Ночь прошла без сна. Я не легла в постель, понимая, что всё равно не смогу уснуть, до самого утра просидела в кресле, глядя в окно. Хорошо, что мы жили не в городе, тишина и темнота смогли меня успокоить. Прежде я никогда так не срывалась и не кричала, и никогда не говорила маме, как чувствую её отношение. А теперь сказала всё, но облегчение, на которое рассчитывала, не наступило. Наоборот, всколыхнулись воспоминания, которые я считала навсегда потерянными: как она раздражалась, стоило мне спросить про отца; как ругалась, когда я говорила сама с собой; как выкинула костюм привидения, который я планировала одеть на маскарад; как убеждала, что мне никогда нельзя говорить неправду типа "Я верю в привидений"; как на все каникулы заперла меня дома, узнав, что мы с подругами устраивали спиритический сеанс. Я отчаянно хотела спрятать все воспоминания обратно в самую глубину памяти, но они упрямо всплывали, вставали передо мной, давали посмотреть на себя глазами не обиженной девочки, а взрослой девушки, которая, вопреки собственным словам, точно знала, что сошла с ума. И теперь в каждом мамином взгляде за негодованием я могла рассмотреть страх. Прежде я его только чувствовала, а теперь ещё и видела.
Одно воспоминание было особенно сильным. Мне десять, мы с подружками устроили пижамную вечеринку у меня дома, и уже ложились спать, когда мне пришло в голову пошалить. Сложно сказать, что натолкнуло меня именно на такую шалость, возможно, просмотренный фильм или подслушанный разговор, но я вдруг замерла, потом несколько раз дернулась и свалилась с кровати, а когда Эмма и Люси взвизгнули и затихли, принялась закатывать глаза и биться на полу в страшных судорогах. Не предупреждённые девчонки подняли крик, прибежала мама, и хотя я в этот момент уже смеялась и объясняла, что это был розыгрыш, на следующий день повела меня в больницу. Я до сих пор могла видеть её бледное лицо и широко открытые, напуганные глаза.
Она боялась за меня. Она боялась меня. Однажды я зашла в ванную, чтоб смыть маску для лица. Она сортировала грязное бельё.
- Мам, мне нужны деньги,- сказала я невнятно. Маска высохла и стянула лицо.
- Дети?!- Мама вздрогнула и обернулась.
- Деньги,- повторила я спокойно.
Ну кто бы обратил внимание на невнятно произнесённое слово? А мама обратила, и снова испугалась. Она вообще часто пугалась по пустякам.
Наутро, не дожидаясь, когда встанет мама, я отправилась на работу.
На улице снова потеплело, под ногами чавкала вязкая смесь талого снега и земли, сырой воздух забивал лёгкие, но всё это было намного милее, чем стены родного дома. Я с удовольствием прошлась до остановки и пошла бы пешком до самого города, если бы не было так далеко. Пока ждала автобуса, слушала разговор двух женщин о том, как лучше всего готовить фарш для котлет и каким кремом для рук пользоваться зимой. Совершенно, на мой взгляд, пустой разговор, оказался таким интересным, что я пожалела, когда подошёл автобус. Для меня открылась простая истина: в жизни столько разных приятных мелочей, что вовсе не обязательно размышлять над судьбами мира и проявлять себя хорошим творцом, чтоб чувствовать себя нужной. Вкусные котлеты на ужин, гладкая кожа на руках - разве это пустое? Разве этому не стоит уделять хоть немного внимания?
Я повернулась к не до конца проснувшемуся мужчине, который, нахохлившись, сидел рядом.
- Скажите, я симпатичная?
Он посмотрел на меня, как на ненормальную, и буркнул:
- Симпатичная.
- Правда?
- Правда,- тяжёлый вздох.
Я успокоилась и снова стала смотреть в окно, но настроение поднялось ещё на пункт. Конечно, я симпатичная. И я могу познакомиться с отличным молодым человеком. И у меня есть интересная работа. И вообще моя жизнь не так плоха, как может показаться, если смотреть изнутри. Только зачем залезать так глубоко, зачем заниматься ни к чему не ведущим самокопательством? Счастье надо всегда искать на поверхности, только так не пройдёшь мимо.
Макс не мог мне не звонить, я по глазам видела, что нравлюсь ему. Значит, мама просто не слышала звонков или по каким - то своим соображениям не стала мне о них говорить. Не зря же она показалась такой странной. Может, она винит Макса в том, что со мной случилось? Сейчас приеду на работу, а он уже будет сидеть в кабинете, дорабатывая статью, и очень обрадуется мне, и обнимет, и поцелует, и непременно скажет, что сильно скучал. Тогда всё наладиться. Макс не станет смотреть на меня, как на существо непонятного происхождения, он поймёт, что у меня тяжёлый период, и найдёт такие слова, от которых на душе сразу станет тепло.
Автобус тащился еле - еле, то и дело замирая в коротких пробках, так что к нужной остановке я приехала в такое время, словно успела как следует выспаться, плотно позавтракать и навести макияж. Ещё минут десять пешком по заполненному торопящимися москвичами тротуару, и я, наконец, добралась до здания редакции.
На этаже меня встретили довольно приветливо, хотя холодновато. Я сразу направилась в кабинет Мыслова, дабы сообщить, что вся в его полном распоряжении, однако его ещё не было, тогда я отправилась в угловой кабинет, по пути здороваясь с некоторыми журналистами и фотографами. Когда столкнулась с Машей почти у самого кабинета, остановилась, но практикантка не удостоила меня взгляда и мышью проскользнула мимо.
Хотя, возможно, мне только казалось, что сотрудники стали коситься на меня как - то особенно подозрительно. Я сама настроилась на негативное отношение, поэтому видела то, что ждала увидеть. Ведь никто мне не сказал ни одного дурного слова.
С этими мыслями я попробовала открыть дверь в кабинет, и поняла, что он заперт. Причём не на ключ, а на внутреннюю задвижку, которой я не помнила, когда последний раз пользовались. Я растерялась. Не понимая, кому пришло в голову запереться в кабинете, я громко постучалась. Через минуту никто не ответил, и я постучалась настойчивее.
- Не думаю, что он откроет,- поделился фотограф по имени Владимир, проходя мимо. Он посмотрел на меня с ненавязчивым любопытством, словно я вдруг снова стала новенькой в редакции.
Я удивлённо подняла брови.
- Кто?
- Игнатов.
- Почему?
Вместо ответа Владимир пожал плечами и красноречиво покрутил пальцем у виска.
- Ничего не понимаю.- Я забарабанила ещё громче.- Макс, открой, это я, Инга! Ты там?
В том, что в кабинете Макс, я сомневалась. Он ведь никогда не запирался.
За дверью раздались шаги. Когда она распахнулась, я широко улыбнулась. Улыбка моментально приклеилась к лицу, сделав из него идиотскую гримасу, ноги приросли к полу.
Это был не Макс. Совсем не тот Макс, которого я знала и которого ожидала увидеть.
Передо мной, опершись руками на косяк, стоял неопрятного вида мужчина, давно не мытые волосы обрамляли осунувшееся, заросшее недельной щетиной лицо, запавшие глаза смотрели остро и настороженно, словно не узнавали. Одет Макс был в тот же свитер и те брюки, что в день нашей последней встречи, рубашка вывалилась из-за ремня и осталась не заправленной. Он был босиком, носок на правой ноге прохудился и большой палец торчал наружу.
- Чего надо?- спросил он. Голос Макса почти не изменился, но всё равно узнать его, а узнав - не испугаться, было сложно.
- Макс?- только и смогла выдавить из себя я.
- Чего надо?- повторил он.- Я работаю.
- Я тоже работаю в этом кабинете.- Я, наконец, смогла немного собраться с мыслями.- И мне нужно войти. Отойди в сторону, Макс. Я войду.
Я специально говорила так, чтоб не было просительного тона, и часто называла по - имени.
Макс двинулся в сторону, и проход открылся. Я вошла, но не успела обернуться, как он снова запер дверь на щеколду.
Всё было неправильно, Макс должен был встретить меня совсем не так, улыбкой, а не подозрительным прищуром.
- Рассказывай, что с тобой случилось,- сказала я, снимая куртку.- Такое ощущение, что ты не причёсывался и не умывался все пять дней, пока меня не было. Может, ты ещё и зубы не чистил?
Шутливый тон остался без внимания. Когда я повесила куртку и посмотрела на него, на лице Макса была написана серьёзная работа ума.
- Да,- кивнул он, придя к определённому выводу,- мне надо умыться.
- Хорошо.
Макс повернулся к двери, сделал несколько шагов и остановился.
- Но сначала я должен закончить статью. Мне надо успеть её сдать в срок.
- Какую статью?- не поняла я.- Ты ведь уже дописал, и Мыслов одобрил. До следующей сдачи полно времени.
Он округлил глаза.
- Нет! Нет! У меня ещё полно работы! Мне надо работать, мне надо работать, мне надо непременно начать работать. Я ничего не успеваю!
- Ладно, ладно, я всё поняла,- поспешила согласиться я.- Работай. Я тебе не мешаю.
Макс сел за компьютер и принялся что - то быстро печатать. Он так увлёкся, что буквально через минуту перестал меня замечать, и тогда я встала за его стулом, чтоб прочесть его новую статью.
"... до сих пор. Мне это кажется очень подозрительным. Я чувствую свой долг перед журналом и хорошо понимаю, что качественная работа станет залогом процветания издания на долгие годы.
Отдельно хотелось бы заявить о неисправностях в системе водоснабжения. Я периодически слышу, как в трубах начинает шуметь вода, это мешает сосредоточиться и подрывает качество моей профессиональной деятельности. Хотелось бы донести эту простую мысль до руководства журнала, если оно, в свою очередь, заинтересованно в качестве выпускаемой продукции.
Шум. Всё время шумят. Мне не нравится, когда вокруг меня шумят, это ухудшает качество подаваемого мной материала. Прошу рассмотреть мою жалобу и, по возможности, наказать виноватых. Заранее признателен, ваш журналист Игнатов Максим Павлович.
Я понимаю, что от меня ждут качественной работы, для этого меня и наняли. Наркомания - это очень тяжёлое в физическом и практически неизлечимое в психическом плане заболевание. Его приняло называть зависимостью, но на самом деле это именно заболевание, которым должны заниматься только профилированные лечебные заведения. В настоящий момент несколько тысяч наркобольных людей заражены так же вирусами ВИЧ, гепатитами В и С, и ещё многими другими опасными заболеваниями. Это делает их опасными для общества, так что я рекомендовал бы принять закон, по которому все наркозависимые люди подлежали бы незамедлительному отделению от здорового общества..."
Пальцы Макса летали над клавиатурой с необыкновенной скоростью, и с каждым прочитанным словом мне становилось всё страшнее и страшнее. Выведенного на монитор отрывка без начала и конца было вполне достаточно для того, чтоб испугаться. Но этого не хватало, чтоб понять, почему отлично пишущий журналист Игнатов Максим Павлович вдруг начал творить такой бред.
- Макс, ты это собираешься сдавать на подпись Мыслову?- спросила я, искренне надеясь, что он рассмеётся мне в лицо.
Макс не рассмеялся, наоборот, посмотрел на меня фанатично горящими глазами.
- Конечно, это. Только я ещё не закончил, надо доработать. Есть шероховатости...
Он не договорил и снова уткнулся в монитор.
- Есть шероховатости?- громко переспросила я, отказываясь верить своим ушам.- Это полный бред! Посмотри, что ты пишешь: "это ухудшает качество подаваемого мною материала..."! Приди же ты в себя! Что вообще происходит?
Макс выпрямился и посмотрел на меня из-под опустившихся бровей.
- Теперь ты мешаешь мне работать. Если не замолчишь, я буду вынужден заставить тебя оставить этот кабинет.
- Ты сам понял, что сказал?
- Я прошу тебя уйти, ты мешаешь мне работать, шумишь и отвлекаешь.
- А, тогда понятно. Знаешь что, Макс, ты сиди тут, а я... я скоро вернусь. Ты только никуда не уходи, хорошо? Жди меня здесь.
Он не ответил, снова принявшись за свою статью.
Я выскочила в коридор. Голова разламывалась от мыслей, в висках оглушительно стучала кровь. Самое плохое было то, что я не помнила последних моментов в буфете и не могла сообразить, в какой момент он так переменился. Вот если бы удалось восстановить цепочку событий, я бы непременно догадалась, что поможет вернуть прежнего Макса. А без этого я могла лишь строить догадки.
Ноги сами понесли меня к кабинету Мыслова. После истории со Светланой я прониклась к нему искренним уважением и очень надеялась, что он прольёт свет на ситуацию. Или, во всяком случае, сможет дать ценный совет, что мне теперь делать. Едва ли новая статья Макса нуждается в иллюстрировании...
Услышав громкое "Войдите!", я прошла в кабинет и остановилась как раз посередине, чтоб дать редактору время понять, кто и зачем к нему явился. Мыслов посмотрел на меня и снова опустил глаза к лежащим на столе бумагам.
- В чём дело?- сухо спросил он.
- Пришла сказать, что могу приступить к работе.
- Не можете,- на этот раз Мыслов даже не поднял голову от бумаг, словно говорил не со мной, а со столом.- Вы уволены.
Новость рухнула на меня и прижала к полу своей массой. Несколько секунд я просто молча стояла посреди пустого пространства, а кабинет, как мне показалось, стал размером с футбольное поле, и Мыслов сидел на дальнем его конце крошечной фигуркой.
- Почему?!
Я хотела, чтоб вопрос прозвучал спокойно, и вздрогнула, услышав почти истерический визг. Мыслов тоже вздрогнул, поднял голову и просверлил меня ледяным взглядом.
- Потому что мне не нужен сотрудник, регулярно доказывающий, что не способен владеть собой. После сцены, устроенной вами в буфете, подавляющее большинство ваших бывших коллег со мной согласились. Выше поведение оставляет желать много лучшего, а о том, что вы ведёте себя слегка неадекватно, позвольте вообще промолчать.
- Я веду себя неадекватно?!!- От злости у меня, кажется, встали дыбом волосы. Я готова была прыгнуть на стол и придушить Мыслова, как цыпленка.- Я не способна владеть собой?!!
- А вы считаете, что можете?- поинтересовался Мыслов с раздражающим спокойствием.- Эти вопли, должно быть, тому подтверждение.
- Да что вы понимаете! Сидите тут в своём чистеньком кабинете, и думаете, что вправе судить и миловать! Кто вам дал такое право, а? Кто решил, что вы можете решать, адекватно я веду себя или нет?!
- Вышу неуравновешенность видно невооружённым глазом, так что не надо никому ничего доказывать. Меня поставили на место редактора именно затем, чтоб я решал, кто должен работать в журнале, а кто - нет. Вы нам больше не подходите.
- Вот как. А как же дифирамбы, которые вы пели по поводу моих снимков?
- К счастью, вы на Земле не единственный хороший фотограф, так что замена подберётся.
- Вот как?!- Я глубоко вздохнула, тщетно стараясь успокоиться. Внутри всё клокотало от ярости. И я ещё считала, что этот человек достоин уважения - дура!- Вот как. Ну что же, не думаю, что я долго буду оставаться без работы. И, раз я теперь уволена, то смею заметить, что в этом журнале никогда ещё не было такого поганого редактора, и надеюсь, больше никогда не будет!
- Да что вы себе позволяете?!- взвился Мыслов. Наконец - то я смогла задеть его за живое.
- Именно так! Большей бездарщины я ещё в жизни не встречала!
- Тогда советовал бы посмотреться в зеркало!
- Гнусный старый кабель, чтоб ты сдох!
Уже совсем перестав владеть ситуацией, я выкинула вперед руку и словно бы схватила Мыслова за тощее горло и так сильно сжала кулак, что пальцы заболели. Мыслов побагровел, выпучил глаза, схватился за горло и тщетно старался сделать вдох, а я продолжала душить его с невероятной, упоительной радостью. Пальцы мои то сжимались, то немного ослабляли хватку, продлевая агонию редактора. Не в его силах было вырваться, он хрипел, дёргался, но оставался на одном месте и с каждой секундой становился всё более багровым. Взмахнув одной рукой, он свалил со стола настольную лампу, и та с грохотом упала на пол. Его сопротивление стало убывать, и я надавила сильнее. Моя ладонь чувствовала каждый его позвонок, который прогибался, готовый сломаться под напором.
В дверь постучались, затем за моей спиной кто - то вошёл в кабинет. Голосок Латышевой произнёс:
- Пётр Сергеевич, мне показалось, был какой - то шум... Ох, мамочка!
- Проваливай!- заорала я.
Но Латышева уже неслась к столу, беспокойно приговаривая:
- Петечка, что с тобой? Петечка... На помощь, кто-нибудь! На помощь!!!
Её вопль, несомненно, слышали даже в Кремле. В ту же минуту в кабинет вломились ещё несколько человек, один из них, пробегая мимо толкнул меня локтем в сторону. Я с тихим вздохом упала, ударилась головой о пол и едва не потеряла сознание. Связь с Мысловым оборвалась, и тот мешком упал на пол. Латышева заорала.
- Умер! Господи, он УМЕР!!!
На меня никто не обращал внимания. Всё ещё пребывая в полуобморочном состоянии после падения, я на четвереньках выбралась из быстро заполняющегося людьми кабинета и присела возле одного из столов. Вокруг кто - то бегал, раздавались беспорядочные крики, телефонные звонки, и с одной стороны я понимала, что нахожусь в помещении редакции, а с другой почему - то видела себя на лондонском митинге протеста против войны в Ираке как раз в момент схватки между митингующими - по большей части радикально настроенной молодёжью - и нарядами полиции. "Нет войне!- скандировали подростки, многие из которых учились в моей школе и в моём классе.- Нет войне! Нет террору! Нет войне! Нет террору!" Полиция принялась разгонять толпу дубинками и резиновыми пулями... Откуда - то вылетела бутылка с зажигательной смесью, вспыхнуло пламя, полетели осколки стекла. Взвыла сигнализация одного автомобиля, почти сразу - второго и третьего... Кто - то неразборчиво орал в мегафон...
- Вызывайте "Скорую"! Он жив! Скорее звоните!!!
Отовсюду валил едкий дым. Я совсем перестала понимать, что и почему происходит и только надеялась, что меня не пристрелят и не затопчут. Противовоенный митинг быстро перерос в мини-революцию.
- Уже вызвали неотложку? Когда приедут врачи?!- надрывался чей - то фальцет.
Интересно, кому так срочно потребовалась врачебная помощь?
Я отняла руки от головы и осмотрелась. Странно было увидеть вместо просторного лондонского проспекта и бушующей толпу относительно спокойное офисное пространство, а вместо громких лозунгов слышать звонки телефона и шёпот напомаженных губ. При этом я хорошо могла воспринимать как одно, так и второе.
Постепенно проспект под давлением реальности начал таять, но вместо него пришло сознание, что я только что едва не убила... Я едва не убила человека! От одной только мысли об этом к горлу подступила тошнота. Хорошо помнила, что на сей раз подстрекающего голоса не было, это я сама захотела совершить убийство, и если бы не помешала Латышева, Мыслов уже бы умер. Я своей рукой могла переломить ему позвоночник, и ни капельки в этом не раскаялась.
Я была опасна для людей. Не хотелось в это верить, но иного выхода не оставалось. Я на самом деле была опасна.
Один журналист, его имени я не зала, наклонился и участливо посмотрел мне в лицо.
- Тебе плохо?
Голос звучал мягко, но меня словно пробило разрядом тока. Я шарахнулась в сторону.
- Не подходи ко мне!
- Что?- удивился он.
Но я уже вскочила на ноги и побежала к угловому кабинету. Только там, в обществе переменившегося Макса, я могла бы несколько секунд потратить на подавление паники.
Дверь, конечно, была заперта. С размаху врезала по ней кулаком, потом пнула, и толи от приложенной силы, толи от желания попасть внутрь, дужка щеколды выломалась из стены. Я шмыгнула в кабинет.