Fightin S. по мотивам Adsumus’а

- Мама! Мама!
В дрожь бросает от этих выкриков. Но вырваться не удаётся.
«Мама», когда ж ты заткнёшься, а? Наверно, я перестану слышать раньше, чем ты заткнёшься. Так что, господа присяжные заседатели, амба мне.
Вот и смех, и грех, живёшь и не угадаешь, что как смерть придёт, будет так за глупость свою стыдно. И главное, дёргаться то бесполезно – мальчишка он хоть и мальчишка, а верёвки выбрал на совесть.
А как всё хорошо начиналось – никаких тебе верёвок. Но, Паранька, смущает, что кое-что было и наперекосяк. Какие-то приборы сразу потеряли. Из-за них то всё и началось. Нет, когда они в космосе оторвались, всем сразу стало понятно, что это Паранькин косяк. Вот ненавижу, когда вместо того, чтоб действовать конструктивно, некоторые начинают искать виноватых. А найдя, чувствуют себя не то что выполнившими свой долг, а прямо таки перевыполнившими его. Если уж на то пошло, то ребёночка то не Паранька нашла, а с него то самые ягодки и начались.
Нет, ну, конечно предложила суровым воздухом планеты подышать. А что тут удивительного? Любопытно! Когда мы ещё здесь окажемся? Да никогда! Окажемся ли ещё раз на колониальной планете? Вполне – да, но не сегодня и не завтра. А в нынешней ситуации – так вообще никогда. Так что юмор чёрный, но хоть перед смертью на Ленге побывали.
Для высадившегося экипажа понять, что там такое произошло на планете, ни в жисть не понять было. Не ксенологи же они. И не писатели накрайняк. Ну черепа с рёбрами на тротуарах. Ну баррикады. Ну руины. А понять страсть как интересно было: во-первых, если гражданская война прошла, так мы почитай первые свидетели-очевидцы – а монография или просто отчёт об исторической находке в личном деле – ой как ценно; во-вторых, если не война это, а как подсказывает холодок под ложечкой – эпидемия, то хотелось бы знать что и как, и не лечь здесь самим.
А вот когда Спиридоныч на газетный ларёк набрёл, дело несколько прояснилось. Неясно правда, стало ли от этого бодрей, или, наоборот, душа в пятки провалилась. Наверное, первое – пока опасность не видишь – её как бы для тебя и нет.
В общем, по статьям понятно было, что каким-то образом во всех крупнеших водоёмах появились огромные ракообразные. «Ракообразнус Монструознус», как пошутил Веня. Ага, смешно ему. Нам - остальным, вот немного страшно было. Потому что первые заметки о руконогах появились, тут это совершенно естественным кажется, в местной «Вы не поверите, а ведь факт», и в прочих изданиях для городских сумасшедших. И можно было просто посмеяться над таким простым и знакомым бытиём городского муравейника, да бежал по спине холодок. Потому что рядом же лежали газетки не такие жёлтые, и в них нет-нет, да проскользнёт упоминание, что вот де – рыбаки пропали, или в посёлке на окраине мать детишек ждала-ждала с речки, да так и не дождалась.
В общем, тогда жутенько нам стало, по сторонам-то заоглядывались-заоглядывались. Остальные стопки газет посмотрели уже на борту. По дороге, конечно, всё таки не удержались, заходили в дома, разглядывали вещи, фото, и тому подобное.
Но вот это того что написано в более свежей периодике – жуть взяла. Значит, где-то с год руконоги были достоянием периферии, охотничьи общества выдвигали проекты законов разрешающих их, монструозосов, не обществ, отстрел. Экологи, как водиться били в набат, умеренный нудно боролись с охотниками в думских залах заседаний, экстремисты же забавляли завываниями о том, что «мы все умрём», так как Ленг, или Гайа, по их, живая планета, решил от скверны очистится. Что самое интересное, по ключевому пункту зелёные оказались правы.
Год прошёл, и ракообразнусы от окраин колонии, где часть посёлков опустела, часть превратилась в неприступные крепости, оголодав, продвинулись к метрополии. Вот-тогда то стало совсем интересно. Да какой там, жутко. Хотя пресса добавляла свой перчёный привкус. Сначала участились набеги на промзоны и супермегамаксигиперсмаркеты, расположенные за кольцевой автодорогой. Часть изданий – «Спекулянтъ» и ему подобные, резонно для своей точечки зрения усмотрели в этом конкурентные разборки с применением биологического оружия между основными финансово-промышленными кланами континента. Гуманистическая же переодика ещё более резонно возопила о происках кровавой гэбни.
В общем, на газете прошлогодней повествование обрывалось, и остальное оставалось только додумывать. Разве что надписи на стенах вроде «Они пришли!», будут в помощь. Но додумывать хорошо сидя в мягком кресле с чашкой чаю, а тут – как бы не обоссаться, извините за выражение, без всякого чая. Это получается целый год планета не выходила на связь с внешним миром, и многомиллионное её население куда-то делось. Как подсчитал на калькуляторе Веня – биомасса человечества Ленга, будучи съеденной, давала прирост руконогов числом, по-русски звучащим как дохрена. И где-то они живут поживают. Лучше бы ни считал. Потому что тогда все мы разом замолкли и, вцепившись в газетные пачки до белых ногтей, сломя голову помчались к челноку.
Может кто при этом и рисовал в голове как пришли из-под воды монстры, и пришёл Ленгу, как сформулировал Спиридоныч, кирдык бесповоротный. Может кто и представлял, как венец творения бога и эволюции, будто в насмешку, вновь, как в старь, находил свой печальный конец в клешнях и жвалах. Слово то какое противное – жвалы – бррр… Но скоро доведётся и нам с ними познакомиться. В общем, может кто и размышлял, как ракообразнусы боролись с городскими стрелковыми ассоциациями за каждый квартал; как довольным пощёлкиванием того, что там у них щёлкает, встречали у логовищ в парках и цехах заводов, очередное паломничество религиозных фанатиков, пришедших вереницей «искупить» грех; как водили подросший монструозный молодняк учиться добывать человечину, но, скорее всего, мы просто смотрели под ноги, чтоб не споткнуться. Потому что было нам страшно. И на то, как сгинула размеренная, налаженная жизнь на Ленге, было нам наплевать.
- Мамочка!
Аж передёрнуло. Только, кажется, всё, не помнишь о нём, а он тут как тут.
В общем, больше Ленг не отвечал. И сигнала бедствия от него не поступало. Ну, на нет и заседания судебной комиссии Объединённых Планет нет. Так что, как теперь ни прискорбно, а дёрнула нас нелёгкая выяснить, что там, с этим пустым и недвижимым, по данным спутниковой разведки, миром. Кордоны давно сняли, летай - нехочу. Вот мы, дурачьё, и прилетели. Нет, ну как бывает, сидя перед головизором смеёшься над тугодумами сценаристами, у которых очередная домохозяйка спускается в подвал, посмотреть, что же там гремит, а учёные в очередной раз пришивают крысе змеиные желёзы, видя в этом грядущую пользу народному хозяйству.
А тут… Стыдно признаться… Да по сравнению с нами эта домохозяйка и чокнутый профессор просто таки концентрированные Спинозы. На Ленг же они не полетели из своих домика и лаборатории? Не полетели. Это раз. Садится, когда стало известно, что приборы один хрен потерялись, ведь не стали? Не стали. Это два. И три… Самое главное, это в нашей ситуации – три. Вернее – один. Одного мальчонки было совершенно достаточно. С лихвой, куда там.
«Он в шоке, он не понимает, что мы друзья, он здесь совсем один, пропадает, имя назвать не может» - вот тебе, Веня, и шок это по нашему, вот тебе, Спиридоныч, и Юрьев день, вот вы, дурьи бошки, и пропадаете. Эх, Параша!
Пока пацана к кораблю вели, он просто маму просил. В каюте его в принципе, держать за руки можно было, и говорить, что мама скоро будет, всё хорошо, маленький. Ситуация под контролем. Сейчас только шприц с успокоительным достать, и лети себе до самой земли. Вот Веня и успокоился, и повёл машину на орбиту. А маугли то это совсем не понравилось. «Там, мама, там» - тогда это слово ещё так не пугало. Ну побегал по кубрику, попричитал. А вот когда увидел в жк-панель, что челнок от поверхности удаляется, прямо таки звериная смекалка в нём проснулась. Вёрткий, глаза бешеные, зубы ощерил, ногти нестриженные растропырил. Совершенно не хочется его ловить. А сам вроде как от Спиридоныча – шасть в сторону, и тут как перехватит у него шприц, да как в самую шею вколет. Спиридоныч возьми да и пену изо рта пусти, и на пол брыкнись. А тигрёнок уже в рубке тут как тут.
«К маме!» - заорал. Это мы, следом бежавшие, услышали. А что Веня, за штурвалом услышал, неизвестно. А нам это и представить страшно , потому что маугли - раз к нему на пилотское кресло вскочил - и давай уши-шею грызть, и лицо-глаза драть!
В общем, без малейшей натяжки можно сказать, что условия не лётные. Шатл никуда дальше и не полетел.
Потому ты и лежишь теперь, Параша, на стенде наружной рекламы. Привязанная.
Сперва зверёныш до пруда Спиридоныча погибшего тащил-пыхтел, прикармливал, нелюдь такая. За Веней они уже на берег пришли. А теперь – по всему, Паранькина очередь.
– Маму, отдайте маму! Я вам ещё отловлю – только маму отдайте!
В общем, язык уже не ворочается объяснять, что лови не лови, а никого тебе не вернут, тварь ты такая. И руки уже не чувствуются. Только и остаётся – лежать и ждать.
А мальчик всё зовёт и зовёт, бегая вокруг алтаря…

Зеленщик, персонаж рассказа «Саванна» 2007 год.
Хотя у него есть громкое, знатное на слух прочих эльфов и труднопроизносимое для всех остальных имя, его зовут Зеленщик. Да что там, у него и титул есть. Но не будем забегать слишком далеко.
Как вы уже догадались, Зеленщик - эльф. И ему нравится быть эльфом. Более того, если б он не был эльфом, он бы очень огорчился. Ну, если бы все вокруг были эльфами, а он нет. А вот если б других эльфов не было бы, Зеленщик, пожалуй бы, смирился. Так как по его мнению, смысл не быть эльфом как таковым, а быть лучше, чем другие. Иначе ему становится грустно.
По имени и титулу его никто не называет не только потому, что их трудно выговорить, но и по двум другим причинам. Во-первых, когда он находится среди людей и орков, и так понятно, что он не человек и не орк. Поэтому им знать его имя не обязательно. Во-вторых, Зеленщик оказался среди людей не просто так, и не по своему желанию, а по просьбе соответствующего органа эльфийской власти, направившей ему поручение на соответствующего качества бумаге, со всеми необходимыми завитушками. И это очень важное и очень секретное задание.
Так что люди пусть к нему обращаются как к «лорду», а орки… С орками он, если честно, встречаться ну вовсе не собирался. Но когда орки говорят об эльфах, они называют их зеленщиками.
Итак – Зеленщик – эльфийский аристократ. Поэтому у него отношения с родственниками сложные. Потому что если один эльф падает, то другому эльфу проще встать на него и подняться на ступеньку вверх по иерархии эльфийского города. Эльфийских городов всего два, остальные уже вымерли – светская Шала и теократическая Лалала. Зеленщик - подданный Шалы. Да и кто ему родственник, а кто нет – разобраться сложно. Потому что эльфы живут хорошо, долго, в связи вступают легко в кругу своих знакомых, и потомство заводят для передачи в наследство своих политических связей и земель. Поэтому большинство сверстников Зеленщик зовёт кузенами и кузинами, старших дядьями и тётками, младших племянниками. Сам Зеленщик в связи вступает также легко, а заводить потомство не спешит, так как мир для него всё ещё нов, и он сам хочет попользоваться его благами, ни с кем не делясь. Мало кто видел эльфийских детей. Зеленщик уверяет, что тоже их не видел. Свою биографию начинает исключительно с юности, когда его вместе с многочисленными кузинами и кузенами представили свету Шалы. Возможно это и к лучшему, потому что раз взрослые эльфы настолько невыносимы, то какими должны быть недоросли!
Далее он занимался поручениями эльфийского двора, в основном посольского характера. Так как Зеленщик поленился зарезать или отравить кого из старших, а с тем продвинуться вверх по иерархии, поэтому целеустремлённые соплеменники считают его безобидным, и до сих пор не пришили. Его собственных родителей давно уже прикончили вовремя подвернувшиеся эльфийские бунтари во время восстания подданных. Хотя, можно поставить слиток серебра против медной монеты, бунт был настоящим, а конкретно те трое восставших – фальшивые. А ранг простого лорда это обычно грязная для эльфа служба – уезжать за пределы эльфийских земель и… В общем, самое грязное и плохое в ней, это покидать эльфийские земли. Никто из эльфов этого не любит. Но Зеленшик особо не протестует. Потому что это возможность отдохнуть от гомонящей, тыкающей друг в друга стилетами родни, покинуть свою башню замка и заняться любимым занятием. Зеленщик мечтает выиграть поэтический контест Шалы. Выражается в обычной жизни вычурно даже для эльфа. Это хобби для него даже важней, чем посольские дела. И думает, что ради вдохновения ничего не пожалеет. Но это, он в основном так думает, а на деле, вместо вдохновляющих приключений приобретает только синяки и шишки. И контест снова проходит мимо. Так и с началом нашей истории он едет в людскую столицу Люксксан, а тем временем шальские поэты уже расхаживают и прочищают глотки, ожидая своей очереди выйти на сцену в Дубовой Паркораме.