Народ Виндов, детей Семара.
Требище Неяди. Окрестности Скара.
- Борша, подбрось-ка ещё хворосту. Хорони Семар, ну и стужа…
Слуга быстро стряхнул с головы и плеч снег – крыша хижины не была залатана в своё время, и теперь двум её обитателям приходилось терпеть последствия этой оплошности, и потянулся к куче веток, поленьев и фашин.
Быть первожрецом – работа не из лёгких. Постоянные требы, тризны и камлания выматывали не хуже пахоты, многочасовой битвы или многодневной скачки. Как и воину, первожрецу, не смотря на свой возраст – а это, как правило, не юнцы, и даже не зрелые мужи, приходится исполнять свой долг перед богами и народом в любую погоду. И это единственный пост, на котором тебя никто не сменит. Ни советник, ни воеводы, ни благородные отпрыски, готовые поймать выпавшее из ослабевших от болезни, раны или преклонных лет бремя обязанностей.
Деадей натянул сползшую накидку из шкур на свои широкие, не по-стариковски могучие плечи. С учётом своего богатырского роста, в молодости первожрец мог быть отличным ратником, какие на хорошем счету в сотне. А может, и был, кто сейчас упомнит – Деадею столько лет, что его ровесников едва ли встретишь даже в самых глухих деревнях в окрестностях Скара. Да и те уже давно более походят на младенцев – пускают слюни и смердят, как покойники, не в состоянии обиходить себя сами. Первожрецу нельзя терять остроту разума. Хотя казалось бы, какое богам дело – вещать свою волю можно и через дурака, через убогого или женщину, к примеру. Но то ли общение с богами так просветляет ум, то ли сами боги не желают иметь дело с глупцами – Деадей был мудрым и дальновидным советчиком.
Костёр с радостью поглотил подачку – теперь можно снова закутаться посильнее в шкуры, и посидеть без движения, глядя на пляску огненных языков.
- Господин, расскажите про Неядевых слуг.
- Помнится, ты уже спрашивал, и я рассказывал тебе. Всё ж таки это не былины, Борша, чтобы просто так травить их от безделья.
Но делать было действительно нечего. А сидеть здесь предстояло всю ночь. Зима – Неядин срок. Время, когда земля покрывается белым саваном, обмирает листва и прячется живность, когда вне дома и тепла витает смерть. И наведываться на капище Бледной богини приходится частенько – камлать. Чтобы ветер был не так лют, чтобы холод ушёл быстрее, чтобы скот не помер и тому прочее. В конце концов Деадей сжалился.
- Первейшие, конечно – это «серые посланцы». Подобны они сухим листьям, уносимым ветром – призрачны и стремительны, легки и пусты. Несутся они к болящему, чтобы ждать при дверях, когда тот испустит дух. Госпожа мёртвых первой знать должна о своих мертвецах. Есть также и морихи. Подобные старым женщинам, неопрятные, простоволосые и голосящие, носят они по ветру всякую мерзость – зависть людскую, глаз дурной да молвь и хворь. Есть костни – тощие, как скелеты, но сильные и жестокие, берегут они могилы пращуров от поруганий, и сна не дают тем, кто не посещает могил своих предков. А ещё есть Марг, Чёрный наездник. То Неяди не слуга, а сын. Разные легенды разное говорят, всего не упомнишь, но как будто влюбилась Богиня в одного ратника-изгнанника, и родила от него сына. И что Марг, сын её, воинским умением отцу подобен, видом же черен и страшен. А служба его – предвещать полководцу во сне погибель его войска. Семар принял его в число богов молодших, хотя боятся его простые люди, как и всех слуг Неяди. Ну и уважают, конечно.
Скар, княжеский чертог, покои Эвины.
Молодая княжна спала, и сон её был спокоен – не было слышно даже дыхания. Скорбь, вызванная смертью дяди – Эвина приходилась Беарсису племянницей, хотя и воспитывалась им с детства как родным отцом – перестала быть частой гостьей на её прекрасном молодом лице. Соломенные пряди разметались по подушке, слабо блестя от неверного лунного света, нет-нет да просачивающегося в небольшое окошко. Молодая княжна спала…
Но нечто странное заставило её быстро проснуться. Так просыпается человек, который резко приходит в сознание после долгих часов беспамятства, или пробуждается после страшного сна – резко, садясь на кровать и тревожно оглядываясь. Пустая тёмная комнатка, слабый лунный свет, родной терем, родной город – какие поводы для тревоги? Но что же заставляет сердце сжиматься, как будто в предчувствии чего-то… странного. Не опасного или ужасного, а просто странного. Хотя, что может быть страшнее странного.
Привиделось, верно. Оглядев комнатку, насколько её можно было оглядеть при таком неверном освещении, и, убедившись, что ничего страшного поблизости нет, и никаких особых звуков из-за двери или со двора не доносится, княжна, было, улеглась обратно. Как вдруг прямо у её ног, перед кроватью, сгустившись из комнатного мрака, оформилась фигура.
Эвина сначала даже не испугалась – слишком всё это было явно, слишком невероятно, чтобы действительно быть чем то, кроме её странных фантазий. Однако фигура никуда не исчезала. Случается, что впотьмах обычные и привычные вещи принимают очертания весьма зловещие…
Фигура шевельнулась. Как будто подняла руку к плечу – а судя по росту и размаху плеч, их обладатель – человек высокий и могучий. Если это – человек. Часть черноты опала – вероятно, странный ночной гость раскрыл фибулу, сбросив плащ. И прежде чем внезапно побледневшая Эвина успела закричать на весь терем, тень кошкой метнулась к ней, с поразительной для своих размеров проворностью, и зажала княжне рот, одновременно прижав к постели. В груди разгорался костёр боли – незнакомец не был деликатен, и от его прикосновений должны были остаться синяки. Однако все мысли княжны были сосредоточены на руках – правой, зажимающей широкой ладонью рот, и левой, сжимающей обе руки за запястья и придавливающей Эвину к ложу. Холодные, как бронные рукавицы, совершенно неживые, как железо, это, тем не менее, были не перчатки, а именно человеческие ладони. Испуганно-гневный взгляд метнулся к лицу, стараясь найти, обнаружить, раскрыть утратившего страх и честь негодяя. Однако лицо представляло сплошное тёмное пятно – видна была лишь острая бледная скула. Тем не менее, прямо в глаза Эвины кто то настойчиво смотрел. Это можно было ощутить физически.
«Тебе никогда не простится твоя наглость. Я княжна – тебя разорвут на части, привязав к коням, выродок!!»
«Мне нет разницы - князья ли, простолюдины. Я выбрал тебя».
Незнакомец наклонился ближе к лицу Эвины, но дыхания она не почувствовала. По всему телу разлилось странное одеревенение – даже боль в груди притупилась. Отпустив руки княжны, бессильно упавшие на ложе, незнакомец провёл пальцем по её лицу, будто любуясь. Затем рванул сорочку и принялся гладить женскую грудь. Последнее, что помнила княжна прежде, чем провалиться в тьму беспамятства – как чёрный гость стащил с неё обрывки сорочки и навалился всем телом, а низ живота пронзила острая боль…