Из Библии. В Ветхом Завете, в Книге пророка Даниила повествуется о том, как вавилонский царь Валтасар увидел возникшую в воздухе кисть руки, написавшую на стене таинственные огненные знаки. Это случилось, когда царь был на пиру вместе со своими приближенными.

Пророк Даниил, которого призвали, чтобы он истолковал написанное, сказал, что письмена говорят о скорой гибели Валтасара и разделе его царства (гл. 5, ст. 23-28): «...Бога, в руке Которого дыхание твое и у Которого все пути твои, ты не прославил. За это и послана от Него кисть руки и начертано это писание. И вот что начертано: мене, мене, текел, упарсин. Вот и значение слов: мене — исчислил Бог царство твое и положил конец ему; Текел — ты взвешен на весах и найден очень легким: Перес — разделено царство твое и дано Мидянам и Персам».

В ту же ночь Валтасар был убит, и на его трон взошел Дарий Мидянин, который разделил Валтасарово царство между своими 120 сатрапами, во главе которых поставил трех князей, одним из которых стал пророк Даниил.

Поскольку в указанной главе Книги Даниила фигурируют две версии таинственных письмен (первая — та, которую Даниил читает, вторая — та, которую он же толкует), то в мировой литературе они встречаются и цитируются на равных. Призыв осмотреться и задуматься.

Используется как характеристика человека с неоправданно высоким самомнением, которая обычно выражается в словах (распространенная версия русского перевода библейских слов): «исчислен, взвешен и найден очень легким».

Ты думаешь я в точности такая,
Какой меня все представляют?
Ты думаешь я вышла из Рая,
Но мне ближе ад.
Ты думаешь, что я такая
И можно всё вернуть назад.

Да только знаешь, изменилась
И я и что то там во мне.
Я воли всё же не лишилась,
Давно, когда пришёл ко мне.
И ныне, в одночасье более свободна
И без тебя, и без твоей любви.

Да только почему то пахнет мёдом
Лишь мне рассвет и алый край зари.
Ты знаешь, да, я не права вовеки,
Страшась всегда, что ты уйдёшь
Заламывая руки и закрывая веки,
Так уходи, иди вперёд.

Ты думаешь, я много знаю.
И о любви, и о дожде.
Ты думаешь я что то понимаю о том,
Что есть во мне.
Ты думал про меня - я лучше.
Но нет, я много хуже всех других.

Глаза мои немного уже
И сердце громче чуть звучит.
Чуть меньшу руки и мои ладони,
Чуть ниже рост,
Чуть злее глас.

Ты знаешь, я наверно в мир явилась,
Чтоб потревожить вас.
Не знаю, как то странно это
Жить, сомневаясь каждый миг.
Не знаю почему мой дар поэта
Предательский во мне возник.

Не знаю, я стою чуть дальше
Всегда, всегда чуть в стороне.
Ты знаешь, я когда то раньше
Хотела быть внутри, а не вовне.

Ты знаешь, впрочем суть какая
Мне в сотый раз всё это говорить.
Ведь для тебя теперь, как все чужая.
Ты просто мил и дал мне говорить...
20 июня 2008г

Не стой на пути,
Не смотри мне в глаза.
Ничего совершенно не стоит моя душа.

Не смотри, не пытайся цеплятся за плащ.
Не пытайся сорвать мою маску.
И боже тебя храни, не плачь.

Я прошу, только раз, отойди
Не стой на пути,
Не проси не о чём.

Мою душу закрыли чугунным ключом
И чугунны оковы на моих руках.
Не пытайся меня оправдать.

Я готова смолчать,
Я стерплю, не волнуйся.
Насмешки и горькие плевки.

А когда упаду,
Если я упаду,
Не беги меня поднимать.

Не смотри мне в глаза,
Ведь бывает порою
Я плачу.

Ничего не стоит моя душа,
Ни плевка,
Ни желанья удачи.

Почему же идёшь,
Почему же хочешь быть рядом?
Неужели тебе, неужели же надо?

Не лечи моих ран,
Не ищи моих слов,
Не ищи отраженья...

Знаешь что,
Я совсем не хочу
Ничьего в этом мире прощенья...

20 июня 2008г

Шалтай – Болтай сидел на стене,
Шалтай – Болтай свалился во сне!
Вся королевская конница
И вся королевская рать
Не могут Шалтая,
Не могут Болтая
Шалтая – Болтая собрать!

Все знают этот детский стишок. А давайте пофантазируем и представим себе, что бы было, если бы разные поэты написали его?

Владимир Владимирович Маяковский.

За и против рассмотрим, братцы,
Как следить за треклятым яйцом!
Для того, кто на стенке сидит – не бояться,
Что по пьянке попасть в желтый дом!
Тот, кто скажет – напрасно стараешься,
Разобьётся несчастный Шалтай,
Он бедняга, как лист на ветру шатается,
На стене выбрал самый край!

Да! Пусть вся эта злобная армия,
Прихвостни империалистических сил
Не пытаются собрать новую
Голову, что закон притяжения разбил!
Катастрофа! Леченье бессмысленно!
О, как низко ты пал, старый друг!
Кавалерия, ратники высланы,
Кандалы им надели
за твой испуг!

Другой взгляд. Футуристы не одиноки. Это Александр Александрович Блок.

В окне напротив свет горит,
И вижу, вижу я картину:
Шалтай на стенке всё сидит,
Стихи читает клавесину.
А клавесин – мотив играл,
Мотив сонливый, безыскусный.
О, Боже! Наш Шалтай упал,
Не выдержав, сей доли грустной!
Король послал свои войска,
Чтоб воскресить сего поэта.
Но жизнь поэта не сладка,
А смерть – восьмое чудо света.
Он жил недолго, под конец
Закончил круг своих страданий,
И заключён Шалтай – творец,
В копилку незаметных знаний!

Народный поэт всея Шотландии Роберт Бернс, возможно, написал бы так:
Забор окрашен белой краской,
Шалтай – Болтай сидел не нём.
Развлечь кого-то грустной сказкой,
Нелегкий труд – но долг силён!

Разбит на тысячу кусочков,
Вот Вам паденья результат.
И на могиле пару строчек
Фанатик превратит в трактат:

«Родился – жил – потом скончался,
Писал стихи и песни пел…
Со славой вечной повенчался,
Но жизнь сберечь он не сумел,
Копыта лошадей горячих
Не в состоянии собрать
Шалтая, чей прах ныне спрячем,
А то неграмотная рать
Себе возьмёт – всяк по кусочку,
А поступить нам так нельзя.
Шалтай, - закончить надо строчку
Король ведь так любил тебя!»

Песенка современная (уличная)

На стеночке, на узенькой:
Насвистывая песенку
И ножки свесив в туфельках
Сидел Шалтай у лесенки.
Он ждал, он верил, он страдал:
Надеялся на лучшее.
На будущее он гадал
Незримое грядущее.

Ему предсказано, что вдруг
Прервётся жизнь короткая.
Но наш Шалтай в свой верит круг,
Ведь он – натура кроткая.
Но ветер, ветер-хулиган
Столкнул Болтая со стены,
И боль от сотни страшных ран!
Часы Шалтая сочены!

Напрасно горько плачет мать,
Беспомощна вся армия:
Его не склеить, не собрать
Вот ведь житуха странная.
Мы стали без него черствы,
А солнце света не даёт.
Шалтай – Болтай ушёл, увы!
Коль детский нам стишок не врёт.

Сама себе я лгу напрасно,
Ведь мне себя не обмануть,
Я просто глубоко несчастна,
И в сердце боль, что не вздохнуть.

Сгорели в прах мои надежды
И в пыль рассыпались мечты,
И лишь с экрана, как и прежде,
Светло мне улыбнешься ты.

А одиночество так близко,
Вздыхает тихо за спиной,
И бесполезной перепиской
Заполнен снова вечер мой.

Пишу тебе. Зачем? Не знаю,
Но отказаться не могу,
В словах бессмысленно сгораю,
Не пожелаешь и врагу.

В посланьях этих электронных
Тебе моих не видно слез,
И среди смайлов упрощенных
Любые чувства не всерьез.

И если средь твоих контактов
Вдруг потеряется мой след,
Заметишь? Я не знаю фактов,
Вполне возможно, что и нет...

Смеркалось. Эльвани смотрела окно.
Глаза её были безумно печальны
Кем был это ангел жестоко оставлен?
Безжалостно брошен навеки за что?
Закатный багрянец в бесчисленный раз
Лицо окропил её грустью и страхом
И яростным гневом в преддверии краха
И той же печалью в прекрасных глазах...
Кто жажды её бесконечной достоин?
Кто ангела этого стоит любви?
Эльвани вздохнула. Он где-то вдали.
Но верит и любит, скучает и помнит.
И снова вздохнула. Закрыла глаза.
И вспомнила: вот он, стоит перед нею
В очах его пламя, что с нежностью греет.
Улыбка гуляет на тонких губах.
А волосы вечно растрёпаны ветром
Она в них любила зарыться тогда.
Лицо его было весёлым всегда,
И лишь подбородок был сильным заметно.
Любил он Эльвани носить на руках
Кружиться, смеяться, в безумнейшем танце
Вещать о любви, и любил целоваться.
Таким он остался на веки в мечтах.
И девушка вдруг утонула в рыданьях
Но что это? Плач прекратился её!
Послышалось ей, или кто-то идёт?
Надежда внизапно сменила стенанья.
Скрипнули двери, послышался стук.
Шёпот послышался чей-то: "Эльвани"
Она распахнула, сияя глазами
Но вместо надежды вернулся испуг.
За дверью - фигура, темнее чем ночь
Лицо было скрыто большим капюшоном
И выглядел гость будто дома лишённый
Эльвани спросила: "вам чем-то помочь?"
Но голос, предатель, дрожал от несчастья
"Уже ты забыла меня, Эльвани?"
Спросила фигура с шипеньем змеи.
Без всяких эмоций, без грусти и страсти.
Внезапно сверкнуло и начался дождь.
Хлестать что есть силы он начал пришельца
И девушка, медля, ступила от дверцы
Фигура вошла, вызвав в девушке дрожь.
"Карраген?" - спросила она очень тихо.
Пришелец вздохнул, покачал головой
-"Когда-то имя бывало со мной.
Теперь его нет, я расстался с ним лихо"
Эльвани смотрела на тёмного гостя.
Дрожала, и мысли запутались в ней.
Лицо становилось мрачней и мрачней...
На улице ветер взвывать начал грозно..
Пришелец поднялся. Высокий, худой
Безликий, но что-то в нём было знакомо
Быть может походка, какое-то слово
А может быть меч, что висел за спиной.
А ветер ярился. Рывком леденящим
Влетел он в окно, и пришелец вскричал
Лицо обнажилось, и ветренный шквал
Раскрыл пред Эльвани пришельца ужасным.
В рубцах, без волос, обгоревший в огне
Изорваны губы, как будто в улыбке
Один из рубцов перетянутый ниткой
В глазах - только смерть, и покорность судьбе.
Взглянув на Эльвани, увидел он в ней
Всё то, чего раньше увидеть не мог бы
Он в ней осознал ту бесспорную догму
Что вызвало столько ненужных смертей...
Весь ужас, и жалость в Эльвани глазах
Остатки любви, океан сожаленья
Хватило секунды. Хватило мгновенья.
Осталасть лишь жалость. Остался лишь страх...

Мой верный черный ворон,
Сидящий на моей ладони,
Куда стремишься ты, неугомонный?
Но вряд ли ты ответишь мне.
Ты неприметен в стае ярких птиц
И темен свет, что из твоих глазниц,
Но я тянусь к тебе, не знаю, почему,
То ведомо лишь богу одному.
Возьми меня с собою в небеса,
Но с трав впиталась в платьице роса.
Дождь падает с небес, по волосам струясь,
И крылья сникли. Надо мной смеясь,
Те люди, что не могут нас понять,
Обходят стороной, меня в душе боясь.
Я не одна из них, я выше их, но не могу взлететь,
Мне за тобою больше не успеть.
И я бегу вслед за тобой, но не догнать,
И тянутся ко мне деревьев ветви,
Как сети ловят; мне не убежать,
И хлещет по ногам кустарник плетью.
Туман меня получит в душные объятья,
Обманчивый, меня на месте схватит.
Но слышу с неба крик твой, верный ворон,
И заворчат деревья недовольно,
Отпустят, оттолкнут в слепую тьму,
Но я бегу, вновь за тобой бегу.

Я не знаю, исполнится ли мечта,
Что в моей душе шевелится.
Но я знаю, надежда на это жива,
Она заставляет присниться
Мне синие-синие сны,
В которых живое море,
Что дышит, как дышим все мы,
Кто знал, что есть счастье и горе.
Я сплю уже сотни лет,
Мне снятся высокие горы,
Что могут разрушиться вскоре,
Как рушится все на земле.
И где-то, совсем далеко,
Есть тот, кто дороже всего,
Ушедший в погоню за счастьем,
Хотя оно было рядом.
Я жду его так давно,
Что, сколько, не помню вовсе.
Лет двести, а может, восемь,
Парад наблюдая звезд.
Мне снятся леса и долины,
Укрытые белые периной,
Что спят почти также, как я,
Спят, ожидая тебя.
Ждут звука твоих шагов,
Дороги, покрытые пылью,
Что будут и издавна были…
Но боя не слышно часов.
Они остановятся, всхрипнув,
В последней попытке пробить,
И мне суждено позабыть,
И кровь в моих жилах застынет,
Застынет, чтоб вновь ожить,
Когда ты придешь разбудить.
Я знаю, надежда жива,
Она будет жить всегда.

Два царства.
Глава 1.

«Потомками построено там царствие лжи,
Правят, которым лишь лжекороли.
Там проданы совесть, честь и любовь.
А из поверженных царей вытекает не голубая, а черная кровь.
Там вместо роз цветут терновые кусты,
И об мостовую разбиты головы и детские мечты.
Да, именно здесь я родился,
И по волчьим законам по-волчьи ужился.
Я грабил, пил и лукавил,
Избивая одних друзей, других я забавил.
Я рычал, скалил зубы и шерсть подымал,
Если, что я перепил, кто-то хоть чуть намекал.
Я людей пугал, догонял, убивал,
А позже для шутки за здоровье их выпивал.
Царствие лжи хорошо отработало со мной,
Воспитало Всадника с черной, немытой душой».

Старец, за конем тихо идя,
Недовольно слушал, как Всадник ликует себя.
Старце тихо чихнул: «Пора бы привал».
Уселись и свой рассказ он начал:
«Потомками там построено царствие любви,
Лишь достойные правят там короли.
Там верят совесть, честь и любовь,
И у всех его жителей голубая кровь.
В этом царстве нет ни капле зла,
И у любой детки сбылась мечта».

Всадник злобно фыркнул, посмотрев по всем сторонам:
«Разве возможно, что о рае не сказали бы нам.
Нет, собеседник ты врешь,
И за это от меча моего ты помрешь».
«Нет. Давай до дома детства своего тебя доведу.
Давай под кров свой тебя я пущу. –
Всадника ближе подойти поманила рука. –
И наслаждаясь околодь очага со сладким вином,
Ты осознаешь, где находиться твой истинный дом».
Глава 2.

Боги, смеясь, наслали грозу.
«Пожилей мои кости,
Дальше я никуда не пойду».
И скрипя зубами от злости,
Всадник устроил привал.
И только Дух сны им прислал,
Из темноты вежливый голос сказал:

«Люди? О, Боже! Как я рад!
Вы ведь тоже идете в стольный град?
Я не представился, извините мое не почтение,
Просто с самого начало пути одно невезенье.
Сперва разбойники напали на мой караван.
Я спася, но что в лесу могу сделать я сам?
А эти звери с клыками, словно смерти коса,
А этот шум в темноте, от которого побелела вся борода.
Сейчас я выйду на свет.
Ну, узнали Соловья?
Нет?
Что же, это меньшая мая сегодня беда.
Можно к вам зайди на ночлег?
А хотите, я заплачу?
А хотите песни прекрасные вам я спою?»

Старце обернулся – Всадника нет.
Значит, в кустах натянув тетиву,
Решает, будет ли третий их новый сосед.
«Подходи и присядь. Сейчас похлебку тебе я налью».
Старый сказал, увидев, как Всадник опустил и разредил арбалет.
«Спасибо. Я поем, как только спою».
И Путник нежданный лютну достал,
Очи прикрыл, и песню начал:

«Я люблю поседеть под кленом…
Под кленом, что старше меня.
Под деревом сочно зеленым задумался,
Как обычно бывает всегда.
И вот очи усталые к ветвям поднял,
А Дух или Бог виденье мне дал.
И ветер по древу пощечиной сделал удар.
Он знал, что с детства имею я дар
И как помню, слетела тогда два листа.
Один цветя, улетел. А другой, сгнив, упал на руку маю.
Родственны были они, но разделила сейчас их судьба.
Братьев родившихся в одном и том же дому,
От одного и того же отца».

Не действует на меня приворот оборотней,
Ведь душой я их много темней». –
Всадник сказал, вытащив меч из волосатого брюха Гостя.
«Друг мой, ты ведь спас меня.
А это доказывает, что ты не абсолютно злое,
В тебе Всадник есть и что-то святое. –
Темный на речи такие нечего не сказал,
И Старце Путника лютну поднял. –
Прекрасна работа и струна золота.
За чудо такое получили бы прикуп у любого купца».
И Всадник залился дьявольским смехом:
«Воруешь? Значит и ты не абсолютно святое,
От мародера в тебе есть немножечко злое».
Старый вещицу бросил подальше в кусты:
«Не будем стоять, запрягай коня и пошли».
Глава 3.

Словно два брата прошли весь путь они вместе.
Горе и счастье делили по чести.
Словно два друга пили из чаши одной
Всадник с черной душой
И Старец с седой головой.
Но вот окончен их путь
И на странное царство любви
Всадник с холма может взглянуть:
«Э-э-э… Старый, ты так не шути.
Это же мое королевство».
«Нет. Всадник, Здесь прошло мое детство».
«Нет, смотри. Мальчишка собаку пинает».
«Ты ошибаешься. Он подругу от кобеля защищает.
А вот охранник калеки подать дает».
«Ха! Это он с несчастного подать берет».
И все еще клен рос на холму,
А братья спорили до самого конца.
Так и не узнав, что родились в одном и том же дому,
И от одного и того же отца.

Не смей меня жалеть, я не такая!
Я не приемлю жалости людской.
Лишь потому, что жалость унижает,
Бываю я жестокою с тобой.

Я не хочу, чтобы меня жалели,
Украдкой пальцем тыкая мне вслед,
Я не хочу, чтоб в спину мне летели
Слова, подлей которых просто нет.

Я не хочу ловить чужие взгляды,
Которые брезгливости полны,
Поверь, мне этой жалости не надо!
Как и подачки чьи-то не нужны.

Волк.

Ночная мгла охватила все небо,
Яркие звезды пронзали его
И лишь мерцанье летящего снега
Нарушает вокруг мрачность всего

По белой, снежной дорогое
Бежит он за нею след в след
Тень одинокого белого волка
Отражает в нем лунный свет

Ноги-лапы бесшумно ступают
В мягкий, пушистый снег
Ноздри жадно запах хватают
Ее легких шагов, не оставивших след

И стоит ей очутиться во мраке
Как он в прыжке ее настигает
Неееееет!
И снег от теплой крови тает

Ему нравиться гнаться и настигать
Получать ценой боли свой приз
Он охотник, что любит страстно желать
Она для него всего лишь каприз.

***

Ты устал жить среди серых стен,
Среди холодных взглядов в мире
Где вокруг разбросан счастья тлен.
Где твой крик в итоге тишина,
Где так просто можно лгать в глаза,
Где на пути всегда стоит стена.

Ты думал мир так просто изменить,
Сталью, разорвав дороги вен,
С этажа шагнуть и вниз парить.
Своей смертью доказать им всем,
Что не желаешь терпеть стада плен,
Что выходишь ты из их систем.

И вот другой такой же среди стен,
Холодный взгляд бросает,
Идя ногами разгребает тлен.
Он, как и ты открыто лжет в глаза,
Кричит, не зная, что он нем.
И на его пути стоит стена.