Мы не братья. Мы все - просто соседи в этом мире, мы слышим пение друг друга по утрам, мы слышим все семейные скандалы, мы слишком хорошо знаем друг друга. Но когда нашим соседям нечего есть, мы с полным правом отходим в сторону - как не могли бы поступить с братьями нашими.
Есть соседи, которые живут при кафе. Каждый из них ходит на четырех ногах и смотрит на всякого сыто отваливающегося от стола - с мольбой, с просьбой, с надеждой, что кто-то полюбит его по-настоящему.
А сытый может только встряхнуть плечами и отвернуться.
Есть Сосед, который с самого детства жил при кофейне. Каждый день он видел множество людей, и немногие проходили проверку на его взгляд, на его боль.
На самом деле, если вы думаете, что соседи могут питаться рядом - это неправда. Сосед не получал почти ничего, но все равно ждал.
Он так хорошо знал здесь каждый камень, каждый стол, что не мог покинуть дома. К тому же, он ждал - и боялся не дождаться своей настоящей любви.
Взгляд, полный собачьей преданности - это миф. Это вранье, которым утешают себя люди.
Он редко ошибался. Но раз он позволил обмануть себя.
Они все приходят за чашкой утреннего кофе, который не желают пить в одиночестве. Эти дамы изображают жалость, и гладят по голове, и вздыхают, и поперхиваются сдобной булочкой. Они прижимают руки к сердцу... Они едва не падают в обморок, - ах, какой ужас, бедняжка!..
Но все они разводят руками, когда Сосед с удовольствием позволяет себе обмануться, позволяет себе раскрыться: "Бедняжка, мне нечего тебе дать!"
Все уходят. Все когда-нибудь уходят.
Это дефицит любви - когда мы не можем дать ее, а ведь это так просто.

В сингулярности

ВЫ, ЛЮДИ СТАРОГО ОБРАЗЦА, напоминаете мне партизан.
Представьте, что в лесу, в пуще скрывается лагерь партизан. Город землянок, тайников. Хозяйство. Жёны, дети. Поколения партизан. И бойцы считают, что война ещё продолжается. Когда приходят в деревню, выходят на шоссе, спрашивают: «Сынок, немцы в селе есть?». Люди из мира за лесом их не понимают. И партизаны только утверждаются в своём мнении – да, война продолжается. Посмотрите сами - пленники, «языки» одеты непонятно как. Захваченные машины называются не по-нашему. Разумеется, немцы на селе – есть. А что пленник на допросе и даже под пытками несёт околесицу – так потому что от фашистов шпион. Или прихлебатель. Коллаборационист, мать его, как комиссара внучёк говорит. Так не отпускать же обратно. Пусть отработает за предательство. В хозяйстве руки ой как нужны – самих-то едва-едва на посты расставить хватает. Война.

Что будет с одним из партизан, если он выйдет за пределы лагеря, и поймёт, что к чему?

Да, конечно, я начал смотреть телевизор раньше, чем научился читать. Зато когда научился… Причём утверждал, что сам. Родители, конечно, обижались, а кто тебе буквы объяснял? Очень хотелось, чтоб сам. Да и телевизор смотрел, не одни мультики. И новости, и про науку, документалистику и публицистику. Понимал почти всё. Помнил точно всё. Говорили – вундеркинд, хе-хе.
И всё же, прорыв в сингулярность стал ударом. Даже для вундеркинда.

В школу идти не хотел. Хотел познавать мир самостоятельно. Помню, было шесть лет, рано идти. А тут как раз детей летом на подготовку уводят. Так я спрятался, хе-хе. В подвале отсиделся. Не только подвалы любил, но и природу тоже. Было бы что изучать.
Хотя пойти всё же пришлось. В смысле, в школу. Стою на физкультуре на беговой дорожке стадиона, жду когда же урок закончится. Футбол никогда не любил. Рассматриваю облака. Бац! Голова дёргается от удара. Мячик обратно отскочил. Оборачиваюсь, все смеются, даже девчонки. Сжимаю кулачки. Молчу. По дороге домой думаю, как бы отбрил все нападки насмешников за сегодня.
Еле дожил. В смысле, до института. В школе учиться, конечно, проблем нет, но такая скука. Зачем мне знать всю эту ерунду? Перед институтом за полгода на курсах выучил всё что нужно, чтоб поступить. Хорошо, что все экзамены без разговора с преподавателем. Потому что если у меня что-то спрашивают, я тридцать секунд думаю сначала, а какого чёрта этому дурню от меня надо? Людей это очень раздражает. Людей старого образца. Меня – нет. Тётку из приёмной комиссии я этим дозлил. Потом, когда уже умел входить в сингулярность, я нашёл сознание этой дамочки, и увидел, что смоталась тётка «вовремя» на похороны мамаши. С характеристикой для меня опоздала.
В институте, конечно, проще. Те, у кого одни мускулы и мало мозгов – отсеялись. Нет, и в институте были свои здоровяки-экстраверты, но они, повзрослели что ли. Держали себя в рамках. Поняли что почём. Как раз в моду вошло аниме. Я стал носить приталенные костюмы с рюшечками. Уши-локаторы скрыл копной волос. Лорд из Англии. И пускай дистрофик. Девушки начали смотреть иначе. В конце концов, одна осталась у меня на ночь. Со второй, Аней, «встречались» по ночам часто, тут то и накатила на меня. Сингулярность.
До этого о сингулярности узнал из Интернета. Понравилось движение гиперэгоистов. Подошло по духу. Заточенностью под самосовершенствование и возведением познания в абсолют.
Представьте, как партизан приходит в город. Что сделает с беднягой поток информации? Оглушит. Сведёт с ума.
Я любил глядеть ночью на девушку. Это ведь чудо, что она рядом со мной, жердью с ушами.
Теперь представьте картинку из атласа по анатомии. С мышцами и органами наружу. Теперь манекен. Теперь тело. Человека. В движении. Это я и увидел. Нет, девушка лежала неподвижно – спала. А тело двигалось. Сердце билось. Лёгкие наполнялись и сокращались. И это толика. Я увидел, как бурлит желудок и из пищи извлекает белки-жиры-углеводы. Как эритроциты переносят кислород. Что гормональное средство удержало яйцеклетку от созревания, и моему семени некуда стремиться. Представьте, что человек, с которым вы только что занимались сексом, превратился в каркас из костей. А сверху мясо, жилы, сосуды. Даже мозг в костях виден. Зрение тут, правда, побоку, другое чувство, шестое. Это был просто шок. Вот когда я проник в сознание Ани, в сон, в память – тогда накрыло от души.
Аня позвала на помощь, вытащить меня из шкафа. Соседи, в принципе, и сами проснулись. От крика. Дальше стыдно. Скорая, поза эмбриона, инъекции, психиатр. Отпустили. Переутомился мальчик – студент.
Думаю, нет нужды упоминать, что встречи с Аней закончились. По моей инициативе.
От склочников-гиперэгоистов ушёл, контакты прекратил. Ни к чему. Я эволюционировал. А всё человечество осталось, как было. Людьми старого образца. А может, в этом и была задача учения, подготовить базу для моего перевоплощения, и сгинуть неандертальцами?
Люди старого образца знают много вопросов. Я знаю ответы. В чем смысл жизни, что ждёт вас после смерти, что такое время. Правда, для вас это бесполезно. Как объяснить человеку, каков красный цвет? Как объяснить какова из себя вода?
- Красный цвет огня, крови, тюльпанов. Ах, для тебя они цветом как мышь? Тогда извини.
- Нет, вода отличается от спирта. И от соли. И от газов.
Вы можете померить длину, ширину, высоту пальцами. Я могу пальцами померить время.
Что нужно делать нашему партизану? Спрятаться.
Учёба в институте потеряла смысл. Вот семинар. Доцент Великосветова Кира задаёт мне вопрос. Ныряю в сингулярность. У Киры два сына. Один смотался за четыреста пять километров от мамы-педагога. Бабка в жизни не видала ни одного из внуков. Зато Вовик, наоборот, взял мамашу в оборот. Заставил купить машину и квартиру со сбережений на чёрный день. В принципе, он прав. Дни у доцента Великосветовой наступили чёрные. Сейчас ищет Вовику работу без пыли и с заработком. Смотрю на эту старую женщину старого образца, и думаю – нахрена тебе знать, умею ли я высчитывать кэш-флоу. Разберись в себе. РАЗБЕРИСЬ В СЕБЕ! Кира пропускает сигнал мимо ушей. Кира ставит мне неуд по семинару. Хочу скрыться от этих людей.
Дальше-больше. Помню инспектора по трудоустройству бомжей. Ирина Кочина, тридцать два года. Рост метр девяносто сантиметров и три миллиметра – на пять сантиметров восемь миллиметров выше меня – сложение борца и лицо орка мешают найти спутника жизни. Так я оказался здесь.
Я надеваю кроссовок. Что-то с ним не так. Не мог же размер уменьшиться? Надеваю второй. Такое же ощущение. Сканирую. Размер как надо. Плотность тоже. Даже на уровне молекул порядок. Надо перепрограммировать сканер. Бац. Лютый отвесил подзатыльник.
- Одуван, ну что ты тормозишь?!
Перепутал ноги. Хочу сказать – «всё в порядке, брат, задумался».
- М-му-э…
- Одуван, бери швабру, драй пол.
Лютый – староста по бараку. Я драю пол. В нашем бараке, в кабинетах администрации коммуны. Обижаюсь ли я на грубость Лютого? Мы как боксёры – отличаемся в категориях по весу. Мечта Лютого – накрыть поляну на пятихатку. Моя – пронзить мыслью Вселенную.

Вчера я стоял на перекрёстке, раздавал визитки «Излечение от наркозависимости, алкоголизма, табакокурения». Проходящий мужик скомкал взятую. Ныряю в сингулярность. Дмитрий Кузнецов, тридцать девять лет, учитель. Пришёл домой, увидел в унитазе презерватив. Идёт к жене разбираться. Сканирую память глубже. Жена – тамада в кафе «Сакура». Кондом остался от сестры с мужем, которым оставляла ключ от квартиры. Мимо рабочий несёт брусы из полимеров. Пока я рассчитывал амплитуду и частоту колебаний – бац. Карточки разлетелись по асфальту. Бездельники смеются. Чувствую пинок. Один присматривается и начинает мямлить. Без данных о нищете активности мозга, я подумал бы, что шпанёнок тоже хозяин сингулярности. К несчастью, таких людей нет, кроме меня.
- Эй, поца! Тюфяк, эт, из банды Лютого!
Уходят.
Даже от Лютого есть польза. Даже от человека старого образца. Девочка помогает собрать визитки. Света Гаева, шесть лет. Куда мне спрятаться, если папа сегодня снова придёт в говно и будет кричать?
Сижу на скамейке перед бараком. Смотрю, как по ветвям куста бежит влага. Жду, когда из офиса принесут карточки «Трезвые грузчики».
- Одуван, закрой рот, слюни текут!
Смотрю на себя глазами Мосла. Картина, конечно, та ещё. Голова набок, корпус согнут к кусту, руки как верёвки висят мимо коленей.
- Костян, соберись!
Лютый подошёл. Читаю в мозгу Лютого атавизм, ему, как вождю племени, обидно, что один воин такой рохля. Хочет, чтоб я подтянулся, человеком стал. Я уже стал человеком, балда, я стал больше чем человеком.
Мосол тискает хихикающую девчонку из барака для девушек. Мосол это худоба и мышцы. В кишках живёт солитёр. Я называю его Митюшей. Я представляю, что Митюша мой питомец, всегда хотелось иметь питомца. И Мосол заботится о Митюше для меня. Митюша поселился в Мосле, когда тот съел воблу. Всё это я узнал в сингулярности.
- Костик, пойдёшь с нами? Саша будет непротив.
Саша еле-еле может фокусировать взгляд, губы непрестанно шевелятся. Всё тело пронизано рахитом, живот как при беременности. Родители зачали по пьяни. Родителей тоже зачали по пьяни. На плече расплылась наколка чернилами от ручки – ромб, который избили молотком, а в компенсацию одарили четырьмя завитушками. Это сделал её первый парень, наци-шизик. Вскоре вколол себе вместе с тушью гепатит и помер.
- Одуван, ты должен хоть раз в жизни потрахаться!
- Нуум-ээ…
Я убегаю в подсобку с вёдрами и швабрами. Мосол смеясь преследует меня до двери. Изнутри кладовка, естественно, не запирается. Да и Мосол останавливается на пороге. Улица научила парня, что крыса без пути к отступлению может возомнить себя львом. Уходит. Смогу ли я вообразить себя львом, или хотя бы крысой? Сомневаюсь.
Избегаю того, чтоб меня видели без одежды. Сам тоже давно не видел. Знаю, что органы размножения втянулись внутрь и рассасываются. Зачем они на моей ступени эволюции? Раздеваться, мыться – лишнее. Железы давно трансформировались, запаха нет. С волосами нет проблем. Я – эволюционировал. Обхожусь без еды. Совсем. Всем, конечно, пофиг, ем я или нет. Живу ведь.
Еду в коммуне готовит Африка. Да, бабка в Олимпиаду согрешила с негром. Африка мне нравится. Я бы хотел похвалить стряпню. Теряюсь. Получается только мычать.
Сегодня я возвращался в коммуну вдоль шоссе. Когда проходил под мостом, люди старого образца стали суетиться, метаться. Кто из нас тормоз это ещё вопрос.
Я видел всё глазами бабки-грибницы. Симонова Клавдия, семьдесят два года. Телевизор, кошка, почему у меня такая маленькая пенсия?
Я строил уравнения, по которым трубы с грузовика на мосту вращаются вокруг своей оси и скачут по склону. Одна труба ударила в грудь, отчего рёбра пронзили лёгкие, отбросила на дно овражка, как ребёнок отбрасывает куклу. Потом всё трубы накрыли куклу.
Если б я испытал этот шок, я бы умер. Но я был в сингулярности. И я выжил.
Сейчас я лежу в реанимации. Я отключил боль, так удобней думать. Релюшка в приборе около кровати тоже думает – щёлкать или нет? А может быть так и надо? Может быть, это мой путь эволюции? До соединения с Разумом Вселенной?
Щёлкнула. Сестра ковыляет с поста. Всё.

Васька Ляпин достал в офисе всех. То не так, это не эдак. Задолбал моралями всех и вся. Дежурить-то охранникам ночами приходится, вот и стал наш Вася с год назад брать книги из библиотеки директора. А там – философия одна. Ницше, Энгельс с Марксом, Кант. Голова Васьки не выдержала напора мыслителей, и наш Ляпин пошел раздавать советы. Просят это чудо, не просят – советы сыплются. Как увидит кого, так и завалит цитатами. Если бы по делу говорил, а то невпопад все. И слова-то где такие откопал – не выговорить! То «эмпириокритицизм», то «глобалистика». Тьфу! Одно слово – сбрендил.
Как завидит народ в коридоре силуэт в форме, так норовят все скрыться, куда глаза глядят. Но это еще цветочки. Настал день, когда Ляпин добрался до Библии. Вот тогда наступил полный абзац. Место цитат захватили притчи. Это, я вам скажу, что-то с чем-то! Ну, например, пришла Ленка-секретарша в туфлях на каблучищах. Васька модницу оглядел с ног до головы, да как начал что-то о блудницах вещать. Ленка не поняла сначала, а потом дошло. Что было! Слезы, сопли. Хорошо, Ваську вытолкали на крыльцо, а то и до смертоубийства дело докатилось бы.
Если цитаты терпели как-то, то притчи возненавидели одним моментом. Ваську стали избегать, а тот гоголем ходит, грудь колесом, гордости – по макушку. Проповедник, блин!
Но ученость вышла Ваське боком. Сегодня на Ляпина нашлась таки управа. Директор вернулся из командировки. Четыре месяца – срок долгий. И тут нате – Вася! Идет себе со стороны гаражей, все ботинки в грязи. Где только насобирать столько умудрился? Возле гаражей у нас чистота и порядок всегда. Директор замечание сделал, мол, следить надо за чистотой обуви. Вася не стерпел, что-то про бросание камней вякнул. Мол, «Пусть первым бросит камень тот…» Директор у нас не дурак, просек сразу – в чей огород камешек-то. Тут и понеслось, и поехало. На крик прибежали аж с третьего этажа. Думали – пожар или что-то в этом же роде. Так директор с Васей «разговаривали». А слова-то, слова! Ленка-секретарша и та покраснела.
Что еще сказать? Через час стоял Ляпин на крыльце и крутил в руках трудовую книжку. Хорошо и то, что написали – по собственному желанию. Оно так и есть – никто Ваську за язык не дергал, сам с директором пререкаться начал.
Вот и получается, что начитался если, то храни знания при себе. Особенно, если пользоваться ими не умеешь.

Притча о пяти девушках.

Пять девушек искали дружбы с мужчинами. Четыре приветствовали их лукавыми улыбками и умными разговорами. Лица девушек озаряли румяна, глаза подчеркивали тени, ткани обнимали стан. В их домах каждый день играла музыка, вино текло рекой, горел призывно свет. И мужчины приходили и веселились. Четыре девушки проводили дни с мужчинами в пирах, ночи в широких постелях. И заботы не обременяли их.
Пятая же девушка усердно готовила, подавала подносы с едой и молча слушала мужские разговоры. Вовремя убирала со стола и подавала горячий чай после бессонных ночей. Пришло время, и пресытились мужчины праздниками, на вино смотреть не хотели, леность угнетала, развлечения подточили состояние.
И пошли мужчины на заработки. Четыре девушки остались в своих пентхаусах мужчин дожидаться, пятая же за мужчинами на чужбину пошла. Убирала их дом, стирала, на тяжёлую жизнь не жаловалась. Рады были мужчины видеть пятую девушку в трудное для них время. И разговоры с ней были для них отрадой. И из разговоров узнала пятая девушка, что не заняли четыре девушки места в сердцах мужчин, и что над словами четырёх девушек мужчины потешаются, не кажутся их разговоры мужчинам умными.
Долго мужчины по чужим землям ходили. А когда вернулись, четыре девушки пришли к ним с вином и звали на праздник. И пошли мужчины к четырём девушкам, не в их правилах было отказываться от весёлых праздников. Но не могли четыре девушки удержать мужчин долго. Ни вино, ни музыка, ни широкие кровати не помогали. Мужчины не забывали пятую девушку, приходили к ней за советом и только пятую девушку называли подругой.

На лесной дороге разбойничала банда, девятеро головорезов.
Случилось так, что с утра по лесу проезжал солдат, увидел разбойников и принялся кричать: «Тревога! Тревога!», и тут же стрела сразила его насмерть, потому что «глупо рот разевать, когда надо забрало закрывать» – так говорят карлики.
В полдень ехал наёмник. Этот решил, что с девятью врагами справиться невозможно и бросился бежать, и стрела сразила и его, «на спине бегущего нарисована мишень» – так говорят эльфы.
Это были два выхода из ситуации.
На закате по дороге ехал следопыт. И нашёл десять выходов: девять трупов и один спокойный уход.

Солдату, наёмнику и следопыту показали человека, что лежал на земле рядом с бутылкой вина. Спросили: что с ним?
Солдат засмеялся и сказал: «Я верю своим друзьям! А друзья говорят, что в соседнем кабаке самое крепкое на побережье вино. Этот парень в стельку пьян!»
Наёмник перевернул беднягу на спину и ответил: «Я верю собственным глазам. Беднягу зарезали!»
«А я не верю ничему и никому, кроме самого себя, – сказал следопыт, – и вижу: труп принадлежит грабителю и убийце. Закололи его этой ночью и удар был так быстр, что негодяй даже не понял, что умирает».
«Откуда тебе это известно, неужели ты определил всё по одному лишь трупу?»
«Дело в том, – улыбнулся следопыт, – что это я его убил».

Солдату, наёмнику и следопыту дали задание: придумать лучшую шутку.
Выиграл следопыт. Солдат притворился больным, а наёмник ночью покинул город. Оба знали: со следопытами шутки плохи.

Олег и Оксана были знакомы со школьной скамьи. Сначала друзья, а после окончания школы, стали замечать, что дружба переросла во что-то большее. Им интересно было проводить время вместе, всегда находилось о чем поговорить, да и поняли, что хотят все время проводить рядом и расставания становятся все тяжелее. Решили сыграть свадьбу, но не на родительские деньги. К тому времени жених с невестой были уже людьми самостоятельными, с высшим образованием. Список гостей составили, свидетеля со свидетельницей выбрали, о ресторане позаботились, тамаду нашли - свадьба продумана от и до. Олег пригласил свидетелем друга детства Николая, Оксана позвала в свидетельницы свою подругу Анну. Все веселились на свадьбе...
У Оксаны же на сердце был холодок, что-то Анна на Олега много смотрела...
После свадьбы Олег с Оксаной поехали в путешествие в Чехию, привезли фотографии и сувениры для родственников и знакомых.
Зашли они и к Анне в гости, чаю с тортом попили, поговорили, фотографии посмотрели. На прощание Анна чмокнула в щечку и Олега и Оксану и напросилась в гости.
В среду пришла Анна в гости, торт с собой вкусный принесла, да за разговорами время за полночь зашло. Стала Анна домой собираться. Олег как настоящий джентельмен, вызвался гостью проводить.
На следующий день Анна позвонила Оксане и поблагодарила за вечер. Потом она очень часто стала поводы для встреч искать: то ей молоток нужен, а дома нет, то все что-то у Олега спросить хотела.
Оксане все это не понравилось, стала она Анне все чаще отказывать, а потом они и дружить перестали.
Такие друзья не нужны!