Алекс сидел на корточках между гаражами в одном из дворов в центре родного города. Перед ним со сложенным в несколько слоев бинтом лежал мальчик. Он сам. Но на пару десятков лет моложе. К собственному лицу он прижимал насквозь мокрый соленый платок. Унять слезы было трудно. Зачем он это делает? Для чего? Вытерев лицо он сжал кусочек ткани в левой руке. Правая слегка пахла эфиром. В наушниках громыхала Девятая симфония Бетховена.
Он попал сюда утром, уже зная, что ему нужно совершить. После всех перемещений и приключений с врачем было приятно снова чувствовать свое собственное тело. Видеть своими глазами. Иметь привычный центр тяжести. Но через несколько минут радость прошла — Алекс понял, где и «когда» он очутился. И мысль о том, что он должен сделать, билась в мозгу, словно светляк, пойманый в банку.
Он снова посмотрел на лицо мальчика. Сколько ему? Пять лет? Ему пять лет? Он только начал осознавать себя. Еще практически ничего не видел и не чувствовал. Хотя нет. Ведь он, Алекс, прожил эти годы. И все произошедшее сформировало его. Так действительно ли он отнимает у ребенка жизнь?
Он вытер правой рукой нос. Эфир он достал в больнице. Там же сунул в карман скальпель. Алекс прекрасно знал хирургическое отделение, хотя кое-что было иначе. Все же на работу к маме он ходил, будучи чуть более взрослым.
Родители. Это будет ударом для них. Убийство сына. Насколько в этой новой реальности все будет отличаться? Сколько они проживут? А погибнет ли Кристов столь молодым? Они ведь не встретятся, не снимут тот дом. Может, его машина не превратится в кусок искореженного металла? А та девочка найдет более достойного парня. Сможет ли он увидеть, во что это выльется? Или он сможет только порвать связь со своим миром, попытаться что-то сделать для него и потом исчезнуть? Впрочем, свою задачу в своей реальнсоти он выполнил. А о другой, которую он творил сейчас, Алексу было ничего неизвестно.
Дети на игровой плошадке засмеялись. Надо торопиться, пока они ничего не заподозрили. Рука со скальпелем дрожала. Он плеснул из бутылочки еще немного на бинт. Он не хотел, что бы несчастный мальчик, которого он должен убить, что-то почувствовал. Алексу было сложно называть его собой.
Голова кружилась. Он прижал руку к груди ребенка. Кажется, сердце тут. Убийца, а он сейчас им и станет, надавил острием, распарывая ткань легкой рубашки и разрезая кожу. Выступила кровь. Он не мог смотреть. Он не мог убить ни в чем не повинного ребенка. Что это за идиотские правила? Откуда он знает, что поступает верно? Почему? За что именно ему выпало сотворить такое?!
Его вырвало на собственные колени. Ему хотелось убежать отсюда, забыть все, проснуться в холодном поту и понять, что это было сном или безумным преключением в виртуальной реальности. Но он понимал, что это не так. А если и так — тем лучше для него. Может, это все нереально и он находится в каком-то безумном квесте? Сплюнув, он снова приставил скальпель к груди паренька. Рука уже не дрожала. Он понимал, что не спит.
Алекс закрыл глаза и ударил второй рукой по тупому концу оружия, вошедшего в живое тело. Руки ощущали теплую влагу. Желудок снова сжался, но выталкивать было уже нечего. Он чувствовал какую-то пустоту, концентрируясь только на воде, текущей из глаз и носа. Он не мог заставит себя открыть глаза, увидеть то, что он сделал. Увидеть труп. Свой труп. Труп своей жертвы. Это было слишком. Он всхлипнул. Нужно как-то проверить, действительно ли он сделал свое дело. Разомкнув ресницы, он увидел бледное лицо — «наркоз» упал на землю. Глаза были удивленно открыты. А рубашка стала бурой от крови. Он закрыл никогда не повзрослеющему ребенку глаза и увидел подступающую темноту. Из наушников раздалась Ода к радости. В уголке сознания билась смутная надежда, что это все было неправдой. Что он никакой не спаситель этого идиотского мира. И что он не изменил собственное прошлое, убив себя.
Гори оно все огнем!