Жанр: любой
Размер: 500 - 2500 зн. с пробелами
Количество текстов (от 1-го автора): не более 5-ти
Написание и отправка текстов: 29.05.2018 - 31.05.2018 23:59:59
Участие строго анонимное, авторы присылают тексты в личку Оргу. Тексты не должны быть засвечены в Сети. Тексты и поведение участников не должны нарушать правила сайта и конкурса-семинара Креатив.
Выкладка текстов сразу после окончания приема, в основной теме Блица под спойлеры.
Чтобы не плодить фейков, авторы имеют право отвечать со специально созданного конкурсного аккаунта - логин и пароль будет выслан в личку.
Голосование: 01.06.2018 - 03.06.2018 23:59:59
ТОП списком из 5 названий текстов (кроме своих) отправляется в личку Организатору. Система начисления баллов - прогрессивная.

Голосуют только зарегистрированные участники Супер Блица. Голосование обязательное, тексты непроголосовавших авторов снимаются до объявления результатов.
Результаты голосования 04.06.2018 не позднее полуночи.

Победа коммунизма

Где-то неподалёку от бренной и усталой Земли, черти жарили Дмитриева.
Жилистый и голый Дмитриев подслеповато щурился на толпу мелких бесов вокруг:
- Вы все не настоящие!
Сковорода стояла на устойчивой многоногой подставке, пламя облизывало её чугунные бока и ощутимо поджаривало пятки и седалище бедного грешника. И ладони, когда тот пытался перепрыгнуть невысокий сковородошный бортик. Красные бесенята запихивали его обратно в сковородку. Где лапами, где пиками и многозубыми вилами. Дмитриев уворачивался и хрипло кричал сорванным горлом:
- Вас быть не может! Материалистическое понимание истории... Ай! В мире победившего разума... Да что ж вы... Вас не может быть!
- Он меня достал! - Дьявол вцепился в свои рога и страшно оскалился.
- Понимаешь, - Дьявол процокал копытами по просторному мрамору овального кабинета, - Понимаешь, я его жарю, а он орёт, что меня не существует! Это — каково?! А?!
Хозяин кабинета задумчиво проводил глазами дьявольские метания и, чуть наклонив седую голову, вопросил:
- Может быть, ты был недостаточно убедителен?
Дьявол открыл рот и в изумлении расставил ладони:
- Я?!
С Дмитриева снимали кожу, потрошили наживо, сажали на колья и колесовали, и ещё много, много всяких жуткостей творили с несчастным Дмитриевым. А он всё орал своё, как заведённый:
- Вас не существует!
И тогда Дьявол сел за стол переговоров. Жилистый лысоватый очкарик сидел напротив. Правда, без очков и одежды — не положено в Аду.
Дьявол развёл руки — жест, подсмотренный у всяких там личностных тренеров:
- Я — реален. Как мне тебя убедить?
Дмитриев зажмурился и даже ладонями закрыл глаза и уши, раскачиваясь, рефренил глухо:
- Вас нет. Глюк. Вас нет.
Убить мёртвого нельзя, но Дьяволу хотелось. Он уже сжал ладони, и тут бесёнок появился и осторожно мявкнул:
- Вашство, там... Этот... - и зашептал на ухо.
- Так он же наверх, - удивился Дьявол.
- Не-е, - замотал рыльцем бесёнок — Не-е, его наверху... не того. Он ж мытарь, кредиты стал... и вообще, часики там.
Дьявол кровожадно улыбнулся.
- Значит, ко мне... Есть у меня идейка.
В аудитории дядьки с окладистыми бородами унывали над томам трудов классиков марксизма-ленинизма.
Дмитриев стоял перед окном и улыбался. В руке — чашка горячего чая, за окном — мир победившего коммунизма. Мир равных возможностей для каждого, готового трудиться. Можно двигаться дальше. Вот этих вот переучить — и вперёд! Осваивать дальний космос, чистую энергию, восстанавливать загаженную Землю.
И только Дьявол знал правду.


Король и Шут

Вот был Гришка. Парень с причудой, но не то чтобы с приветом. Порой веселил всех, порой пугал, но не сказать, что какой-нибудь прямо уж эксцентрик или непризнанный гений. Чудаковость была, но если и не в пределах нормы, то несильно за. Пиво с ним пили, в кино и в макдак компанией ходили, болтали за жизнь немного. Ну может, он меньше других болтал. Самое передёрнувшее нас, что он сделал – это на красной кирпичной стене намалевал красный знак вроде Анархии, только творчески-переработанный. Так что не видишь его сразу, а проступает… До сих пор там… Чёрт знает, что символизирует.
И пропал Гришка. Вот просто взял или исчез. Поехали за город, у нас один из корешей – мажорчик, подбросил по-братски. Памятное у нас место, ездили уже туда не раз, кто-то там и познакомился с кем-то. Навестили. Шашлыки там, купались в речке, у костра сидели. Ну, кто хочет – гуляет по лесу, один или с девушкой. И кто куда, а Гришка – пропал. Бывало – спрашивали: «А где Гришка?» И пожимали плечами – думали, болтается где и болтается. А когда все собирались – кто пересчитывать будет? Спохватились только когда назад ехать собрались.
Уж все обыскались, ночь настала. Я только гришкин андрофон под дубом у реки нашёл, да не сказал никому. Ну думаем – значит, причуда у него какая. Сгинет надолго – ментам позвоним. И уехали.
А я – утро уж тогда назревало – лето же – дома решил в Шерлока поиграть. Нехорошо, конечно, но открыл его андрофон. Наперво в блокнот, конечно, полез. Ну, половина – пароли, телефоны, а другая половина – рассказки какие-то, стишки. От некоторых глаза на лоб полезли – может, он всё-таки с приветом был? Толкового ничего, правда, не узнал, да и не стал в Пляшущих человечков сразу играть, подумал – может, потом расшифрую.
Открыл его плейлист, смотрю чё слушал. А там сплошь «Король и Шут». Группа его любимая. Кажись, на каких-то шашлыках он её и подцепил. Листаю – много там их песен. Но некоторые он до дыр слушал. Первая такая – «Наблюдатель». Вот стопка прям из названий идёт: Наблюдатель, Наблюдатель, Наблюдатель – и раз сорок так, иногда только другими прерывается. Потом такая же стопка – «Фред». Часто только меж Фредов ещё и «Рыцарь» мелькал, но немного. Потом он наяривал «Ели мясо мужики». Эту вы, наверное, слышали. Потом – «Воспоминания о былой любви». И средь обеих часто ещё «Кукла колдуна» мелькала, и чуток «Любовь и пропеллер»… Но затем «Кукла» уже сама пошла такой стопкой, самой длинной. И последняя стопка, самая короткая – «Прыгну со скалы»…


Пятерня Вари

В Макашевку входили ночью, когда в селе все уже легли спать. Атаман Шамов приказал конным подвязать тряпками копыта лошадей, чтобы местные ничего не услышали. Базюк, бывший «зелёный» макашанин, примкнувший к антоновцам с самого начала восстания, сразу показал, в какой хате живёт предволисполкома. Шамов захотел самолично посмотреть, как будут брать краснопузого.
Но зрелища не получилось. Базюк, шедший первым, налетел на пустую бадью во дворе. Та с грохотом отлетела к стайке, в которой сразу же закудахтали разбуженные куры и заорал встревоженный петух. Базюк чертыхнулся. Из избы донёсся звонкий мужской голос:
– Кто там?
Базюк злобно крикнул:
– Выходи, краснопузый! Смерть твоя пришла!
Но предволисполкома сдаваться не собирался. Звякнуло разбиваемое стекло, глухо рявкнул пистолет.
– Сука! У него «Маузер»! Окружайте хату!
Краснопузый выстрелил на голос. Тут же взвыл кто-то из отряда.
– Хоронитесь за сарай! И стреляйте по окну! – закричал Шамов. Сам он считал выстрелы из «Маузера». Когда получилось десять, атаман скомандовал:
– Вперёд! Магазин закончился. Хватайте краснопузого!
В хату вбежали, вышибив дверь, но захватить предволисполкома не удалось. Он выскочил из заднего окна и ушёл огородами. Бойцы Шамова изловили лишь жену краснопузого, полноватую неповоротливую бабу в исподнем.
– Ладно, завтра разберёмся. Под стражу её. Айда по хатам, спать.
Наутро, когда атаман славно подкрепился реквизированной в селе провизией, он повелел обыскать Макашевку. К сожалению, поживиться тут ничем не удалось. И тут Шамов вспомнил про жену предволисполкома.
– Бабу ко мне приведите!
При дневном свете атаман увидел, что жена коммуняки беременна. В душе у Шамова что-то шевельнулось. Он спросил у Базюка:
– Как звать-то её?
– Варвара. Она здесь учительница. Тоже коммунистка.
Атаман тут же посерьёзнел. Он сурово спросил у женщины:
– Говори, Варвара! Где твой муж хоронится? Знаешь, поди!
– Не скажу!
– Смотри, баба! Тебе же хуже будет! Где ваши коммуняки укрылись?
– Не скажу!
– Базюк! Займись ею!
Шамов глушил самогонку, глядя, как измывается над Варварой Базюк, а потом и другие охотники из его отряда. Улучив момент, он подошёл к окровавленной учительнице, нагнулся и спросил:
– Ну что, Варвара, может, скажешь?
Но баба вдруг извернулась и ударила атамана по щеке окровавленной правой рукой.
– Ах ты тварь!
Шамов выхватил шашку и рубанул по большому животу. Базюк загоготал:
– Вот теперь она совсем красная, и внутри и снаружи.
А Шамов тщетно пытался стереть со щеки кровавую пятерню Вари.


Убить Синьора Помидора

В обеденном зале Синьор Помидор сидел во главе стола, ведя изысканную беседу с прекрасной Клубничкой справа. Тихая служанка Редиска делала последние приготовления к трапезе. Телохранитель Лимон бдел.
В зал ворвался Чипполино. С его самурайского меча капал сок многих фруктов, больше всего лимонов, отчего разошёлся едкий запах. Дама-Клубничка вскрикнула, прикрывшись платком. Редиска от неожиданности дёрнулась, едва не разбив тарелку, но затем в её глазах заблистала надежда. Лимон тут же взял бунтаря на мушку, и луковый парень замер, но взгляд его оставался убийственным – от него самого хотелось плакать, как от испарений из его ран. Помидор дёрнулся в первый миг, но затем принял достойный уверенный вид.
- А, вот и наш луковый мальчик. Я слышал, как ты ловко мстил. Особенно красиво – с беднягой Кукурузой: запер его в микроволновке и смотрел, как он вспучивается и взрывается по зёрнышку. Что же привело тебя в мою скромную обитель?
- Этот ваш дурацкий закон. – холодно-жгуче проговорил Чипполино. – Сначала мы возмущались, что помидоры теперь считаются фруктами. Но этого было мало. Вы проводили по блату в этот высший класс всё больше овощей, за счёт всех оставшихся овощами. И пока огурцы и оливы богатеют, лук и картошка беднеют дальше.
Помидор показательно и благородно рассмеялся. И встав, демонстрируя во всей красе роскошный алый сюртук, завёл речь:
- Ах, мой наивный Чипполино. Дело тут не в произволе, а в объективности. В чём по-твоему разница между овощами и фруктами? У фруктов есть семена. Овощи же – разные мясистые части растений. То есть, фрукты благородны. У них есть цель. Овощи же – так, придаток для бедняков.
Поглядев немного на Чипполино с мудрым видом… Помидор резко схватил в одну руку столовый нож, в другую – ботву завопившей Редиски. – Предпочтёшь признать научную истину или хочешь проверить, есть ли у неё семечки?!
Казалось, взгляд Лука разъест любого. Он дышал тяжело, но ровно, вспоминая, чему его учил сенсей Дайкон.
Чипполино кидает два скрытых кинжала. Один приходится по руке Помидора, другой – в грудь Лимона (мощной струёй брызжет слепящий сок). Сложное движение – в середине его меч срезает половину головы Клубнички, но Помидор шпагой останавливает меч. С лязгом стали Чипполино подходит вплотную. Короткие клинки… Борьба… Слёзы. Уже не ясно, где сок Клубнички, где – Помидора… Редиска робко глядит со страхом и надеждой.

Красная чертовщина

Пантюхин зябко поёжился, растирая плечи. Штаны с барского «плеча» натёрли промежность, присесть бы, но приказ есть приказ, надо расхаживать тут, изображая чуть ли не комфронта на наблюдательном пункте. Перед кем? Перед белыми, которые небось расселись с утра пораньше та той сопке полюбоваться на его представление. «Пойдёшь в дозор» - приказал вечером командир. «В ночной?» - удивился Пантюхин. «В утренний». Такого ещё не было – роса, холод, хорошо хоть без комаров. Плеснув в стакан самогона, ротный добавил: «Сил у меня мало, если они узнают, атакуют, не отобьёмся. Ты походи на виду, покомандуй, ну там «Первая рота налево, вторая направо». А для важности вот тебе красные революционные штаны, комдив передал, в них точно за командующего сойдёшь. Ну, ни пуха, давай по стаканчику на сон грядущий». «К чёрту» - пробормотал рядовой, - «извините». «Ничего, а нечистого ты правильно помянул. Это место «чёртова падь» зовётся, ты уж там не трусь!» «Служу трудовому народу» - козырнул Пантюхин, вытирая губы черной корочкой.
Расправив плечи, красноармеец поглядел из-под руки вдаль и заорал:
- Третьему батальону развернуть орудия!
- Чего шумишь, нет же никого за версту, - раздалось над самым его ухом.
- Кто здесь? – вздрогнул солдат, не сразу нащупав непривычную для рядового кобуру.
- А то не знаешь? Тебе ж говорили, хозяин я здешний.
- Покажись! Выходи с поднятыми руками! – Пантюхин поднял вытащенный наконец маузер.
- Ну смотри не упади! – из-за валуна показалась необъятная туша кирпичного цвета, - Да мы, я вижу, оба красные, хотя ты только наполовину, пожалуй, ну да вы все такие, белого ковырни - то же увидишь. Пушечку-то убери, гости к нам скачут. Не дрейфь, если что, меня помяни, совладаем, - туша исчезла за валуном.
- Руки вверх! – вылетевшие из распадка всадники окружили Пантюхина, - Поручик, обезоружить красную сволочь. Важная шишка, смотрю, маузер, наградные штаны. В штаб его на допрос!
- Остереглись бы, вашродие, убирайтесь, пока целы, не то…
- Молчать! – ротмистр взмахнул нагайкой, - Связать его!
- Чтоб вас черти сожрали, - проворчал пленник.
- Сейчас сделаем, не волнуйся! - Громадина была уже рядом, - И лошадки в дело пойдут… - проворчала она, выплёвывая портупеи с сапогами.
- Вот это да! А ты.. вы за кого? Пойдёте за нас воевать?
- За справедливость! Пока ангелочки нюни распускают, кому-то и работать надо.
- Чёрт меня побери!
- Возьму, раз обещал слушаться, куда деваться. А не пожалеешь?
- Если за справедливость, давай!
- Тогда смотри и учись, кажется, этим подмога идёт.


Четыре сотни терагерц

Синяя звезда лила с небес холодный свет. Восемьсот терагерц – смерть для вампиров. Ишь, удумали! Мы порфиристы! Красная кожа – форма нормы…
- Ультрафиолет вам в бок! – шипел арбалетчик Син, хоронясь в тени снеговика.
Восемь заледенелых фигур украшали путь к логову кровососов. Восемь – это магия. Ай да шаман! Вымолил-таки у небес восемь сотен. Теперя хана клыкастым: снаружи - сгорят. А в избе их раз-раз – и все. Дело жизни – смерть вампирам! Но, главное – шаман. Захватили гады. Думают, обратно все вернет. Надо: или спасти, или… Боец вздрогнул. Вот мороз! Но сейчас – самое оно. Длинные тела ночных тварей сковал лед, шесть лап замело по брюхо – прямо туннель: и лучи звезды слабее, и из форточки стрелой не достать.
Син отдышался под пятой скульптурой и быстро добрался до входа. Дверь - рывком в сторону. Вот вам свет- не ждали? В тамбуре - никого. Дальше комната: трое по стенам, двое держат в углу шамана, вцепившегося в бубен. Молодец, борется! Сейчас сейчас... Син не просто доброволец в борьбе за будущее без краснорожих. Он- охотник на нечисть! Только бы до окна добраться – ставни снести. Син рванул, крича заморочку.
- Нештептата зустрич – но пасаран!
На третьем шаге в лицо прилетел бубен и свет в глазах погас.
Удара по щеке свет зажег. Так. Арбалета нет, есть довольный вампир.
- Ты теперь один из нас!
Охотник посмотрел на руки. Красные! Старейшина же предупреждал. Но внутри он прежний. Син схватил кровососа, подтащил к окну и распахнул ставни. Вместо вопля раздался смех. За окном красный гигант в небе дарил всем тепло. Красные снеговики растекались красными лужами посреди улицы с бордовыми и розовыми домами. Вампир захохотал.
- Я разрубил пополам бубен шамана. Эпоха синего кончилась! Теперь всегда будет четыре сотни терагерц!
Син потеряно смотрел на краснокожих, робко выглядывающих в двери и окна. На свои руки.
- Кто ж я теперь?
Вампир ткнул пальцем в ближайшего снеговика. Лапки под тонким льдом уже дергались.
- Ты – Рубин – охотник на инеистых тараканов!
Пожилая женщина убедилась, что спиральный обогреватель приобрел вишневое свечение, и поднялась от установки моделирования сообществ.
- Ух, ученые! Совсем заморозили малышей! Ничо! Погрейтесь, пока баба Клава прибирается.
И пошла махать веником, не обращая внимания, что на приборе с табличкой «Гипноусилитель» окошко горит. Никому ведь не мешает. Красное и красное. Надо бы клей найти – бубен чинить.


Суп, ревматизм и ожидание реванша

…Окно вновь потемнело, и я попросил санитара протереть стекло. Дело нехитрое, но не каждому по плечу. Он поклонился и отправился в восемнадцатую конструкцию, как мы называем палату для Кузи и Кази. Сам я туда заходить перестал, лишь наблюдаю за пациентами из окна. Санитар с натугой приоткрыл дверь бункера и проскользнул в иной мир. Злая Реаль, гавкая, бросилась на него, но испугалась и, визжа, уползла вглубь палаты.
Кузя и Казя сегодня были настроены миролюбиво. Хмурясь, покосились на санитара и продолжали заниматься неадекватным. Казя конструировал шахматную доску, а Кузя – фигуры. И то, и другое, по моему мнению, у них получалось из рук вон плохо.
Раздраженно жду: вот санитар бочком протискивается мимо наших подопытных. Вот небрежно обрывает у Злой Реали пару щупалец, которые превращаются в швабру и синее пластиковое ведро. Подходит, наконец, к окну и начинает смывать потеки краски – очередное озорство Кази. Мир светлеет. Все чаще задаюсь мыслью: это я из своего кабинета контролирую ситуацию в палате или Кузя с Казей беспечно моделируют пространство, в котором квадрат моего окна не более чем аквариум? Этот прямоугольник явно беспокоит Казю, и он его закрашивает – с каждым годом все активнее. Хромопсихология, мать ее за ногу...
Распахиваю форточку и кричу ехидно:
– Шахматные клетки бывают толь-ко чер-ны-ми!
Казя не реагирует, честолюбие в нем растворилось при переходе от депрессии к радостям простой жизни. Лишь цедит сквозь зубы:
– Су-уп…
– Скоро обед, Казимир Северинович, – не к месту рапортует санитар, – щи, котлеточки...
– Супрематизм, болван!
Это он обо мне? Нет, я отнюдь не болван. Мои ревматические радости богаче ликования вашей депрессии. Я слежу и жду, жду. Кузя на три с половиной месяца старше собрата. Более непредсказуем. Сегодня он смоделировал новую шахматную фигуру.
– Кузьма Сергеевич, – льстиво просит санитар, – дозвольте на лошадке покататься.
– Это конь!
– Как же, как же… – торопится санитар. – Чудо архангела Михаила в новом воплощении.
Оживший конь ревет, как бронепоезд и лягает санитара громадным копытом, Боже! – чертова оболочка рассыпается, обнажая тело гибкого подростка. Бывший санитар бесстыдно взлетает на коня, пускает его в карьер, мчится, сметая запоры и стены, на свободу.
Долой бессмертие, Кузя победил санитара, но я пока не повержен! В ярости приникаю к окну, беззвучно выкликаю проклятия, тогда Казя хватает очередное щупальце и направляет извергаемую струю мне в лицо. На этот раз цвет черный, и я уже ничего не могу разглядеть.
***
Жду.
Жду...


Ускорение свободного падения

За окном глайд-капсулы промелькнуло алое пятно рекламной голограммы. В мозгу отпечатался слоган: «Nescafe - живи на своей скорости!». Глеб довольно улыбнулся и достал из кармана пистолет инъектора со своим кофе-бустером. На рифлёной рукоятке инъектора солидно поблёскивал бренд Maxim, сто пятьдесят юаней за ампулу, обещающий стабильный эффект и минимум перегрева. Слишком сильный и дорогой кофе для простых соников, но у Глеба были амбиции. Лучше ускориться ещё до входа в офис. Местные катё очень любят такое рвение, это напоминает им о временах их молодости, когда смерть от перегрева на рабочем месте была в моде. Ужалив себя в шею ампулой, Глеб прислонил голову к окну кабины, охлаждая разгорячённый лоб о прохладное стекло.
В верхних слоях небоскрёбов сверкали серебристые следы глайдеров суперсоников. Облачные пушистые хвосты капсул расчерчивали голубое небо в частую клеточку, которая медленно растворялась, стекая по колоннам зданий и сгущаясь в серую поверхность КУСОГа внизу. О жизни суперсоников Глебу оставалось только мечтать - чтобы позволить себе оплачивать корпоративные счета за мощные бустеры и тефлоновые суставы, нужно спрессовывать годы личного времени в считанные дни реального. Maxim был первым шагом Глеба к этой мечте.
Эспандер Supreme Flex (полторы тысячи юаней у реселлеров) показал красный заряд батареи. Глеб удовлетворённо покачал головой - похоже, пора переходить на суперсониковские лейблы. Он потянулся за запасным хэндгамом (Procter & Gamble, пятьдесят юаней), чтобы поддержать ДВМ, но коробочка со жвачкой для рук куда-то запропастилась. Смазка в суставах кистей начала остывать. Кабина глайдера окрасилась багровым отсветом предупреждения, появившегося на консоли.
«Внимание! В связи с низким уровнем действий в минуту ваш государственный рейтинг ускоренного гражданина заменён на стандартный. Достижение «Тормозни!» разблокировано - 100 очков.»
Глайдер резко замедлился, отключив двигатели. Фильтр в окнах сменился, переключившись на низкочастотную рекламу для слоупоков. Рекламировалась какая-то скучная и медленная чушь: детские коляски, чай и даже неускоренные фильмы без перемотки. Глеб отчаянно заскрёбся в бронестекло кабины, с ужасом наблюдая приближение молочно-мутного купола социальной гигиены. Ускорение уже начало бурлить в висках, заполняя нос запахом табака и превращая рекламу слоупоков в тягучий кисель. Впереди Глеба ожидал невероятно долгий полёт вниз.


Да какая разница?

– Дядя Фёдор! Дядя Фёдор! А почему у тёти Шуры лицо красное?
– Да какая разница? Красное и красное. Всё равно хоронить.
– Слушай, Митрич, а ведь малец-то дело говорит. Разве покойники не синеют?
– Да я что, доктор вам что ли? Сказали померла – значит померла! Ты, Егорыч, это, давай по стопарику и поехали уже на кладбище!
Когда гроб с Александрой Сергеевной вынесли из машины и поставили возле могилы, безутешный вдовец распорядился снять крышку, чтобы с покойной могли попрощаться родственники, приехавшие сразу на кладбище. И тут произошло непредвиденное!
Александра Сергеевна распрямила руки, скрещенные на груди, схватилась за борта гроба и присела. Потом она неожиданно ловко спрыгнула на тротуар, окинула всех собравшихся непонимающим взглядом и зашагала по дорожке. Белые похоронные тапочки проворно зашуршали по асфальту. Раздался слабый вскрик и дородная женщина, лицом и фигурой напоминающая Александру Сергеевну, осела прямо на свежевырытую землю. Остальные хранили гробовое молчание, вперившись в спину удалявшейся женщины округлившимися глазами.
Первым пришёл в себя Фёдор Дмитриевич:
– Да что же это такое? Куда она собралась? Шура! Стой!
– Дядя Фёдор! Я говорил вам, что у тёти Шуры лицо красное!
– Да, малец, говорил. Но кто ж знал, что оно так всё обернётся? Шура! Стой! Куда бежишь?
Но Александра Сергеевна почему-то лишь ускорилась.
Бежать за «покойницей» никто не отважился, и вскоре она скрылась за кладбищенской оградой, по периметру которой высились пирамидки кипарисов. Потом внезапно все услышали истерический визг тормозов, за которым последовал глухой удар.
– Слушай, Митрич, кажется, её машиной сбило! Что будем делать?
– Да какая теперь разница, Егорыч? Всё равно хоронить.


Поединок

В Заповедном Лесу непривычно тихо. Умолкли птицы, спрятались звери. Сегодня великий день. Близится час решающего поединка.
Захрустели ветки под тяжёлыми сапогами. На поляну выходит Красный Рыцарь. Он молод, но за его плечами уже немало славных побед над великими воинами и могущественными чародеями. На нём красные доспехи. Шлем украшает фигурка льва. Щёку пересекает лиловый шрам. Пурпурный щит покрыт чешуей дракона. Рыцарь хмурится. На поляне никого нет. Где же тот, кто осмелился бросить ему вызов? Ярко засветился клинок волшебного меча, предупреждая об опасности. В последний момент Рыцарь успевает заметить движение между деревьями. Удар пришёлся вскользь. На белые цветы брызнула алая кровь.
Грозен и страшен Огненный Зверь, хитёр и коварен. Трёхметрового роста, с огромными клыками и когтями, он обладает невероятной силой. Смертельно опасен удар ядовитого хвоста. Зверю подчиняется Стихия Огня. Тот, кто отправил его сюда, не сомневается в исходе поединка. Тем хуже для него. Рыцарь не дрогнул при виде чудовища - он должен победить, даже если это будет стоить ему жизни. Огненный Зверь огромным прыжком оказался прямо перед ним. Рыцарь бросается в атаку.
Проворный и ловкий, Зверь без труда уходит от его ударов. Удача изменила Рыцарю, он поскользнулся, упал, Зверь навис над ним. Кажется, гибель неминуема.
- Проси пощады!
- Лучше умереть!
В этот момент раздаётся топот копыт. Боевой конь, верный друг Красного Рыцаря, разыскал его. Конь изо всех сил лягает Зверя. Тот на мгновение растерялся. Рыцарь уже в седле. Теперь он ненамного ниже монстра.
По всей поляне пылают костры. И в зловещих отблесках пламени противники кружат в странном жутком танце. Неизвестно сколько бы мог продолжаться бой, но в этот раз ни одному из них не суждено стать победителем. Звучит рог и над Лесом раздаётся Голос, возвещая конец эпохи и закат этого мира.
Впрочем, они снова придут сюда завтра. И всё начнётся сначала. И опять Красный Рыцарь будет сражаться с Огненным Зверем. Пока обоим не надоест.
Палка летит в кусты. По дорожке к дому мчится мальчишка в красном костюмчике, за ним девчонка в оранжевом платьице. Впереди с лаем несётся Дружок. Перепрыгивают через скамейку, потом - через клумбу. А с балкона на втором этаже гремит бабушкин голос:
- Арт-ё-ё-ёмка, Ма-ша! Домо-ой! О-бе-дать!


Доппельгангер

- Господи, Густаво, это было прекрасно!
Джульетта откинулась назад и рухнула в ворох красных шелковых подушек, ловя остатки наслаждения, что еще несколько мгновений пульсировали внизу живота. Её партнер, тяжело дыша, спустился с кровати и подошел к окну.
Утренний воздух ворвался в спальню, окутывая прохладой разгоряченные тела.
- Как жаль, что это последняя ночь, - вздохнула Джульетта. – Ведь сегодня вернется мой истинный муж и убьет тебя.
- Ты получила письмо? – Густаво бросил быстрый взгляд через плечо.
- Да, они выиграли войну, армия доппельгангеров повержена.
- Но как определить победителя в войне с самим собой? - он словно бы обратился в никуда. После обернулся, вперив взгляд в её прекрасное лицо. – А может это армия доппельгангеров их победила, и написал тебе другой человек?
Джульетта рассмеялась.
- Но это ты другой человек.
- Значит, это я написал тебе, пока ты спала.
Улыбка девушки ещё держалась на губах, но в глазах уже появился лед.
- Ты не мог так написать. Ты темная копия его, ты не знаешь таких слов. Ты не знаешь любви, ты раб животных страстей.
- А ты? – резко спросил Густаво. – Ты – рабыня страсти, что изменяет мужу, пока тот рискует жизнью?
- Подонок! Немедленно убирайся из моей спальни! – вдруг вспылила Джульетта, вскочила с кровати и, подойдя к мужчине, попыталась влепить ему оплеуху. – Ты мне больше не нужен.
- Это моя спальня! – он схватил её за запястье и крепко сжал.
- Ты не он! Ты не Густаво! – прошипела сквозь сжатые от боли зубы девушка.
- Я Густаво, я твой муж, - его лицо перекосилось от гнева. – А ты - тварь, подменившая мою жену!
Джульетта на мгновение потеряла дар речи. Её затрясло от внезапного страха.
- Что ты говоришь такое? Ты же сам…
Договорить ей не удалось – Густаво схватил девушку за шею и повалил на кровать, сжав гортань.
- Ты выглядишь, как она, ведешь себя, как она, но ты не она, - жарко прошептал он, глядя в расширяющиеся зрачки жертвы. – Думаешь перехитрила меня, но я знаю секрет. Ваши глаза… Они становятся красными после смерти.
Джульетта пыталась оттолкнуть мужчину, лупила по рукам, но с каждым мгновением её движения слабели, пока наконец она не затихла. Дыхание последним рывком вырвалось из груди.
Густаво устало повалился рядом с ней.
- Ты не она, ты не она… - шептал он, глядя в потолок и боясь встать, чтобы заглянуть в мертвые глаза Джульетты.


Мортидо

Одни говорят, что смерть это монстр.
Другие, что – приключение.
Мы говорим, что это – мало с чем сравнимое наслаждение.
Веревка затягивается ровно за тридцать секунд. Дальше – только агония. Смотрю на Марка и немного завидую. У нас остались утопление, самосожжение, отравление цианидами и удар ножом. Последнее хотелось бы взять на себя.
Сбрасываю.
- Ну как?
- Потрясающе, - говорит Марк.
Теперь я топлю его в аквариуме. Смотрю на пол, покрытый старой и потускневшей краской. Смогла бы она покрыть кровь, не будь у нас кнопки сброса?
Сбрасываю.
- Давай, теперь я, - говорю.
Холодное острое лезвие входит в шею как в масло. Ловлю кайф, смешанный с болью и ещё каким-то неизвестным мне чувством. Вдруг вижу, как лицо Марка расплывается в улыбке.
Марк, дружище, ты же не убьешь меня?
Ты же обязательно нажмешь кнопку сброса, да?
У тебя ведь нет столько красной краски.


Пятна

По одной весьма серой плоскости скользило красное пятно. Расплывчатое, так что и не поймёшь, где кончается серый и начинается красный. И навстречу ему выплыло другое красное пятно, с ровными краями, так что было ясно, где серый, а где красный.
- И где тот серый куб-квадрат, что синью зелени вздымался?.. – эхом прочитало расплывчатое.
- Это сюрреализм? – спросило чёткое.
- И нет конца у облаков, как нет средины у гипербол. – настойчиво произнесло расплывчатое, надвигаясь на чёткое.
- Смысл в том, что расплывчатое пятно надо понимать подсознанием?
- Фракталы Ясенем приходят, пока надежду чает эллипс. – эпическим тоном, подобно Оссиану или пророку Исайе провозгласило расплывчатое, грозно наступая на чёткое.
- Я поняло! Смысл – в конфликте ясного и туманного, многозначного в творчестве!
Пятна постепенно начали сливаться…
- Вы-ы-ывел, вы-ы-вел ПЯТНА!..

Аскарон

Наверное, Еве казалось, что они расстались только вчера. Олег запомнил её белое платьице, почти не скрывающее загорелые ноги, высокие каблуки, кулон на золотой цепочке, пьянящий сладким запах духов. Ева была рядом и далеко одновременно, он говорил – она не понимала.
– Я улетаю…
– Мы всё уже давно обсудили. Купим дом, как вернёшься, две машины…
– Говорят, там тяжело.
Ева легонько потрепала его за щёку:
– Я в тебя верю! Вот, Миша тоже ходил. И ничего – вернулся.
– Ну, если даже Миша…
Они уже давно решили. Ева распланировала их жизнь до второго курса пока ещё нерождённых детей. Мама не против. Слетаешь, мол, на Аскарон, мир посмотришь. Льготы, опять же.
Потом взлёт, прыжок через «барьер», посадка. Аскарон – почти безжизненная планета с красноватым песком, частыми бурями и редкими проблесками солнца в пелене облаков. Одно и то же каждый день – побудка, общие обеды, работа в штольне. В шахтах ощутимо фонило, от чего по слухам у старожилов липли волосы к подушкам и загнивала кровь. Олег идёт куда попросят. Пока другие скандалят, он заработает больше. День, ночь – под землёй никакой разницы. Душ после смены, таблетки в хрустящей упаковке вприкуску к ужину. Номер эротического журнала на полке в туалете.
Только там Олег впервые осознал простую и доступную мысль. В этой жизни он лишний. Дома он занимал площадь, здесь – объедал начальство и хронически не выполнял норму.
И снова коридор штольни – чернота, пронзённая белыми иглами ламп. Вечером он проходил мимо единственного окошка. Снаружи красное солнце, рыжие тучи, бурые тени облаков на песках. Настоящий Аскарон не скрывал натуры – гневался в бурях, улыбался малиновым закатом в редкие часы затишья. Он был настоящий, куда более живой, чем сам Олег. Не прогибающийся.
Два года вахты – нескончаемый кошмар с одной лишь радостью посмотреть в окошко.
Для Евы ничего не изменилось. Всё тот же верный Олег под рукой. Для него же прошлое обесцветилось, и лишь Аскарон пламенел красками.
На Еве новое платье в тёмных цветах, свежая татуировка на запястье, маникюр по моде. Олегу нет и тридцати, голова под кепкой в проплешинах, а кожа сера, как у тяжелобольного.
Ева намекает на предстоящее таинство ночи и ожидает подарков. Олег смеётся:
– С этим ты немножко припозднилась.
– Олеженька, ты чего?
Вместо ответа он харкает под ноги. На асфальте расплывается кроваво-красное пятно. Уходит, не побывав дома. Пусть продолжают любить на расстоянии. Такси, космодром, касса.
– Куда? – сонный голос за стеклом.
– На Аскарон! Там умереть.


Могатыри

- Повтори, - приказал я.
- Свобода. Демократия. Гу-ма-низм, - последнее, незнакомое слово Кристына произнесла по слогам, четко выговаривая каждую букву.
- Молодчинка! Запомни – вот три краеугольных камня нашей работы. Не будешь им следовать, так и промаешься всю жизнь подбогатыршей. А вот если примешь всем сердцем, то быть тебе богатырем, которых свет еще не видывал.
- Клево! – Кристына аж расцвела, видно, представив себя в боевой раскраске на настоящем бойцовом коне. – Дядька Миромир, а расскажи что-нибудь?
Путь был далек, и я решил, что беседа не будет лишней. Да и что скрывать, нравилось мне чесать языком с этой взбалмошной девчонкой, доставшейся в подарок от сестры.
- Слыхала о Прометее?
- Конечно! Он подарил людям огонь, когда те замерзали, а гнусные боги лишь хохотали и тыкали в них жирными пальцами. Помог, то бишь.
- Ох, Кристынка… Воспитала тебя мамка на мою голову… Прометей научил людей самостоятельности. Раньше они жили в тишине и спокойствии. Если вдруг, что хотелось – они просили богов, и те им помогали.
- Как мы?
- Истинно. Прометей же, дурак, злился, что люди его мало, о чем просили. Вот и дал им огонь.
- Так это же хорошо!
- Да чего уж хорошего-то?! Рим спалили, Лондон спалили, Москву спалили! Да что там говорить, в двадцать первом веке человечество так научилось с огнем играться, что легко могло спалить весь мир.
- И что же?
Я пожал плечами.
- Спалили.
Кристына нахмурилась. Я ее понимал, это тяжело было принять. Мне тоже долго вколачивали в голову основы богатырства.
- И вот чтобы этого не повторилось, - приступил я к морали рассказа. - Чтобы люди не возомнили себя богами, чтобы не утвердились в ошибочном мнении, будто бы они могут все, существуем мы – богатыри земли Ру. Людям нельзя давать думать, будто бы они что-то могут сами, а то зарвутся. Зажгут сами огонь. Возрадуются. Но вскоре поймут, что этого мало. Захотят мочь больше. И спалят дом соседа. И пошло-поехало… Нет, Кристына, простой человек не должен ничего мочь, сверх положенного. Мочь должны лишь отдельные, самые надежные его представители. То бишь, - правильно, – мы!
Кристина не ответила, и некоторое время мы ехали молча.
- Дядька Миромир? – наконец спросила она, - Скажи, а человечество могло мир спасти?
Я в несвойственной себе манере задумался. Впрочем, слава богу, додумать не успел – впереди на дороге показалась группа людей, в нерешительности топтавшаяся вокруг телеги с отпавшим колесом.
И я пришпорил коня.
Срочно нужно было им помочь.


Капля удачи

Кошка присела на лапы, повертела задом и прыгнула, нацелив когти, но тут же отскочила, шипя и тряся головой. Из рассечённого носа летели красные брызги. Человечек шагнул из травы, замахнулся мечом... и едва успел уйти перекатом от другой кошки.
Сожрут, подумал я. Застёгивая штаны, выломился из кустов и затопал ногами.
– Кыш! Я вас, паразитки!
Зверюги прыснули в стороны. Он лежал ничком, прижавшись к земле. Ростом с мой ботинок, меч рядом – с карандаш. Но всё как у людей: зелёная курточка, штаны, даже сапожки. Ни дать ни взять, гном.
Нет, гадом буду, настоящий гном!
Из чащи выскочил Петька. В гимнастёрке и будёновке с красной звездой.
– Яшк, чо кипешишь? Проблемы с кем?
Следом появился Фриц в эсэсовском мундире. Глянул с ухмылкой под ноги.
– В куклы играешь?
Петька хихикнул. Я оторопело молчал.
Гном пискнул и шевельнулся. Встал на четвереньки, нашарил в траве зелёный колпачок, надел. Робко потянулся за мечом.
Приятели вытаращили глаза. Ну не то чтоб мои приятели... ролевики они, а я так, приблудился.
– Хренасе... – Петька протёр глаза. – Вроде и не курили ничо, разве красненького приняли опосля боёвки. Ты где вино брал, урод?
Фриц обернулся ко мне.
– Яшка, это кто?
– Да вот... – Я пожал плечами. – Думал, кошки дерутся... а тут он... Ещё б чутка, и сожрали бы.
Гном вдруг вскочил и метнулся в траву. Человек не может прыгать как кошка, но Фрицу удалось. Проехал пузом – только пуговицы в стороны брызнули – и успел-таки. Поднялся, сжимая беглеца в кулаке.
– Не удави, – заволновался Петька. – Хренасе, гном!
– Лепрекон, – поправил Фриц. – Гномы в лесу не живут. Ну-ка... – Поставил пленного на пенёк, присел рядом. – Давай, гони золото! – Тот жалобно помотал головой... и в страхе отпрянул от острия эсэсовского кинжала. – Золото где? Ну?
– Эт ты брось! – набычился Петька. – Видишь, нету у него. Мож чо другое даст... но чтоб для всех!
Гном быстро-быстро закивал. Глянул на Петькину звезду, на повязку у Фрица на рукаве и достал из кармана крошечный, с ноготь, пузырёк. С чем-то красным.
Фриц забрал выкуп, покосился на Петьку и разжал кулак.
– Что это, зачем?
Человечек выпрямился и запел тоненьким голоском:
Неказист и невысок,
Трав и ягод знаю сок.
Цвет повсюду разный.
Пей, и будет красный!
Завертелся на пеньке вихрем... и пропал. Пальцы Фрица ухватили воздух.
Я первый смекнул. Кошкой в кусты, и ноги. Ну их, ролевиков. Убьют.
Назавтра ту поляну облазил, нашёл пузырёк. Пустой, одна капля на дне. Мне хватит.
Не знаю, чей там красный у них победит, а я – в казино. Пока все не позакрывали.


Мастер Го, Мастер Янь и закат

Росчерк бамбуковой палочки — тушь ложится на бумагу и превращается в горы. Ещё один — и водопад бежит по склону, а вниз по реке появляются монохромные волны. Чёрная капля падает на вершину горы — даже мастер Го иногда ошибается. Но он не был бы мастером, если бы не смог превратить кляксу в силуэт монастыря.
Го довольно улыбнулся и погладил бороду.
— Иди сюда, Янь, покажи, что получилось.
Молодой ученик опасливо протянул свой рисунок мастеру, и отпрянул, косясь на посох учителя. Некоторые учителя верят, что нельзя научиться чему-то, не получив по лбу. К счастью, у учителей живописи руки часто заняты менее вредоносными инструментами.
— Легко быть святым, сидя на горе Тяньшань. Но сложно увидеть гору, если она кажется коровьей лепёшкой…
Янь сжался и покраснел.
— Вот. Ты умеешь изображать пламя на своих щеках. Может, тебе лучше начать работать в красных тонах. Если ты не покажешь мне что-то прекрасное к концу дня, всё лето проведёшь на моём огороде.
— Но…
— Можешь использовать всё, что у нас есть.
Но у них была только чёрная тушь и бамбуковые палочки.
Поэтому Янь отправился на поиски красного красителя. Он перерыл двор в поисках бурой глины, срубил сандаловое дерево в саду мистера Ху, украл киноварь из косметички японской гейши, гостившей у мастера Бо, брата мастера Го, который открыл молодому ученику дверь в мир духов. Говорят, у призраков гуннов, чьё нападение недавно отбили терракотовые автоматоны, красная эктоплазма, имеющая приятный оттенок, похожий одновременно на кошениль и мадженту. Ещё Янь отломал кирпич от Вавилонской башни, очистил Авгиевы конюшни за один час и возвёл колонну Траяна, но мы не будем останавливаться на этих подвигах, ведь это же притча, а не дешёвая эпическая баллада.
На закате ученик понял, что всё было тщетным. Ему нечего показать своему учителю, а конец дня уже близко. Он прилёг под лавром и окинул глазами закатное небо. Алые птицы облаков слетались на багровый круг солнца, утопавший в розовом горизонте.
Очарованный Янь не заметил, как подошёл мастер Го и молча лёг рядом с учеником.
— Простите, мне нечего вам показать.
— Тогда почему мне есть на что посмотреть?
И они лежали так до полной темноты. И возвращались каждый раз, когда была ясная погода. И когда у учителя было хорошее настроение. И когда не было важных дел. Хотя созерцание очень важно, но оно лишь часть ремесла художника. Его Янь освоил в тот день в совершенстве. Он потом стал единственным, кому получалось запечатлить красный закат чёрной тушью.


Всё в сад

Самые вкусные вишни висят на верхних ветках. Тёмные, сладкие, напитанные солнечным летом.
Небольшому красному дракону тяжело зависать возле верхушек вишнёвых деревьев — крылья быстро устают в режиме «колибри». Поэтому после горсти вишен приходится опускаться на землю и отдыхать.
Он как раз отдыхал, наслаждаясь теплом и солнцем сквозь листву, когда его неделикатно укололи в заднюю лапу.
- Выходи на бой, мерзкое чудище! Я пришёл убить тебя, пожиратель человечины! - голос рыцаря звучал глухо сквозь броню и опущённое забрало.
Дракон потёр уколотую попу:
- Позвольте, милостивый государь! Это даже звучит мерзко. Я вегатарианец. Я не ем мясо. Даже человечье — не ем!
Рыцарь опустил копьё, видимо — на самом деле, под шлемом не видно, - смутившись.
Дракон посчитал, что разговор окончен, и можно вернуться к вишням, но его снова укололи в попу. Причём гораздо больнее, чем в первый раз:
- Да что же вы делаете!! - возмутился дракон.
- Ты врёшь, мерзкое чудище!
- Послушайте! Вы бы хотя бы справки навели о том, чем питаются драконы моего вида! Давайте, вы всё узнаете, а потом, если вдруг такие как я действительно едят людей, вы можете меня убить. Я живу тут, вот в этих вишнёвых садах... Ай!!
Рыцарь ударил дракона копьём прямо в незащищённый живот. У дракона потекла кровь. Красная по красной чешуе — почти незаметно, но больно.
Рыцаря учили драться, а не думать. Вот он и дрался. Дракон размазал кровь по животу и задумчиво пробормотал:
- Что ж, я людей не ем, но... если они настаивают. Удобрение моим садам не помешает.
Через полчаса вишнёвый дракон сооружал из рыцарского копья подпорку для ветвей.
Как прекрасны здешние сады весной, когда вишня цветёт! И летом, когда её тёмные крупные ягоды прячутся в листвяной зелени.
Жаль только, многие рыцари не могут оценить красоты труда и заботы. Но и они вносят свой посильный вклад в процветание местных земель.
Хотя дракон считает, что лучше бы они учились думать, а не воевать. Потому что навоз ничуть не хуже рыцарей, а убивать даже таких грубиянов - довольно-таки неприятно.


Оптическая иллюзия

У всех дома когда-то была эта кастрюля, да? Зелёная или синяя? И эти многоразовые споры. И опрос всех родственников и друзей.
А платье? Помните это платье? Белое с золотым или синее с чёрным?
Но я как-то жил в этом во всём, справлялся.
– А чо ты не играешь в зуму? – вдруг спросила она.
Я пожал плечами – привычное движение. А что мне нужно ответить?
Нет, ну, серьёзно?! Почему именно зума? А камешки три в ряд? А линии собирать? А тетрис цветной?
А отсутствие у меня нет водительских прав?
Нет, это её не волновало.
Зума…
– Ну, почемууу?
– Потому что не люблю жаб!
– Да пошёл ты! – обиделась она и свалила.
И тут до меня дошло, какого цвета её новый пуховик.
Эх… Наверное, надо было ей объяснить, что невозможно (особенно на высоких уровнях) играть, когда у тебя там, где должно быть красное и зелёное – красное и красное. Но я не хотел выглядеть глупо.


Не пачкайся!

Ночью раздавили кошку. Её кишки вывалило на асфальт и размазало шинами. Кровавая размазня текла поперёк проезда и так и застыла, не добравшись никуда, красивыми красными каплями.
Даша перешагнула длинные красные капли. Даша торопится убить своего ребёнка. Потому что или она, или ребёнок. Поэтому так некстати появившийся в её животе сгусток клеток должен перестать быть. Сегодня. И Даша сможет учиться, работать и не думать о еде для ребёнка. Даша всё решила, но почему-то больно. Даша бы хотела купать маленького, укачивать его и кормить, и защищать, и быть ему мамой. Но Дима дал денег, и надо быть реалисткой. Убить эту каплю крови.
Люда оглянулась на девушку. Девушка стояла возле раздавленной кошки и держалась за живот. Наверное, ей плохо. Спросить бы, но если остановиться, опоздаешь. Люда прошла мимо. Люда кассирша и ненавидит свою работу. Люда хочет быть инженером, как папа. Чертить и видеть на бумаге чёткость будущего станка, понимать движение, но мама заболела, папа запил, и Люда пошла работать. Теперь, с детьми и ипотекой, какая учёба? Люда ежедневно убивает себя по капле: «Проходите на вторую кассу!»
Лара входит в двери супермаркета сразу за кассиршей. Лара — первый покупатель. Потому что не спит с четырёх утра. Потому что длинные одинокие вечера выматывают, а ночь полна пустой тоски и мыслей. Мыслей, в которых Лара понимает, что ей, старухе, не осталось даже надежды. На что может надеяться старая женщина с крохотной пенсией? На снижение квартплаты? На сосиски по акции? Дети далеко, увязли в своих проблемах. Лара понимает и старается не звонить. Лара умирает с каждым безнадёжным днём.
Когда Лара идёт обратно, она встречает папу и дочку. Они идут в школу. У девочки веки и щёки будто обварены. Папа понурый, в лохматых понизу джинсах и кроссовках с заплатками. Хоть он и лучший спец в своём деле на весь миллионник. Но в бюджете не бывает хорошей зарплаты, а частникам не нужен его уровень. Он хватается за любую работу, чтобы хватало на еду, школу, одежду и лекарства. Но теперь единственный действенный препарат в страну ввозить не будут. Его производят во Франции, а папа — невыездной из-за работы. Как достать лекарство, которое в стране не продают?
Папа косится на дочь. Что станет с ней?
Его не выпустят из страны, ввести по доверенности — нельзя по закону. Денег, чтобы оплатить нарушение закона, у него нет.
Во дворе лежит раздавленная кошка. Кошку надо перешагивать. Людей даже перешагивать не надо.
Если руки в крови по плечи, новые капли не заметны.


Бесценный вечер

Нежный звон наполнил тишину каюты. Побежал, заискрился красный ручеек. Рука дрогнула, и бутылка вновь ударила по краешку хрустального бокала. Не стоило отпускать Грига, но такие дела лучше решать в одиночестве, тем более без слуг.
Запах превосходный. Теперь можно оценить вкус и внешний вид. Ярко-красный цвет в бокале выглядит, как кровь, которая только что получила кислород. Впрочем, что за пошлые сравнения? Кровь, любовь... Все война и её грубый реализм. Булькающий фонтан, в такт последним ударам сердца вырывающийся из груди ординарца, был именно такого цвета.
Редкая удача провести вечер наедине с собой, наслаждаясь редким вином. А бокал? Роскошь в космосе, но без него потерялся бы вкус. Дорогое вино заставляет относиться к себе по-особому. Это не какая-то подружка на вечер, а изящная утонченная дама, к которой подход нужен другой. Да и цель иная: то самое эстетическое удовольствие, которого сейчас днем с огнем не отыскать.
Тепло побежало по венам, внутри что-то загорелось и заставило улыбнуться. Бесценный вечер, последняя возможность насладится одиночеством перед решением. Хорошо, что его принимают не военные. Иначе... Правильно, что на Конгрессе Федерации отстоял свое право.
Как же вкусно… Нет, не так. Вкус лишь один из оттенков, которые все вместе меркнут перед переполняющим сознание превосходством. Конечно, тщеславие можно прогнать, но оно неотъемлемая часть процесса, как ни крути. Получать наслаждение от выдержки, сознавать, что виноград ласкало Солнце, то самое, земное, закрывать глаза в удовольствии от прикосновения губ к тонким прохладным стенкам из хрусталя, разве можно в такой ситуации что-то сделать с тщеславием?
Также и они там, на планете. По-своему тщеславные, гордые, сами по себе. Напоминают горцев из старых когда-то прочитанных книг. Книги… Они тоже выделяли меня из массы. Да и наслаждение от них не меньше, чем от вина. Может достать томик стихов?
Вот и все. Пустая бутылка заняла свое место в коллекции. Для одного вышло много, зато так легче и спокойней. Сообщили, что разведчица погибла. Но отличного вина и последних данных от неё достаточно, чтобы очистить совесть. Формы жизни агрессивны, настоящих людей, по сути, уже нет. Если мы отправим роботов для эффективной добычи руды, то мелкие поселения начнут воевать за свой последний кусок хлеба или встанут на сторону имперцев. Риски слишком высоки.
Последняя красная капля стекает по изящному стеклу бокала. Медленно, но решительно. Точно так же, как и моя ладонь опускается на красную кнопку.


Красные Красные

Техас, 1923
Прерии. Человек в пиджаке и шляпе-котелке стоял перед войском индейцев. Разных племён, на верных конях, в грозной боевой раскраске. И вышел предводитель – вождь из племени команчей. И он сказал человеку в котелке:
- Семьдесят четыре луны назад я, вождь Летящий Орёл, был в далёкой земле за восточным морем. И встретился там с великим вождём, который тогда был в изгнании – его звали Владеющий Миром. Он раскрыл Летящему Орлу мудрость, напомнившую о временах, когда земля не принадлежала никому. Но Владеющий Миром сказал, что она должна принадлежать всем. И побудил бороться против захватчиков. Летящий Орёл вернулся домой в сомнениях. Но потом услышал, что и Владеющий Миром вернулся в земли своих предков и поднял топор великой войны – Красных против Белых. И Красные победили. И тогда Летящий Орёл решился и собрал племена, чтобы и в этих землях поднять топор войны Красных. – вождь протянул человеку в котелке листок бумаги. – Ты доставишь эту весть, и мы сможем двинуться в бой.
Человек в котелке принял записку и пошёл исполнять поручение. Индейцы смотрели ему вслед, и что-то беспокоило их. Они чувствовали, что что-то не так. И тут Умный Олень воскликнул, указывая вслед посланцу:
- Так он же Белый!
И раздался боевой клич!..


Зашквар

– Так, так, что тут у нас? – ведущий редактор раскрыла папку с листами и одарила автора самой обворожительной улыбкой, одновременно откинув за плечи пышные, чуть вьющиеся, светло-каштановые волосы. Большие серые глаза прелестницы глядели приветливо и многообещающе. Ручкин даже немного смутился, засмотревшись на женщину, и чуть опустил взгляд, но при этом случайно уставился как раз в то место, где из-под лёгкого сарафана на бретельках виднелась восхитительная ложбинка между двумя спелыми аппетитными округлостями, что так волнуют представителей сильного пола.
От лицезрения этих прелестей автор растерялся ещё сильнее и начал беспокойно оглядываться. Со стены на него осуждающе таращились портреты классиков русской литературы. Наткнувшись на строгий взор Чехова через пенсне, Ручкин вдруг вспомнил, что Антон Павлович был изрядным бабником. Эта мысль приободрила автора, и он сумел даже относительно внятно пробубнить:
– Роман. Исторический. Про средневековье.
– Любопытно, очень любопытно! – чувственно промурлыкала ведущий редактор и, прочитав текст на первом листе, перевернула его, затем приступила к следующему.
– А что это у вас за слово такое, «брусвяный»? – серые глаза воззрились на Ручкина, но на этот раз в них уже не было той приветливости.
– Красный, багряный, цвета ягоды брусники, – проблеял автор. Ведущий редактор снова обратилась к тексту, но буквально через несколько секунд подняла глаза:
– А что такое «вермильон»?
– Это ярко-красный цвет, что-то вроде алой киновари.
– Понятно, – совсем недружелюбно произнесла прелестница, опуская глаза и более не отрывая их от текста. Вскоре их разговор с Ручкиным можно было сравнить с розыгрышем мячей во время теннисного матча.
– Гуляфный?
– Красный, цвет шиповника.
– Кошенилевый?
– Ярко-красный, слегка малиновый.
– Куропаткины глаза?
– Светло-красный.
– Марена?
– Ярко-красный.
– Массака?
– Тёмно-красный с синим отливом.
– Накаратовый?
– Огненно-красный.
– Рудой?
– Жарко-красный.
И тут очаровательная редакторша не выдержала. Она отбросила папку с текстом романа и с жарким пламенем во взоре уставилась на Ручкина:
– Зачем вам всё это? Все эти нелепые, архаичные названия цветов? У вас на первые десять страниц текста целая куча слов, незнакомых читателю! Это же нереальный зашквар!
– Что-что, простите? – Ручкин захлопал близорукими глазами.
– Зашквар! Красное – оно и в Африке красное! Знаете, уважаемый автор, ваш роман совершенно не подходит нашему издательству! Не смею вас больше задерживать!


Все в шоколаде

- Гм… Ну, привет что ли? – сказал мне этот с непокрытой головой.
- Здравствуйте…
Помолчали.
- Задёргали?
- Есть немного, - ответил я.
- Да-да, меня тоже. Но я привычный. Старой закалки. - Нервный смешок.
Да что он несёт?!
- Слушайте, это не обязательно…
- Что не обязательно?
- Общаться.
- Ааа… Я просто смотрю, ты так сдулся, решил как-то поддержать…
- Спасибо, но меня есть кому и поддержать, и подержать. Мы с вами, вроде как, и пересекаться-то не должны.
- А ты дерзкий. Ну, ничего. И не таких в кизяк макали. – Рассмеялся, раскраснелся, разбух.
Думает, если больше, то всё можно. Но ничего, я ещё вырасту.
Впрочем, к вечеру вся эта напыщенность прошла. И мы оба были словно в шоколаде.

День рождения

Есть не хотелось. Холодная овсянка клеилась к зубам, застревала в горле и норовила отрыгнуться под стол.
– Мам, можно я не буду?
Сара поставила вымытую посуду на полку.
– Ты должен быть сильным, Джон.
– Я и так сильный. И потом, у меня сегодня именины.
Мама чмокнула сына в щёку:
– Поздравляю, малыш.
– А можно мне … ведь я теперь взрослый?
Сара достала из шкафчика початую бутылку спирта и рюмку.
– Много не налью.
Джон выпил, занюхал рукавом камуфляжной куртки и поднялся.
– Совсем как папа, – мать смахнула слезинку.
– А где он?
– В мастерской, кибертанк настраивает. Обещался к обеду.
– А дядя Дерек?
– Дядя Дерек, – Сара задумалась. – Не знаю, но тоже обещался к обеду.
Джон расправил плечи и подошёл к амбразуре. Снаружи алел рассвет. Среди холмов, на фоне бордово-радиоактивного солнца двигалась едва различимая красная фигурка.
– Мам, а постреляю.
Сара вытерла руки о фартук, улыбнулась и ласково ответила:
– Стреляй, ведь ты спаситель человечества.
Улыбку женщины сменило выражение ненависти:
– Грёбаного человечества! Не стоит оно того, чтобы его спасали.
Джон привык не обращать внимания на родительские психи. И папины тоже. Сейчас его внимание сосредоточилось на бегущей фигурке.
– Получи, – прошипел Коннор, выпустив ракету «бункер-терминатор».
Маленькая смерть почти достигла цели, но в последнее мгновенье фигурка метнулась в сторону, избежав гибели.
– Грёбаный попрыгун!
Спаситель человечества отбросил базуку и взял массивный плазмомёт. С жутким воем синий искрящийся шар промчался над полем битвы, но враг вновь избежал смерти.
– Мазила, – вздохнула мать, накатив очередную рюмку. – Вот Кайл в твои годы…
– Да просто это новая модель, – буркнул Джон. – Он действует почти как человек.
– Научно-технический прогресс не стоит на месте, – заметила Сара, хрустнув огурцом. – Скайнет создаёт всё более совершенных киборгов.
В двери бункера трижды стукнули.
– Ахулио двести пятьдесят шесть, – выкрикнул Джон, – жрать, пить, свободу неграм!
– Идите вы нахер со своими паролями, – прорычало снаружи, – открывай.
Сара опустила настенный рычаг. Взвыла сирена, дверь со скрипом отворилась, в бункер ввалился Дерек Риз. Бронежилет почернел, в двух местах оплавился, но выдержал. Небритое лицо дохнуло такой злостью, что Сара спешно поднесла рюмку.
– Представляешь, – Дерек занюхал рукавом и кинул в угол плазменную винтовку. – Пошёл проверять посты, и какой-то урод пальнул в меня самонаводящейся, а потом плазмошаром.
В наступившей тиши слышалось лишь тиканье настенных часов судного дня. Шёл 2029-й год…

Не пачкайся! пожалуй, говно высшей пробы, эталон. Перефразируя Хемингуэя - великий автор сотворил чудо. Добротные знаки и русский язык он превратил в дерьмо. Плохо. Ни к месту. Отвратительно. Пародия на кошмарную попытку Майка в ужастики - злополучный Чернобыль. Хочется помыть глаза.

Они не совсем люди...

ГГ - дальтоник :facepalm: