Фыркнув, Анжелика не спеша затрусила к видневшейся на горизонте точке. Виллиан улыбнулся – упрямое животное. Но именно за это, он её и любил. Насколько вообще был способен испытывать к кому-либо эмоции. Копия его самого, только без чувства юмора.
Под ногами, расстилался травяной ковёр. Зелёный. Сочный. Похожий на гриву его красавицы. Каждая травинка, будто волосок, выделялась на фоне сестёр, чему способствовала тонкая, совсем незаметная каёмка, оттенявшая тёмно-изумрудным оттенком восхитительный наряд. Но это, если присматриваться. А ежели ослабить узду и пустить взгляд пастись, как вздумается, кажется и впрямь отправился в плавание.
Неспокойное море, дразнимое ветром, вздымало волны уносящиеся вдаль. Иные же, разбивались о ноги норовливой Анжелики и Виллиан, зажмуриваясь, ожидал, что его вот-вот обдаст россыпью капель, серебрящихся в лучах закатного солнца. Примет в свои объятия нежный, чуть солоноватый бриз. Уже слышались оглушительные крики чаек, сражавшихся за еду. Они грациозно взмахивали крыльями и, трепеща каждым пёрышком, воспаряли над изменчивыми просторами, над заботами и суетой, над всем.
Так и не дождавшись чуда, всадник открыл глаза. Всё по-прежнему. Сильный ветер, то там то здесь, взъерошивает, словно гигантской невидимой расчёской, беззащитный ковёр. Отвешивая поклон, быть может, преисполнившись проклятиями, трава распрямляется. Покачивается, будто в прощальном жесте и понемногу замирает. До следующего раза. На небе ни единого облачка. Океан, разверзнувшийся над морем, в котором, плескается недавно вылупившийся огненно-яркий птенец. Идиллия.
Виллиан вздохнул, вспоминая причины приведшие его сюда. Подумать только, судьба, видать, решила искупить все свои прегрешения, показав на прощание рай. Да, здесь бы он хотел остаться навсегда. Чтобы вечно слышать шум ветра, шелест травы. Созерцать сквозь пласт земли небесное зеркало, поймавшее зайчик. Невероятно красота, тешащая очерствевшую душу. Даже ступать по траве жалко, чтобы ни дай бог – а когда он поминал его в последний раз не крепким словцом – не примять хрупкое тельце. А вот Анжелика, словно учуяв слабость, обычно грозного всадника, спешила порезвиться. Нещадно вытаптывая морскую пучину. Пенила. Ему всё так и виделось – оживший народец, сияя ослепительной зеленью одеяний, воздымая к небесам руки-травинки, вкушает последние мгновения. Перед тем, как беспощадный чужак вдавит их в землю, давшую жизнь. Разотрёт. Осквернит жестокими ударами содрогающими мир.
-Успокойся,- хлопнув свою спутницу промеж ушей, посоветовал Виллиан.- А то я вспомню, что давно мяска не ел.
Фыркнув, демонстративно показывая, что думает об его угрозах, Анжелика в последний раз ударила копытом, пытаясь наградить неблагодарного ездока желанными брызгами, совсем не капель, и лениво поплелась к разросшейся точке. Не забывая время от времени, взбрыкнуться или встать на дыбы, стремясь осуществить мечту человека об уютной могилке, посреди изумрудного моря.
Блуждая взором, предпочитая не замечать приближавшейся цели, всадник расплылся в улыбке. Поддавшись игре воображения, будто парусная лодка ветру. Слева послышался шорох. Заяц! Покрытый серым мехом, с белой грудкой. Сидит себе и ест траву. Забавно шевелит носом – принюхивается. И дёргает ушами. Внезапно замирает и обращает заострённую мордочку в сторону. Лиса! Рыжая как огонь. Бесшумно крадётся, пригибая траву, словно рисует ровную линию. Посмотришь со стороны, и кажется, будто пламя по шнурку ползёт к серому бочонку с порохом. Бах!
Но не успевает. Ушастый юркнул в сторону, а теперь бежит, что есть духу, выписывая зигзаги. Хвостатая кидается следом, да быстро оставляет затею. Это ему с высоты видно, где трава дрогнет, а где ещё не распрямилась. А ей, как ни тянись, две чёрные точки поверх моря тяжко приподнять, только и гляди, как оно в небесный океан втекает. Но разве лисе такое интересно? Да и что с неё взять?
Резко застыв, Анжелика мотнула головой и начала разворачиваться.
-Ну конечно,- буркнул Виллиан, вынужденный вернуться к реальности.- Может, ещё и местами поменяемся?
Возмущённо фыркнув, она попыталась сбросить всадника. Но он лишь хмыкнул, натягивая поводья. Его верную спутницу можно было понять. Сочащийся жизнью изумрудный ковёр внезапно прерывался, будто подобравшись к обрыву. За ломаной линией моря, и не думавшего накатываться волнами на негостеприимные берега, раскинулась пустыня. Голая земля твёрдая как камень, усеянная красноватой пылью. Даже ветер притих, невесело волочась по мёртвым просторам, словно раненное издыхающее животное. Виллиан и сам бы с радостью остался на лугах, вдыхая свежий, слегка кисловатый привкус жизни. Но позади осталось слишком многое, чтобы отступать сейчас. И стукнув каблуками массивных сапог в лоснящиеся коричневые бока, за своей красавицей он следил куда лучше, нежели за собой, направился к замершим в причудливых позах металлическим громадам.
Ему вспомнились истории, ходившие в салунах. Множество историй. Верить в них было глупо, но, приближаясь к кладбищу искалеченной стали, одна вспоминалась особенно отчётливо. Когда-то давно, в этих местах всем заправлял алчный магнат, жаждавший бессмертия. Ночь и день он трясся над каждым грошем, над каждым безвозвратно уходящим мигом. Пока не сошёл с ума. И тогда в его безумную голову пришла мысль – увековечить себя под слоём раскалённой стали. А вместе с собой и всех работников. Словно свита фараона.
Въехав под проржавевшую, чудом держащуюся арку, Виллиан невольно вздрогнул. Бред само собой не великаны же здесь жили, но… но… Каждая металлическая конструкция, изуродованная временем и погодой, напоминала человека. Вот, сразу у входа расположилась грозная труба, властной тенью отмеряющая бесконечную смену. Перекрученная кверху, с лопнувшей горловиной, украшенная, будто юбкой из листьев, стальными изогнутыми лентами и так в трёх местах, она напоминала главного смотрителя. Этот грозный взгляд, который угадывался в расплавленных потёках. Вечно поджатые губы, обратившиеся в косую трещину. И связки ключей. От любой двери. Далее располагались простые работяги. Горбящиеся, на коленях или воздымавшие руки к небесам. Молясь. Сооружения неизвестного назначения будто жались к земле, напоминали расплавленную свечу. А лица, на миг мелькавшие среди узоров ржавчины, были искажены от страданий, измождения.
Анжелика мотнула головой, попытавшись в очередной раз свернуть с пути. Но всадник не позволил. Ему вдруг стало интересно. Проснулось мальчишеское любопытство. Нестерпимо захотелось увидеть хозяина этого жуткого места. Поэтому, подогнав бунтующую спутницу, он последовал дальше, к громаде, возвышавшейся над толпами холуев, которым уже, никогда не вырваться из рабства.
Ещё несколько шагов, резко вскинутая голова, чтобы усилить эффект и в горле пересохло. Безумец олицетворял величие. Но не то, к которому нужно стремиться. Стоило хотя бы мельком зацепить грозное сооружение взглядом, и тут же возникала мысль – врата в ад. Когда-то это чудище являлось главной печкой. Или чем-то подобным. С множеством труб и прочих отверстий, откуда, вырывался как дым, так и стоны. Теперь же конструкция напоминала деформированный треугольник, оседавший под собственной тяжестью. В дырах, этих глазницах, не упускавших ни единой провинности, зияла тьма. Словно вулкан, извергнувший свою последнюю волю и застывший. Укутавшись собственной лавой. И если не дышать, прислушаться, то кажется, словно этот крик, разъярённого, обманувшегося деспота, слышен и сейчас. Отдаётся эхом в голове… Зовёт… Н-но зачем?
Мотнув головой, уподобляясь Анжелике, Виллиан потёр переносицу. Правы те, кто утверждают – разруха, она в головах. А он сюда прибыл не поглазеть. Кивнув, всадник принялся осматриваться, прикрывая ладонью глаза. Пытаясь одурачить себя, что от солнца, а не чтобы больше не видеть этого безжизненного тирана. Так жаждавшего ещё хоть раз загубить чью-то жизнь.
Искомое нашлось быстро. Около цистерны, покрывшейся складками, с огромной вмятиной в боку, он заметил деревянный крест. Оставлен недавно. В таких условиях дерево долго не продержится. Ничего не продержится. Пустив Анжелику рысью, Виллиан мысленно улыбнулся: «если бы только не поздно». Но надежды развеялись подобно дыму при сильном порыве ветра. Пуст. Абсолютно пуст. Кто-то его опередил.
Перебывавшая в сомнениях Анжелика наконец-то определилась. Взметнувшись на дыбы, она скинула всадника и, совершив круг почёта, довольно уставилась на человека, бормотавшего проклятия. Виллиан уже хотел с размаху ответить любезностью на любезность, но остановился. Вместо того, на лице мелькнула улыбка. Всё же был не прав. И у этой чертовки с чувством юмора всё в порядке. А ему… остался последний вариант.
Запрыгнув в седло, всадник резко натянул поводья. Предстоял новый путь.