Гибкая, как потягивающаяся кошка, дочь вошла на кухню к худенькому с растрепанными волосами, как у сумасшедшего ученого, папаше и вопросительно встала у компьютерного столика. При входе ее папаша привычно свернул несколько окон на мониторе и приглушил звук в наушниках; обычная процедура, когда кто-то заходит на кухню, где расположился в углу маленький столик с компьютером; ребенку необязательно видеть, как папаша скрупулезно изучает сайт довольно фривольного содержания.
-Пап,- сказала она, улыбнулась и состроила умоляющий взгляд,- дай посидеть за компьютером.
Папаша заерзал на стуле, вот-вот должна была загрузиться картинка с обнаженной Памелой.
-Я занят!- сказал он.
-Ну, папочка… мне надо посмотреть… я быстро. Не вредничай! Пожалуйста!
-Ты опять! Я же просил, когда работаю, меня не беспокоить!
Папаша сделал нетерпеливое движение мышкой, открыл первый попавшейся на рабочем столе документ и уставился на него.
-А тебе еще много?
-Много! Разве не видно?
-Папочка, ну, пожалуйста, мне срочно надо… уже поздно, а мне завтра рано в школу.
-Так иди и ложись. Не стой над душой. Мне много еще.
- Много? Я тогда буду тебя ждать, не лягу, пока не посижу.
Дочь нахмурила брови, прижалась спиной к стенке и уставилась на монитор.
-Что здесь будешь ждать?- поинтересовался папаша.
-Да, я не уйду… не уйду! Ты специально мне даешь!
-Я тебе вчера давал, помнишь, на десять минут… а ты. До трех часов ночи просидела в своем тупом контакте. Воспользовалась тем, что я задремал. Не разбудила.
-Я не виновата. Ты так хорошо спал.
-Да что ты… – папаша сердито посмотрел на дочь. -Иди я сказал, не дам!
-Дашь…
Папаша ничего не ответил, продолжая рассматривать, как курсор мышки плавно ходит по экрану. Дочь, похоже, решила взять его измором. Выбор у папаши остался небольшой: вспылить или набраться терпения. После того как последний раз он дал подзатыльник дочери- вся семья дружно с ним не разговаривала целую неделю; папаша закусил губу.
-Ты специально! Нарочно сидишь и ничего не делаешь!- продолжала подливать масла в огонь дочь. – Только себе…
Папаше очень захотелось выдернуть провода из компьютера, монитор выбросить в окно и состроить рожицу дочери: «добилась»! Но, подумав, что сам тогда останется дураком. Он решительно позакрывал все свернутые окна. Встал.
-Пять минут.- сказал он сквозь зубы.
Дочь тут же запрыгнула на его место и довольная своей победой, улыбаясь, тут же вставила:
-Десять! Или… пятнадцать.
Папаша быстро вышел в соседнюю комнату, где мамаша одной рукой набирала текст на телефоне, другой гладила постельное белье. Заметив разъяренного мужа, покраснев, она спрятала телефон в карман халата. Папаша, считающий себя человеком современным и относящимся к переписке по телефону безобидным занятием, решил не обращать внимания на то, что мамаша покраснела и смутилась. Новомодная программа «аська» в телефоне очень удобная штука. Он даже сам пару раз знакомился с девушками, увы, дальше откровенных виртуальных постельных сцен дело не шло, потому папаша забросил это дело.
-Твоя дочь, меня достала, только и думает о своих «аськах».!- сказал он.
-Моя? –удивилась мамаша. – Это твоя дочь! Сам то! Только и сидишь целыми днями у компьютера. В доме палец о палец не ударил; в спальне плинтуса уже пол года валяются.
Папаша сел у телевизора, взял пульт и стал бессмысленно переключать каналы.
-Завелась.
-Я целыми днями готовлю, убираюсь, стираю. –продолжала мамаша. – А ты в дневник-то к дочери заглядывал? У нее за четверть по истории двойка выходит. А вчера , между прочим, звонила учительница, сказала что ваша дочь уже целую неделю приходит ко второму уроку.
-Ну, еще бы! Сидит до трех ночи у компьютера. Мне что выпороть ее?
-Себя выпори. Она умная девочка. Красивая. В школу макияжа ходит. А ты знаешь, что за ней мальчик ухаживает двадцати двух лет?
-Ничего себе мальчик? А ничего, что нашей дочери только четырнадцать?
-И что?
-А то, что у меня в этом возрасте к девушкам были очень узкие требования: в основном –пастель.
Мамаша захлопала глазами.
-Так поговори.
-С кем? С мальчиком что-ли? Так его желания понятны. С дочерью бесполезно. Такая хамка выросла. Только и знает, что издеваться над отцом.
-Мне она не хамит.
-Ну, конечно, ты же ей позволяешь гулять до одиннадцати, а потом сидеть в «аське» до трех часов ночи.
В кармане у мамаши пискнул телефон, сообщая о поступившем сообщении. Она смутилась, отвела глаза. Украдкой достала телефон, посмотрела на сообщение, улыбнулась, спрятала телефон обратно в карман и продолжила:
-Мне она все рассказывает. Говорит, что до секса пока дело не дошло.
-Делов-то… как дойдет уже поздно будет.
-Что за мужик такой, зудит, зудит, с собственной дочерью нормально поговорить не может. Целыми днями только и сидишь в своем компьютере. Не от мира сего уже…
Папаша отбросил пульт, встал. Глянул на часы, пять минут уже истекли. Решительно направился на кухню. Мамаша тут же достала телефон и ловко одним пальцем принялась набирать ответ неизвестному оппоненту.
-Все твои пять минут истекли!- сообщил папаша дочери.
-Ну, пап, я еще не закончила.- ответила дочь не поворачивая головы.
-Давай, давай … И что эта за двойка по истории?
-Ай…- махнула рукой дочь, учитель придирается. Каждый урок вызывает и ставит двойку.
-А ты учить не пробовала?
-Пробовала, он не спрашивает.
-Значит как только ты не учишь, он тебя вызывает и ставит двойку?
-Да.
-Тогда бегом учить! Сидишь тут в своих контактах.
Дочь возмущенно повернула голову, как будто первый раз увидела папашу. Прикрыла ладошками монитор.
-А чего ты смотришь! Я же не смотрю, что ты делаешь за компьютером.
-А кто пять минут висел у меня над душой?
Дочь ткнула пальцем в монитор и сказала:
-Смотри у меня уже тысяча человек в группе!
Резкая смена темы не смутила папашу, потому он продолжил назидательным тоном:
-И что это за парень у тебя взрослый? Разве не знаешь, что нужно парням от маленьких девочек?
-Пап, ну, хватит, а! – раздраженно ответила дочь.
-Как это хватит? Знаешь сколько малолетних приносит в подоле. Если у самой в голове пусто так послушай, что отец говорит. У меня в твои годы, между прочим, ни одной тройки не было. Я только об учебе думал, книжки читал.
-Все?
-Нет, не все! А ты, сколько книг прочла за последнее время? Дай-ка вспомню. Ни одной! Да посмотри, что ты пишешь, люди же наверняка смеются… ошибка на ошибке.
-Это модно так сейчас!- ответила дочь.
-Модно? Это позор. Дожить до четырнадцати лет и делать в каждом слове по две три ошибки. Да вот… смотри, что ты написала… Не досал, а достал… Это ты про кого пишешь, это я что ли достал?
-Да, про тебя, хватит уже смотреть!
-Ах ты, соплячка!
У папаши бывают моменты, когда его терпению все-таки приходит конец. В такие моменты он перестает себя контролировать. Вот и сейчас, в приступе гнева, он одной рукой стряхнул дочь со стула и легким шлепком придал ей ускорение.
Та с громким ревом тут же отправилась к мамаше. Папаша сел, глубоко дыша и пытаясь вернуть себе обычное спокойствие. Позакрывал все сайты, открытые дочерью. Открыл свой.
Из-за двери слышится рев и сквозь него:
-Козел! Он меня не любит…
«Вот и воспитывай детей, вот и благодарность от них»- думал папаша, открывая страничку с Памелой.

В узком зале парикмахерской, в кресле, спинкой к зеркалу сидит уважаемый депутат районной Думы Семён Рябчиков. Рядом стоит директор парикмахерской Виниамин Скворушкин, на небольшом отдалении охранник Митька в чёрной спецформе с шильдиком на левом рукаве и беретиком, в небрежной позе, руки в карманах. Позади машет шваброй уборщица, делает вид, что убирается.
Перед ними парикмахер Эдик Голубчиков. Щуплая фигурка, обтягивающие джинсики со стразами на кармашке, серьга в правом ушке.
Из коридора заглядывают клиенты и мастера женского зала. С соседнего кресла с интересом поглядывает лысый дядечка. Юная практикантка нет-нет, да и скосит глазки.
- Что ж ты, Эдик, позоришь меня перед большим человеком! - гремит Скворушкин. - Говори куда портмоне дел.
- Не брал я его, - Эдик нервно закидывает локон за ушко. - Даже не видел.
- Ну как же. Вот господин Рябчиков утверждает, он лежал в барсетке. А после того, как ты взялся её донести, при странных обстоятельствах исчезло.
- Было дело, донёс до столика барсеточку-с. Как же не угодить дорогому клиенту. Но брать ничего не брал.
- Эдик, ну зачем ты так, мы же всё знаем.
- Он это, он, - подал голос Митька. - Давеча жаловался, путешествие в Анталию со своим хахалем откладывать приходится, денег нет.
- Видишь, зачем отпираться, - важно поднимает палец вверх депутат Рябчиков, - признайся.
- Да, денег на Анталию нет. После того, как вы, Виниамин Алексеич чаевые отбирать стали и зарплату урезали, едва концы с концами сводить успеваю.
- Помилуй, любезный, даже с этими мелкими вычетами доход у тебя очень даже, грех жаловаться.
- А на устрицы? А на spa-салоны? Хоть раз в неделю! А шмотки модные? Довели, уже на распродажах отовариваюсь. На такой доход решительно нельзя существовать. Но портмоне я не брал.
- Дайте я из него признание выколочу! - взвивается Митька.
- Возможно, но давайте сначала осмотрим его вещи, - предлагает Рябчиков.
Толпа у двери уплотнилась. Практикантка усиленно причёсывает лысину клиента.
Митька подходит к столику парикмахера и один за другим выбрасывает содержимое на пол. Баночки с кремами, маникюрный набор, расчёски, краска для волос. Последними рассыпаются фотографии с двумя мужчинами.
- Говорю же, не брал портмоне.
- Нету, - разводит руками Рябчиков, - куда же делось?
- Может милицию вызвать? - предлагает Скворушкин.
- Погодите, надо ещё в шкафчике посмотреть, - поясняет Митька.
С молчаливого согласия директора он выбрасывает на пол курточку с блёстками, несколько боа, остроносые туфли, стринги. Сверху достаёт плюшевого медведя.
- Это подарок, - вздрагивает Эдик.
- Туда значит портмоне спрятал.
Митька вспарывает медведю брюхо, вышвыривает набивку. Эдик стоит, жердь проглотивши, подбородочек вздёрнув. Пусто. Выпотрошенный медведь летит на пол.
- Всё, надо милицию вызывать. Я тебя Эдик вообще зарплаты лишу! Будешь господину депутату пропажу отрабатывать.
- Делайте что хотите, не брал я ничего.
- Дайте мне его, я его так отделаю, мигом вернёт. До портков раздену, самого на изнанку выверну.
В дверь с трудом протискивается длинноногая миссочка.
- Пусичка, а что здесь происходит? - цокает она к Рябчикову. - Я твой портмоне принесла. На столике в спаленке оставил.
Скворушкин расплывается:
- Ну вот и хорошо, вот всё и уладилось. Рады услужить вам. Ждём-с ещё. Раскланиваясь, выходит.
- Я так, я так его! - бормочет Митька и кулаками в воздухе водит.
Рябчиков с мисской благосклонно удаляются, потоптавшись по фотографиям.
Эдик шмыгает носиком и наклоняется собирать разбросанные вещи. Толпа рассасывается, даже уборщица закончила убирать за лысым дядечкой.
А охранник Митька долго ещё ходит у входа, не обращает внимание на клиентов и всё бубнит:
- Так его, так! Так его надо было!

Никогда и нигде не существует такого места, где не было бы ни звука. Там, где нет человека, есть зверь. Если нет зверя, шуршит трава или листва. Даже в самых необитаемых, жестоких для жизни уголках мира, есть звук – вой ветра в горных ущельях или шорох мириад песчинок в бескрайних пустынях.
Но никогда и нигде еще не было человека, способного услышать абсолютно все звуки этого мира.
Появился таковой около трехсот лет назад, когда дуброва за вашим окном была полем, а деревни, в которой мы живем, не было и в помине. Он родился в лесных угодьях Берекка, там, где сейчас дремучий бор, в семье бортника.
Это произошло ранней осенью, когда листва с шорохом осыпалась на землю и покрывала ее непроглядной желтизной.
Мать его не успела позвать на помощь, - она не ожидала ребенка ближайшую пару недель. Но малыш родился – большой, румяный и радостный. Родившись, он не закричал, а засмеялся – будто желая насмеяться на всю свою жизнь. Улыбаться ему уже больше не пришлось ни разу в жизни.
Мир, обступивший малыша со всех сторон, был страшным и враждебным. Все вокруг желало ему зла. Мать отторгла его от себя и теперь очень часто отходила. Он слышал ее шаги, шуршание юбок и непонятные пока хлопоты по дому. Но почему мама не замечает, что вокруг творятся страшные вещи? Почему она не слышит, как за дверью с жутким визгом и грохотом дерутся огромные мохнатые чудовища? Что кто-то ужасно гавкает там, за окном? Почему мама не выгонит эту поганую мошку, которая уже вечность изводит ее обожаемого сына?
Родители не знали, куда деваться от детского визга. Желаемый и сердечно любимый сын изводил их непонятными истериками. Он всегда был сыт, всегда сух и чист. Но засыпал лишь наоравшись до изнеможения. И тогда в изнеможении засыпали его родители.
Сына назвали Керр. Керр из рода Лавроен. Отец вскоре начал увиливать от домашних забот, поздно приходил из леса. Зимой, когда не было работы, он уходил в лес на охоту, дня на два-три. Он бросил жену наедине с визжащим свертком.
Лариль Лавроен с ног сбилась, водя к себе знахарей, ведунов и целительниц. Все в один голос утверждали, что ребенок абсолютно здоров и у него ничего не болит. Сделав такое заключение, они спешили покинуть этот дом, бесконечно оглашаемый воплями маленького демона. Не забыв при этом забрать свои деньги.
Лариль похудела и перестала за собой следить. Ее преследовал визг родного чада даже там, где его не было слышно. Она перестала есть, забыла, как выглядит муж. Зато перед глазами всегда был Керр с постоянно разинутым беззубым ртом и налитым кровью лицом.
Соседи стали избегать несчастную женщину, думая, что она кормит демона. Неважно, со злым умыслом или по незнанию. Когда она приходила к общему колодцу, все вокруг замолкали и отворачивались. Когда она уходила, дружно хватались за амулеты и делали ритуальные жесты, желая отвести беду. Кто-то уже начал помышлять уничтожить мерзкую визжащую тварь, которую слышно на всю улицу по ночам, когда все хорошие дети спят.
Однажды в дом Лавроенов постучался некий путник. В лесу уже месяц стояли высокие сугробы, а деревья не пропускали к земле солнечный свет, сгибаясь под тяжестью снега. Дверь ему открыла худая простоволосая женщина, которая едва держалась на ногах. Из глубины дома доносился отчаянный детский крик, будто ребенка пугают специально.
Незнакомец сделал вид, что это его не касается, и попросил ночлег и корку хлеба. Лариль была отзывчивой женщиной, и не могла бросить человека в лесу в такое страшное время года.
И случилось чудо. Едва незнакомец зашел в комнату, где лежал ребенок, наступила тишина. Мать Керра никак этому не удивилась, только попросила разрешения немного подремать, пока мужчина ест.
Когда она открыла глаза, то увидела странную сцену: чужой человек, подсев к колыбели, тихонько покачивал ее и напевал колыбельную. Странно, но песни матери гаденыша ничуть не успокаивали.
В голове Лариль родилась отчаянная мысль. Ведь если этот человек так себя ведет, то он не тот, за кого себя выдает. А это значит, что можно заключить с ним какую-нибудь сделку.
Путник, видимо, ждал этого, и даже начал разговор первым. Он спрашивал, как давно беспокоит ребенок, и известно ли, почему. Женщина в слезах поведала ему все свои горести и несчастья, от которых нет избавления.
Но человек сказал, что такое избавление есть, но взамен она должна отдать своего первого малыша. Мать недолго сомневалась, ведь речь шла о втором ребенке, причем совершенно здоровом и спокойном, и о ее муже. Отдать за такое счастье крикливого младенца казалось проще простого. Так и договорились.
Об этом человеке и об этом ребенке здесь долгие годы ничего не было слышно. А когда их слава донеслась до этой глуши, то все равно никто не вспомнил про голодного оборванца с хныкающим свертком в руках.

Меняю конец эпизода, по-другому никак. Выбросила единственный диалог, думаю, он не нужен. Короче подражание получилось только в общих чертах.
Оригинал – «Парфюмер» Зюскинда, эпизод от самого начала книги до встречи кормилицы со священником.