Показать сообщение отдельно
  #802  
Старый 18.08.2013, 18:26
Аватар для Daniel
Пламенный эволюционер
 
Регистрация: 12.07.2011
Сообщений: 2,895
Репутация: 1329 [+/-]
Восхитительно.
Скрытый текст - "Уловка-22", Дж. Хеллер:
"Он решил или жить вечно, или умереть, а если умереть, то только во время попытки выжить".

"Да, это была настоящая ловушка. «Уловка двадцать два» разъясняла, что забота о себе самом перед лицом прямой и непосредственной опасности является проявлением здравого смысла. Орр был сумасшедшим, и его можно было освободить от полетов. Единственное, что он должен был для этого сделать, — попросить. Но как только он попросит, его тут же перестанут считать сумасшедшим и заставят снова летать на задания. Орр сумасшедший, раз он продолжает летать. Он был бы нормальным, если бы захотел перестать летать; но если он нормален, он обязан летать. Если он летает, значит, он сумасшедший и, следовательно, летать не должен; но если он не хочет летать, — значит, он здоров и летать обязан. Кристальная ясность этого положения произвела на Йоссариана такое глубокое впечатление, что он многозначительно присвистнул".

"Йоссариан считал его самым ненормальным летчиком во всей эскадрилье, потому что Макуотт был полностью в своем уме и тем не менее охотно участвовал в военных действиях".

"Когда эскадрильи проходили мимо трибуны, где среди прочих офицеров стоял тучный полковник с большими пышными усами, каждая эскадрилья получала оценку за строевую подготовку. Лучшая эскадрилья в каждом полку награждалась желтым вымпелом на древке. Этот вымпел не представлял ровно никакой ценности. Лучшая эскадрилья базы получала красный вымпел на древке подлиннее; проку от него было еще меньше, поскольку длинное древко тяжелее короткого и таскать такой вымпел еще труднее, а таскать надо было всю неделю, пока в следующее воскресенье приз не переходил к какой‑нибудь другой эскадрилье. Йоссариану идея награждения вымпелами представлялась абсурдной. За этим не следовало ни денег, ни чинов".

"— Я не желаю больше ни минуты оставаться на войне!
— Неужели вы хотите видеть свою родину побежденной? — спросил майор Майор.
— Нас не победят. У нас больше народу, больше денег и сырья. Десять миллионов военнослужащих могут стать на мое место, а то одних убивают, а другие в это время делают деньги и живут припеваючи. Пусть других убивают.
— Но представьте себе, что получится, если каждый американец станет рассуждать подобным образом.
— Только круглый дурак рассуждает иначе. Разве я не прав?"

"— Вам действительно нужен еще кодеин? — спросил доктор Стаббс.
— Да. Для моего друга Йоссариана. Он уверен, что живым ему не вернуться.
— Йоссариана? Это еще кто такой? Что это еще за дурацкая фамилия? Это не тот ли, что надрызгался вчера вечером в офицерском клубе и затеял драку с подполковником Корном?
— Он самый. Ассириец.
— А‑а, этот сумасшедший мерзавец.
— Не такой уж он сумасшедший, — сказал Данбэр. — Он поклялся, что не полетит на Воловью.
— Вот его я и имею в виду, — ответил доктор Стаббс. — Может быть, этот сумасшедший мерзавец — единственное разумное существо среди нас".

"— Противник, — возразил Йоссарнан, тщательно взвешивая каждое слово, — это всякий, кто желает тебе смерти, независимо от того, на чьей он стороне воюет. Стало быть, понятие «противник» включает в себя и полковника Кэткарта. И не забывай об этом: чем дольше будешь помнить, тем дольше проживешь".
Скрытый текст - а тут целый отрывок, но он того стоит:
—...как я могу ответить?
— Вы опять задаете мне вопросы.
— Извините, сэр, но я не знаю, что ответить. Я никогда не говорил, что вы не сможете наказать меня.
— Речь идет не о том, когда вы это говорили. Я прошу сказать нам, когда вы этого не говорили.
Клевинджер тяжело вздохнул:
— Всегда. Всегда не говорил, что вы не сможете меня наказать, сэр.
— Это уже звучит лучше, мистер Клевинджер, хотя это и явная ложь. Прошлой ночью, в сортире, разве вы не заявили шепотом другому подлому сукину сыну, который тоже нам не нравится, что мы не сможем вас наказать? Кстати, как его фамилия?
— Йоссариан, сэр, — сказал лейтенант Шейскопф.
— Вот‑вот, верно, Йоссариан. Йоссариан? Это что — его фамилия? Черт побери! Что это еще за фамилия? У лейтенанта Шейскопфа объяснение было наготове.
— Йоссариан — это фамилия Йоссариана, сэр, — объяснил он.
— Хорошо, допустим, что так. Так вы не шептали Йоссариану, что мы не сможем вас наказать?
— О нет, сэр. Я сказал ему шепотом, что вы не сочтете меня виновным.
— Может быть, я слишком глуп, — прервал полковник, — но я не улавливаю разницы. Да, я, наверное, здорово глуп, если не улавливаю разницы.
— Ммм…
— Вы — несчастный сукин сын! Вы согласны с этим? Не лезьте со своими объяснениями, когда вас не просят! Если я что‑то утверждаю, я ни от кого не требую разъяснений. Так вот, вы — несчастный сукин сын, не так ли?
— Нет, сэр!
— «Нет сэр»? Значит, вы считаете меня жалким лгуном?
— О нет, сэр…
— Тогда вы — несчастный сукин сын, правильно?
— Нет, сэр.
— Вы что, драться со мной собираетесь?
— Нет, сэр.
— Вы признаете себя несчастным сукиным сыном?
— Нет, сэр.
— Будь ты проклят, тебе явно не терпится подраться со мной! Да я сейчас перепрыгну через этот стол и вытряхну из тебя твою трусливую, вонючую душонку, которой цена два вонючих цента в базарный день, да еще переломаю тебе руки и ноги!
— Переломайте, переломайте! — закричал майор Меткаф.
— Меткаф, вы — вонючий сукин сын! Я же вам приказал заткнуть свою вонючую, трусливую, дурацкую глотку.
— Слушаюсь, сэр. Извините, сэр.
— Вы лучше не извиняйтесь, а заткнитесь.
— Я попробую, сэр. Не попробуешь — не научишься. Это единственный способ научиться, сэр.
— Что это такое? Откуда вы взяли?
— Все так говорят, сэр. Даже лейтенант Шейскопф говорил.
— Вы говорили?
— Да, сэр. — сказал лейтенант Шейскопф. — Так все говорят.
— Ну хорошо, Меткаф. Может быть, вы все‑таки попробуете заткнуть вашу дурацкую глотку и тем самым научитесь ее не разевать? Итак, на чем мы остановились? Прочтите мне последнюю строчку стенограммы.
— «Прочтите мне последнюю строчку стенограммы» — прочел капрал, который знал стенографию.
— Да не мою последнюю строчку, идиот! — загремел. полковник. — А чью‑нибудь еще!
— «Прочтите мне последнюю строчку стенограммы», — прочитал капрал.
— Да это тоже моя последняя строчка! — завизжал полковник, становясь пунцовым от гнева.
— О нет, сэр, — запротестовал капрал. — Это уже моя последняя строчка, раз я прочитал ее вам секунду назад. Неужели вы не помните, сэр, всего лишь секунду назад…
— Ах боже ты мой! Прочтите мне его последнюю строчку, идиот! Как ваша фамилия, черт побери?
— Попинджей, сэр.
— Отлично, вы — следующий на очереди. Как только кончим его судить, возьмемся за вас. Ясно?
— Да, сэр. В чем меня будут обвинять?
— Какая разница! Вы слышите, господа? И он еще спрашивает! Скоро узнаете, Попинджей. Как только мы покончим с Клевинджером, в ту же секунду вы и узнаете. Ваш отец — миллионер или сенатор?
— Нет, сэр.
— Тогда считайте, Попинджей, что вы сидите по горло в дерьме, и притом без лопаты. А может быть, ваш папенька — генерал или член правительства?
— Нет, сэр.
— Прекрасно. Чем же занимается ваш папенька?
— Он умер, сэр.
— Превосходно. В таком случае вы на самом деле вляпались по уши, Попинджей. Ваша фамилия действительно Попинджей? Вообще, что это еще за фамилия такая — Попинджей? Что‑то она мне не нравится.
— Попинджей — это фамилия Попинджея, сэр, — объяснил лейтенант Шейскопф.
— В общем, мне все это не нравится, Попинджей, и мне не терпится вытряхнуть из вас вашу вонючую, трусливую душонку и переломать вам руки и ноги. Кадет Клевинджер, повторите, пожалуйста, черт вас побери, что вы там шептали или не шептали Йоссариану вчера вечером в сортире?
— Слушаюсь, сэр. Я сказал, что вы не сочтете меня виновным…
— Вот отсюда и начнем. Что конкретно вы имели в виду, кадет Клевинджер, когда говорили, что мы не сочтем вас виновным?
— Я не говорил, что вы не сочтете меня виновным, сэр.
— Когда?
— Что «когда», сэр?
— Проклятье! Вы опять решили меня изводить?
— Нет, сэр. Прошу извинения, сэр.
— В таком случае отвечайте на вопрос. Когда вы не говорили, что мы не сочтем вас виновным?
— Вчера поздно вечером, в сортире, сэр.
— Это единственный раз, когда вы этого не говорили?
— Нет, сэр, я всегда не говорил, что вы не сочтете меня виновным, сэр. Йоссарияу я сказал, что…
— Никто вас не спрашивает, что вы сказали Йоссариану! Мы вас спрашиваем, что вы ему не сказали. Нас вовсе не интересует, что вы ему сказали. Ясно вам?
— Да, сэр.
— Тогда продолжаем. Так что вы сказали Йоссарйану?
— Я сказал ему, сэр, что вы не сочтете меня виновным в нарушениях, которые мне приписывают, и восторжествует…
— Что восторжествует? Не бормочите себе под нос!
— Прекратите бормотать!
— Слушаюсь, сэр.
— А уж если вы бормочете, так не забудьте пробормотать слово «сэр».
— Меткаф, опять вы, мерзавец…
— …восторжествует справедливость, сэр, — пробормотал Клевинджер. — Я сказал, что вы не сочтете меня виновным и вост…
— Справедливость? — удивленно спросил полковник. — Что такое справедливость?
— Справедливость, сэр, — это…
— Истинная справедливость — это прежде всего несправедливость, — усмехнулся полковник и стукнул жирным кулаком по столу. — Я тебе сейчас растолкую, что такое справедливость. Справедливость — это удар коленом в живот. Это — когда пыряют снизу ножом в горло, под подбородок, исподтишка. Справедливость — это когда в темноте без предупреждения бьют по голове мешком с песком или прыгают на горло и душат. Вот что такое справедливость! Если мы хотим стать сильными и крепкими, чтобы победить макаронников! Стрелять с бедра! Понял?
— Нет, сэр.
— Ты мне не сэркай.
— Слушаюсь, сэр.
— И когда вы не сэркаете, вы обязаны прибавлять «сэр», — отчеканил майор Меткаф.
Клевинджер, конечно, был виновен: иначе как же можно было бы его в чем‑то обвинять! И поскольку единственный способ доказать его виновность заключался в том, чтобы признать его виновным, так и было сделано. Клевинджера приговорили к пятидесяти семи штрафным маршировкам. Попинджея посадили под замок — чтобы впредь было неповадно… А майора Меткафа отправили на Соломоновы острова закапывать трупы. По субботам Клевинджер был обязан пятьдесят минут шагать взад и вперед перед домом начальника военной полиции с незаряженной винтовкой, оттягивающей плечо.

Ответить с цитированием