[Ubivec]

ТАТЬЯНА СТРЕЛЬЧЕНКО - КАК ПЕСОК СКВОЗЬ ПАЛЬЦЫ

ОБЩИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Интересная и хорошо рассказанная история, замысел и идея которой, к сожалению, оказались гораздо сильнее воплощения. В результате после прочтения остается чувство глубокого неудовлетворения. А где-то даже злости.
Две трети рассказа я был заинтригован! Зато финал читал уже со скукой, вполглаза.
Автор просто сжульничал, самому себе облегчив работу и разочаровав читателя. Антонина, персонаж, который должен был стать вызовом профессиональным умениям и амбициям героини, а – главное – возможностью взять реванш за прежних 299 неудачных попыток, по сути, оказалась ходячим «поддавком».
Ах, оказывается, она всегда хотела рисовать песком! И лишь по «счастливой случайности» песок – рабочий инструмент и атрибутика нашей главной героини, которую и зовут-то Дезирэ Сэнд, то бишь Пустыня Песочная. И отсюда – ах, как сложно будет Пустыне Песочной превратить неудачницу с песком в удачливого песочного аниматора!...
Автор хочет сказать, что вот это – достижение, триумф и компенсация за 299 неудачи?
А вот хрен, уж простите за мой французский! Это – жирная подачка со стороны судьбы, читай автора.
Ну, вот не захотел он думать, изобретать, работать. Вместо этого просто определил, куда будет падать главный герой, и заранее соломки подстелил.
Спасибо, не надо такого. Я предпочел бы увидеть, как Дезире шмякнется, расшибется, поохает, а затем с усилием, но все же встанет и снова двинется к своей цели. А не отскочит от сюжетной канвы, как акробат от батута.
Автор! Читатель всегда ценит усилие, затраченное главным героем, а не его феноменальную удачливость, щедро пожертвованную создателем. Суть любого поступка – в преодолении трудностей. Подачки же нужны неудачникам.

АВТОРСКИЙ ХОД

Поначалу я, было, подумал, будто автор выбрал формат «александрийских историй» и дюже этому обрадовался. Книги, выдержанные в стилистике шедеврального «Расёмона» Курасавы попадаются не так часто, и, как правило, это хорошие годные книги, поскольку создание убедительной альтернативы требует как минимум хорошего знакомства с материалом. Понятно, если только мы не говорим о фанфике, созданном под порывом чувств.
Между прочим, не у всех и получается – вон даже Роджер Желязны задумывая «Девять принцев Амбера», планировал что это будет одна история, рассказанная девятью разными персонажами с девяти разных точек зрения. Не вышло.
А вот у пана Сапковского в первых двух книгах про Геральта, наоборот, прекрасно получилось пересказать привычные сказки и предания Восточной Европы на реалистичный лад.
В «Песке», столкнувшись поначалу с обновленной трактовкой старых добрых греческих мифов (все было не так, во всем виноваты иллюзии), я аж потер руки в предвкушении. Акрофоб Икар. Гомер, оказавшийся на самом деле Кассандрой. Маньяк-эгоцентрик и пироман по совместительству Герострат.
Увы, все оказалось заманухой.
Автор поманил, заинтриговал и подсунул вместо «Расёмона» «Служебный роман». Тоже местами хорошо, но не то и не о том.
Когда тебя приглашает на ужин симпатичная девушка, ты все-таки рассчитываешь, что в финале вы будете целоваться, а не вместе мыть посуду. И то и другое подразумевает определенную близость, но разница-то ощутимая.

ФАКУЛЬТАТИВ

Эх, кабы к носу Иван Иваныча, да усы Сергей Петровича…
В смысле, к рассказу «Даже если небо…» – словарик и образное мышление автора «Песка» – славно бы получилось. Потому как в первом случае мы имеем прекрасную фабулу и плохой текст, а здесь – добротный текст и плохую фабулу.
Некоторые образные выражения в рассказе просто великолепны.
Чего стоит «дебелый стол на слоновых ногах»! Не знаю, известна ли автору этимология слова «дебелый», или на ум пришло интуитивно, но ведь как точно подобрано. Помимо привычного «тучный, плотный» это слово означает также «старый, массивный, твердый». И сразу в воображении появляется огромный старый, вышорканный стол с тяжелой плитой-столешницей, величаво покоящейся на низких приземистых и толстенных тумбах...
Я уделяю так много внимания одной фразе, потому что она – прекрасный пример умения работать с образами. Автор четырьмя словами послал мне в мозг объемную, многоаспектную картинку, которую я принял точно и без искажений. Именно это мистер Кинг в своей автобиографии (почему-то названной «Как писать книги») называл телепатией.
Или вот «солнце напоминало надкушенный апельсин» - тоже здорово!
Посему просто удивительно, что человек с таким хорошим чувством языка постоянно позволяет себе, как корявости, так и мелкие проколы по тексту. Ну, вроде:

«Испугавшись, вы сваливали вину на мелкие зеркальные трещины, вы ведь и помыслить не могли, что из зеркала на вас смотрела я».

Корявость здесь – словосочетание «вы сваливали», натужно-неестественное не только для литературы, но и для нормальной разговорной речи. Чтобы понять, просто попробуйте произнести его вслух. Звучит не лучше какого-нибудь немецкого айнекугельшрайбер. Это авторское «вы сваливали» от первого лица на самом деле будет хорошо звучать только в протоколе об административном правонарушении, если природоохранная прокуратура поймает грузовик с мусором, опорожнявшийся в «зеленой зоне».
Теперь про проколы.
А прокол здесь – «мелкие зеркальные трещины». Мое глубокое убеждение, уже неоднократно подчеркнутое выше, в обзорах других рассказов – в хорошем тексте хороши только те слова, которые дают читателю правильный ассоциативный ряд. У причастия «зеркальный» есть устоявшийся ряд ассоциаций: похожий, повторяющий, отражающий.
Так зачем автор использовал его, чтобы рассказать про небольшие трещины на поверхности зеркала?
Это же принципиально разные вещи.
Нельзя путать твердое с мокрым. Состояния несоотносимые!...
Из других недочетов текста – местами пафос берет верх над здравым смыслом.

«Всё это – я.
Только я.
Всегда я».

Звучит – хорошо. Весомо так.
Только у кого-то явно мания величия – либо у автора, либо у нашей героини. Ведь мы очень скоро узнаем, что «только я» и «всегда я» – мягко говоря, преувеличение. Героиня-то обычный житель иномирья, выпускник специализированного факультета и штатный работник Фабрики Грез, да к тому же не очень умелый и удачливый. И вообще людей на земле больше пяти миллиардов, а у Дезире Сэнд клиентов за два с лишним тысячелетия человеческой истории было всего 299.
Причем все 299 - брак.
299 и «все это – я» не сочетаются.
Автор! Слово важно, но оно не должно брать в тексте верх над смыслом. Иначе – когнитивный диссонанс. Потеря причинно-следственных связей в тексте всегда действует на внимательного читателя раздражающе. Его естественная реакция: ну что ты мне заливаешь?!

«Отец? А что отец?! Конечно же, сошел с ума. Рассказывал потом всякие небылицы о запутанном лабиринте, в котором якобы жил получеловек-полубык».

Вот как, каким боком падение Икара повлияло на появление в воображении его убитого горем отца Лабиринта с Минотавром? На это вопрос, наверное, ни один психиатр не ответит.
Из этой же серии – почему Герострат неудача главной героини?
Он же добился своего, вошел в историю, его имя стало нарицательным. И это даже несмотря на то, что десять лет по Греции бегали глашатаи и требовали: «Не смейте помнить имя безумного Герострата, сжегшего из честолюбия храм богини Артемиды!».
С Кассандрой опять же непорядок:

"Как-то она прогуливалась берегом моря, по привычке вглядывалась в лазоревую даль, надеясь увидать парусник своего возлюбленного".

Парус она могла увидеть. Но не парусник.
Здесь, впрочем, уже не утрата здравого смысла, а скорее недостаточно изучение матчасти. Парус у древних греков и троянцев был, а вот до появления парусника, как вида морского судна, еще сотни и сотни лет. Парусник появится, когда человек решится выйти в открытое море.
Греки же плавали вдоль побережий главным образом за счет мускульной гребной силы, и парус на их кораблях играл в большей степени вспомогательную роль. Именно поэтому у Гомера вы слово «парусник» днем с огнем не сыщете.

ПЛЮШКИ

Автору было бы неплохо найти в сети рассказ (тоже, кстати, конкурсный, писанный на легендарную «Грелку») Джаббы – он же писатель Юрий Бурносов – «Все золотистое» и прочитать его. А, впрочем, что его искать? Туточки лежит: http://www.svenlib.sandy.ru/pugovichki/fignya/golden.htm
По задумке, а местами и стилистически, рассказы отчасти перекликаются между собой, но Джабба все-таки матерый райтер, и потому прекрасно вытягивает финал, который фактически слит в «Песке», когда автор решил облегчить Дезире (а на самом деле – себе любимой) жизнь и превратить Купченко Антону Степановну в счастливо выпавший джокер.
Мой совет: для себя, чтобы понять, как развить хорошую идею до хорошей истории, сделайте сравнительный анализ обоих текстов. Когда поймете, где вы потеряли интригу и как превратили отличный текст в проходной рассказик, наступит просветление, и больше вы такой хороший материал не загубите.