Финал Креатива №14

[Reistlin]

Сообщение от Уши_чекиста

я люблю юмор )

тогда давай склонять Ягайло на написание юмористического рассказа

Сообщение от Лeo

По-моему Ягайло - толстый тролль. А вот почему рассказ этого тролля в финале вместо "Вшей" я так и не понял.

Потому, что так решили люди. Я не думаю, что мы имеем дело с троллем. Скорее всего человек переволновался, вот и высказывает всё что накипело. Лео, такое со всяким может быть.

[Yagailo]

Конечно толстый. Тролль. И нос огромный, как у всех троллей. А вшей надо выводить. Это от грязи.

[Reistlin]

Сообщение от Yagailo

Конечно толстый. Тролль. И нос огромный, как у всех троллей. А вшей надо выводить. Это от грязи.

... и всё жюри под нож...

Скрытый текст - не смотреть:

Скрытый текст - для непонятливых:

[Gorhur]

Весело тут у вас. Особенно, если несколько со стороны поглядывать.

[Эдвина Лю]

Сообщение от Gorhur

Весело тут у вас. Особенно, если несколько со стороны поглядывать.

А тебе бы всё подглядывать

[Gorhur]

Сообщение от Эдвина Лю

А тебе бы всё подглядывать

А то! Национальный спорт ценю и уважаю.

[Ubivec]

Хотите полноразмерных Виталия Обедина отзывов?
"Пипец, Маяковский в чате!"

[Эдвина Лю]

Не просто хотим, а ждем-с!

[Стоп-сигнал]

Сообщение от Ubivec

Хотите полноразмерных Виталия Обедина отзывов?

Предлагаю открыть новое ООО: "Обещанные Отзывы Обедина". В последний раз мы слышали, что они будут на прошлых выходных, ага...

[Лeo]

Да пусть человек читает спокойно. А то за 1 день все прочитает и оценки будут соотвествующие.

[Optimuss]

Друзья, понимаю, что месяц ждать - это никаких нервов и сил, но, справедливости ради, когда меня приглашали в жюри, я сразу предупредил, что буду тянуть.
Во-первых, я пишу достаточно подробные отзывы и это занимает время. Сейчас на пять рассказов у меня уже более сорока тысяч знаков. А будет под полтинник.
Во-вторых, я дополняю обзоры небольшими разборами текста, чтобы поделиться с участниками конкурса тем, что (как нескромно полагаю) умею сам. Таким образом прочитав обзор можно будет не только потешить ЧСВ, но и извлечь толику пользы.
В-третьих, у меня, у сожалению, не так много свободного времени. Каждую пятницу я должен выпустить объемистый, 80-страничный еженедельник формата А3, и это не считая экспертной работы в паре организаций. Поэтому работаю так быстро, как могу.

На основании изложенного "понять и пррррростить" .
Ну или не звать в следующий раз, потому как если вдруг позовете, получится точно такая же картина.
Последний отзыв планирую дописать сегодня и выслать Дмитрию либо ночером, либо утром.
Всем - всего! ))

[Эдвина Лю]

Вот так! И нечего ворчать, милые финалисты )
ЗЫ: в следующий раз - звать, звать, терпения наберемся. Э? )

[Ubivec]

Обедина мы всегда звали, зовем и будем звать. Собственно, вот почему: он единственный из всего участвовашего у нас "звездного жюри" удосуживается писать объемные и вдумчивые отзывы. Это сверхценное свойство...

В общем, без всякого полемизма, я это сейчас докажу. Держите :)

ВИТАЛИЙ ОБЕДИН

Всем дождавшимся – привет!
По традиции сначала маленькое предуведомление.
Все оценки и разборы, приведенные ниже, носят исключительно субъективный характер.
Я далек от мысли, что мои вкусы в литературе близки к идеальными, а понимание того, как стоит строить текст – единственно верное. Тем не менее, раздел «факультатив» рекомендую прочитать не только у своего рассказа, но и у чужих. На сторонних ошибках учиться всегда проще и приятнее, чем на собственных. Опять же лоб (а также ютящееся за ним ЧСВ) целее будет.
Кроме того, хочу отметить: разбирая чужие тексты, я примерялся к ним с точки зрения «а если бы это писал я», и потому не исключено, что исправляя и подчеркивая ваши недочеты, я вместо этого усердно тиражировал собственные. Посему если будет совсем обидно, горестно и несправедливо, утешайте себя этой вероятностью.

NATT HARRIS - ПОДАРОК ОТ ЛАЙЛАНИ

ОБЩИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Рассказ про испытание на прочность.
Более полувека назад Оруэлл в своем блистательном романе «1984» вывел убедительную, хотя и зловещую формулу, доказывающую, что человеческие чувства не рассчитаны на испытание электрическим током. Что когда клетка с крысами находится рядом с твоим лицом, ты неминуемо закричишь: «Не меня! Отдайте им Джулию! Не меня!».
С тех пор (а на самом деле и много раньше) множество авторов в своих произведениях доказывают обратное. Что обычные люди в чрезвычайных обстоятельствах способны на большее. Например, прыгнуть в кишащее акулами море, чтобы спасти человека, который замыслил в отношении тебя подлость.
На акулах, правда, героическая виртуальная реальность заканчивается, и нас, вместе с главным героем, выбрасывает с солнечных Филиппин, предположительно 19 века, в некое отдаленное будущее, где люди продолжают искать ответы на все те же, вечные, вопросы. От «любит – не любит» и до «достоин – недостоин».
Написано простенько. Не без души, но, увы, и без особой фантазии.
Сюжетный поворот с виртуальной реальностью врасплох не захватывает, поскольку к этому времени первая часть истории (где Филиппины, море, жемчужины, акулы) благополучно заканчивается и начинается вторая.
Образ маленькой ныряльщицы получился достаточно логичный и убедительный, а вот других героев за отведенное автором время рассмотреть просто не получается.

АВТОРСКИЙ ХОД

Рискуя обидеть автора, буду откровенен: у рассказа большой багаж недостатков. Во-первых, весьма банально использован и без того уже изрядно затасканный по книжкам замысел с виртуальной симуляцией реальности. Подчеркну: я сейчас не говорю про саму сюжетную завязку с виртуальным отпуском (после Ф. Дика с его «Вспомнить все», блестящего фильм Верховена и унылого ремейка с Колином Фареллом тема просто выполота на корню). Речь о другом.
Множество авторов (причем не обязательно фантастов), используя сдвоенные сюжеты – виртуальность / реальность; сон / явь; физический план / метафизический план и т.д. – так часто прибегают к одному и тому же приему, что превратили его в раздражающий штамп. Это когда сюжет длится-длится, а потом – хоп! – прерывается и начинается вторая сюжетная линия, отыгрывающая события предыдущий.
А в данном случае еще и пресловутого «хоп!» не прозвучало.
Автор просто аккуратно закончил один рассказ (неплохой, хотя совсем не фантастический) с открытым финалом и зачем-то дописал к нему дли-иный и затянутый (на три страницы) второй финал с фтерами, виртуальными туристическими турами и прочими отсылками к sci, понимаешь ли, fi.
Состыковка двух финалов прошла не очень удачно и благодаря второму в сюжете рассказа теперь зияет логическая дыра, рушащая его концепцию, на которой акцентирует внимание название истории.
Дело в том, что Лайнлани не могла привязать веревку к раковине, жемчужину из которой спустя 200 лет добудет Кристоф. Потому, что маленькую и храбрую аму, как явствует из финальных точек над i, убило ударом молнии ДО того, как она нашла соответствующую раковину. Никакого «подарка от Лайлани» Кристоф получить не мог…

ФАКУЛЬТАТИВ

Абзацы.
Абзацы, абзацы, абзацы.
Понятно, что есть авторское видение текста, но принцип разбивки на абзацы должен соответствовать не только настроению, но и «дыханию» рассказчика. Абзац отделяет одно предложение или их группу от других, формируя микротему внутри текста, расставляя акценты.
В правильно выстроенном тексте микротема должна быть за-кон-че-на.
Иначе
речь начинает
звучать
как-то так.

Пример:

«Лайлани работала одна. Не потому, что была гордой или хитрой - просто так сложилось. Другие девушки пошли в частные артели, а у семьи Айдори до последнего времени была своя артель, шесть сестёр - ама*, одна другой лучше.
Благодаря усердию сестёр и мудрым наставлениям матери семья не бедствовала, и общими усилиями они собрали хорошее приданое каждой.
Но настало время, и девушек разобрали женихи. Пять свадеб за четыре года!
Теперь трое будут работать на мужей, а двое получили отдых от ежедневных ныряний за жемчужницами - их забрали в состоятельные семьи».

К выделению жирным еще вернемся, а пока про разбивку.
В этом куске текста две микротемы. Первая рассказывает о существовании семьи-артели, вторая – о личной судьбе девушек. Но автором использовано четыре абзаца. То бишь произведено
лишнее
дробление
текста.
Что сбивает «дыхание рассказчика» в самом начале.
Теперь к выделениям. С данным фрагментом есть еще одна проблема: ситуацию усугубляют лишние уточняющие и повторяющиеся слова. Дважды «артель» в одном предложении, лишнее местоимение «они». Меж тем, достаточно просто выбросить их из текста, изменить глагольные окончания и, поверьте, читаться хуже не будет.
А если переписать, так и вообще хорошо получится.
С местоимениями, кстати, вообще беда.

«Там, за большим коралловым рифом, она останавливала своё маленькое судно и сбрасывала с него привязанный к верёвке камень.
Надувала большой бычий пузырь, стягивая его длинной бечёвкой, которую так же крепила к носу лодки, а уж потом цепляла к пузырю свою веревку, на которой спускалась вниз. Страховать Лайлани было некому...»

Коль скоро Лайлани в море одна, то мы (читатели) в курсе, что и суденышко и веревка – ее. Чьи еще-то? А местоимение «его» легко заменяется на безатрибутивные «края».
Понимаете, когда герой что-то достает из кармана или, наоборот, кладет туда, нет нужны всякий раз подчеркивать, что это ЕГО карман. Не обязательно вешать на дерево табличку с надписью «вот это – дерево».
Доведя до абсурда «деревянный пример»:

«Он залез в свой карман, вытащил собственный бумажник и пересчитал его деньги».

Выбросьте ВСЕ три местоимения, и предложение – наконец-то! – начнет звучать по-человечески.
Теперь от деталей к общему. Текст также нуждается в незначительной чистке от штампов. Ветер, к примеру, может не только «неистово дуть», а тому, что находится под поверхностью воды, можно подобрать и иные эпитеты, помимо «подводного мира».
Безусловно, в самом использовании привычных фраз и устоявшихся выражений нет ничего плохого. Мы же не саги викингов пишем-читаем, чтобы постоянно использовать вычурные синонимы-хейти; нам не обязательно всякий раз придумывать что-то вроде «червь пенных волн быстроходный» вместо того, чтобы просто сказать «драккар». И, тем не менее, крайне нежелательно злоупотреблять устоявшимися фразами на одной и той же странице. И уж тем более не надо это делать в пределах одного абзаца.
Читатель может подумать, будто у автора проблемы со словарным запасом.
И, напоследок, о внимательности к деталям.
В первой части рассказа автор хорошо проработал филиппинскую тему. Один момент меня, однако, смутил:

«Лайлани знала, что нельзя близко подплывать к подводным скалам, там таились ядовитые мурены и актинии, а в пещерах могли прятаться мако или скаты».

Акула не может прятаться или таиться по причине устройства своей физиологии. Акула может дышать, только двигаясь, и потому вынуждена двигаться всю свою жизнь – от рождения и до смерти. Если акула затаится, то просто утонет. Есть правда, рассказы о проточных гротах, на дне которых якобы могут спать акулы и о прибрежных хищницах, которые дремлют в зоне приливов, но то, о чем говорит автор, явно не из этой серии.

ПЛЮШКИ

При всех недостатках текста, у него есть одно несомненное достоинство. Ну, по крайней мере, для меня. Читая его, я ощутил памятный с детства привкус «островных» рассказов Джека Лондона. Нарочито простых и по исполнению и бесхитростных в плане сюжета, и в то же время очень сильных по степени воздействия.
В школьные годы, в любом мальчишке эти рассказы включали воображение на полную катушку. А как же! Пальмы, море, ныряльщики за жемчугом и прочее «алоха оэ!».
Мне это навсегда в память врезалось, поэтому сейчас при чтении испытал приятное чувство ностальгии.
Да и вообще у рассказа хорошая аура. К сожалению только этого мало, чтобы перекрыть все прочие недочеты.

[Ubivec]

ЖЕЛТЫЙ - ЛОШАДИНАЯ СМЕРТЬ И ЖЕЛЕЗНАЯ ЗМЕЯ

ОБЩЕЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

Рассказ представляет собой вариацию на «вечную» тему столкновения традиций и будущего, надвигающегося на них извне, гремя железом и шипя паром. И коль скоро люди, как хранители традиций, не хотят или просто не способны дать этому будущему отпор, за дело берется Природа (ну или Некие Высшие Силы).
Сам сюжет о том, как Природа отвечает на непочтительность / агрессивность / непомерные требования человека самым наглядным и отнюдь не образным способом, безусловно, не нова. Разные авторы, подходя к ней, брали разную высоту – от притчей и памфлетов до полноразмерных романов («Царь-Кровь» Саймона Кларка) или даже циклов («День триффидов» и его продолжения).
Форма и фабула, которые использовал автор данного рассказа подобраны достаточно удачно и не выглядят замыленными.
Некая условно-альтернативная держава для поддержания военной мощи реквизирует (ладно, выкупает) все больше и больше лошадей у кочевых племен Киира, постепенно обрекая живущих в степи на потерю всего, что составляет саму основу и смысл жизни. Ведь нет лошади – нет степняка.
Баланс нарушен, и неминуемо одно из двух: либо угасание степных людей с последующей урабнизацией, либо конфликт с цивилизованными пришельцами. Автор выводит третий вариант – вмешательство НСВ, которые жестоко и бескомпромиссно останавливаю зло… в том понимании, в каком оное зло видится обитателям степи.
Если потерпеть неуклюже написанное начало, то получилось в итоге неплохо.

АВТОРСКИЙ ХОД

На мой взгляд, заголовок очень неудачен, поскольку является фактическим спойлером истории. Благодаря ему еще до середины текста становится очевидным: все события и беды в степях как-то завязаны на «железную змею» - паровоз. А это скрадывает удовольствие от чтения: все, теперь я примерно знаю, чем все закончится, и вопрос только в том, как автор подведет к финалу? Как будет уничтожать железную дорогу?
Было бы гораздо лучше, оставь автор читателю возможность нащупать аллюзию (и без того достаточно простенькую) «паровоз – железная змея» самостоятельно, без глашатайского крика в самом начале.
В целом же рассказ мог бы претендовать на более высокое место в табеле о рангах, удели автор чуть больше внимания работе с текстом. Есть два принципиальных момента, на которые стоит обратить внимание:
Во-первых, хорошему восприятию истории сильно мешает корявое «неэластичное» начало, через которое надо еще продраться. А ведь первая пара фраз всегда задает тон чтению. Это ведь своего рода презентация произведения.
Во-вторых, нарочитое упрощение текста органично смотрится в диалогах и монологах, которые ведут степняки (как особенность речи), но весь рассказ, составленный из простых предложений, смотрится «бедно». Добро бы это было оправдано стилем (как, например, в рассказе «Точка невозврата»), так ведь нет. Стилизации, как таковой, здесь не присутствует.
Ей мешают цивилизованные герои романа, которые не позволяют подать историю, например, как монолог степняка-киирца.

ФАКУЛЬТАТИВ

Еще раз: начало очень важно.
И это вдвойне актуально, если предлагаешь текст для оценки (а с конкурсными рассказами ведь именно так обстоит – подразумевается, что их будут воспринимать критически, причем в потоке других таких же). Текст «Лошадиной смерти» начинается не то, чтобы плохо… Коряво.
Первые фразы состыкованы между собой неловко, точно кирпичи разной длины и формы, торчащие из одной кладки. Неказисто для фасада.

«Конь вошел в поле травы ирыз, первым попробовал спелые красные стебли. Один из пастухов с восхищением смотрел на лоснящуюся шерсть Кырыча, думая, что за возможность иметь такого жеребца сам с радостью стал бы уланом или гусаром»

Что не так?
Прежде всего, автор демонстрирует нечувствительность к языку. К примеру, не могу с уверенностью сказать, что фраза «вошел в поле» неправильная, но уху (и глазу) куда привычнее «вышел в поле».
«Войти в поле зрения» – нормально. «Войти в поле интересов» – тоже нормально.
«Войти в поле травы» – неестественно. Вон даже и в песнях поют: «вЫйду в поле с конем…».
Во втором выделенном фрагменте портит текст лишнее деепричастие «думая», на которое громоздится еще и тяжеленный и просто недопустимый в литературной речи канцеляризм «возможность иметь».
Зачем вообще нужны эти промежуточные глагольные формы? Когда между автором и читателем есть телепатия (термин Стивена Кинга), то постоянные пояснения по тексту – что делает / думает / планирует персонаж избыточны и потому не нужны.
Фраза вполне нормально звучит и без этих довесков.
Вычурность языка нужна, когда уместна и оправдана. А если она противоречит внутренней логике повествования, надо перефразировать. Грубый пример: когда мужчина смотрит на женщину статей Анны Фальчи (ммммм…..), он не думает, что «за возможность иметь такую женщину» он пошел бы в гусары.
Он думает «эх, вот дала бы такая!».
Хороший писатель передает мысль так, как она звучит. А если начинается нагромождение слов, то вариантов два. Первый – причина кроется в неумении сформулировать эту самую мысль. Второй – в нежелании потратить на это свое время.
А ведь на самом деле все чистится просто:

«Один из пастухов с восхищением смотрел на лоснящуюся шерсть Кырыча. Хорош! Чтобы заполучить такого жеребца под седло он бы с радостью пошел в уланы или гусары».

«Хорош!» тоже можно выкинуть – совершенно безболезненно. Это акцент, необязательная часть текста, которая ставится по желанию автора, чтобы усилить восприятие отдельного фрагмента. Или не ставится.
Утешает, что корявости длятся буквально несколько предложений, посвященных явлению Кырыча (эдакий мини-пролог). Дальше, с момента прибытия главного героя на перрон, тон повествования выравнивается, и читать можно уже не морщась.
Теперь про излишнее упрощение текста. В чем это выражается?
В том, что автор и впрямь злоупотребляет простыми предложениями,
Но точка. Это не только. Отбив фразы.
Это еще и темп, и дыхание рассказчика.
Если рассказчик все время делает паузы – в том числе, когда они необоснованны – невольно напрашивается вопрос: да что с ним такое? Слова с трудом подбирает? А может у него вообще астма?

«Кастер полюбил конные прогулки еще в студенчестве. Правда, в последующие годы он редко оказывался верхом, но сейчас старые навыки вспомнились быстро. Надворный советник нанял в гостинице трех лошадей для себя и спутников. Так же на станции нашелся проводник, готовый довести их до стоянки семьи Гходо-мэд».

Проверка на «нужность» точек проходит примитивно: просто замените точки меж выделенными словами запятыми и прочитайте.
Текст, казалось бы, ничуть не изменился, но повествование стало гораздо более плавным и ритмичным. Если не верите, можете прочитать вслух оба варианта – только честно, не мухлюя с самим собой. Точки обозначайте как паузы, а запятые – как короткие паузы.
Звучание все расставит по своим местам. Сразу станет очевидно, нужно ли вам на столько пауз на такой короткий фрагмент текста? Особенно если, повторюсь, стилистически это необоснованно.

ПЛЮШКИ

Если честно, немало повеселился в процессе чтения. Дело в том, что я из Якутии (сам, правда, не якут, но не страшно). У нас словом «аргы», в рассказе обозначающем «смерть», называют «огненную воду». Сиречь, спиртное. Отсюда запускается забавный ассоциативный ряд: аргы –> водка –> зеленый змий –> змей -> железная змея -> паровоз -> Аргозлум!…
Круг замкнулся, я вышел на сюжет рассказа.
Если автор ниоткуда не позаимствовал это слово, а придумал его сам, то в мире явно есть ноосфера, из которой в его голову выпал именно этот набор букв, оптимально укладывающийся в канву сюжета на подсознательном уровне.
И, безусловно, впечатляют финальные «кадры».
Табун, либо стадо мертвых животных – картинка отнюдь не новая (можно Саймона Грина, например, вспомнить, да у меня и самого в «Песни крови» оживают туши бычков, забитых для нужд армии Ура), но всегда эффектная. А если ее умело нарисовать…
Автор набросал картину скупыми и расчетливыми мазками. Получилось отлично. Очень хорошо визуализируется, и потому - плюс в карму рассказа.

[Ubivec]

ЛЕОНИД ГОРБОВСКИЙ - US AND THEM

ОБЩЕЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

Знаменитое «Рождество в окопах».
Репортаж «Дейли Мирор» о футбольном матче 1914 г. «Фритц против Томми».
Неотправленное письмо солдата немецкой армии (последнее такое, кстати, нашли не так давно, в 2006 г.)…
Яркие элементы пронзительной истории о человеческой усталости от бойни и кровопролития.

[Для автора рассказа «Подарок от Лайлани» (см. соответствующий факультатив) обратите внимание: вот здесь четыре предложения, представляющие четыре самостоятельных абзаца уместны. Почему? Они обоснованы стилистически – выбранным тоном: повествующий тяжело роняет фразы (три первые предложения), настраивая на звучное, а то и пафосное подведение под ними резюме (четвертое предложение). Компренде?]

История получилась совершенно не фантастическая, поскольку все описанное (кроме главных героев) – факты и быль. Автор взял их для антуража своего рассказа и… и в общем, ничего больше не сделал. Рассказал историю, как она была. Или могла быть.
Честно говоря, не совсем понятно, что рассказ делает в финале конкурса фантастических произведений. Нет, ну то есть я понимаю, что автор намекает на то, что такое поведение выглядит как рождественское чудо, а от чуда до фантазии (и дальше до фэнтэзи и фантастики) рукой подать. Только что с того?
Во-первых, фантастическим от этого текст не становится ни разу.
Во-вторых, подобных случаев было немало. Война обнажает не только самое плохое, но и самое хорошее в людях. Филипп Македонский рыдал над «священным отрядом» Фив и велел поставить им памятник. Полководец Камилл, осаждавший Фалерий, город фалисков, велел связать и выдать горожанам учителя, который обманом завел их детей в лагерь римлян, дабы те могли взять город без боя. Мусульманин Саладдин при захвате Иерусалима проявил такое милосердие к части пленников, что устыдил христианских священников…
В итоге данный рассказ получился своего рода прелюдией к известному (и кстати, уже описанному в некоторых произведениях) историческому факту – рождественскому футбольному матчу 1914 г. Таких матчей вообще-то было несколько, но в историю вошел один конкретный, о котором писала «Дейли Миррор», закончившийся со счетом 3 : 2 в пользу «Фрица».

UPD:

Уже написав все вышеизложенное, я полез в условия конкурса, и обнаружил, что жанр рассказов может быть любой, что делает бурчание совершенно неуместным. Однако, поколебавшись, менять уже не стал. Пусть останется, как напоминание автору, что целевую аудиторию стоит все же учитывать.
Мы ведь куртуазные варианты «пишу для себя / для души» - не рассматриваем? Это лозунг графомана, а не писателя, который всегда пишет для тех, кто его будет читать.

АВТОРСКИЙ ХОД

Автор выбрал эпистолярный жанр, и это не лучший ход.
Поясню.
Если рассказ стилизуется под ведение дневника, он и должен читаться как дневник. Беллетристические изыскания в дневнике смотрятся неуместно. Эпоха Брема Стокера, увы, миновала.
Важное уточнение: сейчас я говорю не об описании природы, тягот солдатских будней или философских размышлениях о смысле жизни и прочем. Я говорю о тех эпитетах и уточнениях, которые «автор дневника» считает нужным отобразить, и которые здесь так же неуместны, как кружевной платочек в нагрудном кармане.
Например, атрибутика диалога в дневниках выглядит абсолютно излишней, если только она только не связана с действиями (взял за руку / показал / передал). Варианты вроде:

«Дела те ещё, - вторит Клаус, задумчиво почёсывая отрастающую бородку»

неуместны.
Или как? Вы реально думаете, что у человека, который сидит и выцарапывает строчки, скрючившись в окопе, походной палатке или тесном блиндаже, вот это – самое главное воспоминание, которое надо зафиксировать? Как Клаус чешет бороду?!
Опять же настоящее время для дневника выбрано совершено неудачно. В дневниках люди фиксируют обстоятельства прошлого, ярко отпечатавшиеся в памяти. Делают зарубки на собственной памяти. А вот переживают их заново – подробно, в деталях, дополняя картину штрихами восприятия – уже много позже.
И соответствующий жанр называется иначе. Мемуары.
Можно, конечно, ответить, что люди разные и дневники бывают разные, но я тут проявляю субъективизм и слушаю своего внутреннего Станиславского. Да и опыт по чтению дневников и мемуаров исторических деятелей у меня достаточно большой, поскольку по основному образованию я историк.

«У меня было вполне хорошее Рождество, я полагаю, потому как я был на линии фронта. Канун Рождества был довольно жёстким, часовые ходили по бёдра в грязи… У нас было перемирие в день Рождества, и наши немецкие друзья были довольно дружелюбны. Они подошли к нам, и мы обменивали мясные консервы на сигареты».

Это не из рассказа.
Так пишет реальный солдат (Рональд Макинан, 1916 г.) в реальном окопе. Скупо и только о самом главном. Потому что нет времени и сил расписываться.
В одном абзаце – все. 1) Отношение к происходящему (хорошее Рождество для фронта); 2) описание основных тягот (грязь) и 3) главное событие (перемирие).
А еще в этом абзаце нет место тонким эмоциям. Война пережигает чувства человека, глядящего в лицо смерти. Они во многом становятся синкретиками.

ФАКУЛЬТАТИВ

Технически рассказ, несомненно, один из самых сильных в финале.
У автора есть слог, богатый словарный запас и проработанный материал (последним себя в последнее время райтеры особо не утруждают – фэнтэзи всех избаловало). Кроме того, видно, что текст вычитан и вычищен – убраны незначительные «блохи» (большинство), почти нет тавтологии, лишних местоимений и т.д.
Придраться можно разве что к неукротимому желанию напихать как можно больше подробностей в один фрагмент текста, которое время от времени накатывает на автора. Это не только неправильно для выбранного формата, но и просто вредно.
Словоизбыточность не делает текст хорошим, зато позволяет его набить ошибками.

«В наспех отрытом блиндаже тесно, но место напротив входа пустует: попади такой [снаряд] в борт траншеи, веер низко летящих осколков оставит клочья от плащ-палатки, занавешивающей проём – и от человека у стены».

«Наспех отрытом», «низко летящие» и «занавешивающий проем»? Для одного предложения слишком много глагольных форм описательного характера (при этом нужное слово («снаряд») пропущено)! Они ломают предложения, делают его несбалансированным, громоздким и неживым. А ведь это – дневник солдата, у которого нет лишнего времени на лишние строки.
Одну можно оставить, две – с натяжкой, три – явный перебор.
Далее: вариант «в наспех отрытом» отлетает вообще сразу. Блиндаж хоть и является подземным фортификационным сооружением, но все же технически не роется, а сооружается. Это ощущается на уровне подсознательных ассоциаций. А если этого мало, то можно и этимологию слова посмотреть. Блиндаж – все-таки не от слова рыть, а от французского blinder – бронировать, покрывать броней.
Вторыми отлетают «низко летящие осколки». Если они могут угодить в подземное (sic!) сооружение, ежу понятно, что летели – ниже некуда.
Поэтому куда лучше фраза звучала бы так:

«В блиндаже тесно, но место напротив входа пустует: попади разрывной снаряд в борт траншеи, осколки оставят клочья от плащ-палатки, занавешивающей проём – и от человека у стены».

Впрочем, таких неловких фраз в тексте немного, и если их не искать сознательно (а я все-таки ищу, поскольку помню, что читаю конкурсные произведения), то они и не цепляют глаз. Ну, почти не цепляют:

«Безделью, муштре и брюквенному рациону – тоже, сколь бы незыблемыми они не казались».

Автору, коль скоро он очень серьезно относится к тексту, к слову, следует обратить внимание на подбор адекватных образов, отсылок и экивоков. Другим участникам конкурса я таких претензий не предъявляю, но здесь планка заметно выше, а значит и моя мелочность уместнее.
Оные образы, отсылки, экивоки (аллюзии, намеки, репосты и преведы) могут быть как лишне-неточными (см. предыдущий пример с блиндажом), так и неудачно-неуместными. К примеру, эпитет «незыблемый» применительно к «безделью, муштре и брюквенному рациону» звучит очень неловко.
Незыблемое правило? Да.
Но «незыблемое безделье»? «Незыблемая муштра»? «Незыблемый рацион»? Нет, не сочетаются. Как и в случае с блиндажом несочетание идет на грани ассоциативного восприятия.
Конкретно в данном случае уместнее было бы «неизменный». В этом случае, кстати, не потребуется отсылки и на «кажущееся» состояние.
Впрочем, это мое личное ИМХО. «Преступления» против языка в этом примере точно нет, есть шероховатость, раздражающая придирчивый глаз, но не факт, что очевидная для других.
Из более серьезных замечаний автору: следует уделять больше внимания достоверности персонажей.

«Молодёжь рвётся в бой: им не важно, куда и против кого. Мы, старики, только переглядываемся понимающе».

Штефан, которому принадлежат эти слова, только 6 октября выдвинулся на фронт. Но «стариком» (старослужащим, ветераном, человеком, нюхнувшим пороху) стал считать себя уже 10 ноября. Я понимаю, что на войне (а уж тем более на передовой!) время – понятие относительно, но уж слишком быстро прошла эволюция.
И месяца не пролетело!
Из этой же серии другой упоминаемый персонаж – хитрый ирландец Фергус, разводящий журналиста из Лондона на пайки. Что не так? А вот что: в письме английского писаря немцы именуются то «фрицами», то «колбасниками», а вот Фергус – исключительно ирландец. При том, что всю жизнь ирландцы в армии британских Величеств были «пэдди». И коль скоро наш писец позволяет себе жаргонизмы, это было бы справедливо и в отношении Фергуса.
И, кстати, «фриц» и «колбасник» в одном контексте тоже не сочетаются. Первое – самоназвание немцев, которое союзники использовали нечасто и без презрительного оттенка, а второе – уже презрительное прозвище. А коль скоро речь зашла о презрении, то уничижительно немцев во время первой мировой войны кликали «бошами» (первыми начали французы, потом слово распространилось по всей Антанте) или «гуннами» (это уже англичане).
«Фрицы» и «гансы» тоже были, но негативный оттенок эти прозвища получили уже ближе ко Второй, а до того – больше самоназвание. Именно поэтому, кстати, в публикации «Дейли Мирор», посвященной знаменательному футбольному матчу 1914 г., который стал кульминацией рассказа, немцев называли именно «Фрицами». Чтобы не оскорбить.

ПЛЮШКИ

Ну, конечно, тут не обошлось без Ремарка.
Ни в жизнь не поверю, чтобы автор не был знаком с (пожалуй) самым знаменитым и (а это уже не пожалуй) лучшим романом о Первой Мировой. Я это не в упрек говорю, а просто констатирую факт. Хорошая литература оставляет хороший отпечаток на своих читателях, и по автору рассказа очевидно.
«Значит, верные книги ты в детстве читал» и все такое…
И напоследок: я понимаю, что автору нравится «Пинк Флойд», и под них же видимо, рассказ писался.
НО!
Название одноименной песни в качестве заголовка рассказа (я правильно понял?) – совершенно неудачно. Во-первых, мимо большинства читателей, во-вторых, английские фразы в качестве заголовка русскоязычных текстов почти всегда моветон.
Хотя сама песня – в кассу. В смысле – в эпиграмму.

[Ubivec]

РУТА ПЕНТА - ДАЖЕ ЕСЛИ НЕБО ОТВЕРНЕТСЯ ОТ ТЕБЯ...

ОБЩЕЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

Прежде, чем перейти к впечатлениям и разборам полета, хочу предупредить автора: ругать буду много. Но – по делу. Постарайтесь не обижаться, а понять, почему ругаю.
Заочно вельми понежен.
Итак, впечатления. За очень плохо написанным вступлением (см. «факультатив») начинается непростая история понимания. Главный герой, обнаруженный и выхоженный странной женщиной, должен будет пройти с ней определенный путь (в прямом и переносном смысле), чтобы понять, с кем его свела судьба и принять решение – как поступить со своей спасительницей.
Узнавание тяжелое, а выбор так и вовсе мучительный, и автору очень удачно удается передать это. Без надрыва. Ни тебе родных осин, заляпанных кровью невинных младенцев, ни раздирания на груди последней тельняшки и прочего трагического пафоса. И это хорошо.
А то ведь откровенно дурной заголовок программировал на обратное.

АВТОРСКИХ ХОД

В истории о Федоре и Мире есть много от притчи, однако автору удалось выдержать баланс между повествованием и театральной декламацией (для притч свойственно), в результате чего получился все-таки именно рассказ.
С дурным, как уже говорилось выше, заголовком.
Когда я писал отзывы на прошлый «Креатив», то уже обращал внимание участников конкурса на «красивые» и «многозначительные» названия. С тех пор своего мнения не изменил и потому упорно утверждаю:

«Я всегда с большой настороженностью отношусь к рассказам, которые начинаются вот как-то эдак «Оглушительное безмолвие вселенной», «Ожидая чуда», «Тихий зов мечты»… Есть в этом красивая, поэтичная и унылейшая банальность.
На грани пошлости.
…
Друзья, избегайте выспренно-красивых банальностей [в названиях]. Они пошло звучат. Почему для Олега Дивова не зазорно назвать конкурсный рассказ «Кошки-мышки»? Почему рассказы Олди называются просто и интригующе: «Ничейный дом», «Пять минут взаймы», «Скидка на талант»?
Заголовок – первое, на что натыкается читатель, когда принимается за ваш рассказ. И когда его пытаются заманить вторичной красивостью… не знаю. Я бы прошел мимо. Пишу это не для того, чтобы выпендриться или словей ради. Искренне хочу дать ценный совет – обзывайтесь проще, звучней, оригинальней».

Фраза «даже если небо отвернется от тебя…», вынесенная в заголовок – пошлая банальщина. Или банальная пошлятина.
Именно поэтому было очень странно обнаружить за ней совершенно необычный, неизбитый мир, с очень простой, очень народной, но при этом достаточно оригинальной космогонией. Всевышний сотворил мир и народы, живущие в нем, после чего удалился, оставив присматривать за делом рук своих неких хранителей. Каждому народу – свой хранитель, который в ответе за свою паству, только не в религиозном, а скорее в ментальном и нравственно-этическом плане. Связь меж ними неразрывная, однако же, и не прямая, что делает отношения очень непростыми.
По ходу повествования автор регулярно грешит против русского языка, но на интуитивном уровне очень хорошо подбирает интонации, тона и полутона. Выдержанный в осенних красках, рассказ буквально пронизан ощущением увядания. Должен сказать, это несомненный плюс. Не все, в том числе и очень сильные писатели, умеют держать ноту чисто.

ФАКУЛЬТАТИВ

Подайте парабеллум и патроны. Требую комиссарского тела для расправы, садизма и прочих непотребностей!
Текст грязен.
Местами безобразно грязен.
И что хуже всего, в эту грязь читатель вляпывается с самого начала. Мало унылого предчувствия, которое задает «красивый заголовок», так читатель ну вот прямо сходу натыкается на кривущие фразы:

«Сначала не было ничего, темнота. Потом из темноты появился бледный свет, запах сырости и плесени и ещё один, кажется, мяты».

Разрыв мозга, если честно…
Не было ничего, или все-таки была темнота? Автору стоит определиться.
А темнота, как источник запаха – это что за кракозябра текста?
Поясняю: в близкой по звучанию фразе «темнота пахла сыром» можно найти смысл, поскольку читатель сразу, на автомате, проложит ассоциативный мостик: ага, значит, в темноте есть, нечто, способное пахнуть сыром. Но фраза «из темноты появился запах…» – нелепость.
Темнота как явление – есть отсутствие. Отсутствие света. Отсутствие [чего либо] не может пахнуть! Если ночью вы выключите свет в комнате, она не наполнится запахом сыра, потому что это две вещи меж собой не связанные.
А с продолжением «запах сырости и плесени» мы получаем и вовсе нелепую нелепость. Сырость, как правило, не обоняется, а ощущается, а если она, сырость, все-таки пахнет, то чаще всего как раз плесенью.
Казалось бы не страшно.
Казалось бы, можно «понять и пррростить», потому что в принципе ясно, что хотел сказать автор. Да и читается более менее. Но…
НО!
Наталкиваясь на сломанные ассоциативные ряды, читатель сначала теряется, а затем начинает испытывать подспудное раздражение к тому, что он читает. И не верьте тому, кто говорит обратное: это или вам стараются сделать приятное, или говорят дежурные фразы, или у человека тупо невзыскательный вкус.
Только уверенные ассоциации, возникающие в процессе чтения, создают настоящую телепатию между читателем и автором. А без телепатии нет чтения, есть скроллинг букв или потребление информации.
Увы, и этого мало. Сразу за корявым вступлением мы натыкаемся на череду «ленивостей» от автора. На самое начало текста приходится огромное количество неопределенностей: всевозможные «в чем-то», «почему-то», «кто-то», что-то» и «кажется». И все это безобразие на первой половине первой страницы!
Драгоценный мой автор, это у героя может возникать шестьтыщдвестидесятьмиллионов вопросов относительно происходящего вокруг него. Если же неопределенности проистекают от автора, который вещает нам историю от третьего лица, это говорит об одном. О неумении передавать информацию читателю, что влечет за собой разрыв контакта автора с читателем.
Есть множество литературных приемов, позволяющих передать ощущение недоумения персонажа или его потерю ориентации в пространстве / времени. Если же автор вместо них использует штампованные заготовки вроде «кто-то в чем-то», то причиной тому либо лень, либо малый словарный запас.
Что выбираете?
Дальше рука автора расписывается, и текст идет много легче, но – опять поучительное «НО!» с важно задранным кверху пальцем! – первые строки задают тон восприятию рассказа, и об этом всегда важно помнить. Именно поэтому я часто советую авторам (а чаще – молодым журналистам, которых беру на стажировку) – не начинайте «с самого начала». В восьми случаях из десяти вы осложните себе работу, мучительно тыкаясь в чистый лист и, громоздя на него кучу нелепостей, натужных и ненужных предложений или целых тезисов, которые потом жалко будет выкидывать и лень переписывать.
Пишите с середины.
А еще лучше – с того фрагмента, который в голове сейчас, вот в этот момент, «отсвечивает» ярче всего. Он и получится наиболее ярким и сильным пятном в тексте, потому что подкожно вы уже знаете, как этот фрагмент надо писать, а, главное, для чего его надо писать. К тому времени, как вы полностью выложите на бумагу эту главную сцену – распишите руку. И сможете нацарапать или настучать ею внятное, читабельное начало своего шедевра, после чего можно будет уже с чувством и расстановкой пойти по тексту в хронологическом порядке, или как вы там пишите.
Главное в финале не забудьте вернуться к пресловутой сцене и догранить ее расписавшейся рукой, чтоб уже не отсвечивала, а прямо сияла.

ПЛЮШКИ

Ничего такого особого «плюшечного» на память не пришло. Нет, мне, безусловно, приходилось читать книги о богах, которые обрели смертную оболочку и жили среди людей, принимая определенные физиологические ограничения и обязанности (например, цикл Роллингс «Хроники убийцы богов» или «Князь света» Желязны), однако же, все прочитанное было немного в ином контексте.
Именно поэтому рассказ мне (как ни странно вдруг прозвучит после всех гадостей, которые наговорил автору выше) очень понравился. В нем есть не только самобытность, но и полная самодостаточность. Это не вариация на тему, а хорошая и самостоятельная история.
Необычная, «притчеватая» и грустно-осеняя.
Хороший рассказ. А некоторыми местами, так даже очень. Сильный и пронзительный. Откровения Миры о своем бестолковом озлобившемся народе звучат в нужном месте и бьют в точечку.

ЗЫ:
Если вдруг до сих пор непонятно, именно за это автору досталось больше всего нелицеприятных словей по сравнению с пятью другими конкурсантами, - поясню.
За потенциал.
Есть хороший потенциал рассказчика и чувство строки, есть прекрасная задумка. И ко всему этому прилагается грязный! ленивый! текст. Либо ленились, либо торопились. В любом случае вот вам в награду не лавровый венок, а «пендель волшебный». Думаю, даже если обозлит, все одно пойдет на пользу.

[Ubivec]

ТАТЬЯНА СТРЕЛЬЧЕНКО - КАК ПЕСОК СКВОЗЬ ПАЛЬЦЫ

ОБЩИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Интересная и хорошо рассказанная история, замысел и идея которой, к сожалению, оказались гораздо сильнее воплощения. В результате после прочтения остается чувство глубокого неудовлетворения. А где-то даже злости.
Две трети рассказа я был заинтригован! Зато финал читал уже со скукой, вполглаза.
Автор просто сжульничал, самому себе облегчив работу и разочаровав читателя. Антонина, персонаж, который должен был стать вызовом профессиональным умениям и амбициям героини, а – главное – возможностью взять реванш за прежних 299 неудачных попыток, по сути, оказалась ходячим «поддавком».
Ах, оказывается, она всегда хотела рисовать песком! И лишь по «счастливой случайности» песок – рабочий инструмент и атрибутика нашей главной героини, которую и зовут-то Дезирэ Сэнд, то бишь Пустыня Песочная. И отсюда – ах, как сложно будет Пустыне Песочной превратить неудачницу с песком в удачливого песочного аниматора!...
Автор хочет сказать, что вот это – достижение, триумф и компенсация за 299 неудачи?
А вот хрен, уж простите за мой французский! Это – жирная подачка со стороны судьбы, читай автора.
Ну, вот не захотел он думать, изобретать, работать. Вместо этого просто определил, куда будет падать главный герой, и заранее соломки подстелил.
Спасибо, не надо такого. Я предпочел бы увидеть, как Дезире шмякнется, расшибется, поохает, а затем с усилием, но все же встанет и снова двинется к своей цели. А не отскочит от сюжетной канвы, как акробат от батута.
Автор! Читатель всегда ценит усилие, затраченное главным героем, а не его феноменальную удачливость, щедро пожертвованную создателем. Суть любого поступка – в преодолении трудностей. Подачки же нужны неудачникам.

АВТОРСКИЙ ХОД

Поначалу я, было, подумал, будто автор выбрал формат «александрийских историй» и дюже этому обрадовался. Книги, выдержанные в стилистике шедеврального «Расёмона» Курасавы попадаются не так часто, и, как правило, это хорошие годные книги, поскольку создание убедительной альтернативы требует как минимум хорошего знакомства с материалом. Понятно, если только мы не говорим о фанфике, созданном под порывом чувств.
Между прочим, не у всех и получается – вон даже Роджер Желязны задумывая «Девять принцев Амбера», планировал что это будет одна история, рассказанная девятью разными персонажами с девяти разных точек зрения. Не вышло.
А вот у пана Сапковского в первых двух книгах про Геральта, наоборот, прекрасно получилось пересказать привычные сказки и предания Восточной Европы на реалистичный лад.
В «Песке», столкнувшись поначалу с обновленной трактовкой старых добрых греческих мифов (все было не так, во всем виноваты иллюзии), я аж потер руки в предвкушении. Акрофоб Икар. Гомер, оказавшийся на самом деле Кассандрой. Маньяк-эгоцентрик и пироман по совместительству Герострат.
Увы, все оказалось заманухой.
Автор поманил, заинтриговал и подсунул вместо «Расёмона» «Служебный роман». Тоже местами хорошо, но не то и не о том.
Когда тебя приглашает на ужин симпатичная девушка, ты все-таки рассчитываешь, что в финале вы будете целоваться, а не вместе мыть посуду. И то и другое подразумевает определенную близость, но разница-то ощутимая.

ФАКУЛЬТАТИВ

Эх, кабы к носу Иван Иваныча, да усы Сергей Петровича…
В смысле, к рассказу «Даже если небо…» – словарик и образное мышление автора «Песка» – славно бы получилось. Потому как в первом случае мы имеем прекрасную фабулу и плохой текст, а здесь – добротный текст и плохую фабулу.
Некоторые образные выражения в рассказе просто великолепны.
Чего стоит «дебелый стол на слоновых ногах»! Не знаю, известна ли автору этимология слова «дебелый», или на ум пришло интуитивно, но ведь как точно подобрано. Помимо привычного «тучный, плотный» это слово означает также «старый, массивный, твердый». И сразу в воображении появляется огромный старый, вышорканный стол с тяжелой плитой-столешницей, величаво покоящейся на низких приземистых и толстенных тумбах...
Я уделяю так много внимания одной фразе, потому что она – прекрасный пример умения работать с образами. Автор четырьмя словами послал мне в мозг объемную, многоаспектную картинку, которую я принял точно и без искажений. Именно это мистер Кинг в своей автобиографии (почему-то названной «Как писать книги») называл телепатией.
Или вот «солнце напоминало надкушенный апельсин» - тоже здорово!
Посему просто удивительно, что человек с таким хорошим чувством языка постоянно позволяет себе, как корявости, так и мелкие проколы по тексту. Ну, вроде:

«Испугавшись, вы сваливали вину на мелкие зеркальные трещины, вы ведь и помыслить не могли, что из зеркала на вас смотрела я».

Корявость здесь – словосочетание «вы сваливали», натужно-неестественное не только для литературы, но и для нормальной разговорной речи. Чтобы понять, просто попробуйте произнести его вслух. Звучит не лучше какого-нибудь немецкого айнекугельшрайбер. Это авторское «вы сваливали» от первого лица на самом деле будет хорошо звучать только в протоколе об административном правонарушении, если природоохранная прокуратура поймает грузовик с мусором, опорожнявшийся в «зеленой зоне».
Теперь про проколы.
А прокол здесь – «мелкие зеркальные трещины». Мое глубокое убеждение, уже неоднократно подчеркнутое выше, в обзорах других рассказов – в хорошем тексте хороши только те слова, которые дают читателю правильный ассоциативный ряд. У причастия «зеркальный» есть устоявшийся ряд ассоциаций: похожий, повторяющий, отражающий.
Так зачем автор использовал его, чтобы рассказать про небольшие трещины на поверхности зеркала?
Это же принципиально разные вещи.
Нельзя путать твердое с мокрым. Состояния несоотносимые!...
Из других недочетов текста – местами пафос берет верх над здравым смыслом.

«Всё это – я.
Только я.
Всегда я».

Звучит – хорошо. Весомо так.
Только у кого-то явно мания величия – либо у автора, либо у нашей героини. Ведь мы очень скоро узнаем, что «только я» и «всегда я» – мягко говоря, преувеличение. Героиня-то обычный житель иномирья, выпускник специализированного факультета и штатный работник Фабрики Грез, да к тому же не очень умелый и удачливый. И вообще людей на земле больше пяти миллиардов, а у Дезире Сэнд клиентов за два с лишним тысячелетия человеческой истории было всего 299.
Причем все 299 - брак.
299 и «все это – я» не сочетаются.
Автор! Слово важно, но оно не должно брать в тексте верх над смыслом. Иначе – когнитивный диссонанс. Потеря причинно-следственных связей в тексте всегда действует на внимательного читателя раздражающе. Его естественная реакция: ну что ты мне заливаешь?!

«Отец? А что отец?! Конечно же, сошел с ума. Рассказывал потом всякие небылицы о запутанном лабиринте, в котором якобы жил получеловек-полубык».

Вот как, каким боком падение Икара повлияло на появление в воображении его убитого горем отца Лабиринта с Минотавром? На это вопрос, наверное, ни один психиатр не ответит.
Из этой же серии – почему Герострат неудача главной героини?
Он же добился своего, вошел в историю, его имя стало нарицательным. И это даже несмотря на то, что десять лет по Греции бегали глашатаи и требовали: «Не смейте помнить имя безумного Герострата, сжегшего из честолюбия храм богини Артемиды!».
С Кассандрой опять же непорядок:

"Как-то она прогуливалась берегом моря, по привычке вглядывалась в лазоревую даль, надеясь увидать парусник своего возлюбленного".

Парус она могла увидеть. Но не парусник.
Здесь, впрочем, уже не утрата здравого смысла, а скорее недостаточно изучение матчасти. Парус у древних греков и троянцев был, а вот до появления парусника, как вида морского судна, еще сотни и сотни лет. Парусник появится, когда человек решится выйти в открытое море.
Греки же плавали вдоль побережий главным образом за счет мускульной гребной силы, и парус на их кораблях играл в большей степени вспомогательную роль. Именно поэтому у Гомера вы слово «парусник» днем с огнем не сыщете.

ПЛЮШКИ

Автору было бы неплохо найти в сети рассказ (тоже, кстати, конкурсный, писанный на легендарную «Грелку») Джаббы – он же писатель Юрий Бурносов – «Все золотистое» и прочитать его. А, впрочем, что его искать? Туточки лежит: http://www.svenlib.sandy.ru/pugovichki/fignya/golden.htm
По задумке, а местами и стилистически, рассказы отчасти перекликаются между собой, но Джабба все-таки матерый райтер, и потому прекрасно вытягивает финал, который фактически слит в «Песке», когда автор решил облегчить Дезире (а на самом деле – себе любимой) жизнь и превратить Купченко Антону Степановну в счастливо выпавший джокер.
Мой совет: для себя, чтобы понять, как развить хорошую идею до хорошей истории, сделайте сравнительный анализ обоих текстов. Когда поймете, где вы потеряли интригу и как превратили отличный текст в проходной рассказик, наступит просветление, и больше вы такой хороший материал не загубите.

[Ubivec]

ЭДВАРД КАЛЛЕН - ТОЧКА НЕВОЗВРАТА

На дворе 1906 г.
Революции 1905 г. не случилось.
И Русско-японскую (Азиатскую) войну мы не проиграли, она продолжается. Русский медведь, получивший по носу при Цзиньчжоу, не опешил, а только разозлился и теперь встает на дыбы, чтобы отвесить леща самураям. Потому что гейку, конечно, банзай, но наши интересы на Дальнем Востоке, наша «большая азиатская программа» имеют определяющее значение для развития России-матушки, и мы не постоим.
И Порт-Артур все еще держится, хотя по нему яростно колотит тяжелая осадная артиллерия микадо, а большая часть солдат слегла от цинги.
О том, что действие происходит в параллельной вселенной, автор предупреждает с самого начала – говорящей книжкой в руках главного героя. Не знаю, есть ли в нашей реальности произведение «Эффект Фреголи», но про одноименный синдром многие наверное слышали – в фильмах про маньяков он иногда фигурирует.
Шизофреническое заболевание, «бред положительного двойника».
Состояние, в котором все знакомое и привычное является не тем, что есть на самом деле. Николай II не стал царем, будучи нелепо зарубленным во время визита в Японию. «ВездеходЪ» Пороховщикова – первый в мире танк, многократно опережающий идеи танкостроения – не проигнорирован военным ведомством, а поставлен на вооружение русской армии, значительно ее усилив. Героическая канонерка «Кореец» не взорвана экипажем на рейде, а все еще сражается в составе флота...
В общем, все ведет к тому, что «на этот раз у них получилось». Хотя не все так очевидно.

АВТОРСКИЙ ХОД

Рассказ оставил странные впечатления.
Вот с одной стороны он такой… правильный. На совесть проработан, хорошо выписан, наполнен кучей мелких деталек, отсылающих к известным историческим событиям.
И герои, вроде, яркие запоминающиеся – янки-кондотьер Билл, репрессированный посолький клерк еврейской наружности Натан, русский богатырь-вольнодумец Михаил (кстати, почему Михаил, а не Миша?), «правильный нацмен» малоросс Остап.
Целый срез общества, по которому можно судить о происходящем в мире.
Все правильно, все на своих местах.
А вот в душу не ложится (кладется).
И читается тяжело. Причем тяжело не от того, что по тексту регулярно приходилось отлавливать и отгадывать параллели, щедро рассыпанные автором (это как раз интересно, особенно историку). Герои не цепляют. «Никого не жалко, никого»
Я не сразу понял, почему, и даже прочитал рассказ дважды, пытаясь уже не для оценки – для себя – разобраться, что к чему. Но только когда сел писать отзыв, до меня дошло. Рассказ неживой! Он как театральная постановка. Фон есть, декорации есть, сюжет есть, костюмы есть, а людей нет.
Их заменяют персонажи, вписанные в альтернативное историческое полотно, и обреченные отыграть свою роль так, как ее написали. Даже моральная «эволюция» Михаила в финале выглядит запланированной. Вот второстепенные персонажи вроде капитана Беляева и мичмана-прилипалы – живые. А основные действующие люди – роли.
И еще один важный момент.
Если все сказанное в отношении героев – чистой воды субъективизм с моей стороны, капризы внутреннего Станиславского, так сказать, то авторские параллели с нашим настоящим уж точно не дают рассказу очков в карму. Они как раз ломают его внутреннюю логику и усиливают подспудное ощущение искусственности.
Ну не вяжутся «Пуся и Рая» с обороной Порт-Артура. Да и причиной поражения в войне стало не предательство неких условно-абстрактных «либерастов», а в первую очередь удаленность театра военных действий от транспортных магистралей. Не зря Обручев еще за десять лет до войны, в 1895 г. предупреждал о ее крайней нежелательности:

«… для нас в высшей степени важно ни под каким видом не впутываться в войну. Необходимо иметь в виду, что нам пришлось бы воевать за десять тысяч верст с культурной страной, имеющей 40 миллионов населения и весьма развитую промышленность. Все предметы военного снаряжения Япония имеет у себя на месте, тогда как нам пришлось бы доставлять издалека каждое ружье, каждый патрон для наших войск».

Начало Азиатской войны (настоящей) в России было связано с мощным патриотическим подъемом у населения. Даже политические партии, агрессивно-оппозиционные царскому правительству, в первые месяцы полностью свернули риторику, а снова заговорили только после неудач. Во вселенной же автора неудач, как повода раззявиться, как раз нет. Морское сражение выиграли, порт деблокировали, царя в армии чуть не боготворят, вместо икон фотокарточку носят, агентурную сеть гениального шпиона полковника Акаси и ту развалили.
С чего вдруг противникам войны верх брать?
Хотя, конечно, автор имеет право на «допуск вероятного». Тем более в альтернативной вселенной, где, например, бестолковые японские «кайтэны» играют роль грозной «вундервафли», способной переломить ход сражения, и запускаются не с подлодок, а с надводных судов…

ФАКУЛЬТАТИВ

Если отставить все эти мои «верю – не верю!», то в плане технического исполнения рассказ не только правильный, он еще и такой… пикулевский.
Тут и простые, емкие фразы. И почти полное отсутствие авторских разъяснений, в том числе связанных с техническими моментами и военными терминами. И собственно, сам выбранный стиль, который можно охарактеризовать, как «минимум описаний – максимум событий».
Не знаю, занимался ли автор сознательной стилизацией, но в глаза бросается – всякий раз, когда он отходит от «пикулевской» манеры повествования, случаются натянутости.
Вот внимательно прочитайте:

«Натан поднял голову и встретился взглядом с подошедшим соседом — огромным, массивным мужчиной, будто сошедшим с агитплаката, на котором [?] сидел, обнимая пушку, за карикатурно-маленькими стенами Владивостока и кривил губы в лукавой улыбке».

Я перечитывал раза три, но до сих пор не уверен, кто и где сидел, обнимая пушку и кривя губы. Хотя умом понимаю, что на речь идет об известном агитационном плакате «Посидим у моря, подождем погоды». Но если говорить о тексте, то здесь либо некое существительное просто выпало (технически, в том месте, где стоят квадратные скобки), либо предложение изначально несбалансировано, за счет своего размера.
В пользу второй версии говорят и другие наблюдения по тексту.
Пока предложения простые и укладываются в стилизацию – все хорошо; текст гладкий и ровный, «как лист фольги». Но как только автор берется за сложные или длинные предложения, начинаются натяжки. Не критичные, но при общем высоком уровне вполне заметные.

«Казалось, что десанту сопутствует успех и они смогут без больших потерь занять берег, когда к обороне подключилась до того направленная на Порт-Артур японская осадная артиллерия».

Этот фрагмент отобрал специально, потому что у меня та же болезнь – люблю обратный порядок построения предложений и часто этим злоупотребляю. На самом деле это не есть хорошо – обратные предложения часто формируются, когда автор берется переносить на бумагу (экран) недодуманную мысль. Да и читаются они не всегда гладко, поскольку обратный порядок зачастую «сталкивает» меж собой причастия и прилагательные, перегружая текст.
«Направленная», «японская» да к тому же «осадная» – три описательные детали на единицу текста, идущие одна за другой. Не преступление, но они утяжеляют и без того сложное предложение.
А изменить порядок слов – сразу звучит легче и читается проще:

«Казалось, что десанту сопутствует успех[,] и они смогут без больших потерь занять берег, когда японцы развернули осадную артиллерию, до того направленную на Порт-Артур».

Больше, пожалуй, добавить нечего. Из всех прочитанных рассказов этот в плане подачи информации самый чистый. Но, увы, в то же время, к сожалению, далеко не самый выразительный. Эпоха есть, события есть, мир есть… жизни нет.
В простых формах и на «коротком метре» сложно раскрывать персонажей. Будь рассказ доработан до размеров небольшой повести, думаю, все бы получилось. Со словом-то автор дружит.

ПЛЮШКИ

Про дух Пикуля, витающий над текстом, я уже упоминал. Но в рассказе незримо присутствует не только он. Политическая составляющая, присутствующая до финала «за кадром», я так понимаю, навеяна «Алмазной колесницей» Акунина?
Учитывая интерес автора к теме и историческому периоду рекомендовал бы (не факт, что в кассу, возможно, все уже читано) еще купринский рассказ «Штабс-капитан Рыбников», он как раз про «дело полковника Акаси»… вернее на эту тему.
В целом же читать было интересно, даже несмотря на натянутые параллели с нашим сегодня. Мне вот интересно, автор пошел на них, чтобы сделать события вековой давности более актуальными для восприятия сегодняшнего читателя? Обозначил свои политические взгляды? Или рассказ изначально задумывался для сборника вроде «Либеральный апокалипсис»?

[Ubivec]

ИТОГО

Как обычно не ставлю оценки оптом, а вывожу итоговый балл по набору критериев. По этой причине у меня выигрывает не самый понравившийся и даже не самый лучший рассказ, а скорее самый сбалансированный.
Шкала пятибалльная, критерии следующие:
1. Идея
2. Сюжет
3. Атмосфера и / или оригинальность
4. Язык и стиль
И добавочный критерий:
5. Субъективный бонус (начисляется и учитывается только при равном количестве баллов у рассказов и исключительно в силу личной вкусовщины).



Подводя итог, мой рейтинг финалистов:

1 место: Даже если небо отвернется от тебя - 6 баллов
2 место: Точка невозврата - 5 баллов
3 место: Лошадиная смерть и железная змея - 4 балла
4 место: Us and them - 3 балла
5 место: Как песок сквозь пальцы - 2 балла
6 место: Привет он Лайлани - 1 балл

[Ubivec]

Вот так то, господа-товарищи :) Кто сможет столько же дельного сказать, при таком объеме?