Цитата:
|
Мир, в котором магические выбросы периодически меняют до неузнаваемости облик и мышление местных жителей, оставляя нетронутой только память.
|
Иногда физическая боль приносит облегчение. Когда нет сил даже стонать, и с губ срывается только жалкое поскуливание, когда вражья рука поднимает голову и вода вливается в изодранные губы. Тогда, кажется, легче умереть от телесной боли, чем от душевной.
-Тише, не кричи. Ты созовешь всех те’хаал острова.
Против воли с губ срывается жалобный всхлип. Склонившееся над ней лицо мало схоже с маской ненависти, что впечаталась в память. Большие усталые глаза, неправильные, какие-то рваные черты лица. Слишком маленький нос и слишком крупный рот. Зубов слишком много.
-Хочешь ещё воды?
Она кивает и блаженно отдается во власть боли, накрывшей от этого немудреного движения.
-Паллави взошла час назад. Мы заперты здесь до очередной вспышки.
-Помоги мне сесть.
Две маленькие, но удивительно сильные руки приподнимают её, и новая волна благословенной боли накрывает изломанное тело.
-Это ты притащил меня сюда?
Враг сидит, подтянув коленки к впалой груди, потерявший былую великолепную внешность. Жалкая пародия на высокородного.
-Сколько мы уже здесь?
-Не знаю. Я принес тебя сюда…до того, как…
Она понимающе кивает. Вспышка не щадит никого, даже тех, кто укрывается за стенами из металла и драгоценных камней. Корежит, меняет тела, души, сердца, ломает жизни, оставляя лишь память. Древнее проклятие старше самого Времени.
-Хочешь пить? Правда, осталась только цветочная вода в бутылке…она стала…другой…
Цветочная вода превратилась в невесть что, горькое, крепкое и обжигающее, но она глотает, потому что жажда непереносима. Он берет из её пальцев наполовину опустевшую бутылочку.
-Где мы? Докуда успели добраться?
-Парк Сантури. Это каморка смотрителя… бедолага не успел спрятаться, недалеко отсюда я видел обрывки одежды и куски человеческого тела.
Она невольно поджимается, прикусив губу. От зелья из бутылочки в голове словно прочищается все. Мысли кристалльно ясны и чисты. В памяти всплывает погоня через пустошь и хриплый смех убийцы, собственный умоляющий голос. Бархатная ткань штанов под мокрыми от пота пальцами, когда она обхватила его колени в попытке вымолить жизнь. А потом вспышка, погрузившая мир в сиреневый полумрак…
-Сколько до следующего выброса?
-Недолго уже… Тэм… я хотел попросить прощения за все, прежде чем…
-Не думаю, что теперь оно чего-то стоит, мое прощение.
-Прощение всегда чего-то стоит. Просто мы не умеем ценить его.
Маленькая цепкая лапка сжимает её пальцы.
-Я рад, что не успел убить тебя. Теперь, до следующей вспышки, у тебя есть шанс.
-Нет… я не хочу!
-Тебе придется. Кто знает, каким монстром я стану, когда…
Он замолкает, прислушиваясь к звукам за дверью.
-Я даже твоего имени не знаю…
Он смотрит на неё огромными, жуткими глазами.
-Кей…
Пальцы дрожат, едва удерживая отделанную драгоценными камнями рукоять кинжала. До выброса всего ничего. Но она не может ударить. Вот он, её преследователь и убийца! Стоит на коленях, уронив голову на грудь.
-Поторопись, Тэм… я не хочу…не хочу возвращаться во мрак.
-Я прощаю тебя, - твердо говорит она, поднимая кинжал.
Острие на мгновение зависает над головой и летит… летит… летит…летит… в сиреневую вспышку, в отчаяние и боль чужого раскаявшегося сердца…
… Женщина сидит, выронив кинжал. Снаружи ветренно. Последняя вспышка на ближайшие пол-сотни лет. Времени достаточно. Ребенок у её ног хнычет, глядя мимо неё мутными глазенками. А потом начинает плакать.
-Тише, маленький, тише!
Он издает жалобные звуки, напоминающие мяуканье голодного те’хаал. Маленькое создание, такое слабое и беспомощное. Легкое, как пушинка. И злобное, словно Лунный Зверь. Голые десны больно сжимают сосок, но вот струйка молока брызжет в рот и младенец успокаивается. Жадно чавкает, насыщаясь.
Светает. Паллави почти зашла, а значит, ушли и её прислужники. И можно идти.