Миэн все же вернулась мыслями к тому, как пыталась помочь волшбой мутанту. Даже если оставить в стороне вопрос ритуального греха, сделать это оказалось тяжелей, чем она думала. И не потому, что искаженный проклятием организм не принимал благословенную магию. Да, он реагировал не так, как должен был реагировать надлежаще человеческий, это предсказуемо… Но в чём-то был даже куда больше приспособлен к местному фону и его частотам, чем она сама, безупречно-рожденная.
Просто вот как раз этого укулли не ожидала. Всё это время внизу она видела и чувствовала, как демон взаимодействует с полями и токами города. Простенькое плетение там, сигнал здесь, обмен незнакомо ей закодированной информации повсюду. Она почти привыкла к этому. Но если подумать… это же просто нелепо! Неправильно. На грани ереси, и самого тяжкого её сорта. В начале Семнадцатого священного похода Миэн была уверена, что высшие диапазоны смертельно опасны для бездушных. Потому что искаженная проклятием плоть должна отторгать все хорошее и доброе. Или же из-за гнева духов-хранителей маготока, которые при проходе через нечестивых выжигали бы их тела заодно с накопившейся там скверной.
Еще недавно Сиятельная и вовсе полагала - для внешников и выродков опасна любая магия, кроме разве что дикого фона Ядолунья, в котором они процветают словно мухи в дерьме и падали.
Каждый поступок влечет за собой последствия. Хорошие поступки питают многие души. Неискупленные грехи, истощают их, одну за одной. Так всегда учили её. Еще среди семьи и вассалов, в родовой башне, до того, как она отправилась в Дом Учения.
За страшнейшие из грехов Мириады карают перерождением в телах бездушных, наказание тем более пугающее, что, раз попав в их ряды, очень сложно вырваться обратно в число людей - само общество язычников культивирует и прославляет нечистое и неоткуда там узнать о способах просветления. Даже облик внешников свидетельствует об этом - они отражение человека, издали обманчиво схожее с истинной формой, вблизи - пугающе отличное.
Так Миэн разъяснили наставники Столицы в ритуале и философии.
Неискупленное бремя лишь копится. И, со временем, настолько возрастает, что из духовной сферы прорывается в тварную. Грешник окончательно теряет сходство с Сиятельным. Обнажает истинную суть - зверолюдскую. Гротескная пародия как человеческого образа, так и облика благородных животных и духов - волка, тигра, дракона, оленя. Неестественное их смешение. Проклятье Ядолунья.
А вот это говорили уже в Доме Войны.
"Навеки прокляты они, бездушные. От мира сокровенных тайн и тканной сути волшебства отвержены суровыми богами. Грехи они не в силах искупить и за пятьсот перерождений, да и того и вовсе не желают. Внемли же, аколит, словам Владык и опыту ушедших поколений! Отбрось наивность ты и уничтожь в себе слепое милосердье. Будь бдителен и праведно свиреп. Презренный род узнаешь ты по признакам мутаций. Сию печать навеки возложили Мириады на племя нечестивцев. Своя они для каждого греха, и ниже мы их перечислим:
Раз - глупость, лень, до пищи алчность. Ламана это волк, мохнатый, псиною разящий.
Два - коварство и нарушенные клятвы. Носитель их - кентравр котоподнобный.
Три - похоть и слепая ярость. Бесславен сим козёл потерянного Юга.
Четвертое - презрение к доктрине. Его лелеет змеелюд в отравленном болоте…"
Миэн призналась себе, что уже не может воспринимать эту главу Зерцала Добродетели всерьез, разве что как возвышенную и не слишком удачную метафору.
Ей и дома казалось странным, что по такой концепции выходит, будто перекидывающиеся в волков внешники ближнего Ядолунья сплошь ленивые глупцы. В то время как рогатые внешники дальние - похотливые и коварные, но никак не ленивые. И как интересно, определить степень неортодоксии у змеелюда по сравнению с другими проклятыми?