Шутка судьбы
Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Франконский лес
939 год н.э.
Охотник идёт попятам. Слишком близко не приближается, остаётся немного поодаль, скрывается в тени деревьев и за палатками. Преследовать цель в военном лагере ему в новинку, но он быстро освоился. Каждый вечер прогуливался от одного края укреплений к другому. Изучал повадки солдат, наблюдал, запоминал.
Кое-кто ещё поглядывает с недоверием, но в остальном приняли его хорошо. Манфред может считать себя важной птицей. После того, как спас жизнь Генриху, он пользуется безграничным доверием принца.
Младший брат Оттона провёл много времени в плену у Эбергарда. Герцог частенько навещал узника, они общались и сближались. Так незаметно тюремщик стал другом. Эбергард настроил Генриха против брата, убедил в том, что у него гораздо больше прав на трон, ведь он родился, когда их отец уже был королем, а Оттон появился на свет лишь наследником саксонского герцога. Жажда власти никому не чужда. Она съедает гордых и праведных, честных и преданных. Вот и Генрих не устоял, возжелал примерить королевский венец, взять бразды правления в свои руки.
Он с каждым днём всё больше походил на короля. Воодушевлял солдат, раздавал обещания, строил великие планы. Никакого сходства с тем юнцом из клетки. Он изменился и внешне. Возмужал. Казалось, стал более плечистым. Возможно, всё из-за доспехов. Теперь он носит позолоченную кольчугу, укреплённую пластинами. Под низ одевает кожаный поддоспешник, а сверху тунику с гербом королевского рода. На его происхождение указывает и перстень на пальце правой руки со сложной гравировкой, и толстая золотая цепь на шее. Чем не король? Корона удачно дополнит гордый образ.
Манфред тоже получил новый доспех – чёрную куртку с синими вставками. Дали и новую тунику синего цвета. Его зелёная изрядно поистрепалась в бою с Железными. Ещё выдали черные кожаные сапоги вместо ужасных рыжих. С ними, в общем-то, всё в порядке, крепкая обувка, ничего не скажешь, просто опостылели донельзя. Сапожник постарался на славу, сотворил пару отличных крепких удобных внешне омерзительных сапог.
Однако, не смотря на все радости, о своей заветной цели охотник мог только мечтать. Тогда, после победы, Генрих предложил ему любую награду. Манфред понимал, просить свой меч бессмысленно. Не после того, как тот стал символом победы над Железной сворой. Он указал на Счастливчика, заверив, что хотел выкрасть именно его.
Генрих исполнил желание охотника. Более того, предложил принять его сторону в борьбе за престол. Это выглядело единственной возможностью остаться рядом с Квинтилиумом. Грех отказываться. Плахи в случае неудачи Манфред не боялся, Оттон и так приговорил его к смерти. Проблема лишь одна: архиепископ Фридрих теперь на стороне заговорщиков. С кем, с кем, а с ним, охотнику встречаться не хотелось. Даже Генрих сменит милость на гнев, узнав, кто спутал им все планы в Майнце.
Бернард тоже не проявляет тёплых чувств к новоявленному любимчику. Приглядывается, всё ожидает предательства. Следить за Манфредом он перестал ещё на третий день, охотник ловко уходил от слежки. Бернард нашёптывал Генриху, велел остерегаться нового знакомца, советовал прогнать, но тот не внял советам. В конце концов, гвардеец просто приказал своим людям наблюдать за Манфредом, и то, чем он сейчас занят, вряд ли осталось незамеченным. Оправданный риск, если охотник не ошибся. Если же, да, трудно будет всё объяснить.
Странная тень скользит по лагерю и остаётся незамеченной для всех, кроме такой же тени. Манфред осознаёт, как странно вписывается в среду солдат охотник. Он не бросается с мечом в атаку, не прорывает фланг. Он караулит свою жертву, заманивает её в сети. Также и этот странный незнакомец, он не лазутчик, не шпион и лишь прикидывается солдатом.
Манфред уже встречал таких людей – убийцы. Ни те мясники, что жаждут крови, и ни грабители, что режут глотки ради добычи. Эти другие, дня них убийство – искусство, ремесло, подобно изваянию. Они скульпторы в поисках шедевра. Не просто грубой формы, а идеала. Их влечёт тонкая работа, сложный заказ и безошибочное исполнение – таков их признак мастерства.
Он трижды осторожен, вынослив, сдержан и терпелив.
С таким врагом держи ухо востро. Одна ошибка и всё, он тебя распознал. Скроется или устранит со своего пути. И глазом не моргнешь, как сам станешь добычей, и не поймёшь, когда это случилось.
Невероятно сложная охота, а результат сомнителен, но только так можно добраться до меча. Вор из Манфреда, как видно, никудышный. Вещи Генриха стерегут его гвардейцы. Попасть в гвардию трудно даже рыцарю. Чего уж говорить о выскочке-простолюдине? Вытащить пленников из-за решётки и спасти жизнь принцу – этого мало, нужно всем доказать свою полезность.
Убийца петляет по лагерю, запутывает след, желает убедиться, что никто не следит. Манфред раскусил его и отстал. И так ясно, кто цель, рисковать лишний раз не нужно. Проще затаиться у шатра Генриха.
Убийца чуть было не ушёл от взора Манфреда. Ещё бы, гад ловко обходит патрули, беззвучно крадётся, сливается с тенями. Он подобрался ближе, чем надеялся охотник. Теперь их разделяет отряд, оберегающий покой Генриха. Оберегающий не так хорошо, как хотелось бы, однако Манфреду не проскочить мимо них столь же ловко.
Времени на раздумья не осталось, и он избрал самый простой, самый отчаянный путь. Когда так часто рискуешь жизнью, со временем перестаешь испытывать волнение. Манфред не мешкает, не сомневается, не озирается по сторонам с опаской. Можно сказать, совсем не думает о последствиях. Его первый шаг лёгок, как любой другой.
Двое стражников прямо на дороге, с полдюжины по сторонам, четверо у шатра, за ним ещё примерно дюжина. Где-то здесь и Бернард, его пока не видно. Сперва всё спокойно. Гвардейцы узнали Манфреда, и шум не подняли. Один махнул рукой, сказал:
- Стоять. Ты что здесь делаешь?
Охотник не ответил, просто шёл дальше. Охранники насторожились. Осталось три-четыре шага, и тут Манфред ускорился. У гвардейцев были копья. С таким оружием не подпускай врага впритык, держи его на расстоянии. Они не успели. Охотник пробежал меж ними и вырубил обоих. Ударил каждому ладонью по носу.
Другие солдаты его заметили, подняли шум, но Манфред уже мчится к шатру. Четверо стражников преградили путь. Удачно. Ровно столько ножей в сумке на поясе. Промахиваться никак нельзя. Первый, второй, третий попали прямо в цель. В ногу, в плечо, в кисть. Четвёртый зацепил древко копья и ушёл в сторону. Даже не коснулся брони стражника; распорол ткань и влетел в шатер. Спустя миг внутрь ворвался охотник. Гвардеец не успел преградить ему путь, но бросился следом.
Генрих не спал, он стоял у стола и разглядывал карту. Рядом на высокой опоре горел факел – единственный источник света.
- Манфред? – изумился молодой бунтарь. Никак не ожидал предательства от того, кто спас ему жизнь. На лице полное недоумение. Наверняка пожалел, что не прислушался к Бернарду.
Он безоружен, Квинтилиум лежит у кровати. Ничто не помешает Манфреду убить претендента на трон, закончить восстание, получить королевское прощение и награду, если, конечно, выживет после столь дерзкого покушения. Однако убийца здесь не он.
Охотник пробежал мимо Генриха и на миг скрылся в тени; врезался во что-то и вылетел наружу через прорезанное в задней стенке шатра отверстие. Кубарем по траве покатились два чёрных силуэта. В лунном свете замелькали ножи.
Стражники подступили со всех сторон. Они не понимали, что происходит. Раздался отчаянный крик и один силуэт замер бездвижно. Манфред скинул с себя тело убийцы и вынул из его живота огромный меч-нож. Он и сам получил несколько резаных ран. Кровь впитывает новенькая туника.
Охотник сидит на земле. Копья гвардейцев нацелились на него, но он смотрел лишь на убитого. Через порванную одежду видна татуировка на груди – перевёрнутая пентаграмма. Манфред видел такую раньше. Давным-давно, во Франкфурте, у всех членов той сатанинской секты, из-за которой он покинул обжитое место.
Солдаты расступились и пропустили вперед Генриха. Рядом с ним шёл Бернард. Он первым заговорил:
- Я же говорил, что ему нельзя доверять. Говорил, что он предаст нас рано или поздно.
Так сразу не поймешь, злость или радость обуяла главным гвардейцем. На лице улыбка, в глазах лютый гнев.
- Ну, теперь уж тебе точно конец. Готовься, я сам сниму с тебя голову, - пригрозил он и уже потянулся к мечу, но Генрих его усмирил:
- Помолчи, Бернард. Он не убить меня пытался, а спасал. Вот настоящий убийца, - указал он на сатаниста. – Да уберите вы копья, - скомандовал стражникам, а после сам помог Манфреду подняться. Боль вдруг нахлынула, охотник прижал ладонью порез.
- Ты ранен? – осведомился Генрих, и тут же, не дожидаясь ответа, - В мой шатер его. Живо!
***
Света в шатре изрядно прибавилось, зажгли ещё несколько факелов. Манфред сидела на кровати Генриха пока ему обрабатывали рану. Теперь же решил встать. Слишком большая честь – сидеть на ложе принца, пусть и походном. Всего в шатре их было шестеро: Манфред, Генрих, Бернард и еще три члена гвардии.
- Это твой брат, не иначе, - предположил главный гвардеец. – Кто ещё мог подослать убийцу?
- Оттон, конечно, редкостная сволочь, но не настолько же, - возразил Генрих. – Он бы до этого не опустился. Мой брат слишком честолюбив. Хочет одолеть нас на поле боя. Показать всем, что он сильнее.
- Из-за чего началась ваша вражда? – осведомился Манфред. Бернард глянул на него с пренебрежением. Мол, не твоего ума дело. Однако Генрих решил поделиться со своим спасителем:
- Ты, верно, знаешь, что во время восстания Танкмара я угодил в плен. Меня держали у герцога Эбергарда во Франкфурте. Брату предложили довольно выгодные условия за моё освобождение. Танкмар просил Мерзебург и должность легата, а Эбергард ряд приграничных земель, пару замков, деревень, да шахту.
Однако Оттон отказался. Сказал, не станет выполнять условия предателей. Его не беспокоила моя судьба. Гордость ему дороже. От брата не ждёшь такого. Попади в плен к кому-нибудь другому, меня бы кинули в темницу. Я бы сгинул там, заболел, умер от голода, да что угодно могло случиться. Ты хоть знаешь, как холодно в темнице, Манфред?
К счастью, Эбергард не стал отыгрываться на мне за капризы брата. Напротив, он хорошо ко мне относился. Я чувствовал себя не узником, а гостем. Он объяснил, почему мой брат так поступил со мной, почему предпочёл, чтобы я помер. Боится, что я займу трон, который и так мой по праву. Он узурпатор, лжец и негодяй, а я законный наследник королевства, - Генрих смочил горло вином. Руки напряжены, кубок немного подрагивает. Он поставил его на стол.
- А что же ты, Манфред? – вдруг спросил он. – Ты мог уйти, но предпочёл остаться, и снова спас мне жизнь. Ты здесь из-за случайной встречи? Углядел для себя возможность и ухватился или всё же идешь за мной, так как веришь в меня? Я должен знать, ведь собираюсь принять тебя в личную гвардию.
- Что? – закричал на весь шатер Бернард. – Его в гвардию? Это уже слишком, Генрих. Я не хочу видеть его в наших рядах.
- Не забывайся Бернард, я здесь главный и только мне решать, кого принять в ряды моих защитников, - усмирил друга Генрих. Манфред несказанно обрадовался и даже чуть повеселел при виде того, как лицо главного гвардейца наливается кровью. Напыщенная речь бунтаря не очень-то понравилась охотнику (больно много обид), но его несгибаемый характер поражает. Он сохраняет стойкость, как перед лицом врагов, так и пред друзьями. Редкая черта. Другу не так-то просто отказать. Особенно, если надеешься его удержать.
- Я хочу вступить в гвардию и расскажу почему, если пообещаете не выдавать меня врагам, - предложил Манфред.
- Условия выдвигаешь?! Да тебе наглости не занимать! – вспылил Бернард и без того злой больше некуда. Оно и ясно, рыцари – не просто рыцари, дети знатных сеньоров, графов, важных чиновников – из кожи вон лезут, дабы попасть в гвардию, а их влиятельные родители всячески этому способствуют. Не редкость, что отец хранит верность королю (может, деятельного участия в войне не принимает, но и против не выступает; где-то финансами поможет, порой провизию отправит), а сын меж тем на стороне противника. Кто бы ни победил, род процветает. Потом один из них шепнёт правителю: Мол, ты прости моего родича, ошибся он, пусть то будет наградой мне за верную службу. Так у них, знатных принято. Манфред, простолюдин, должен быть несказанно рад такой возможности, но нет, наглец ещё и ерепенится.
- Пообещайте, Ваше Высочество, - стоял он на своем.
- Я обещаю, и никогда не нарушаю своё слово, - заверил Генрих.
- Там, в клетке в лагере Железных, вы вспомнили, что архиепископ Фридрих назначил награду за некоего Манфреда-охотника. Так это я. В Майнце он нанял меня поймать колдуна и привести к нему живым. В награду я получил темницу. Там и впрямь очень холодно.
Я знал, что скоро город посетит король. Нетрудно догадаться, зачем Фридриху колдун. Он создал проклятый предмет – красивый дар и очень смертоносный. Я выбрался из клетки и захотел исправить то, что натворил, пусть ненамеренно. Я мог только гадать, что за предмет проклял колдун и потому спалил к чертям все вещи архиепископа.
Меня схватили и привели к королю, представили заговорщиком и убийцей. Ваш брат сразу вынес мне приговор, даже не выслушал. Я спасся, но теперь за мою голову назначена награда, - Манфред закончил и выжидающе притих. Генрих прокручивал в голове мысли, а Бернар, словно сварливая жена, всё продолжал науськивать:
- Избавьтесь от него, выдайте Фридриху. Это будет отличный жест. Он наш союзник, его поддержка нам важна.
- Меньше всего меня волнует благосклонность этого изменника, - осек его Генрих. – Тому, кто сменил сторону однажды, уже нельзя доверять. Кроме того, важно не забывать о чести, Бернард. Манфред поступил благородно, пусть и спас моего брата. Да, мы враждуем, но я не желаю его смерти.
- Ваше Высочество, так войны не выигрываются. Рано или поздно вам придётся замарать руки, если победа для вас всё ещё важна.
Генрих смерил взглядом старого друга. Казалось, даже Манфред соглашался с ним, хоть это и сулило смерть. Впрочем, решать не им. Будут ли его воины кричать: «Слава королю Генриху!», - если он отречётся от своих принципов и выиграет войну бесчестным образом?
Злые языки начнут шептаться за спиной, а благородные и гордые косо посматривать, а то и вовсе отворачиваться. С улыбками и комплементами к нему потянутся лизоблюды и подхалимы. Верные товарищи, возможно, останутся рядом, и то лишь до той поры, пока окончательно в нём не разочаруются. Замаранные руки не каждый готов целовать.
Зато он будет королём. Разве ни к этому стремится?
***
Его привели из-за ручья, подгоняли толчками. Руки за спиной связаны. Пару раз он сбегал. В последний раз едва не скрылся. Догнали у уступа, деваться было некуда. Избили и повели в лагери.
Всё воинство собралось поглазеть. Взгляды осуждающие и хмурые. В самом центре его уже ждёт Генрих. В одной руке держит щипцы, в другой раскаленный докрасна нож. Рядом горит костёр. Пленник уперся, не хочет идти дальше. Пришлось подтолкнуть. Его поставили на колени перед принцем. На оба плеча легли руки гвардейцев.
Он хотел что-то сказать, но едва открыл рот, Генрих попытался ухватить щипцами язык. Не вышло. Теперь зубы плотно прижались друг к другу. Принц протиснул в щель нож и провернул. На губах остались ожоги. С болью и скрежетом челюсть распахнулась, язык подцепили щипцы. Нож можно вытащить, зубы теперь не страшны, разве что сам откусит язык и умрёт, захлебнувшись кровью. Одно резкое движение и всё, дело сделано. Гулкий крик разлетелся на всю округу. Пленника отпустили, он повалился на землю. Отрезанный язык остался в щипцах, Генрих поднял его вверх, чтобы все видели.
Манфред немного поморщился, представив себя на месте предателя. Он стоит в первом ряду, гордо расправив плечи. С них ниспадает плащ гвардии. Выдали и новый доспех. Предлагали кольчугу, но он наотрез отказался. Тяжёлая броня сделает его неповоротливым, неподвижным, неуклюжим. Хватит и кожаной куртки. Бернард брызгал слюной, когда Манфред отпирался. Нет, им ни за что не ужиться вместе.
Из ножен выглядывает рукоять, изящная, с золотой гравировкой. Королевскому гвардейцу не пристало сражаться каким-то там старым клинком. В придачу к куртке получил новые штаны и перчатки. Теперь он весь в однотонной чёрной коже с синими гербовыми вставками. Выглядит жуть как солидно и стильно, и грозно. Впору возгордиться собой. Надеялся ли он вначале своего путь оказаться королевским гвардейцем и стоять в одном ряду с рыцарями? Да что там, он теперь и сам рыцарь. Бернард, возражая, заявил, что в гвардии могут состоять только рыцари, и Генрих, недолго думая, посвятил его.
Нужно сказать «спасибо», упрямство главного гвардейца сыграло на руку. Сэр Манфред… звучит недурно. После войны и грамоту дадут. Сейчас её никак не нарисовать. Разве что притащить в военный лагерь мастера из Франкфурта, но Генрих хотел приложить к грамоте королевскую печать, а для этого сперва нужно стать королём, пройти церемонию, получить все необходимые регалии.
Хитро, однако. Теперь судьба Манфреда зависит от успехов юного бунтаря. Удастся ему свергнуть брата, и он на коне. Можно забыть про Манфреда-охотника, встречайте Манфреда-гвардейца, Сэра Манфреда, а там гляди и Манфреда-сеньора. Вернётся в Кассель, возьмет в жёны симпотяжку Юдит, а то бедняжка так и сгинет со своим брюзгой отцом. Не выдержит, поддастся искушению, падёт в руки какого-нибудь негодяя. Тот девочку обесчестит, а отец сгнобит. Не руки на себя наложит, так в монастырь уйдёт. Трудно сказать, что хуже.
Нет, она этого не заслужила. Пусть лучше станет женой прославленного рыцаря, героя войны, гвардейца короля.
О чём ты, Манфред? Сам-то себя слышишь? Брось эти наивные мечты. Судьба лишь дразнит тебя. Хочет, чтоб ты расслабился и не заметил нож у горла. А ты, дурак, и рад поддаться.
- Так будет с каждым предателем, - громогласно заявил Генрих. Он бросил обрубок в костер, а после достал из мошны [
Мошна́ - небольшой мешок для хранения денег] десять триенсов и кинул их предателю, - Столько ведь стоит твой гнилой язык?
Вскоре всё вернулась в привычное русло. Предателя посадили в клетку. Отпускать его сейчас не стали. Даже без языка он может привести в лагерь воинов тюрингской марки.
После обеда нагрянул неожиданный гость. Генрих проверял запасы провизии, когда ему сообщили о визите герцога Эбергарда. Юный бунтарь немного нахмурился при этой вести.
Странное поведение. Разве он не должен быть рад встречи с покровителем? По его заверениям – добрейшей души человек.
Генрих о чём-то усердно раздумывал. Манфред бы душу отдал, лишь бы узнать, о чём. Любопытство – его величайший грех, а ещё гордыня, похоть и гнев. Стоит узреть что-то необычное, что выходит за рамки привычного и понятного, это поглощает его с головой. Он понимает, что на некоторые вопросы никогда не получит ответ, но уже не может остановиться. Жажда знаний съедает изнутри. Хочется прикоснуться к чему-то таинственному, загадочному, скрытому от других. Потому-то, наверное, он так увлечён политикой.
Прихватив с собой Бернарда и ещё пару гвардейцев, в числе коих оказался и Манфред, Генрих двинулся к своему шатру. Именно там дожидался добрейшей души человек. Эбергард не путешествовал в одиночку, его сопровождал большой отряд. Словно муравьи, люди с красно-белыми зубцами на гербе разбрелись по округе.
В ноябре Герцогу исполнится пятьдесят четыре года. Многие в этом возрасте уже страдают от старческих недугов, но Эбергард, похоже, и слыхом не слыхивал ни о какой такой старости. Стоял ровный, как стрела, в своём тяжёлом меховом плаще. Довольно странная одежка для ранней осени. Манфред всегда завидовал людям, которые в жару могут напялить на себя толстые шмотки и не пускать при этом пот. Он-то в подобном облачении вмиг взмокнет.
Но да вернёмся к герцогу. Мощную челюсть подчёркивает аккуратно постриженная борода. Широкие скулы придают ему солидности. Пронзительный взгляд голубых глаз располагает к себе, а улыбка попросту обезоруживает. Однако не стоит заблуждаться. Да, Эбергард справедливый правитель, но вместе с тем хладнокровный и стойкий пред нападками. Если понадобится, он пойдёт на суровые меры. В девятьсот двадцать шестом он на время получил власть над неспокойной Лотарингией. За два года его правления ситуация в герцогстве стабилизировалась. Отнюдь не сладкими речами и улыбками он этого добился, а жёсткими решительными мерами. Он не суровый деспот, нет. Он не устраивал бесчинств, все действия были в полной мере оправданны и действенны.
- Герцог Эбергард, - с радушием приветствовал его Генрих.
- К чему такая учтивость? Незачем соблюдать дворцовый этикет в военном лагере, мой мальчик. Дай я на тебя посмотрю, - Эбергард положил руки на плечи Генриху.
Не обнял, а так, скорее пощупал. Будто крутил в руках любимую игрушку. Не поцарапали? Не поломали?
- До меня дошли страшные вести о тебе. Я не поверил, решил лично убедиться. Рад, что слухи не подтвердились, - Эбергард отпустил свою игрушку.
- Вообще-то слухи правдивы. Проводник завёл нас в ловушку, мы побывали в плену у Железных. К счастью всё обошлось. Мы живы, а Железных больше нет.
- Да, задача непростая, но ты справился и это главное.
- Этот меч принадлежал вожаку Железных псов Геро, - Генрих достал из ножен Квинтилиум. Красивый блеск лезвия тоской отозвался в сердце охотника. Не раз верный друг спасал ему жизнь, а теперь служит другому.
- Я хочу подарить его тебе.
- Нет, не смей! - едва не закричал Манфред.
Генрих протянул меч Эбергарду, но тот не спешил принимать дар.
- Это твой трофей. Победа над Железными целиком и полностью твоя заслуга.
- И всё же я хочу, чтобы ты его принял, - настаивал Генрих. – Победа над Железными – только начало, первый гвоздь в гробу моего брата. Ты убедил меня начать эту войну. Иначе бы я так и прозябал в тени моего брата. Впереди ещё множество побед и целые горы трофеев, но этот – самый первый – твой по праву. Моя благодарность за всё, что ты для меня сделал.
- Я признателен тебе, Генрих. Твой дар займёт важное место в моей коллекции, - Эбергард принял меч и слегка склонил голову в знак благодарности.
Это провал, полный крах, абсурд и нелепица. Даже не верится, пройти весь этот путь, побывать в плену у головорезов, попасть в королевскую гвардию, стать рыцарем, наконец, а цели так и не достичь. Кто-то на небесах сейчас потешается, надрывается со смеху, ухватившись за живот обеими руками.
И что дальше, Манфред, перейдёшь к Эбергарду, присягнёшь на верность ему? Или, быть может, женишься на его дочери, а меч получишь в приданое? Кому нужен рыцарь, верность которого не стоит медяка? Да и сложно представить, что этот, без пары дней самый влиятельный человек королевства, отдаст свою дочь в жёны за нищего безродного проходимца. У него она хоть есть-то, незамужняя или овдовевшая дочь? Что толку ломать голову? За тебя всё равно не выдадут даже вдову мелкопоместного сеньора, балбес ты пустоголовый.
- Мы стягиваем все войска в Лотарингию. Ставим лагерь там, где в Рейн впадает Мозель. Ты должен присоединиться к нам немедля, - озвучил планы Эбергард.
- К чему такая спешка? И почему в Лотарингию? – удивился Генрих. – Мы сокрушили Железных. Не лучше ли напасть на Тюрингию?
- Этого Оттон и ждёт. Он перебросит часть войск в Тюрингию, а мы тем временем на западе нанесём сокрушительный удар по его родовому герцогству. Прорвем оборону на Рейне. Глазом моргнуть не успеешь, как станешь королём, мой мальчик. Однако действовать нужно быстро и скрытно. Нельзя, чтобы наш план раскрыли. Оставь часть воинов здесь, пусть совершают набеги на приграничные селения, а сам поспеши в Лотарингию.
- Хорошо, так и поступим, - нехотя согласился Генрих. Ясно, кто будет править страной, а кто покорно со всем примиряться. Так и хотелось Манфреду спросить:
- Где же твой буйный характер, принц? Куда ушла вся гордость и непоколебимость?
Эх, вечно так. Только найдёшь того, кем можно восхищаться, как он являет свои недостатки. Нет, всё не идеальны, и на поверку каждый в чём-то слаб; имеет грех, который хочет скрыть, но тот, словно сорняк, сколько его не вырывай, всё лезет и лезет из-под земли наружу. Вот и Генрих усердно всем доказывает, что он смельчак, но благодетелю своему слова поперёк не скажет.
Эбергард покинул лагерь следующим утром.
- Задержался бы подольше и отправился в путь вместе с тобой, но время и так поджимает, мне нужно ехать немедля, - сказал он.
- Я всё понимаю. Был рад повидаться, - Однако радостным голос принца не назовёшь. Не грустным, но и не весёлым.
Простившись с герцогом, он навис над картой королевства. Всматривался в неё, изучал дороги, искал ответы. Бернард пытался помочь, чем мог, но он в планировании слаб. Толку от него чуть. Генрих не хочет уходить из Тюрингии, рассчитывает схлестнуться в бою с Геро Железным. Однако Эбергард прав, Оттон скорее пришлёт войска из Саксонии, чем ослабил гарнизоны маркграфа на границе. Если страну захватят славяне, не будет проку никому из братьев.
План герцога заключается в том, чтобы ударить всеми силами там, где оборона слабее всего. На Рейне нет больших скоплений войск, река само по себе отлично защищает. Лишь малочисленные саксонские отряды противостоят силам герцога Гизельберта. Если сокрушить оборону там, можно застать Оттона врасплох, отрезать его от основных войск и пленить. Пока Франкония принимала на себя основной удар, Гизельберт берёг силы. Теперь эти силы соберутся в одном месте. Если Оттон перекинет войска с запада на юг-восток, армия заговорщиков легко сломит сопротивление в Вестфалии. Дальше быстрый переход через Ангрию в Истфалию. Если король не успеет отреагировать, они беспрепятственно дойдут до Магдебурга. Слишком уж много «если» в этом плане.
- А что же Геро? Неужели мы не накажем эту гниду? – осведомился Бернард, выслушав мысли Генриха.
- Мерзавец получит сполна, когда я взойду на трон, а пока нам придётся о нём забыть, - огорошил принц.
- Он ведь подослал к вам убийцу. Геро Железный – бесчестный и жестокий человек. От него можно ожидать чего угодно. Нельзя откладывать расправу над ним на потом. Кто знает, что он выкинет. Возьмет, да и переметнётся к славянам. Так оглянуться не успеем, как вся его марка, а там и Северная Марка и Марка Биллунгов окажутся частью Великой Моравии. Многолетние труды предков пойдут коту под хвост из-за одной мрази.
- Ты его переоцениваешь, Бернард. К тому же, я не до конца уверен, что именно он подослал убийцу.
- А кто ж ещё? – удивился гвардеец.
- Не знаю.
- Я могу выяснить это, – вмешался в разговор Манфред.
- Что ты мелешь? – как всегда с неприязнью Бернард обратился к своему нелюбимому подчинённому.
- Я ведь этим прежде и занимался.
- А разве не охотой на ведьм и колдунов? – полюбопытствовал Генрих.
- Не только. На груди у убийцы была печать сатанинского культа. Я встречал его адептов прежде. Думаю, смогу найти их след в Мейсене, если они промышляют в марке. Удастся связать культ с Геро, и сомнений не будет, - разъяснил охотник.
- А что, мне это нравится, - одобрил Бернард. Хитрец. Наверняка ведь только и хочет, что избавиться от Манфреда.
- Ладно, скачи в Мейсен, - согласился Генрих. – Узнай, кто стоит за покушением.
- Но смотри мне, попадёшься, не смей выкладывать наши планы, не то с того света тебя достану, - пригрозил главный гвардеец. Казалось, в его голосе впервые прозвучала забота. Манфред не тешил себя грёзами. Вряд ли Бернард заботится о нём, скорей уж об успехе компании.