Трещина Фиала росла, через нее в мир прибывали новые народы – эльфы, карлы, тролли, гномы, огры, орки… Затем прилетели драконы. Ящеры явились сквозь прореху три тысячи лет назад, и выжгли магическим пламенем портал. Расы оказались отсечены от внемировых путей Великого Древа. Так гласила легенда.
Сальва читал очень внимательно, изучая народности, расселившиеся по двум уцелевшим континентам Фиала. Н`заты, живущие у границ Выжженной земли имели обсидиановую кожу, на которой не росли волосы. Норсийцы, бледные, с задубевшими мозолями на руках и песочными волосами, красногривые предельцы. независимые кантонцы, и мелирийцы с волосами черными как смоль и коричневыми, что древесная кора. Желтокожие белийцы, проживающие на облачных островах. Сальва смотрел на себя в зеркало и видел чужака, не похожего ни на одного из них.
-- Я человек, - повторял он каждый день. – Я. Человек.
Вскоре у него появились первые заказчики. Сальва стругал и пилил, занимался резкьбой по дереву и собиранием мебели. Он отдавал треть Воллтару, как партнеру в деле. Сыновья и дочки только вздохнули с облегчением, когда найденыш съехал, поселившись в мастерской. Они ревновали мать, которая ценила ученика выше собственных детей. Георгин не нравилось, что Сальватор распыляет внимание на что-то кроме медицины. Она укоряла его.
-- Как только увидишь что-то новое, ты хватаешься за него, забыв про старые начинания, - говорила наставница. – Сначала разберись с тем, что оставил недоделанным.
Она лукавила. Сальва прекрасно успевал шлифовать мастерство в плотницкой и продолжать практику у Георгин. Вместе они лечили пролежни и простуды, ампутировали пораженные гангреной конечности, давали микстуры от колик в животе и мужицкой немощи. Люди запоминали Сальву. Они стали советоваться с ним, что было приятно. Девицы улыбались при встрече, мужчины пожимали руку, старухи судачили о том, проклят ли плотник или благословен Ремесленником. Дети перестали бояться и убегать при одном появлении странного чужака. Сальва давал им леденцы и вскоре стал своим в доску.
Резьба по дереву была хобби. Местные расплачивались продуктами или приносили старые инструменты в качестве оплаты. Сальва их чинил, и использовал в хозяйстве. Его изба преобразилась Сальва построил амбар, засмолил стены, покрыл пол на втором этаже, вставил новые окна и выложил булыжником дорогу к дому.
-- Твои руки в Десятиградье пригодились бы, - заявил ему знакомый пастушок. – Тама скульпторы зарабатывают за поделки столько, сколько мы деревней за целую жизнь не сможем скопить.
Сальватор и сам чувствовал, что Плоскогорка становится слишком тесной. Он приехал сюда в середине зимы. Снег растаял, появились цветы на деревьях и полях. Запели птицы, зверь проснулся от спячки. А Сальватор перерос деревенскую жизнь. Он знал, как построить дом, знал, как ухаживать за скотом и при желании мог бы его разводить. Знал, как готовить вкусную еду и не отравиться. Он мог выжить в лесу, что удавалось не каждому. Наконец, Сальва выучился читать, а это было чем-то запредельным для Плоскогорки. Кроме семьи Георгин никто не то что не умел – не желал учиться читать. Люди скорее пустили бы страницы на растопку, чем предпочли их прочесть.
Когда начался месяц травенник, Георгин заболела. Ученик лечил ее вместе с родными. Он заново проштудировал литературу, ища любые признаки болезни. Посылал курьеров за редкими ингредиентами для сильных снадобий. Наставница слабела с каждым часом. Жизнь покидала ее, словно тело стало ситом. Сальва не сдавался. Он искал лазейки, пробовал новые средства, экспериментировал, применяя редкие методики.