонной, объехав несколько опустевших блокпостов, машина свернула направо - та дорога как раз и вела на выезд из города. По этой дороге-улице Брагин когда-то шел пешком, когда искал секретный поезд, – тогда он свернул на грунтовку, шедшую вниз.
Где-то вверху в очередной раз прогрохотал истребитель.
- Страшные машины, - прокомментировала Ландскрихт. Видели когда-нибудь как они проносятся на малой высоте?
- Нет, не видел, ответил Брагин. Как вдалеке летают видел, а вблизи нет. Чего в них страшного?
- Когда он заходит на тебя, и ты знаешь, что он за тобой охотится. Ну человеку должно быть страшно. Да так и есть.
- У меня такое с вертолетами было, - ответил Брагин. Их сейчас нет. Это хоть что-то хорошее в сегодняшних событиях.
- Самолет ни чем не лучше. Вообще вы не забывайте, что моя задача сейчас провоцировать их. И не бойтесь. Все это не опаснее, чем то, как мы ездили.
Брагин ничего не ответил. В который раз он отреагировал подобным образом.
Проехав пару километров по пустой дороге, Ландскрихт вдруг начала сбавлять ход.
- Так, где-то тут… Есть кое-что интересное…
- Что?
- Сейчас… Что вы знаете о кислороде? О жидком? Синяя жидкость такая… Вы же образованный инженер, да?
Тут Брагин углядел состав, стоявшей на одной из веток, располагавшихся поодаль от дороги. В хвосте состава была пара белых криогенных цистерн – они отличались блоком-испарителем, прилаженным с одного конца емкости.
- Зачем вам это?
- Сейчас все будет, - ответила Ландскрихт, уже выходя из остановившегося автомобиля.
- Сейчас будет свежо! - прокричала она, открывая багажник.
Через несколько секунд она уже промелькнула где-то сбоку, слева. Брагин увидел, что в руках она держала РПГ. Стало не по себе.
Не вздумай! - проорал Брагин, когда она уже встала наизготовку.
Стояла она в нескольких метрах впереди машины и, судя по всему, надо было отдать должное, имела представление о том, чем грозила автомобилю и Брагину реактивная струя. Но кислород…
Ландскрихт не выстрелила. Она повернула голову в сторону Машины, в сторону Брагина, словно желая что-то переспросить.
Брагин начал что есть силы мотать головой.
Ландскрихт с пару секунд смотрела на него, затем кивнула в сторону цистерны, будто Брагин не понимал ее задумки. Следом последовал выстрел.
Брагин стиснул зубы. Ландскрихт отбросила гранатомет и кинулась к автомобилю. Где-то вдалеке раздался резкий, как удар хлыста хлопок, после чего что-то завыло. Он повернул голову налево. Машина к этому времени уже тронулась с места и начала набирать скорость. Из белой цистерны, из места откуда-то над испарителем бил яркий факел, на глазах набиравший силу.
- Сейчас рванет! – Взвыл Брагин.
- Не рванет. Чему там взрываться? Металл просто выгорит. Там поблизости все равно никого нет. Она сейчас разкочегарится и поезд толкнет. Я точно в центр попала. Я умею стрелять. Сопло будет там, где надо. Такой вот паровозик получится. А вот рельсы за собой сожгет. Это кислород.
- Зачем вы сделали это?
- Увидите. А пока посмотрим на что способно это корыто. Ваши секретные документы в порядке?
- Какие нахрен документы?
- Да и хрен с ними. Никуда не денутся. И вы потом вспомните.
Машина, норовившая слететь с дороги, пронеслась мимо одного пригородного района-поселка, затем мимо другого. Наконец, по обе стороны от дороги были лишь открытые поля.
- Заграницу мы все же так не выедем, - произнес Брагин, - Вы же хотите покинуть страну?
- Этого нельзя не хотеть, - хохотнула Ландскрихт.
- Да бросьте вы уже. Я уже давно вас понял.
- Отъедем как можно дальше. Я же говорила вам про то, что хочу демонтировать то, что осталось от плана. Вот этим и занимаюсь.
Вдруг впереди что-то рвануло. Серия взрывов прошлась вдоль дороги и пришлась на кювет слева. Тут же раздался грохот авиадвигателей.
- Это «МиГ-29» был! - прокричала Ландскрихт. - Видите, что они могут натворить? - Стрелять научись, - это она, видимо, адресовала пилоту, - В кои-то веки они смогли оперативно связаться. Одни с другими. Это просто чудо, я не шучу.
Машина, чуть сбавившая ход, начала снова набирать скорость, потом обороты двигателя снова стали падать.
- Впрочем, может быть, он самостоятельно решил отомстить за мой кислородный ракетный паровоз, - Ландскрихт в который раз повернулась к Брагину совершенно игнорируя необходимость следить за дорогой.
Тут последовала новая серия ударов. На этот раз темные столбы пыли и камней прошли наискось, уходя вправо.
- Вот это уже лучше. Сейчас вы выйдете, - прокричала Ландскрихт и ударила по тормозам. После она схватила его за руку и его тело отчего-то дернулось в какой-то сильной судороге, от которой потемнело в глазах. Ударившись коленом об дверь, он услышал, как хрустнул механизм замка. В следующую секунду он, кувыркаясь, летел в какую-то яму, оказавшуюся воронкой от взрыва.
Вдалеке грохотали двигатели истребителя, видимо, выполнявшего разворот. «Волга» тем временем уже уносилась прочь.
Сделав ряд неуклюжих движений, Брагин вдруг понял, что несмотря на все эти путы, он может как-то двигаться. Вполне логичным было бы залечь на дно этой воронки, но он отчего-то решил приподняться. Действительно, не будет же этот МиГ лупить туда, куда уже стрелял. Машина-то уехала.
Приподнявшись корпусом над краем воронки, он лишь увидел оседавшую над местами новых дальних разрывов пыль и неподвижную машину, одиноко торчавшую по левую сторону от дороги. Машина была основательно разворочена, но вопреки ожиданиям не горела.
- Зачем ты это затеяла, дура? И почему люди не могут приобщиться к тому… К таинственному… Лучше уж пусть к нам когда-нибудь прилетят настоящие пришельцы. Не то что…
Брагин тяжело выдохнул, потом вдохнул. Надо было как-то освобождаться от пут.
- А я здесь, - послышался довольно жизнерадостный голос. У края ямы стояла Халдорис Ландскрихт. Стояла как ни в чем ни бывало – на ней не было каких-то следов автомобильного крушения – даже одежда была в полном порядке.
Брагин еще раз оглянулся в сторону автомобиля и восхищенно выругался.
- Сейчас я вас уложу поудобнее и вы дождетесь военных, - деловито начала объяснять она, хватая его за скованные руки.
- Дядюшке расскажете, что я все время угрожала вам и хотела знать все о системе «Эксцесс-Э». Вы не забудьте только про это.
- А какому дядюшке?
- Ну генералу или кому еще там. Может вам и медаль дадут. Пачка с бумагами валяется чуть подальше. Они должны ее найти. Там печати «секретно», так что сработает. Вот так и закончился таинственный заговор, ряд участников которого поставили дополнительную цель – похитить секрет могучей советской технологии. Такой же, как и «черешня», как «красная ртуть». Ложитесь на спину, так удобнее.
Уложив Брагина, Ландскрихт встала и направилась куда-то. Она скрылась из виду. Первого из своих, это был десантник федеральных сил, Брагин увидел только через полчаса.
Уже шагая к грузовику, Брагин решил самостоятельно указать прибывшим, и наконец освободившим его, на то, что где-то на дороге разбросана секретная документация.

[Statosphere_Magic]

Глава 21
27.04.1993
Преодолев трамвайные пути, автобус начал поворачивать. По правую сторону, в стороне городского района, показались громадины кирпичных многоэтажек. Толик замечал, как с каждой новой неделей они таяли. В свои последние годы, даже месяцы, советская власть воткнула сюда, почти что в деревню, эти два городских дома. Два года назад все «победы коммунизма» закончились – стройку забросили, а с прошлой осени то у одного, то у другого забора своей и близких улиц стали появляться стопки кирпичей. Может сами по себе, может с разрешения, люди стали разбирать недостроенные дома и везти кирпичи по своим дворам. Говорили, что разрешили, хотя кто их знает. Один соседский дед-коммуняка громко матерился, ворчал, что всю страну просрали. Да они, коммунисты, всегда это говорили. Вот когда был «американский апрель», то он и такие, как он, сидели тихо. Прижали тогда свой хвост.
Толик не раз вспоминал те времена. Прошел как раз год и пару дней с того момента, как все закончилось. Плохо, что все оказалось не так просто и не могло так продолжаться, а вот если могло бы… С другой стороны, военные, которыми пугала эта Ландскрихт, оказались не то что не такими плохими, а наоборот очень крутыми. Они и еду привезли и не громили ничего. Они и на танке дали посидеть потом. Еще они поселились в школах, и каникулы продолжились прямиком до осени. Оказалось, советская власть именно так и предусматривала, и в случае чего школы с их столовыми и залами превращались в казармы. Почему же они ушли?! Могли бы и остаться. Дело было даже не в школах и каникулах - просто когда на улицах было много солдат и танков, всех мужиков со страшными лицами, всех этих алкашей, наркоманов и рэкетиров вымело как метлой.
В чем-то идея Ландскрихт была правильная. Идею Ландскрихт Толик немного видоизменил и рассказал всем остальным, правда, не стал напоминать про Ландскрихт. Та, первоначальная мысль состояла в том, что учиться надо шесть-семь лет, а потом работать с какими-то компьютерами. В новой версии идея состояла в том, что вместо каких-то компьютеров должна была быть армия. Не такая, которой пугали, с дедовщиной и в казарме, а такая, как на улицах. Военное положение для всех. И навсегда. Ведь после седьмого класса вполне можно если не стрелять, то водить грузовик, помогать с ремонтом, да мало ли чего там! Общение с военными, да и само их присутствие показало, что дело найдется всем. А там и оружие можно освоить.
Выскочив из автобуса, Толик по привычке сунул руку в карман и как всегда нащупал металлическую трубку с кольцом. Это был запал от гранаты. Кто-то из военных, видимо, просто обронил его - у них этого добра было навалом. Дядя Сережа, правда, сказал, что так просто носить с собой его нельзя, что там заряд. Он что-то там высверливал, вымачивал отвинченную часть в воде. В конце концов он отпилил донышко у заделанной наглухо трубки. Получилось некрасиво, но выручил дед – он вставил туда блестящую гайку. Получилось и красиво, и в случае чего знающий человек сразу видел, что в запале нет заряда. Такая вот штука осталась на память о тех событиях.

[Statosphere_Magic]

Книга "Апрельские Праздники" окончена

[Statosphere_Magic]

В этой же теме я решил разместить предварительную версию (это чуть получше, чем черновик) другой. Итак, сюжет, он же синопсис.
Расхожий сюжет, когда человек вдруг оказывается в прошлом. Оказывается самим собой, но молодым. Школьником там, студентом. И начинается – любовь-морковь, экзамены, бизнес-план. Может и смешно, но с юмором у автора, у меня, слабо. Так что будет не так...
2046 год. Осенняя ночь. Несколькими днями ранее было опробовано ядерное оружие третьего поколения – баллистика и многочисленные маломощные заряды, взрывающиеся под землей. Испепеляющего огня нет, зато есть землетрясение. Французский Марсель в руинах. Само ядерное оружие перестает быть неприкосновенным за полтора десятка лет до этого.
Человек, шестидесятипятилетний дед, охраняет ночью склад и видит зарево. Допивает кофе и, допуская, что может и не вернуться, лезет на крышу посмотреть, что там такое. Прилетает ближе, потом еще ближе...
И он просыпается в девяносто седьмом.
План простой – пей, гуляй и отдыхай. Ну в первый день-то точно, хотя осторожно. Более серьезный план тоже несложен – биткоин. Объяснять тут тоже ничего не надо.
Однако все оказывается не так просто и главного героя начинают одолевать невеселые размышления. «Парадокс сумасшедшего ученого», «эффект бабочки», все вот это. Еще на памяти сюжет «Биошока», того, что про Элизабет. Хотела в Париж и не попала. Главного Героя это не воодушевляет, и он начинает размышлять, как бы так все устроить... Еще и подсознание из прошлого прорывается и норовит перехватить управление. Он сам себе не враг, но как тут быть?
В школу он все же является, через неделю, но является. Вроде не так все и уныло, не считая того, что знания-то повылетали давным-давно, но дело наживное...
Однако тут начинается интерференция, как он это назвал. Все ведет к тому, что нужно расследовать, как и почему он сюда попал. Что если неспроста?

[Statosphere_Magic]

Глава 1.
Ноябрь 2046
Ночная темень за окном была расцвечена созвездиями из разнообразных огоньков. Созвездия эти, в отличие от настоящих, небесных, находились на одном месте, пропадая лишь во время утреннего тумана, ну и днем. За окном дул ветер. То тут, то там раздавались стоны и рычания - ветер колыхал и выгибал профилированные листы забора, отделявшего склад металлоконструкций от соседней лесопилки.
Зимин встал, подошел к маленькому холодильнику, открыл дверцу и, зачем-то оглядев пустые внутренности, приоткрыл крышку отсека для мелочи, где лежал сырок. Это был плавленый сырок, совсем такой же, какими, надо думать, закусывали непутевые мужички в киношные времена совка. Сам холодильник хоть и был не из тех времен, но тоже был старый, при этом сохранивший за все свои десятки лет наклейку «Европейское Качество», что сейчас смотрелось несколько гротескно. Впрочем, и тогда, в начале века, все барахло уже шло из Китая, из самого Китая, а не из особого экономического.
Телевизор, вернее монитор с тюнером, стоявший на столе, показывал сейчас легендарный для одних и позабытый или вовсе не известный для других сериал «Улицы Разбитых Фонарей» - кино аж 2001 года - на это Зимин обратил внимание, глянув на заставку и титры. Впрочем, в этих сериях уже был Вася Рогов, а это означало, что на тот момент, в 2001 году у сериала уже была своя история, он успел эволюционировать, а началась вся эта франшиза за несколько лет до того.
Для телеканала показ такого, уже российского сериала в это время, ночью, был несколько нетипичен - обычно в ночные часы они крутили черно-белые советские фильмы, кинокартины, как их тогда было принято называть. Это было дремучей стариной еще в те годы, когда Зимин ходил в школу, таковым было и сейчас, так что сохранялось некоторое постоянство.
Положив сырок на стол, рядом с кружкой кофе, Зимин направился к окну. Там, на подоконнике рядом со спутниковым модемом лежал телефон. Были времена, когда обычная копеечная мобильная связь имела обязательное дополнение в виде вполне сносно работавшего интернета, позволявшего не то что смотреть что-то, но и играть в тяжеловесные полноразмерные онлайн игры.
К 2046 году все стало с ног на голову - нормально функционирующий некогда копеечный интернет в телефоне был если не легендой, то смутным воспоминанием, а икс-линк и криптовалюта, которой это можно было оплатить из России - делом обыденным.
Зимин включил модем и принялся ждать, когда тот отыщет спутники. На все ушло не более минуты и, хотя могло быть и побыстрее, это выглядело неплохо. Зимин вошел в ютуб.
Прилет в Марсель был потрясением, но сейчас, на третий день, эмоции стали выдыхаться. Как у них, так и у своих.
Кассетная боеголовка, точнее головная часть и ее составные боеголовки, по общему признанию, явившая обезумевшему миру оружие нового поколения, вонзила три с половиной десятка стрел в поверхность земли, на которой находились все эти портовые сооружения, терминалы и причалы. Каждая из урановых стрел несла заряд в пару килотонн по мощности, но взрывы были полностью подземными, так что никакого испепеляющего огня не было. Взамен было рукотворное землетрясение, разломавшее бетон, опрокинувшее краны и сбросившее нагромождения контейнеров в море. Часть стрел угодила в море, часть в жилые кварталы. По меркам нормальной жизни город истекал кровью, но по меркам апокалипсических картин ядерной войны, того, как ее представляли, это было легким недоразумением.
Даже Зимин, когда-то с решительным отторжением воспринявший новость о начале первой, вроде бы открывшей череду всех этих войн, сейчас к некоторому своему смущению морального самосознания испытывал нечто, близкое если не к восхищению, то к воодушевлению.
В какой-то момент он впустил в голову мысль о том, что возможно такое разительное превосходство, если это действительно оно, такое превосходство в конечном счете и положит конец череде этих теперь уже не безъядерных стычек. Как само появление ядерного оружия на какое-то время пресекло все планы по решению глобальных политических конфликтов военным путем. Впрочем, Зимин прекрасно отдавал себе отчет, что это его помешательство, этот нездоровый оптимизм, продержится недолго, ну еще пару дней, потом выветрится и все снова станет по-прежнему. Проблема была в том, что так было именно у него, а у остальных, у большинства тех, с кем он каждый день имел дело, у них это не выветривалось и держалось если не постоянно, то месяцами, а уж за такое всеобъемлющее понятие, как общество в целом и говорить не приходилось. Конечно, же, за западное общество, чья нездоровая коллективная ментальность во многом и послужила топливом для разжигания войны.
Зимин открыл очередной видеоролик. По давно опустевшим автомагистралям «пред-уральской» России сейчас гоняли пусковые установки с РСД, вернее с гиперзвуковыми ракетами «стрела», которые характеризовались Западом то как бестолковая пустышка, то как угроза наравне со стратегической баллистикой. Куда и зачем они ехали, никто не знал, но вроде бы, ключевым фактором для безопасности любой подвижной пусковой установки являлась именно ее подвижность. Это если в тылу, где ничего не летает. Если летает, то толку мало.
Вдруг видео замерло. Интернет пропал. Это было странно - он был через спутник. Такое могло означать то, что они решили заблокировать передачу интернета на Россию, и это несколько не укладывалось в логику - все же икс-линк был американским. Даже если бы все переменилось, и Америка снова бы выступила за Европу, то и тогда они должны были быть заинтересованы в том, чтобы интернет здесь был. Ну свобода информации, проникновение за железный занавес и все такое. Конечно, это было довольно эффективным способом досадить всему официальному, использовавшему этот же западный интернет и сервисы как ни в чем не бывало, но способ слишком слабый и бьющий не по тому, по кому надо. Впрочем, им было не в первой так тупить.
Звуки за окном были все те же - завывание ветра и стоны заборов. Мысль о том, что исчезновение интернета может предвещать что-то совсем недоброе, показалась Зимину несостоятельной - совсем недавно, когда две свои же ракеты вылетели с полигона, находившегося за сотни, если не тысячи километров, округа огласилась воем множества сирен. Завыла даже та, что была на подстанции, расположенной в полукилометре. Зимин даже потом специально рассмотрел крышу кирпичной постройки, на которой была та почерневшая от осевшей за многие годы копоти конструкция, совсем не выглядевшая как что-то с рупором, скорее как вытяжка. И эта почти что совковая штука тогда включилась. Сейчас же было тихо.
Вдруг в окне начало светлеть. Обозначился горизонт с черной полосой земли, по прежнему усеянной искусственными звездочками и неба, цвет которого перешел из такого же непроглядного темного в холодную синеву. К некоторому облегчению, никакого огненного шара видно не было. И все же, картина указывала на то, что это наконец-то состоялось. Никаких эмоций не было, хотя они были более чем уместны, особенно будь он, Зимин сейчас, в этой комнате не один. Но он был один и поделиться своими невеселыми впечатлениями было не с кем. Оставалась еще надежда, что это полыхнул подорванный чем-то или кем-то склад горючего, но слишком уж ровно и уверенно просветлело небо.
Зимин проглотил сырок, выпил все кофе будто бы напоследок и двинулся к выходу. Выйдя во двор, до сих пор освещенный рукотворным сумеречным светом, он направился к пожарной лестнице, прилаженной к стене двухэтажного корпуса. Свет начал тускнеть и когда Зимин схватился за первую ступеньку, было уже темно как и раньше, только дальний фонарь, светивший на площадку соседнего склада, давал холодный бледный, слабее лунного свет.
Вскарабкавшись по лестнице, Зимин вступил на гулкий оцинкованный настил плоской крыши. Металл поблескивал мельчайшими кристалликами инея. Обычно в это время года такое радовало - ночные заморозки, начавшиеся вечером, за ночь успевали заморозить грязь, которая становилась совсем как асфальт, только неровный. Вот и сейчас Зимин несмотря на все произошедшее отчего-то подумал и про это.
Снова застонал забор. Прошло столько времени, а ударная волна все не приходила. Может, в своих мрачных предположениях он оказался не прав и это действительно был лишь склад нефтепродуктов. Ночь ясная, небо темное, вот и засветка стала такой заметной.
Тут в небе появилось что-то. Будто маленькое солнце. Зимин тут же уставился вниз, в металл крыши, но тут же понял, что свет вовсе не был каким-то невыносимым. Решение как-то пришло само собой - закрыв один глаз и накрыв другой ладонью с плотно сжатыми пальцами, он повернул голову вверх и принялся едва-едва раздвигать пальцы.
Диска у искусственного светила видно не было, это было что-то вроде звезды, только очень яркой. Или что-то вроде этих надоедливых фонарей, помимо своей площадки светивших во все стороны и слепивших. Это особенно досаждало осенью, когда еще не было снега.
Свет сделал так, что округа стала похожа на какой-то фотографический негатив - светлая земля при темном небе. Раздвинув пальцы чуть посильнее, Зимин рассмотрел необычную картину во всех подробностях.
Свет тем временем все нарастал. На земле теперь был яркий летний день, но с ночным небом. Зимин теперь смотрел сощуренными глазами, выставив у лба ладонь. Чем-то это напоминало то, как близкая молния высвечивала округу, оставляя ненастное небо темным, но тут все длилось уже секунд десять или около того.
Не долго думая, он решил спуститься от греха подальше, но двинулся он не к лестнице. Зимин дошел до края крыши, за которым располагалась неряшливо прилепленная пристройка. Теперь нужно было лишь слезть по деревянной лесенке, слезть с высоты меньше чем в полтора метра. Будь вместо него молодой человек, и вовсе мог бы спрыгнуть, но в шестьдесят пять не напрыгаешься. Дальнейший спуск должен был проходить через транспортные контейнеры, к которым были приставлены строительные леса. Свечение уже померкло. Была мысль, что следовало просто подождать, когда опасный свет погаснет и спуститься тем же способом, что и поднялся, но лезть обратно по деревянной лесенке на крышу он тоже не торопился. Он уже собирался было глянуть на небо, чтобы рассмотреть то, что было теперь на месте взрыва, но тут все стало невыносимо ярким. Вроде на этом все и закончилось. Потом была темнота.
Голос вдалеке бубнил что-то про международный валютный фонд. Голос был странным и вместе с тем каким-то знакомым.
Зимин открыл глаза. Там, в противоположной стороне комнаты, был верхний край окна, за которым трепыхалось развешанное тряпье. Это была знакомая, каждый день виданная картина, но только... лет пятьдесят назад...

[Statosphere_Magic]

Глава 2.
08.04.1997.
- Наш выпуск подошел к концу. С вами был... - проговорило радио, стоявшее на кухне.
Так было в гребаном детстве, в старой квартире в том сраном районе. Именно в таких словах он, Зимин все это и описал бы, если бы ему вздумалось погрузиться в воспоминания.
Заиграла музыкальная заставка. Это было «Радио России», игравшее когда-то не только из советских приемников-транзисторов, но и из проводных радиоточек, казавшихся пережитком уже тогда, или, учитывая обстоятельства странного видения, правильнее было бы употребить слово «сейчас». Ощущения были странные - он не чувствовал тела, хотя оно повиновалось желанию повернуть голову или двинуть рукой. Правильнее было сказать - чувствовал, но не так. Все словно онемело, причем сильно.
Зимин закрыл глаза, вдобавок ко всему закрыл их рукой, будто бы у него болела голова. Погрузившись в темноту, он все же продолжил слышать звук. Теперь он вообще никак не ощущал себя, однако никакого беспокойства это отчего-то не вызвало, что так же можно было отнести к определению «не ощущал себя», только уже в эмоциональном плане.
Дождавшись, когда пройдет музыкальная заставка и снова появится гулкий голос ведущего, диктора, как тогда бы сказали. Зимин отнял руку ото лба и снова открыл глаза. Удивительная картина прошлого никуда не пропала, хотя сейчас она и не удивляла вовсе.
- Надо вставать, еще сумка не собрана, - пронеслась в голове утренняя не в пример тем полусонным, вполне себе логичная, мысль.
- Вообще уже надо на полиэтиленовый пакет переходить, - последовала вторая, - Влад, вон, тоже с пакетом стал ходить, как и Артем, а с сумкой с этой в одиннадцатом классе ходить - это будет совсем как школьник...
Зимин потянулся, тут же заметив не столько факт исчезновения онемения, сколько то, что оно вообще было.
- Что же мне такое приснилось? - задался он вроде праздным вопросом, какой нередко возникал после очередной удивительной в своей несуразности ночной картины.
Он начал вспоминать детали удивительного сновидения.
- Как будто ядерную бомбу сбросили, - продолжил он про себя.
На душе стало как-то радостно, как-то беззаботно. Коммунисты, судя по всему виданному в телеке, действительно имевшие обыкновение пугать всех своими мрачными ракетищами, эти коммунисты канули в прошлое. Еще есть Саддам Хусейн, но если он дернется, то к нему прилетят F-16, F-18 и совсем уж крутейший F-19, и ничего он, Саддам, не запустит... Зимин вспомнил игры, в которые они играли у Влада, у которого в квартире, в зале, красовался компьютер Pentium 133.
Мысль о том, как хорошо было бы играть во все это, играть когда захочешь, а не когда они собирались у Влада, эта мысль привела к последующей довольно невеселой - сегодня контрольная по физике.
Невеселость крылась не в этом, а в том, что если и дальше жить нормальной жизнью, а не сверлить взглядом дурацкие учебники, то все эти тройки, даже разбавленные четверками в итоге приведут к тому, что в институт он не поступит, а тогда... Будешь смотреть передачу «Армейский Магазин» в перерывах между марш-бросками и побоями дедов. А потом отправят в Чечню и... даже думать не хочется... Нужно будет поступить. Просто чтобы жить дальше. Чтобы они позволили жить дальше... Уже через год надо будет поступать в институт. Хотя...
Поток мыслей вдруг стал неровным, словно туда что-то ворвалось.
Долбанный диплом из этого тухлого института, вернее было сказать тухлый диплом из долбанного института, он был давно получен и валялся в тумбочке. Сколько лет он там лежал... Хоть года и не богатство, но все это было давно проделано, и не нужно было бегать с горящей задницей, как этот Шурик из фильма.
Он потянулся к лицу проверить зуб, вернее сказать нерв, который имел обыкновение ныть по утрам, если было что-то не то с погодой или просто температурой в комнате.
Зуб и нерв делили пьедестал утренней важности с тем, чтобы едва продрав глаза пойти в туалет.
Первопричиной всему был в буквальном смысле разломавшийся от бессчетного количества пломб зуб, который вроде еще можно было восстановить, но вроде бы было терпимо... Обычная история. В детстве боялся стоматологов, когда они брались за свою машину, потом, десятками лет позже, волновался, когда они сводили все процедуры в счет.
Нерв не болел и лицо не сводил. Мало того, зуб был целый. Тут картина комнаты из детства, вроде бы уплывшая куда-то в туман, хотя и не пропадавшая никуда, вдруг снова дошла до сознания с прежней ясностью. В глазах начало двоиться. Почувствовалось головокружение, что для лежачего положения было довольно неестественно.
Мотнув головой, он, вроде бы даже хотевший выкрикнуть что-то испуганно-матерное, рванулся и вот уже сидел поперек кровати. Головокружение отступило. Он, теперь уже гораздо спокойнее, начал поднимать руки, чтобы обхватить голову, сам не понимая зачем. Пальцы утонули в длинных, длиннющих волосах. Длиннющих по меркам того его, когда он просто брился на лысо, а выросшие на сантиметр остатки прежней шевелюры воспринимал, как нечто чрезмерное. Такова была сложившаяся привычка. Теперешние же длиннющие патлы были в общем-то заурядной прической с волосами в пол-пальца длиной. И да, наутро тогда нужно было причесываться и шапку, если это был соответствующий сезон, тоже нужно было одевать и снимать не как попало.
По-прежнему не веря до конца в происходящее, он поднялся с намерением направиться в коридор, где висело зеркало. Вокруг была квартира из детства. Его комната. Стол с подвешенной вверху, на стене, полкой с книгами, с учебниками и еще какими-то тяжеловесными, которым место было в книжном шкафу, а не у него. Еще был другой стол, на котором сейчас громоздились коробки с чем-то строительным, вроде обоями и побелкой в пластмассовом ведре - по тем временам импортная побелка в фирменном ведре - просто шик. Папина гордость. Потом, через год здесь будет водружен пентиум-100. По уровню девяносто восьмого года уже не то чтобы что-то современное, но на нем и в девяносто восьмом все шло и запускалось.
Вот Зимин уже вышел в коридор и зашагал к зеркалу. Только сейчас он заметил, что из зала доносился храп. Такое бывало, хотя и нечасто, но каждый раз все было по накатанному сценарию. Раз в пару месяцев папа уходил в своеобразный мини-запой. По меркам алкаша, о буднях которых сам Зимин из середины двадцать первого века слышал только из разных непутевых рассказов непутевых же персонажей, эти двух-трехдневные загулы и запоями-то не были.
Прогуляв пару дней работы, что для реальности двадцать первого века само по себе было довольно безрассудным поступком, он, папа, как правило, догуливал еще один, отлеживаясь пластом и приходя в какое-никакое движение лишь вечером. Судя по оставшимся воспоминаниям, папа, пошедший всю эту школу бурной советской молодости, не умел пить. Не шло ему, как и самому Зимину, но Зимин особо-то и не усердствовал. В отличие от папы.
Наконец, он добрался до зеркала. Перед ним стоял жалкий долговязый дрищ, у которого ко всему было черт знает что на голове. Малопонятные молодые люди из каких-нибудь двадцатых или тридцатых со своими фитюльками в одежде и самокатами хотя бы были на своем месте да и в свое время, и даже никакого желания поворчать-то не было, а тут...
- Мальчик в трусиках, блин, - криво ухмыльнувшись, процедил Зимин, гримасничая в зеркало.
Снова раздался всхрап. Понимая, что он сейчас увидит, Зимин двинулся в зал, и у него перехватило дыхание. На диване лежал, выставив пузо папа. Пьяно-похмельный, не вдупляющий, но живой!
- Ах ты ж сукин ты сын, - Беззлобно проговорил Зимин и почувствовал, что на глазах навернулись слезы.
Никакой там ком к горлу не подкатывал, просто глаза заслезились, но какая там разница. Так бы и смотрел он на папу, который теперь был вроде как моложе его самого, но тут вдруг голова сама повернулась к окну, за которым колыхались верхушки берез, уже обзаведшихся маленькими весенними листочками. Мало того, что он попал из старости в молодость, так еще и из осени в весну!
По идее, папу можно было как-то растолкать, заварить ему крепкого чая или отыскать цитрамон, но тут закралось одно предположение.
- А что если все это закончится? Что если немного осталось, а я просижу это время последнего дня здесь, с ним? Да ну нахрен. Для начала нужно куда-то выдвинуться.
Проведя пару раз ладонью по глазам, но направился к окну.
- Какой же сейчас год? - подумал он про себя, вспомнив, что там, в будущем, достаточно было глянуть на телефон или в компьютер, да мало ли куда еще... Здесь же был только телек, радио и газеты.
- Конечно же! Газеты! - Почти что вслух воскликнул он и направился в коридор, где газеты вроде бы всегда и лежали. Не сделав и пары шагов, он остановился - у кресла валялась одна и эта наверняка была свежая.
На уляпанных жиром от невесть какой еды листах выпуска «АиФ» значился апрель 1997-го года.
- Вот значит как, - пробормотал Зимин, откладывая газету на кресло.
Там, в будущем, газеты тоже печатали, но на памяти были лишь подкладываемые в почтовый ящик «ЗОЖ». Другие газеты наверняка были, но черпать из этих листов новости выглядело полнейшей глупостью.
- Апрель девяносто седьмого, - Пробормотал Зимин, глядя в льющее утренним светом окно.
За эти без малого десять минут пребывания в мире прошлого он непойми почему утвердился в мысли, что не следует начинать с сенсационных заявлений и вообще как-то выделяться. Не стоит ломать ход вещей и вызывать все эти эффекты бабочки, если они вообще бывают. Конечно, он из будущего и он уже здесь, а значит все уже не так, но при всем при этом все же не следует как-то излишне ярко обозначаться. Не хотелось бы спугнуть фортуну, подарившую такой удивительный шанс. А значит вести себя нужно как можно естественнее для того времени.
Еще не давало покоя предположение «последнего дня» - уж слишком неестественно он себя чувствовал. Хотя все то онемение пропало еще там, в кровати, голова была не на месте. Такое бывало после какой-нибудь простуды или гриппа, но обязательно с высокой температурой. Когда температура спадала, в голове было словно какое-то разряжение, а звуки казались не вполне естественными. Это называлось ишемией и там, в будущем, Зимин в силу возраста интересовавшийся медициной, прекрасно знал, что это такое, хотя многие годы такого не испытывал. Сейчас это было и отчего-то это сильно напрягало.
Все же скорее это предположение «последнего дня» было навеяно сновидениями как таковыми - если что-то шло слишком хорошо, было интересно и вызывало кучу эмоций, то все быстро заканчивалось и он просыпался.
Зимин тронул деревянный, покрашенный уже успевшей потрескаться эмалью подоконник.
Следующим его действием было то, что он открыл балкон. В комнату хлынул теплый по меркам апрельского утра воздух - градусов пятнадцать или около того. Еще вместе с воздухом влилась река звуков совершенно различного происхождения - чирикали воробьи, где-то внизу тарахтела «Волга», еще у кого-то играло «мальчик хочет в Тамбов».
- Девяносто седьмой, - Повторил Зимин, уже отошедший от балконной двери.
Этих совковых балконов с чуть наклоненным как назло вовне деревянным полом и низкими перилами он во взрослой жизни побаивался, хотя в школьные годы лихо перевешивался, держась не особо-то сильными руками за перила. Может быть, вспоминая это и начал побаиваться. Вот бы поучить малость того неведомого совка-архитектора...
В комнате Зимин без особого труда отыскал пульт, завалившийся в кресло. Включившись, телевизор загрохотал той же песней про Тамбов. Шла программа «утро», которая когда-то называлась «120 минут», до того «90 минут» - Зимин когда-то натыкался на канал с ретро-записями советского ТВ, являвшимися артефактом прошлого даже в этом 1997 году.
Еще раньше, до того как стать «90 минут», эта утренняя программа шла всего-то один час и называлась «60 минут», и в этом был самый настоящий курьез. Зимин помнил ту, советскую. Там помимо прочего были мультики, как и в последующих раздутых версиях на полтора и два часа.
Зимин в очередной раз бросил взгляд в сторону дивана.
- А вдруг если я его разбужу, и он меня увидит, то прошлое встретиться с будущим и чего-нибудь произойдет...
Бредовая мысль тут же оборвалась, но успела позабавить. Все же будить папу он не стал.
По радио, обозначавшем себя какими-то невнятными звуками с кухни, раздались сигналы точного времени. Было девять утра. Вроде бы тогда, в старших классах бывало такое, что первого урока не было, и учебный день начинался с девяти. Бывало даже, что не было двух уроков, но это было очень редко, когда учителя что-то там у себя переносили.
Опаздывал ли он сейчас или все было в порядке, сказать он не мог. Он начал припоминать, как оно все там было. Отчасти он помнил это свое прошлое в мельчайших деталях, но это были не те детали - например, как на удивление теплым сентябрьским днем копали картошку - это грядущей осенью, еще помнил, как играли с друзьями, с одноклассниками, в компьютер, самолетики и знаменитую стратегию Си-Эн-Си, тогда первую версию. Помнил, как хотел сделать ракету из листовой жести. А вот про школу и уроки помнил смутно и спутано. Вроде там был дневник, но в одиннадцатом классе они подшучивали друг над другом, спрашивая: «почему у тебя нет дневника?». Дневник для старшеклассника был неприемлем - это было для младших.
- Может у меня там, на столе, под стеклом какое-нибудь расписание? - Пронеслась мысль и тут же он усмехнулся, - Нет, так это не работало, это тебе не рабочий график на принтере распечатать.
Он направился умываться.
Через пятнадцать минут он был готов к выходу, так еще и не определившись к выходу куда и с какой целью. Просто пройтись, возможно, хотя необязательно, зайти по пути в школу. Это будет вполне в линии плана встраивания в новую-старую жизнь. Нащупывая в кармане, в позабытом кармане позабытой куртки-ветровки ключ, он спохватился - был же еще портфель. Пойди он без него, ничего бы в этом не было, но с другой стороны, без всего в школу вроде бы не ходили.
- Портфель, портфель, - Проговорил Зимин, стаскивая уже надетый ботинок, - Портативный тфель, - он по обыкновению добавил матом.
«Тфель», как в будущем было принято сокращать по второй части слова, стоял на вращающемся офисном кресле - папа посчитал обязательным последовать новым веяниям, хотя дома Зимин предпочитал прочно стоящие на одном месте стулья. Предпочитал что тогда, в детстве, что потом. В качестве портфеля служила темная сумка с ремнем через плечо - у девяноста процентов были такие, правда, к десятому и одиннадцатому классу все стали переходить на полиэтиленовые пакеты. Плотные, с картинками, не те, что были в супермаркетах.
Вся эта мода на пакеты не была продиктована какой-то бедностью, которой потом пугали, рассказывая про девяностые.
Во-первых, с пакетом вправду было удобнее - «дембеля» от школы, то есть выпускные классы редко носили с собой большое количество книг, которые вправду было разумнее таскать в сумке. Еще норовили использовать одну книгу-учебник на двоих, о чем даже договаривались.
Во-вторых, и это было главное - так можно было показать себе, друзьями-одноклассникам и антагонистам-учителям свое пренебрежительное отношение ко всей этой учебе. Зимин вроде бы начал «гонять» с пакетом в одиннадцатом классе, а в сумку поспихали что-то садово-огородное.
В сумке сейчас были одни тетради. Было несколько тонких и пара общих. Все тонкие были всунуты в общие, никаких полиэтиленовых обложек на них не было.
Тут он вспомнил, что обложки тоже были «в падлу». Стали они таковыми сразу после того, как родители, еще как-то следившие за состоянием дел, отвалили окончательно. Так было у всех и произошло это пару лет назад. Соответственно, чтобы тонкие тетради не выглядели, как туалетная бумага, их пихали или в общие или в книги.
Далее Зимин обратил свое внимание на полку. Учебники стояли там. Плюс к ним была пара увесистых «литературных» книжек. Это была классика русской литературы и, соответственно, для курса литературы они и предназначались. Зимин снял с полки ту, что была потолще, повертел ее в руках и беззлобно выругался. Это была «Война и Мир».
Пристроив книгу обратно, он как-то неожиданно деловито полез в общие тетради, извлек тонкие и прочел то, что значилось на лицевой стороне каждой.
Над надписью «Тетрадь» было выведено название предмета, внизу, под разлиновкой для фамилии и класса были собственно имя и фамилия. Подписывать как положено также было «не в моде».
Увидев название предметов, он почувствовал, как рука сама тянется к полке. Словно это было механически отработано. Отчасти это было так - он собирал книги с утра, спросонья. Он в очередной раз вспомнил новую мелкую деталь из тех времен.
Взяв сумку по сложившейся в будущем привычке за ручку, не перекидывая ее через плечо, он направился к выходу. Грохнув металлической дверью, он вышел в вонючий подъезд, по-советски пропитанный испарениями не столько мочи, сколько вонью мусора, куча которого покоилась где-то на уровне первого этажа, там, куда вел мусоропровод. В последующие годы вроде бы нигде их не было, а где были - там их демонтировали. Еще один камень в сторону советских дизайнеров, строителей черт бы их побрал. Один такой строитель уже какой год дает просраться, причем всем - и заскорузлым коммунистам и вполне себе непричастным. Твердо и четко. Понимаешь.
Передразнив мысленно речь легендарного Ельцина, Зимин едва ли не в прыжках преодолел первый лестничный марш. Лифт он проигнорировал - он любил спускаться по лестнице пешком - впервые это вроде было бы на одной из работ, там офис располагался на высоком этаже, вроде седьмом. На работу на лифте. Уныло и туго. Обратно - пешком полубегом и весело. Оттого тамошние клуши, за пятьдесят, смотрели на него, тогда тридцатилетнего, как на вполне себе спортивного человека. В общем, был молодец.
Следующая лестничная площадка была усеяна шелухой от семечек. Тут он вспомнил, что вечерами в подъезде нередко кучковалось быдло, которое он обходил стороной и с опаской. Не подростки, а именно быдлота с подъездов. С этого дома и с других. Торчки там также определенно были.
Район был так себе, семья переехала сюда тремя годами раньше. Прошлый дом был в более симпатичном районе, и школа была там же. А потом заселились сюда. Этот район был построен вроде бы в семидесятые годы. Молодежный город, комсомольские стройки и все такое. Возможно, в те семидесятые и восьмидесятые все было посимпатичнее. В девяностые это деградировало в гетто с общагами и наркотой. Одна сторона дома выходила на своеобразную долину, занятую дачными участками с убогими домиками. На момент девяносто седьмого года большинство участков, располагавшихся поблизости к городским кварталам, было заброшено и с балкона то и дело можно было отыскать пару фигурок пацанов, дышавших через пакет. В сотне метров вполне себе могла кипеть дачная работа - мужичок с тяпкой, баба над грядкой и «жигули» у забора. Такая дачная жизнь.
В том своем школьном детстве Зимин смотрел на подобных сверстников глазами нормального солдата, киношного, из фильмов, готовящегося провести зачистку в пропащем, заведомом враждебном пункте. Только ничего он, понятное дело не проводил. При этом в своем таком отношении он был не один. Конечно, окажись у него в руках что-то из настоящего оружия и предоставили бы ему такую возможность, он бы ничего никогда не нажал бы, но если бы кто-то другой... Так или иначе, сам факт был красноречив.
Зимин дотопал до предпоследней площадки, той, где были разбитые тем же быдлом почтовые ящики, миновал площадку, куда выходил лифт и оказался перед металлической дверью, грубо сваренной и зиявшей парой прогаров. Лязгнув замком, он толкнул дверь и наконец-то оказался на улице.

[Statosphere_Magic]

Глава 3.
Солнце светило и грело. Уже успела проклюнуться трава, радовавшая глаз своим свежим изумрудным цветом. Зимин огляделся по сторонам и зашагал вперед.
Как минимум пройду у школы, а как максимум зайду в нее и осмотрюсь, - размышлял он.
Как вести себя там, вести себя так, чтобы выглядеть естественно он не представлял. Он и писать-то если не разучился, то отвык.
Трюки вроде решения задачки он может быть и осилил бы, но вот все остальное. Будь это какой-нибудь пятый класс, то было бы норм...
Однако от мысли, что его могло бы занести не сюда, а в более далекие временные дали, в этот самый пятый класс ему стало не по себе. Сейчас-то не подарок, а тогда. С другой стороны, тогда они жили в стром районе, а в оригинальном девяносто седьмом ему казалось что именно тогда было лучше. Дед по отцовской линии был жив, летом вся орава, включая дядьку и старшую двоюродную сестру, кучковались на даче, теперь обветшавшей и использовавшейся исключительно как огород. Школьнику было о чем скучать. С теперешних позиций Зимина те переживания выглядели, пожалуй, как если бы какой-нибудь взрослый из девяностых скучал по колбасе по два-двадцать. Неактуально и наивно, если не сказать резче.
Раздумывая о том, где, вернее когда было лучше, он не заметил, как по тропинке, по которой он сейчас шел, двигался еще кто-то. Вроде какие-то шаги сзади. Он уже хотел было оглянуться, посмотреть, не нужно ли пропустить торопящегося человека, как сбоку, слева кто-то нарисовался.
Здорово, - начал появившийся.
Это был пацан примерно того же возраста, может на год старше, по крайней мере выглядел он чуть крупнее. Одет был в подобающий ублюдочному типу тогдашней уличной швали спортивный костюм, вроде бы сильно несвежий. В отличие от классического образа гопника он был без кепки и он не был пострижен на лысо - волосы были растрепаны, словно он вылез из какого-то амбара, не иначе.
- Слышь? - продолжил «спортсмен» в ответ на молчание Зимина.
- Чего тебе? - привычно скривив лицо в презрительно-оценивающем взгляде ответил-таки Зимин.
- Как зовут, говорю?
- Юрец, - ответил Зимин, назвав первое имя, что пришло в голову.
По правую руку тем временем выплыл еще один, помельче.
- Слышь, Юра, тут такое дело, начал первый.
- Какое дело?
- У тебя есть штука?
- Тысяча рублей?
- Ну да, - уже чуть более раздарженно, очевидно, борзея, тем не менее сохраняя тон разговора двух равных ответил «спортивный костюм».
- Да конечно есть, - непринужденно ответил Зимин.
- Дай, а?
Судя по всему, в башке гопника вырисовывалась такая картина, что если он отнимет деньги, сохраняя такой вот спокойный, без угроз, тон, то это будет свидетельством его высокого гопницкого мастерства, не иначе. Свидетельсвом в его собственных глазах, ну и в глазах его мелкого сателлита, шедшего сейчас по правую руку от Зимина.
- Деньги нужны?
- Да, Юра, нужны, - ответил «спортивный», приблизившись и нависнув своим вонявшим дряным куревом рылом.
- Хорошо, что ты куришь и воняет примой, а то бы ты дышал своей гнилой пастью, - подумал Зимин и полез в карман.
Гопник выжидательно замер.
Тут Зимин дернулся в судороге и ударился лбом куда-то в переносицу «спортивного», в переносицу или чуть выше. Вообще он метил в лоб.
Последующие доли секунды сознание Зимина мучил один вопрос - что получится?
На удивление все получилось и получилось изящно - гопник просто упал в траву. Тут Зимин, выпустивший из рук сумку, развернулся и изобразил перед вторым какое-то движение, словно он азиатский боец, боец из фильмов, которые он никогда не смотрел. Это тоже сработало - второй попятился и отбежал метров на пять.
Такого трюка с ударом головой он никогда не проделывал. Если не считать того, что сломал в шутку фанерную стенку рассохшегося на открытом воздухе шкафа. Было это в студенческие годы, когда их, студентов, сняли с пары и отправили помочь вынести во двор кое-какую старую мебель, а потом разломать и погрузить все, что там было выставлено ранее, в пару «газелей». Тут же удар был таким, что в голове самого Зимина зазвенело. Какая-то неожиданно-высвободившаяся энергия спровоцировала самую настоящую судорогу, неконтролируемую судорогу, а уж о силе таких движений можно было только догадываться.
Первый продолжал мирно лежать в траве.
А что если он не поднимется? - обожгла мысль.
Ужасное предположение мгновенно заставило сознание выстроить картину, когда все это, вся эта новая жизнь рушится из-за какого-то ничтожного...
Ноги словно подкосились, а все тело стало ватным. Зимин снова бросил взгляд на гопника. Грудь того поднялась от глубокого вздоха, после чего пришла в движение рука.
Уставившись на продолжавшего стоять мелкого, Зимин обошел первого и встал у его головы, после чего склонился.
- Ты живой. Нет?
- «Спортсмен», скорее конечно бич, чем спортсмен, ничего не ответил, просто положил руку на лоб. Сам начал приходить в движение, пытаясь подняться.
Зимина окатила новая волна, на этот раз облегчения.
Банкнота, которую он нащупал в кармане, оказалась в пять тысяч. Это была светло-зеленая купюра, ставшая потом пятирублевой. Потом она, пятирублевка неожиданно появилась в середине двадцатых, но не стоила практически ничего. Достав ее и осмотрев, он убрал ее в другой карман и вытащил ворох остальных, выбрав две «пятисотки», непривычные, с флагом, аналогов в будущем не имевшие.
- Вот, - объявил он мелкому, на тот момент уже несмело подходившему.
Он вправду решил извинится таким образом.
Мелкий, смотревший все это время на своего друга, не проявил к банкнотам ни малейшего интереса и Зимин не стал настаивать. Нарочито спокойно, словно предоставляя им в любой момент окликнуть его, попросить задержаться, он убравший бумажки обратно, поднял сумку и двинулся прочь.
На душе было как-то весело. Никакого адреналина не было и Зимин это отметил. Даже дыхание было ровным. Учитывая те ужас от возможного содеянного и тут же последовавшее облегчение это несколько удивляло. Как бы странно это не звучало, но именно так, без нервов все было с собаками. С не то бродячими, не то, что было более вероятным, кем-то прикормленными - там, в сорок шестом они нередко бегали по ночной округе. Матерный крик, палка или камень и снова все тихо. И нервов ноль, хотя твари были способны искалечить и взрослого человека. А нервов ноль. Было в этом что-то животное - для собак наверно он был опасной ночной обезьянищей, неизвестно что способной выкинуть. Такое вот взаимопонимание.
Зимин недолюбливал собак и едва ли не ненавидел тех прекраснодушных субъектов, кто их прикармливал. Время от времени, идя по ночным тропинкам, да, именно так, он слышал торопливое шуршание, иногда сопровождавшееся тявканием - у них были свои дела. Громкий крик, полный интонаций ненависти, уж и сам не разобрал бы - искренней или имитируемой и стая реагировала - меняла темп, направление и прекращала излучать, то есть издавать звуки. Как правило, все обходилось без дополнительных действий вроде поднятия с земли палки или камня - это движение они прекрасно понимали, как и речь.
Зимин любил животных, но все эти собачьи стаи были исключением. Однажды зимой он шел дачной улицей и в свете фонаря заприметил, как пара псов суетится вокруг чего-то белого, лежавшего на укатанном снегу. Подойдя поближе, он увидел, что то был замерзший до полного окоченения труп щенка с выгрызенным боком. Псы не были какими-то оголодавшими - их прикармливал очередной великовозрастный обормот или несколько таковых. Тогда Зимин зарыл труп в сугробе, отдавая себе отчет, что его раскопают в два счета. А еще отметил про себя, что неспроста эти два вида так сблизились.

[Statosphere_Magic]

Глава 4.
Зимин шагал дальше, шагал длинной дорогой, которой в школьные годы никогда не ходил - так ходить он начал, учась в институте, когда уже никуда не торопился - то занятия начинались с обеда, то просто пару пропускал. По расстоянию путь до автобуса, таким образом, составлял как полторы-две автобусные остановки. По кратчайшему он был около одной - дом был вдали от ближайшего проспекта, и когда родители выбирали квартиру для размена, то сочли это плюсом - тишина и живописный вид. На деле в квартале было полно днищенских общаг и дело вряд ли окончательно выправилось даже со сменой поколений - в седьмом году родители все-таки съехали в центр и после Зимин посещал район крайне редко.
Сейчас, выбрав эту дорогу, он вроде как пытался окунуться в то время, которое было куда предпочтительнее, чем это. Окунуться в студенческие годы. Откуда-то со стороны высоченного деревянного забора, огораживавшего двадцатилетний, впоследствии снесенный долгострой, послышались мерзкие звуки - кого-то рвало. Какого-то, надо думать, пропойцу.
Долгострой был, как бы странно это не было, детсадом, советским еще детсадом, воде бы уже возведенным, с кровлей, но заброшенным в девяносто первом или около того. Уже сейчас из-за сплошного деревянного забора высотой в два метра торчали клены. Где-то в пятнадцатом году, вроде тогда, там уже высились березы высотой с трехэтажный дом.
Каким прекрасным «депо» это место было для всех разновидностей торчков и алкашей можно было только гадать, хотя пару раз, в десятых годах, он сам заглянул туда, за забор, по малой нужде. Такой был себе маленький кусок чего-то вроде «сталкеровского» Чернобыля - усеянное битыми бутылками разных лет советское бетонное крыльцо, беспощадно пробитое выросшими деревьями и поистине лесная тень посреди жаркого летнего дня. Никого тогда там не было, но то были другие годы, а сейчас... Опасное место. Хоть для школьника хоть для взрослого мужика, если в темноте. И все это посреди давно застроенного городского квартала.
Зимин оглядел двор, ограниченный панельными девятиэтажками. Поодаль мужичек советского облика, в куртке-штормовке, копался в моторном отсеке «москвича». Неподалеку от «москвича» стоял совсем уж раритет - ГАЗ-69 с брезентовым верхом. Все это согрело сердце Зимина, заставив его печально улыбнуться. Он зашагал дальше, к проспекту. Дальше был тротуар, такой же, как и во все времена, потом пятиэтажка и наконец-то выход на бульвар, вымощенный огромными шестиугольными плитами, давно просевшими вразнобой и местами раскрошившимися.
Впереди, там, где бульвар пересекал проспект, высился здоровенный широкоформатный рекламный щит с вращающимися призмами. Одна реклама была фирменным красным баннером «кока-колы». Еще той, оригинальной. Зимин несколько удивился, так как в его воспоминаниях такие щиты появились где-то после двухтысячного, хотя тут же вспомнил, что другой такой же щит был в центре, и как-то раз, проезжая в машине, он обратил папино внимание на него. Это было осенью, то есть в конце девяносто шестого.
Удивило другое - внезапность того, как нужное воспоминание, о котором он и не подозревал, всплыло в памяти. Определенно, сейчас он был не совсем тем человеком, что стоял на крыше и всматривался в зарево. Был другим не только в смысле тела, но и сознания. Однако раздумывать над этим он не стал, а, прибавив шагу, двинулся к остановке, попутно обратив внимание на топорный светофор, не содержавший никаких светодиодов.
Потом был автобус, «икарус» без «гармошки», и поездка на три остановки. Улицы были одновременно знакомыми и одновременно же не узнаваемыми. В будущем посреди перекрестка бульвара с другим проспектом стояла высоченная, вдвое выше девятиэтажки, решетчатая мачта. Это была никакая не вышка мобильной связи - ее установили пять лет назад, в сорок первом, через одиннадцать лет после тридцатого года, и поначалу выглядела она как чересчур большая мобильная. Обычные белые блоки и круглые тарелки скорее всего действительно отвечали за связь и интернет. Потом, пару лет назад, пошли слухи, что в городе вешают системы РЭБ. Год назад слухи перестали быть слухами и отчеты по установке систем РЭБ и ПВО стали предметом демонстрации достижений в официальных отчетах, в выпусках официальных СМИ.
Летом, в начале лета того, сорок шестого года, на вышку, как и на многие другие установили вращающийся радар, точь-в-точь как корабельный. Такие радары, с узкими антеннами отличались тем, что хорошо определяли расстояние и направление, но никаких отличий между целями с разной высотой они просто не могли обнаружить. Такова была физика антенн. Для морских судов это не было недостатком, здесь же сыграла роль дешевизна. Для точной локализации объекта была лазерная станция. Таких радарно-оптических систем посреди городов действительно стало появляться очень много.
Здесь же, в этих не то суровых, не то беззаботных девяностых здесь была воздвигнутая еще в советские годы стела с электронными часами вверху. Сейчас к ней прикрепили три рекламных щита, смотревшие в три разные стороны.
После перекрестка, где стояла, где в будущем стояла башня ПВО, автобус, натужно ревя двигателем, потащился в гору. Тут Зимин выхватил взглядом простецкую вывеску магазина «Приват ПК». Там они купили компьютер и туда как на паломничество ходили друзья-одноклассники. В магазине была обширная выкладка с игровыми CD-дисками. Впрочем, не только игровыми, но и музыкальными. Увидев вывеску, он опять почувствовал, как в сознание бесцеремонно ворвались какие-то воспоминания пятидесятилетней давности, ставшие вдруг до головокружения свежими - неделю назад они ходили туда втроем, и Зимин долго и задумчиво рассматривал обложку «комманд-энд-конквер».
- Как бы у меня башка не треснула от такого цунами памяти, - подумал Зимин и задумчиво оглянулся назад, туда, где была стела.
Часы показывали уже одиннадцатый час, но не они его интересовали. Он попытался воспроизвести в памяти ту башню, с корабельным радаром и коробками ECM-РЭБ, ломавшими и без того ущербный интернет.
Автобус постоял у светофора и подъехал к очередной остановке. Выходить надо было на следующей. Мимо проехала серебристая «девятка» с открытыми окнами и грохотавшей песней «на небе тучи». Сердце Зимина в очередной раз согрелось - песенка была и там, в будущем, и здесь. Обозначалось ощущение, что он скучал по тому, где жил, по будущему как бы несуразно это не было - во всех этих многочисленных легендах люди были готовы на все ради чудодейственного омоложения, а он...
Выйдя из автобуса, Зимин зашагал туда, где была школа. Дорог туда было несколько. По той, что он шел сейчас, он ходил три с небольшим или пятьдесят три с небольшим года назад, когда они жили здесь поблизости. За пятьдесят лет одни деревья выросли, другие были спилены, третьи и вовсе должны были появиться через годы. А вот дома-хрущевки не менялись. Их даже красили все время в похожие цвета не в пример тем случаям, когда унылые панельные дома раскрашивали в насыщенные тона.
Здесь общая картина не менялась, хотя ремонты были. Пройдя мимо редких автомобилей, припаркованных во дворе, он дошел до трансформаторной будки, стоявшей у входа на территорию школы. И опять в голову хлынуло.
На этот раз причиной были какие-то бессмысленные наполовину закрашенные и оттого нечитаемые надписи на стене будки. Проходя каждый день мимо них, он непроизвольно нет-нет, да читал абракадабру, хотя попытки их прочесть он оставил давно. Теперь прорвавшаяся память рисовала череду недавних понедельников и вторников девяносто седьмого, когда настроение было особенно унылым.
Подняв взор к синему весеннему небу, он остановился, пару раз глубоко вдохнул-выдохнул и огляделся по сторонам.
- Это просто кабдза, - сердито подумал он про себя, - Такой апрель хороший, ранний, а у него, у меня настроение такое, будто...
Он сплюнул, глянул на кирпичное здание школы и в очередной раз задумчиво замедлил шаг. Откуда-то послышались детские крики. Обойдя трансформаторную будку и оказавшись у самого входа, представлявшего собой проем в металлическом заборе, он увидел, как дети подметали тротуар и прилегавшую поляну. Это было со стороны пищеблока, за школой. Дети были класса... Да хрен их разберет, какие-то мелкие школьники, что-то среднее между первоклашками и лбами-выпускниками. Вообще сам Зимин и его класс наиболее активно привлекались к субботникам классе в седьмом-восьмом. В одиннадцатом тоже работали и не без охоты, но делали что потяжелее - раскидывали снег, долбили лед и таскали мебель.
Тут он спохватился, вспомнив, что сейчас он вроде как в десятом, а не в одиннадцатом.
- Да, учеба пойдет как по маслу, - глянув на окна классов, подумал Зимин, - Все пятерки мои будут.
Беззлобно поматерившись про себя, он вышел к главному фасаду и направился к широкой асфальтированной дороге, выводившей к крыльцу. Вообще все дети обычно шли по узкому тротуарчику, проложенному у самой стены - он же сейчас шел, как зашедший зевака, закончивший все это очень давно. Он когда-то так и проходил, и это было лет тридцать назад, или сорок. Да, скорее сорок. Потом лишние входы заварили, чтобы двор не был проходным. Вроде так.
Дойдя до крыльца, он остановился, словно перед ним был какой-то мемориал, окинул взглядом трехэтажный фасад сверху вниз, развернулся и зашагал прочь.
- Зимин, куда ты направился, у тебя сегодня контрольная! - развлекая себя, вообразил он крик какой-нибудь училки, которая должна была бы кинуться ему вдогонку.

[Statosphere_Magic]

Глава 5.
Выйдя в устроенные в заборе и вроде бы вечно распахнутые ворота, он оказался на широкой пешеходной дорожке, по одну сторону ограниченной непролазной полосой кленов, а по другую повторяющимися дворами поставленных под углом «хрущевок». По старческой привычке он начал высматривать в кленах место, где можно было сходить по-малому, да так, чтобы прилично, чтобы с пятиэтажек не было видно. И такое место он высмотрел.
Уже в процессе он начал размышлять, что в школьные годы он никогда бы так не сделал, тем более что особо-то и не хотел, но он все-таки был из будущего. И для почек полезно. Ну вроде бы полезно. Во всяком случае, не вредно.
Дальнейший ход мыслей вывел на то, то пора бы уже зайти в магазин, ну или найти ларек. Вообще он изначально, еще собирая портфель, подумал о этом, оттого и сгреб в карман все свои тогдашние сбережения в виде неденоминированных бумажек и еще залез в жестяную коробку из под кофе, куда складывали как совсем уж потерявшие ценность ельцинские монеты по двадцать или пятьдесят рублей, так и бумажки до пятисот или около того. Пятьсот рублей потом превратились в 50 копеек, а поездка в автобусе стоила сейчас, весной девяносто седьмого, семьсот рублей. Требования гопников таким образом можно было рассматривать как довольно скромные, как и сумму компенсации за «хедшот», которую перепугавшийся Зимин предложил и так и не дал. В автобусе он тоже не платил, потому что не было кондуктора, а водитель ничего не объявлял, хотя вроде бы в таких случаях и тогда платили водителю. Всего с собой у него было чуть более тридцати тысяч, это был доллар после того дефолта, после девяносто восьмого и долларов пять сейчас, в девяносто седьмом.
В сорок шестом году пять долларов не были той суммой, на которые можно было бы нормально поесть. Купить какой-нибудь чебурек плюс попить - это да, но не так чтобы разгуляться. То место, куда он направлялся, было в километре, может чуть меньше, и там всегда, едва ли не с советских лет, был продовольственный магазин. Потом, в будущем, магазины исчезали и появлялись, но площади, располагавшиеся на первом этаже пятиэтажки, никуда не девались и не пустовали.
Зимин привычным движением полез в карман куртки, куда он обычно клал телефон. Телефона не было. Скривив рот, он выругался. Теперь не будет никакого телефона и никакого интернета, даже национального. И негде будет посмотреть ни карту города, ни транспорт.
Дорога была живописной. Солнечный свет, проходивший через ветки деревьев, высаженных во дворах, трепетал на ровном, не знавшем автомобилей асфальте. Машинам здесь было не разгуляться - во дворах были лишь тупиковые рукава-заезды, а ближайшая мало-мальски оживленная улица была в полукилометре, ну может чуть меньше. За кленами теперь, по ходу тротуара, был не двор школы, а гаражное хозяйство, но забор с сеткой и зеленая полоса преграждали сюда путь как машинам, так и имевшему обыкновение лазить среди гаражей отребью.
Зимина вдруг охватило такое чувство, будто он сейчас идет в один конец, раз и навсегда, и снова ходить по этой округе изо дня в день ему не понадобится. Сейчас он обойдет не изменившимися за годы тропами и придет в такое время, где его все будет устраивать. Лет на пять вперед, а там все и устроится, сложится по-другому... Заграницу поедет, и потом...
Тут же все эти устремления в далекие заграничные дали показались ему довольно-таки неуместными, если не сказать странными. Не то чтобы он желал бы сейчас выстроить карьеру образцового... понятно кого, но определенно имело место своеобразное головокружение от всего произошедшего - судьба уже преподнесла ему неслыханный дар, а он после еще и дальше губу раскатал. В добавок ко всему, если смотреть сейчас на теперешнее свое положение исключительно рационально, хладнокровно и практично, то с проблемой давно похеряных школьных знаний нужно было что-то делать. После института подобных вопросов просто не возникло бы, но он попал сюда, в девяносто седьмой.
Оглядевши умиротворяющую округу, он словно стряхнул все раздумья, решив, что важно то, что здесь и сейчас, что сейчас-то нужно именно жить одним днем, как бы легкомысленно это не звучало. Уж потом, через неделю собраться с мыслями...
Дальше с тротуара следовало свернуть и пройти через один из дворов с этими поставленными под углом домами. Все здесь было также, как и в десятых и в двадцатых и позже. Сейчас здесь, правда была одна деталь - чисто советские столбы, сделанные полностью из бетона - бетонным был не только сам столб, напоминавший сужающийся кверху карандаш, но и полуметровая консоль, на которой висел фонарь. Опять сознание колыхнуло встречной волной тех воспоминаний, и это не было тем, что можно было охарактеризовать как нечто приятное. Все указывало на то, что он не был просто самим собой, человеком из сорок шестого года, каким-то чудом помолодевшим и словно на машине времени перенесшимся сюда. Все было сложнее.
Та мозговая «пост-простудная ишемия» вроде бы отступила, но новая напасть в виде накатывающей памяти хоть и не была чем-то, доставлявшим дискомфорт постоянно, но она была чем-то, доселе не случавшимся и уж точно чем-то никем неизведанным. Уж ни у кого не спросишь, - «А чего у меня память как-то лихорадит? Сам-то я если что из сорок шестого года. Меня ядерной бомбой вроде бы убило, точно не скажу».
Тропинка вывела на тротуар, шедший вдоль двухполосной дороги, по которой сейчас машин ездило не больше, чем в последующие десятилетия их ездило бы ночью. И примерно столько же, сколько в сороковых. Здесь, правда, не было ни тех велосипедов, ни самокатов. Впереди прогрохотал трамвай, выходивший из упадочного ныне и в будущем района, отведенного под легкую промышленность и двигавшийся в частный сектор.
Первый этаж хрущевки, тот, что был сплошной витриной, был сейчас весь завешан баннерами с рекламами сигарет, колы и пива. Он в общем-то всегда был в баннерах, растянутых за стеклами, но рекламируемые товары были другие - эти стало нельзя. Вдобавок, эти баннеры были все сплошь англоязычными, очевидно, втупую завезенными, а не разработанными местными дизайнерами, которых, скорее всего, пока и не было. В школу ходили наверно еще. Зимин какое-то время, пока подходил, поразглядывал рекламу. Ничего такого, что резануло бы глаз, он не усмотрел.
Потом он дернул дверь магазина. Это был никакой не супермаркет - здесь торговали из-за прилавка. Денег хватило на литровую банку «FAXE» и пачку сигарет. Возраст здесь не спрашивали и показать паспорт не требовали - это были девяностые. Продавщица была крашеная блондинка лет тридцати. Такого, как бы сказать, советского вида. Не в каком-то плохом смысле, а именно как в фильмах. В глазах Зимина-школьника это была просто тетка, перед которой вдобавок ко всему было бы довольно не ловко - все-таки покупал не что-то, а сигареты, да еще и пиво.
В глазах же стоявшего сейчас перед прилавком это была мало того что молодая девка, так еще и ввиду этой своей экзотичности почти что иностранка. Экзотичная иностранка.
- Отличный день сегодня, да? - вертелась на языке фраза, которая со стороны дрищеватого пацаненка в адрес «Наташечки», как он уже успел мысленно назвать ее, прозвучала бы, надо думать, более чем странно.
- А у вас есть «ягуар»? - быстро сообразив, начал он, укладывавший на тот момент большущую банку «FAXE» в сумку-портфель.
- Что за «ягуар»? - тоном, чем-то напомнившим собирательный образ училки, поинтересовалась «Наташечка».
- Напиток такой, он в пол-литровой банке. Там алкоголя чуть-чуть совсем и витамины. И кофеин. Это даже полезно. Полезнее, чем пиво.
Несуразность, про «полезнее, чем пиво», он добавил умышленно.
- Полезнее чем пиво? - чуть повеселев переспросила продавщица.
- Ну в том смысле что не вредно. Витамины и кофеин. Называется «Ягуар». Черная такая банка.
- Нет, «ягуара» у нас нет.
Зимину отчего-то показалось, что само название было ей знакомо. Это было еще и лучше - так в ее глазах он не выглядел бы чудаковатым выдумщиком.
- А в Москве он в каждом ларьке. Недавно появился, - продолжил Зимин, поднимая уже застегнутую сумку, - Очень хорошая вещь.
- С Москвы что ли? - с каким-то сомнением в голосе спросила «Наташечка».
- Нет, у меня бабушка там. А сейчас вот школу прогуливаю вовсю - лето начинается, - продолжил он, вроде как оглядывая витрину.
При всем при этом он отдавал себе отчет, что в глазах этой «Наташечки» он, надо думать, выглядел странновато, излишне разговорчивым, но сейчас он задался целью вызвать какой-никакой эмоциональный резонанс и вроде бы это удавалось. Без всякой задумки, без всякой цели, просто так. Кроме того, она была первым человеком отсюда, из прошлого, с кем он хоть как-то завел разговор. Это если не считать тех гопников, но там и разговора-то не было. Сейчас же на душе стало как-то уютно, словно он был самим собой, а никакой не химерой прошлого и будущего. Дело было даже не в том, что «Наташечка» ему приглянулась, а том, что он с кем-то разговаривал. Определенно, молчание и как следствие брожение ненужных мыслей в голове не было его другом, хотя в будущем это молчание было естественным состоянием.
- Не рановато ли? Апрель на дворе, - со взрослым укором бросила вслед продавщица в ответ на слова о том, что начинается лето.
- Да нормально, - обернувшись просиял Зимин, - мы вообще на Днепровщину уезжаем. Там вся эта школа не нужна, - продолжил сочинять он, теперь упивавшийся самим фактом того, что здесь ни у кого не возникнет и мысли связать это услышанное с таким понятием, как война.
- Здравствуйте! Это еще почему? Почему там школа не нужна?
- Не знаю. Так говорят, - ответил Зимин и, едва не поклонившись, вышел в отдернутую дверь.
Да-а, дела-а... - вполголоса произнес он, подходя к светофору. Такому же, как и все здесь, советскому, с цветным стеклом.
Дальнейший путь был намечен в тот самый упадочный промрайон, терявший свои корпуса и склады от десятилетия к десятилетию. При всем при этом жилым он не стал - на месте всех тех швейных цехов и складов возводились новые строительные склады, коробки торговых центров и прочее подобное.