Здесь можно обсудить все теоретические и отвлечённые вопросы, связанные с литературой, поделиться новостями, обсудить то, что не влезло в отдельные темы. Лаик.
...прошедшее и настоящее. В «Как стать писателем» Никитин: «Естественно, перевожу глаголы из прошедшего, как все бараны пишут, в настоящее время».
Еще: «В основном же абсолютное большинство авторов этого даже не понимает: действие происходит вот сейчас, в данную минуту, перед глазами героя, автор же пишет: «побежал», «полетел», вместо – «бежит», «летит»...»
Честно говоря, задумался...
Дурь.
ПРимер, ты собираешься в магазин, я тебя спрашиваю, Куда ты побежал???
Это если автор от первого лица пишет, то да. А та, чушь какую то написал Никитин (которого, честно говоря, не уважаю).
Точно, фигня какая-то. Даже логике русского языка не соответствует. Писатель рассказывает историю, пусть даже и от лица главного героя. Он выступает как рассказчик. А ты когда-нибудь, будучи рассказчиком рассказывал истоию в настоящем времени?
Ну, на самом деле, бывает иногда... :Laughter:
"Иду я, значит по темному лесу... Вдруг, откуда ни возьмись, на меня медведь выпрыгивает..." :Laughter:
Эт я так, для примера сочинил... :Laughter:
Кстати, Лукьяненко "Лабиринт отражений" и "Фальшивые зеркала" писал именно в настоящем времени.
"Иду... выпрыгивает" ты всё равно в прошедшем (не грамматически, а логически) времени рассказываешь.
Лукьяненки эти вещи не читал, поскольку не люблю "киберспейсовый" антураж. Но, впрочем, вспомнил я тоже пару вещей в настоящем времени написанных. Но как-то налёт экспериментальности стиль "я вхожу в дом. Вижу диван и лежащий на диване топор." оставляет. Просто потому, что там сложенее сказать что-нибудь типа "он подумал". И от третьего лица это писать, а, главное, читать сложнее.
Я помню, читал в каком-то старом альманахе повесть, написанную в будущем времени.
"Пройдет одиннадцать земных лет, и патрульный Второй Космической службы Виктор Новожилов снова попадет на Уалауала. В свои тридцать шесть лет он будет выглядеть на все сорок пять, отпустит усы, станет брить щеки два раза в день и приоббретет дурную привычку массировать мешки под глазами...."
"За сто восемьдесят пять лет существования земной колонии на этой планете сюда завезут множество всякой жвности, но лишь мангусты смогут к ней приспособиться. Да еще лошади - но те будут стремительно вымирать. Маленький, в двадцать голов, табун будет кочевать с места на место, спасаясь от ночных хищников, и на потомство просто не останется времени."
"Когда Виктор спустится сюда, его катер раздавит при посадке нору мангуст, и все его семейство, кроме одного мангустенка, погибнет. Малыш побежит прочь, петляя между огромными толстыми листьями."
В каком-то смысле, логично: действие-то происходит в будущем.
Цитата:
Сообщение от Sever
Я вообще не представляю, как это писать/читать от третьего лица...
Лукьяненко-то писал от первого
Имеется в виду, писать имя персонажа вместо "Я", "меня", "мне" . Это и есть писать от третьего лица.
Последний раз редактировалось Robin Pack; 07.01.2006 в 22:23.
кстати, "действие происходит в будущем"...
действие уже происходит-время настоящее, в будущем - в будущем времени. Хм...
Вот, а многие считают, что времена глаголов в английском языке жутко сложная штука. Великий же у нас язык, люди!
Возвращаясь к будущему - когда всё излагается в будущем времени - это, конечно интересно, до поры-до времени, а потом надоедает и читать становится несколько тяжеловато. Мне кажется, что люди привыкли к повествованию именно в прошедншем времени, по крайней мере, что касается слов автора.
А вообще, по-моему все "времена" очень даже благополучно комбинируются, за счет чего повествование получается более... ну не знаю, реалистичным, что ли... наиболее близко раскрывающим его суть...
__________________ La Astra Nova... млечное предание... лишь пара фраз...
Так о том и речь. Литература это, как ни крути, повествование. А необходимость что-то рассказать и привела в своё время к изобретению языка. Поэтому все языки в мире (я имею в виду человеческие, не языки програмирования) идеально к повествованию приспособлены, каждый по своему, впрочем.
В английском 11 грамматических времён но фактически нет падежей, в русском -- всего три времени но есть падежи и роды. Это всё не настольковажно.
Я думаю, на это не стоит обращать внимания. Согласование времен у всех русских страдает (за редкими искл.)
Я тоже как-то об этом задумывался, но потом понял что это пустое дело.
Глаголы... глаголы... Вы что, люди (и не люди), книжки для того читаете, что бы в них ошибки искать??? Мне вот абсолютно пофиг в каком времени написано, если написано просто обалденно! Может я какой нетакой???
__________________
- Это они за Одессу ответили, а ты нам еще и за Севастополь ответишь! (с) кляты москали и великий укр, правда, пленный.
ИМХО, имеется в виду русские-по языку, а не по национальности. То есть "россияне"-носители русского языка и граждане Российской директории и не обязательно русские по национальности.
По-моему не допонимается сам термин "россияне". Да, россияне (онм же русские) - это не те, у кого родитепи русские по национальности, но это и не обязателбно носители русского языка. Я считаю, что россиянин - это тот, у кого Родиной является Россия. Причем это не мешает быть негром и говорить по арабски.
Термин "россияне" придумали спичрайтеры Ельцина. Он под "россиянами" подразумевал (и Путин сейчас подразумевает) просто граждан Российской Федерации. "Граждане России" -- слишком длинно и официально, "русские" -- так здесь татар и украинцев и прочих-других много живёт. "Русские и инородцы", как в царские времена говорили -- тем более обидно. Так "россияне" и появились. А негр, который говорит по-арабски -- таких граждан в России не водится. Вот таджик, говорящий на фарси -- вот таких россиян много в последнее время.
Относительно Украинских писателей. Я, честно говоря, по понятным причинам, не знаю, есть ли писатели-фантасты, пишущие только по украински. Но значительная часть русских (в смысле пишущих по русски и являющихся поэтому частью русской литературы) писателей-фантастов, причём, чуть ли не лучшая их часть -- на Украине и живёт. По-моему, тут две причины:
1. Рыночная. Русским языком владеет примерно 170-200млн человек. Если к читаелям фантастики относится хотя бы один процент -- это 1700тыс-2млн потенциальных покупателей и соответствующие тиражи и гонорары (могут платить рублей по 5-7 с экземпляра). Население Украины -- миллионов 20? Из них украинского языка кое-кто не знает. Если даже предположить, что цифра невладеющих языком на Украине компенсируется украиноязычными из Приднестровья, Белоруссии, России и совсем заграницы, типа Польши или Америки, всё равно выходит при том же проценте 200тыс потенциальных читателей, и, соответсвенно, не те заработки. Отсюда прямой резон ориентироваться именно на российского читателя.
2. Языковая. Здесь я могу ошибаться, но, имхо, русский, английский, немецкий, испанский, французский, отчасти -- китайский и итальянский языки, более универсальны и содержат больше понятий, чем все остальные. Поскольку эти языки в течение последних 400 лет развивались как языки имперские и научные. Названия для новых явлений, технических новинок, философские и научные термины придумывались на этих языках, и в рамках их грамматики, так как это были языки исследования и познания мира, научная литература на них писалась. А украинский или, скажем, ирландский языки -- они так и остались бытовыми. У Булгакова есть на эту тему в "Белой гвардии" хороший пассаж, мол, в украинском языке есть аналог для русского слова "кот", но вот для слова "кит" аналога уже нету. Может быть за сто лет после Булгакова для "кита" аналог и придумали, а вот для "синхрофазотрона" или "ускорителя частиц" вряд ли. 10 лет назад киевское ГАИ даже ещё не знало как по-украински должен называться аналог доверенности на вождение автомобиля. То есть, по-русски они знали, а по-украински -- нет. Часть считала, что "Довiрiнность", а часть "Доручення", и если ты предъявлял не ту бумагу, прихватывали за "неправильно оформленные документы". Так вот, фантастика -- это литература о новом, там много небытовых слов, русский язык к этому приспособлен лучше. Поэтому фантастику на русском писать проще, имхо.
Население Украины -- миллионов 20?
....Так вот, фантастика -- это литература о новом, там много небытовых слов, русский язык к этому приспособлен лучше. Поэтому фантастику на русском писать проще, имхо.
Ой, насмешили Вы меня. 20 миллионов живут на Украине? Это что, сейчас в России так позиционируют? Мол, Украина - провинция, даже Москва - и то больше населением. На Украине проживает в настоящее время более 47 миллионов человек. То есть почти в 2,5 раза больше.
Но не об этом речь. Дело даже не в языке. Читают у нас по-украински, и неплохо читают. Просто издают мало. "Фолио" разве что, да " Зелений Пес". Издательства такие, которые фантастику на Украине на родном языке издают. Причём объёмы именно украиноязычных книг всё больше. Почему издают? Не потому, что приказ свыше пришёл. Это коммерческие издательства. А потому как спрос есть. И спрос растёт. У меня на полке, например, спокойно уживаются "Гарри Поттеры" как российского издательства "Росмен", так и украинского "А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА", причём укаринский вариант намного привлекательней, да и переведён значительно лучше российского. Это насчёт "зачем на украинском языке печататься".
Почему всё же в основном печатают в российских издательствах? Здесь Вы всё правильно определили. Потому как в них платят хорошие деньги. Потому как писатели пишут книги по-русски. Потому как читатель также в основном русскоговорящий.
В том же "Зеленом Псе" издаются и Дьяченки, и Олди, и Зорич. На украинском языке. Но тираж там мизерный, гонорар - ещё меньше. Директора издательства тупо не могут ещё себе позволить развернуться - государству, извиняюсь за выражение, насрать на поднятие на ноги издательского бизнеса. Единственно за что ратуют - учебники. А ведь писателям жить на что-то нужно. Потому они и пишут на русском, и издаются в России, в Европе, в Америке. Но не в Украине.
Я о чём печалился ещё в первом посте здесь, в этой теме: забывают писатели с Украины о своей родине. Пишут о Руси, о Московской Империи и ещё как там, а вот об Украине как о стране, стоящей на равном с остальными - нет. Даже если это фантастика. Нет, не пишут.
Обусурманились.
Дурь.
ПРимер, ты собираешься в магазин, я тебя спрашиваю, Куда ты побежал???
Это если автор от первого лица пишет, то да. А та, чушь какую то нааписал Никитин( которого честно говоря неуважаю).
Отношение к Никитину может быть разным, но то, что писал он не чушь - сие бесспорно. По-крайней мере у меня валяется где-то учебник русского языка (т.н. высшей школы), там написано практически то же самое, что у Никитина. Только у него более понятно :)
Не об ошибках речь...
Это просто маленькое исследование на тему "велик и могуч Русский Язык"! :Laughter:
Честное слово, думала, что сдала экзамен по морфологии и забыла. А вы все напомнили...:Laughter:
Могу скинуть список оттенков временных значений, но кому это нужно, здесь и так половину из них вспомнили :Laughter:
Русский язык настолько могуч, что лучше об этом не вспоминать.
__________________
Иному тощенькому горожанину сквозь очки в глаза заглянешь - если уметь смотреть, конечно, - а там флаги на ветру бьются, герольды трубят, и он сам стоит в золоченых доспехах, и рука на копье не дрожит... За каждым человеком - миры и судьбы, просто надо уметь смотреть и чаще сворачивать с освещенного проспекта в темные переулки.
Русский язык настолько могуч, что лучше об этом не вспоминать.
Да-да. А морфологию - лучше забыть и не вспоминать больше. Времена иногда сложно согласовывать, но писателю необходимо хорошо знать великий и могучий, на котором он пишет.=)
ФАНТАСТИКА НАУЧНАЯ.
Научную фантастику можно определить следующим образом – разновидность фантастической литературы, проникнутая материалистическим взглядом на реальность и основанная на представлении о том, что наука (современная или будущая) способна разрешить все тайны нашей Вселенной.
Скрытый текст - продолжение статьи:
Главным героем научной фантастики оказывался эволюционирующий, развивающийся человек. Недаром возникновение собственно научной фантастики совпало с духовной революцией в западноевропейском обществе, вызванной выходом книги Ч.Дарвина Происхождение видов путем естественного отбора (1859). Даже когда позже на страницах научно-фантастических романов замелькали могущественные инопланетяне, авторы научной фантастики подразумевали, что обитатели иных миров когда-то находились на той же стадии развития, что и люди, но просто сумели раньше «эволюционировать» до более высокого уровня развития.
Непосредственным предтечей научной фантастики оказался американский писатель Эдгар По. В его отдельных рассказах уже была заложена концептуальная основа многих научно-фантастических произведений: человек при помощи только своих знаний одолевает непонятные явления природы (Низвержение в Мальстрем, Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля). Однако По никогда не стремился быть просто научным фантастом, создавая произведения, относящиеся и к другим главным направлениям фантастики (в первую очередь, к «области» «хоррора» – литературы ужасов).
Первым профессиональным писателем-фантастом стал французский литератор Жюль Верн. Именно время выхода в свет его первых книг из серии Необыкновенные путешествия (Пять недель на воздушном шаре (1862), Путешествие к центру Земли (1864), насквозь проникнутых верой во всесилие науки, можно считать официальной датой возникновения научной фантастики. Книги Жюля Верна пользовались гигантской популярностью во всех европейских странах, поэтому элементы «жюль-верновского» подхода к реальности, основанного на идее «наука всесильна», использовали многочисленные авторы, в том числе и известные писатели (Л.Буссенар, Л.Жаколио, К.Лассвиц и др.)
Первый переворот в развитии научной фантастики произвел в конце 90-х годов 19 в. выдающийся английский писатель Герберт Уэллс. Он внес в «жюль-верновскую», ранее в целом оптимистичную научную фантастику элементы пессимизма, гротесковости и социальной критики. После выхода важнейших романов Г.Уэллса первого периода его творчества (Машина времени, Остров доктора Моро, Человек-невидимка, Война миров, Первые люди на Луне, Когда спящий проснется) «тематическое поле» научной фантастики в значительной части оказалось заполнено. Все главные темы, эксплуатирующиеся современными авторами, были реализованы если не Верном и Уэллсом, то уж другими фантастами к началу 20 в. Так, например, о параллельных мирах четко написал У.Ходжсон в 1908 в Доме на границе, а о мутантах – Ж.Рони-старший в рассказе Неведомый мир (1898).
С этого времени и по сей день «пространство научной фантастики» по сути дела ограничено следующими темами:
Космическое путешествие – тексты о полетах землян сначала к ближайшим планетам Солнечной системы, затем – к ближайшим звездам, и, наконец – к иным Галактикам. В этот же раздел попадают многочисленные произведения о колонизации землянами иных планет и приключениях, с этим связанных.
Контакт с нечеловеческим разумом – описания встреч землян с представителями таинственных рас, обитающих в потаенных регионах на нашей Земле, с марсианами, селенитами, венерианцами или обитателями дальних звезд. Разновидностью этой тематики является фантастика о вторжении инопланетных существ на Землю.
Путешествие во времени – рассказ о посещении изобретателем машины времени прошлого или будущего, о попытках воздействия на историю человечества или, напротив, стремление этим попыткам воспротивиться.
Параллельные миры – описание планет, почти таких же, как Земля, но отличающихся от нее тем, что они находятся в некоем параллельном пространстве или параллельной Вселенной. В качестве разновидности истории о параллельных мирах может восприниматься такое популярное направление в современной научной фантастике, как «альтернативная история» (см. также ФАНТАСТИКА ИСТОРИЧЕСКАЯ) – попытки поразмышлять о том, что было бы, если бы какого-нибудь события или героя в мировой истории вовсе бы не существовало (например, если бы Наполеон умер во младенчестве).
Эволюция или мутация человека – рассказ о будущем эволюционном развитии человечества или о внезапном возникновении у людей сверхъестественных сил и способностей (чаще всего психических – телепатии, телекинеза, пирокинеза и т.д.), а также о реакции (обычно – негативной) немутировавших людей на эту новую разновидность «хомо сапиенс».
Моделирование общества – описание различных проектов идеального (утопия) или кошмарного (дистопия) общественного устройства. Сюда же относятся рассказы об истории различных обществ, существующих в современности, но в изолированных областях Земли: в заброшенных тибетских долинах, на островах и даже в перевернутом танкере на дне Тихого океана. К такого рода литературе можно отнести и «криптоисторические произведения», согласно которым современный мир развивается под влиянием тайных сил (чаще всего – секретных орденов). Авторы подобных текстов обычно не стремятся раскрыть загадки истории, а пытаются нарисовать некое общество, управляющееся «незримой властью» (криптократию).
Судьба научных изобретений – рассказ о самых невероятных научно-фантастических изобретениях (от антигравитации до машины времени). Наиболее разработанное направление здесь – это создание произведений об искусственных разумных существах (роботах, андроидах, самостоятельно мыслящих компьютерах).
Войны грядущего – произведения, которые могут содержать как вполне реалистичные прогнозы возможного хода столкновений между современных земными державами в недалеком будущем, так и описание глобальной ядерной войны, межпланетных конфликтов и даже войн между обитателями разных Галактик.
Катаклизм – сочинения о глобальных бедствиях, вроде всемирного потопа или столкновения Земли с кометой. Однако могут создаваться произведения, связанные и с катастрофами локальными. Правда, в последнем случае фантаст обычно подчеркивает антропогенное происхождение катастрофы и, следовательно, эта тема связывается с темой 7.
В чистом виде каждая из тем крайне редко появляется в научно-фантастической книге. Фактическое любое значительное произведение научной фантастики представляет собой талантливый синтез нескольких тем. (Например, в романе Г.Уэллса Первые люди на Луне использованы темы «Научного изобретения» (создание антигравитационного вещества ученым Кейвором); «Космического путешествия» (полет на антитгравитационном корабле на Луну); «Контакта с иным разумом» (встреча с селенитами) и даже «Моделирования общества» (описание государства разумных обитателей Луны). Другой пример: непосредственной темой романа американских фантастов Д.Пурнелла и Л.Нивена Молот Люцифера является описание столкновения Земли с кометой («Катаклизм»).
Однако рассказ о катастрофе искусственно осложнен описанием ядерной войны между СССР и Китаем («Войны грядущего») и рассказом о государстве, возникшем на территории США после катастрофы («Моделирование общества»).
Несмотря на обилие поднятых в научной фантастике оригинальных тем, уже в 1910-е. Научная фантастика стала приобретать все более заметные черты просто развлекательной литературы, одновременно теряя и господствовавший во времена Жюля Верна просветительски-популяризаторский акцент, и социальную направленность, характерную для творчества Герберта Уэлса. Последний фактически перестал создавать значимые научно-фантастические произведения с 1914, когда вышел в свет его роман Освобожденный мир, посвященный грядущей атомной войне и появлению на развалинах современной цивилизации новой, основанной на исключительно научном фундаменте. (Об этом же говорилось и в одном из самых поздних произведений Уэллса – сценарии Облик грядущего, также рассказывающего о возникновении новой цивилизации после почти столетия социального хаоса).
Однако читателям, пережившим не придуманную фантастами, а вполне реальную бойню Первой мировой войны, не хотелось размышлять о социальных проблемах или трудностях, с которыми может столкнуться человечество. Поэтому значительно больший успех в 1920-е получили произведения развлекательного, часто даже эскапистского толка, вроде тех, что создавали А.Меррит и Э.Р.Берроуз. (Последний начал писать еще до Первой мировой войны, приобретя грандиозную известность после выхода в свет книг о Тарзане, этаком африканском варианте киплинговского Маугли, взращенного не волками, а обезьянами). Произведения Меррита и Берроуза можно было бы с чиcтой совестью отнести к фэнтези, если бы авторы в духе своего материалистического времени не старались (часто очень надуманно) дать описываемым в книгах событиям якобы научное обоснование или хотя бы использовать научно-фантастический антураж. Так герои второго по значению цикла фантастических произведений Берроуза («марсианского», рассказывающего о приключениях американского полковника Д.Картера на Марсе), хоть и сражаются со своими противниками при помощи мечей, над поверхностью Красной планеты предпочитают путешествовать на атомных кораблях. Столкновения персонажей Меррита с представителями забытых цивилизаций заставляющие вспомнить о приключенческих романах Г.Р.Хаггарда, все-таки сопровождаются рассуждениями о «мутационном воздействии радиации» (Лик в бездне, Лунный бассейн) или напрямую базируются на научно-фантастической идее (возможность существования разумных организмов из металла (роман Металлический монстр).
Переломным моментом в истории научной фантастики оказался выход в 1926 первого специализированного журнала научной фантастики «Эмейзинг сториз», главным редактором которого был писатель и журналист Хьюго Гернсбек. На долгое время именно «Эмейзинг» стал настоящим флагманом мировой фантастики. Именно в «Эмейзинг сториз» в первый раз были опубликованы произведения таких выдающихся авторов, как А.Азимов, Д.Уильямсон, Э.Э. «Док» Смит.
В целом наука рассматривалась в этот период истории научной фантастики в качестве вспомогательного средства для оживления сюжета, и неслучайно период до начала 1930-х можно считать временем первого, пока еще локального, расцвета фэнтези и хоррора на американском континенте. Этот расцвет связан с деятельностью, в первую очередь, двух людей – Р.Говарда и Х.Ф.Лавкратфа. Первый заложил базовую основу для многих последующих авторов фэнтези, создав одновременно и традицию изложения событий, и арехетипичный персонаж для подобной литературы – Конана-варвара. (Характерно, что Говард, при всех своих симпатиях к фэнтези, не ушел от соблазна синтезировать научно-фантастический и фэнтезийный подход – некоторые его тексты, например, роман Альмурик представляют собой явную научную фантастику. И даже в одном из ранних рассказов о Конане самый известный герой Говарда сталкивается с пришельцем-инопланетянином). Лавкрафт, который справедливо заслужил титул создателя современной «литературы ужасов», тоже не избежал соблазнов эпохи, связанных с кризисом привычных моральных и религиозных основ общества после Первой мировой войны. «Великие Древние», зловещие существа, угрожающие человечеству, в произведениях Лавкрафта (особенно в более поздний период его творчества, в тридцатые годы) оказываются могущественными пришельцами из иных времен и иных миров, фактически – инопланетянами (Шепчущий в ночи, Хребты безумия и др.).
В 1920-х наметилось заметное обособление трех основных потоков фантастической литературы: научной фантастики, фэнтези и «литературы ужасов». Вскоре это проявилось даже в специализации журналов, издающих фантастические произведения. (А в этот период фантастика появляется преимущественно на страницах максимально дешевых и доступных, так называемых «пальп-фикшн», изданий). Если «Эмейзинг сториз» специализировался на преимущественно развлекательной научной фантастике, изредка сочетая ее с фэнтези, то второй ведущий журнал фантастики США – «Уизерд тейлз» публиковал в основном фэнтезийные произведения и тексты «литературы ужасов». Возрождение серьезной научной фантастики, начавшееся в 1930-е и приведшее к так называемому «Золотому веку научной фантастики», началось на страницах журнала «Эстаундинг сайнс фикшн», возникшего в 1930. Именно благодаря позиции возглавившего этот журнал в 1937 писателя Джона У.Кэмпбелла современная научная фантастика отождествляется с жестко наукообразной литературой, с «литературой идей» и с «популяризацией научных знаний».
В Европе, на континенте, породившем научную фантастику, это литературное направление в 1920–1930-е (не говоря уже о сороковых) влачило жалкое существование. Появлялись отдельные любопытные произведения, но их воспринимали либо как «бульварное чтиво», либо как причуду известных мастеров (среди таких авторов можно отметить – Ж.Рони-старшего во Франции, Г.Эверса и Э.Киша – в Германии, К.Чапека – в Чехословакии).
Особое положение занимала научно-фантастическая литература в СССР. Новая советская литература (особенно в период НЭПа) склонна была заимствовать литературные схемы и приемы у западных писателей, особенно – у казавшихся столь передовыми авторов из Соединенных Штатов. Пожалуй, тексты советской фантастики этого времени от развлекательной фантастики США 1920-х отличали только резкая сатирическая направленность да четко выраженная коммунистическая идеология. Еще одним заметным признаком советской научной фантастики в 1920-е было то, что фантастические произведения в это время писали многие авторы, впоследствии ставшие крупными писателями-реалистами, классиками советской литературы (А.Толстой, М.Шагинян, И.Эренбург, В.Катаев и др.). Из авторов, начинавших создавать фантастику в этот период, позже верность научно-фантастическому жанру сохранил лишь А.Р.Беляев, ведущий советский фантаст довоенного периода. (Первый рассказ Беляева был опубликован в 1925.)
Несмотря на разницу в идеологической обстановке и жесткое идейное давление, которое оказывалось на писателей в СССР, в развитии советской фантастики 1920–1930-х прослеживаются тенденции, сходные с американскими. За одним-единственным, но немаловажным исключением – в СССР жанры фэнтези и «литературы ужасов» находились под фактическим запретом, как «реакционные» и «отрывающие от реальности». Научная фантастика хоть и не одобрялась, но разрешалась как литература, «проповедующая научные знания». Этот запрет жестко проводился в жизнь с начала 1930-х и сохранялся, хоть и временами в смягченной форме, вплоть до падения советского строя.
С начала 30-х советские писатели от развлекательной научной фантастики, которую ярче всего символизирует такое направление в советской фантастике, как Красный Пинкертон (рассказы о борьбе коммунистов за мировую революцию или за контроль над каким-нибудь важным научно-техническим изобретением) переходят к фантастике строго научной, основанной на научной идее и часто даже служащей прямой ее популяризации. Любопытно, что совершенно независимо сходные тенденции проявляются и в литературе американской. Здесь их глашатаем становится Д.Кэмпбелл.
Кэмпбелл стремился к тому, чтобы любые произведения, появляющиеся на страницах «Эстаундинг сайнс фикшн», в обязательном порядке базировались на оригинальной научной идее. Конечно, несомненным благом было, что Кэмпбелл не подошел к этому требованию столь догматически, как советские литературные цензоры. Американский фантаст и редактор смотрел на понятие «научность» достаточно широко, публикуя иногда произведения авторов, которые в наше время с научной фантастикой никак не ассоциируются. (Например, именно в «Эстаундинге» вышел один из известнейших рассказов Лавкрафта Сияние извне). Кэмпбеллу было достаточно, чтобы в произведениях авторов, приносивших свои сочинения в его журнал, соблюдалось главное правило научной фантастики, отличающее ее от двух других направлений фантастики – материалистическое объяснение существующего мира. С точки зрения Кэмпбелла, всякие упоминания о сверхъестественных силах автоматически выводили произведение за пределы научной фантастики и, следовательно, закрывали его автору возможность печатания в «Эстаундинге».
Несмотря на ограниченность таких взглядов, Кэмпбелл сумел положительно повлиять на творческий прорыв, породивший так называемый «Золотой век американской научной фантастики» (1938 – 1946). Главный редактор «Эстаундинг сайнс фикшн» лично «открыл» таких знаменитых авторов научной фантастики США, как Р.Хайнлайн, Т.Старджон, А.Э.Ван-Вогт, Л.Дель Рей. Многие известные писатели, формально начинавшие свою карьеру в других журналах, впоследствии были привлечены Кэмпбеллом в его издание и стали настоящими «звездами» «Эстаундинга» (в первую очередь, это касается А.Азимова и К.Саймака)
Если подход Кэмпбелла, благодаря существующей конкуренции со стороны других журналов, не столь жестко придерживавшихся требований сугубой научности, оказался плодотворен для развития американской научной фантастики, то в СССР то же стремление к научности фантастики в условиях идеологического диктата и давления со стороны коммунистической власти привело к вырождению и деградации советской фантастической литературы. В 1930-е резко упало число выходящих научно-фантастических книг; профессиональным автором, работающим в этом жанре, по сути дела остался один А.Р.Беляев. (Однако его последующие книги по уровню литературного качества значительно уступают произведениям 20-х и часто напоминают беллетризованные и слабо скомпонованные научно-фантастические очерки). В советском литературоведении начинает пропагандироваться концепция «фантастики ближнего прицела», которая была призвана «воспевать» непосредственные достижения современной науки. Некоторые оригинальные произведения отечественной научной фантастики конца 1930-х – начала 40-х были связаны с описанием будущей войны коммунистического СССР с соседними капиталистическими государствами (книги Н.Шпанова, П.Павленко, А.Казанцева, Г.Адамова, «футуристические главы» романа Дорога на океан Л.Леонова). Однако проявиться возможным новым тенденциям в развитии советской научной фантастики (как и европейской вообще) помешала Вторая мировая война.
В отличие от европейских государств, в США, где боевые действия не шли на собственно национальной территории, научная фантастика продолжала развиваться. Более того, период Второй мировой войны является значительной частью «Золотого века» американской научной фантастики. Именно в эти годы были созданы такие известные книги американских фантастов, как Оружейники Ишера А.Э.Ван-Вогта, Основание А.Азимова, Нервы Л. Дель Рея, Город К.Саймака, Собирайся, тьма! Ф.Лейбера. Тогда же начался и творческий взлет американского фантаста Роберта Хайнлайна. В своих рассказах, составивших цикл История будущего, он говорил о грядущем не в традиционной романтической манере, восходящей к авантюрной фантастике 1920-х, а используя приемы реалистической литературы. Он описывал не захватывающие (и часто неправдоподобные) приключения в космосе, а жизнь простых людей, таких же американцев, как и его читатели, только работающих на атомных электростанциях или добывающих руду на Луне.
Конец 1940 – начало 1950-х стали закономерным продолжением «Золотого века» американской научной фантастики. Именно тогда в научную фантастику пришли писатели, долгие годы определявшие «лицо фантастической литературы» в США, – Пол Андерсон, Гарри Гаррисон, Роберт Шекли, Филип К. Дик, Фрэнк Херберт и др. Это же время стало расцветом творчества мастеров начального этапа «Золотого века» – Айзека Азимова, Роберта Хайнлайна, Клиффорда Саймака, Альфреда Ван-Вогта, Лестера Дель Рея, Фрица Лейбера. Одновременно 1950-е оказались периодом окончательно формирования системы съездов любителей научной фантастики (конвентов). Вокруг конвентов еще в предшествующие десятилетия сформировалось сообщество ярых приверженцев фантастической литературы («фэндом»). В 1953 состоялся всемирный конвент научной фантастики, на котором была основана премия «Хьюго», считающаяся самой престижной в мире научной фантастики. (Названа награда была в честь Хьюго Гернсбека, основателя журнала «Эмейзинг сториз». А первую премию получил писатель Альфред Бестер за роман Уничтоженный человек).
Пока на территории США продолжался «Золотой век», в Европе фантастика переживала состояние застоя, в еще большей степени усугубленного последствиями Второй мировой войны. Некоторое исключение составляла лишь научно-фантастическая литература Великобритании, тесно связанная с издательствами и журналами США и находившаяся под заметными влиянием тенденций, развивавшихся в американской фантастике. Здесь в послевоенные годы появились интересные книги Д.Уиндема, А.Кларка, Д.Браннера, Д.Кристофера. Во Франции также в 1950-е начали творить некоторые замечательные фантасты (Р.Баржавель, Ф.Карсак, Ж.Клейн, П.Буль), но сравнить результаты их деятельности с мощным потоком американской научно-фантастической литературы все-таки невозможно. Особняком стоит творчество польского фантаста-мыслителя Станислава Лема (род. в 1921), чрезвычайно плодовитого и оригинального мастера, работающего в русле скорее всего фантастики научной, хотя диапазон его произведений настолько широк, что вряд ли может исчерпываться лишь одним определенным жанром.
В СССР в послевоенные годы окончательно восторжествовала «фантастика ближнего прицела», призванная проповедовать технические изобретения. В подобной литературе фантазия писателей была ограничена (самым заметным и наиболее одиозным автором «фантастики ближнего прицела» стал В.Немцов). Положение несколько изменилось в середине 1950-х, после относительной демократизации во внутренней политике Советского Союза.
По мнению некоторых исследователей (например, французского литературоведа Ж.Садуля), один и тот же год стал годом начала кризиса в американской научной фантастики и годом подъема фантастики советской – 1957. Действительно, именно с 1957, года запуска первого искусственного спутника Земли, резко падают тиражи американских научно-фантастических журналов, многие из них прекращают свое существование. (Если в 1953 выходило 40 подобных журналов, то в начале 1960-х их осталось только 7).
Некоторые фантасты уходят из литературы, другие не перестают заниматься литературной деятельностью, однако их интерес к этому жанру заметно падает. (Например, А.Азимов начинает заниматься прямой популяризацией научных знаний, забросив художественную литературу). После запуска искусственного спутника Земли фантастика в стиле Хайнлайна стала казаться «слишком реалистичной», слишком похожей на существующую действительность.
В СССР, напротив, выдающийся успех советской науки и техники способствовал прорыву и в области научной фантастики. Прорыв этот осуществил писатель и ученый-палеонтолог И.А.Ефремов, издавший в 1957 роман Туманность Андромеды, в котором нарисовал широкую панораму будущего Земли в 25 в. Роман Ефремова приобрел огромную популярность как в СССР, так и за его пределами, открыв путь и другим советским научно-фантастическим произведениям об отдаленном будущем. Публикация романа Ефремова фактически похоронила «фантастику ближнего прицела» и способствовала бурному взлету научной фантастики в СССР в 1960-е. Советские фантасты вновь стали активно учиться у зарубежных (в первую очередь – у американских) собратьев по перу. (В это же время начинают издаваться и первые произведения зарубежных писателей-фантастов на русском языке, а с 1965 в издательстве «Мир» возникает специальная серия «Зарубежная фантастика»). Вместе с тем идеологическая цензура по-прежнему ограничивала свободное развитие советской научной фантастики. По-прежнему под запретом были фэнтези и «литература ужасов», а попытки написать чисто авантюрную фантастику резко пресекались – хорошим примером служит кампания, организованная против романа А.Колпакова Гриада, показавшегося слишком несерьезным и развлекательным.
И все же именно 1960-е стали временем расцвета таланта братьев Аркадия и Бориса Стругацких, выдающихся отечественных фантастов советского времени. Хотя первые книги Стругацких вышли еще в конце 50-х, в период так называемой «оттепели» (см. также ЛИТЕРАТУРА «ОТТЕПЕЛИ»), самые важные их произведения были написаны и изданы в следующем десятилетии. В таких своих произведениях, как Хищные вещи века, Трудно быть богом, Улитка на склоне Стругацкие поднимали сложные морально-этические и социальные проблемы, пытались изобразить реальных людей в фантастических ситуациях. Именно в книгах Стругацких совершился окончательный переход от фантастики – «средства пропаганды научных идей» к фантастике как литературе. Стругацкие первыми среди писателей-фантастов нашей страны стали трактовать фантастическую идею не как цель, а лишь как способ для лучшего выявления чувств, характеров и мыслей героев произведения.
Близкий по сути, но отличный по форме процесс шел в это время и в фантастике Великобритании и США. Этот процесс был назван движением «Новая волна». Первыми авторами, «поднявшими» «Новую волну», критики называют Д.Баллрада, Д.Браннера и Б.Олдисса в Великобритании, С.Дилэни, Т.Диша, Х.Эллисона и Н.Спинрада в США. (Впоследствии к движению примкнул еще ряд известных писателей-фантастов, а главным рупором «Новой волны» стал английский журнал «Нью Уорлдс»). Наиболее яркие приверженцы «Новой волны» предлагали настолько радикальное изменение направления развития научно-фантастической литературы по сравнению с кэмпбелловскими принципами, что Х.Эллисон даже предложил новую разновидность научной фантастики называть не «сайнс-фикшн» (научной фантастикой), а «спекулятив-фикшн» (фантастикой размышлений). Идеологи «Новой волны» активно призывали заимствовать приемы и достижения современной им нефантастической литературы, в первую очередь, самых крайних и авангардных ее направлений. Сторонники «Новой волны» были склонны к языковым и сюжетным экспериментам.
И хотя некоторые опыты участников движения кажутся слишком эпатажным и чрезмерно радикальными (вроде романа Б.Олдисса Доклад о вероятности-А, написанного в технике французского «нового романа» и оказавшегося нудным), все же «Новая волна» стала революционным событием, резко оживившим ситуацию. Она не только вывела в передние ряды фантастов таких писателей, как Р.Желязны, С.Дилэни, Х.Эллисон, Д.Баллард, Д.Браннер, М.Муркок, но и заставила мобилизоваться представителей старшего поколения, усвоить некоторые приемы их противников и значительно обогатить как арсенал идей, так и приемов научно-фантастической литературы.
После «Новой волны» ни один англоязычный фантаст уже не мог бы просто преподносить в произведении научно-фантастическую идею, не обращая внимания на стиль и вообще литературное оформление своих сочинений. Хотя «Новая волна», как шумное и революционное движение, к началу 1970-х, можно сказать, сошла «на нет», она все-таки оставила после себя значительное наследие в виде изменения самого подхода литераторов к фантастике – как и в СССР, творцы новой американской и английской фантастической литературы стремились теперь использовать научную идею скорее как прием, нежели как цель произведения.
В 1970-е стало хорошо заметно стремление практически всех англо-американских фантастов ко все большей литературности своих текстов, к использованию приемов, ранее характерных для нефантастической литературы. Подобный подход, популяризированный «Новой волной», теперь активно использовали и писатели, непосредственно в этом движении не участвовавшие. Фантасты стремились синтезировать все лучшее, что создала научно-фантастическая литература периода «Золотого века», с достижениями авангардной научной фантастики 1960-х. Например, роман Ф.Пола Врата, получивший в 1978 сразу три высших премии в области фантастики («Хьюго», «Локус» и мемориальную премию имени Д. Кэмпбелла), основан на оригинальной научной идее: находка и испытания космических кораблей исчезнувшей нечеловеческой расы. Вместе с тем его автор прибегает к литературным приемам «Новой волны»: исповедальный тон прозы; перебивка текста якобы подлинными «документами из будущего»; сам образ главного героя, весьма далекий от безусловно положительных персонажей романов «Золотого века». Заметным явлением в эти годы стала феминистская научная фантастика, правда, скорее не как направление в рамках научной фантастики, сколько как ответвление феминистической литературы США (творчество Д.Расс, С.М.Чарнас, П.Сарджент, С.Элджин и др.)
В СССР, да и в других странах «социалистического лагеря», период 1970-х – начала 80-х оказался временем новой изоляции от западных литературных влияний. В критике появились теории об «особом пути развития» отечественной научной фантастики, резко усилилась цензура. Трудности с публикацией произведений переживали даже самые известные отечественные фантасты – братья Стругацкие, особенно после того, как выпуск научно-фантастических книг в нашей стране почти полностью монополизировало издательство «Молодая гвардия». В то же время в 70-х – начале 80-х возник феномен так называемой «Четвертой волны» советской фантастики, когда многие талантливые молодые писатели-фантасты, как и их коллеги за океаном десятилетием раньше, призвали обращать внимание прежде всего на литературное качество произведений, а не на идеи, в них заложенные. Однако это движение вызвало противодействие со стороны руководства, считавшего, что научная фантастика должна являться пропагандистской или, в лучшем случае, научно-популярной литературой. В итоге поколение «Четвертой волны» (Э.Геворкян, В.Покровский, В.Рыбаков, А.Столяров и др.) оказалось практически отлучено от печатного станка до 1990-х.
Писателям удавалось публиковать в лучшем случае отдельные рассказы и повести в периодических изданиях или альманахах. Развитие научной фантастики в СССР вновь резко затормозилось.
Первая половина 80-х в англо-американской научной фантастике оказалась связана с возникновением двух многообещающих движений, которые, однако, не оправдали возлагавшихся на них надежд. Первое из них, «гуманитарная НФ», по сути дела реанимировало некоторые тенденции, заложенные еще значительно более сложной и многогранной «Новой волной». Последователи этого направления из всех приемов, использованных в книгах «Новой волны», выбрали только один – внимание к духовному миру человека, показ изменений его «внутренней жизни» в новых условиях. Эти писатели последовательно отстаивали одну, хотя, конечно, вполне гуманистическую идею – «несмотря на любые трансформации окружающего, лучшие качества человека не изменяются»). Слишком оптимистичная и, можно сказать, «благодушная» по отношению к людям «гуманитарная научная фантастика» не смогла создать сколько-нибудь мощного движения, и интерес к ней довольно быстро угас.
Куда более влиятельным движением оказался «кибер-панк», литературное направление, порожденное надвигавшейся информационной революцией и тесно связанное с наследием «Новой волны». «Кибер-панк» использовал другую часть наследия движения 60-х, а именно: резкий «нон-конформизм», внимание к контр-культуре и андерграунду, крайний индивидуализм героев, стремление к литературному эксперименту. Эти элементы «Новой волны» последователи «кибер-панка», как на некий смысловой стержень, «накручивали» на идею насквозь компютеризированного общества, в котором большая часть населения обитает в виртуальном пространстве. Видными представителями «кибер-панка» были и остаются У.Гибсон, Б.Стерлинг, Р.Рюкер.
Некоторое оживление ситуации в англо-американской научной фантастике первой половины 1980-х оказалось слишком слабым, чтобы можно было говорить о новом этапе в развитии этой области фантастической литературы.
Для научной фантастики социалистических стран период конца 1980-х–начала 90-х (после падения коммунизма в центрально-европейских государствах и распада СССР) оказался довольно сложным. Так, после краткого всплеска интереса к отечественной научной фантастике, вызванного резким увеличением научно-фантастических произведений в период «перестройки», внимание читателей и издателей оказалось обращено к зарубежной (в первую очередь, англо-американской) научно-фантастической литературе.
Практически всю первую половину 1990-х отечественная научная фантастика в России не издавалась. Ситуация изменилась только в середине десятилетия, когда попытки отдельных издательств («Локид», АСТ) выпустить новые книги российских фантастов показали – современный читатель вновь обращается к книгами отечественных авторов. Вторая половина 1990-х позволила раскрыть свой талант многим научным фантастам, начинавшим еще в начале десятилетия, но потом вынужденных на несколько лет замолчать (С.Лукьяненко, А.Громов, В.Васильев, М.Тырин и др.).
На Западе в научно-фантастических произведениях 90-х – начала 21 в. в основном эксплуатируются старые приемы, формы и достижения.
В современной американской фантастике идет «пережевывание» открытий, сделанных гораздо раньше. Словно модернизируются литературные «изобретения», сделанные в «Золотом веке», а то и вообще в двадцатые годы. Например, 90-е стали временем ренессанса «космической оперы» – возникшего еще в самом начале ХХ в. направления научной фантастики, в котором сочетаются тема «Космического путешествия» и «Войн грядущего». Новый вариант «космической оперы» получил даже особое и несколько ироничное название: «космоопера в стиле барокко». Для обновленной «космической оперы» характерны тщательная проработка персонажей, исключительное внимание авторов к подробностям и деталям, запутанная интрига произведения, часто нетривиальная космологическая идея. Однако ясно, что «космическая опера» осталась «космической оперой» – историей авантюрных приключений главных героев, развертывающейся на широком галактическом фоне. Качественного прорыва не произошло.
Глеб Елисеев
__________________
Так я и говорю: никакой этой самой контрреволюции в моих словах нет. В них здравый смысл и жизненная опытность.
"Собачье Сердце"