|
Повезло врезаться в зубы этого монстяры и сломать хоть один? Нет, по ходу, дедуля наорал и врезал по мозгам - теперь его приятели тащат куда-то...
Медработники молча перемещали Уэнделла в пространстве лечебницы, не пытаясь привести его в чувство, - он сам очухался и, глядя на проплывающие над ним тускловатые светильники, прокручивал произошедшее в памяти, восстанавливая детали. Он решил, что было бы скверно, если бы черноволосый и толстяк отыгрались на других из-за него.
И лучше бы санитары молчали, как эти, куклоподобные. Голова слегка гудела, перед глазами мельтешили "мушки". Коридор, лестница, опять коридор, анфилада, лестница, площадка, лестница, площадка... Его несли ногами вперёд, ухватив за щиколотки и запястья; держали так крепко, что Уэнделл через некоторое время перестал ощущать пальцы. Несколько раз он задел спиной ступеньки, порог, ещё что-то твёрдое; реагировал, вздрагивая и гримасничая, но ходячим манекенам было всё равно, и они продолжали топать с той же скоростью.
Повеяло прохладой. Его бросили, как мешок, на дощатый пол, ещё с минуту смотрели, окружив, затем направились обратно - только тогда Уэнделл, приподнявшись, сел и оглядел незнакомое помещение. Память подсказала наименование "каптёрка": пахло старой мебелью, едой, почему-то линолеумом и немного газом; старые фотографии в рамках на скромных обоях; пятна на потолке; из мебели - большой письменный стол (лак растрескался) с лампой, как у дежурного, с громадным радиоприёмником и маленьким телевизором, пара старых кресел (обивка засаленая, но прорехи аккуратно зашиты), большой гардероб, несколько полок с книгами и коробками.
Пальцы снова начали слушаться; на запястьях и щиколотках темнели синяки.
В комнатке было два маленьких запылённых окна (оба с одной стороны) и три двери: через первую Уэнделл только что попал в каптёрку, - "куклы", уходя, закрыли её; другая была заперта, третья приоткрыта. Деревья, кустарник, дорожки... Что, можно в парк?
Парень поднялся на ноги, но не успел и пары шагов сделать, как та дверь распахнулась, и в светлом прямоугольнике возникла здоровенная лохматая собака. До его слуха донеслось глухое рычание. Тело мгновенно превратилось в вату. Страх парализовал, проник во все уголки тела и сознания. Уэнделл смотрел в злые нечеловеческие глаза и едва дышал... Всё исчезло из поля зрения, из памяти - кроме глаз и клыков. Ещё уши и нос - зверь приходит, потому что чует. И как не учуять липкий холодный пот, как не услышать тяжёлые неритмичные удары сердца. Шрамы на правой ноге - собака вцепится в то же место?..
Зажмурившись на секунду и снова открыв глаза, Уэнделл увидел, что пропорции комнаты и собаки изменились, но тут же понял, что изменился он сам - у него четыре лапы, короткая светлая шерсть, рост в холке около 40 см. Он бультерьер. И этот пёс у двери по-настоящему тот самый бультерьер, замаскировался, но можно, можно было раньше догадаться, да нет же, тупица трусливый, это из своры дедовых друзей...
Царапнув пол коготками, Уэнделл заговорил быстро, довольно скоро перейдя на крик:
- Палку верну, слышишь? И секрет храню, и хранить буду! И палку верну, и про драку не скажу, не разболтаю, никому-никому-никому! Шкуру забери, а? и клыки, и когти, на фига мне это всё? я не собака, я не хочу, не буду собакой. И уберись отсюда, проваливай, тут прилично, все хорошие, а палку я верну хозяину - или тебе отдам... после... когда разрешат... выходить... я-не-собака...
Собственный голос слышится ему лаем и тявканьем. Шкура давит, перед глазами точки, полоски, звёздочки.
|