Ганс начал каменеть с лица. Первые морщинки у глаз уже давно напоминали холодный кварц. Поверхностно, совсем чуть-чуть. Почти незаметно. Особенно для тех, кто не приглядывается. Гретель приглядывалась. Поэтому знала, нужно только небрежно смахнуть или обтереть морщинки с потом – и вот он уже совсем молодой. Блеск кварца становился виден отчётливей после заката, с романтичными отражениями костра и искренней чуть надменной улыбкой. Он ими бесстыдно пользовался. А с первыми лучами солнца легко испарялся из постелей девиц.
Но через несколько лет кварц начал превращаться в гипс. Взгляд перестал отбрасывать искры. А смазанные с потом матовые кристаллы, оказывались нелепыми белёсыми подтёками. Да, несколько недель он к этому привыкнуть не мог. А потом приспособился. Все приспосабливаются. Чуть более пристальный взгляд в зеркало, чем в молодости – и проблемы устранены. Да и нечего заморачиваться на них. Времени ещё много. Ровно до того момента, когда морщины у глаз застынут бетоном. Только они. Лицо живое. А морщины бетонные. Их так просто не сотрёшь. Надо попробовать что-то сделать.
Гретель сидела на перилах парковой балюстрады, поджидала Ганса и грызла семечки. Она их терпеть не могла, но Ганс любил, и она периодически старательно изучала этот странный элемент времяпрепровождения. Говорят, со временем вкусы меняются. А вдруг в этот раз и правда понравится. Не понравилось. Она отряхнула с куртки и джинсов шелуху и спрыгнула на землю. Ганс был уже совсем рядом.
– И не надоело тебе каждый раз появляться, как ведьме из печки? – процедил он.
Гретель фыркнула. Ей нравилось наблюдать, как брат безуспешно пытается скрыть растерянность и досаду, что она застаёт его врасплох.
– Хочу найти лекарство от смерти, – без обиняков сказала она.
– Что ты заладила? Такого в природе не существует.
– Ошибаешься, существует, – Гретель огляделась и тихо скороговоркой добавила. – Я перечитала все книги той старухи, там оно есть, в мифах. Надо только дорожку к нему найти.
Мужчина нахмурился, засунул руки в карманы и пошёл прочь. Ему не нравилось вспоминать о том, что было. О том жутком детском приключении. И он с радостью бы о нём забыл, если бы не сестра, которой похоже доставляло удовольствие ковыряться в прошлом.
– Эй, ты куда? – окликнула она его и пошла следом.
Он не оборачиваясь пояснил:
– Подальше отсюда. И от тебя в частности.
Ганс надеялся, что она отстанет, но Гретель была не из таких. Догнала.
– Не понимаю, разве тебе это не интересно?
– Нет, – отрезал он. – Ты вбила себе в голову всякую чушь. Это, пожалуйста. Но не надо меня втягивать. Мне того раза с головой хватило. До сих пор её крики снятся.
– Это надо было сделать, – жёстко сказала Гретель. – Либо мы её, либо она нас. Разве не помнишь?
– Помню, – сказал он.
Потом засучил рукав и показал шрамы от ожогов на левом предплечье.
– Всю жизнь помню. В том числе и благодаря тебе.
Гретель закатила глаза. Эти капризы и бесконечная жалость к себе ещё в детстве ей надоели. Приходилось сбегать в домик ведьмы одной, чтоб раскопать там ещё что-нибудь полезное и применимое к реальности. Она надеялась, что детский шок, пережитый ими обоими, у Ганса с возрастом пройдёт. Не прошло. И это обескураживало и удивляло.
– А если я скажу, что твои шрамы, как с души, так и с тела, можно стереть этим лекарством? Оно обновляет тело, лечит душу. Да вообще, достав его можно жить вечно.
Ганс остановился. Гретель встала перед ним, дотронулась до его гипсовых морщин.
– Я хочу попробовать.
– Почему ты решила, что получится?
– Потому что я считаю, что смерть – это болезнь. А раз болезнь, значит, её можно вылечить.
Мужчина опять покачал головой.
– Ты неисправима.
– Ну, хорошо, – сдалась Гретель. – Я поняла, что со мной ты идти не хочешь.
– Не хочу. Правильно поняла.
– Но можешь хотя бы просьбу мою выполнить?
Ганс в раздумье закусил губу. Но Гретель ждала ответа и он поддался:
– Что за просьба?
– Я не знаю, сколько я пробуду в дороге, – серьёзно произнесла она. – Постарайся пожалуйста не умереть до того момента, как вернусь.
– Очередная глупость, – вздохнул Ганс. – Будь уверена.
Гретель покачала головой, но промолчала.
С ветки ясеня, склонив голову, за их разговором наблюдал огромный ворон.
- 2 -
В следующий раз они встретились позапрошлой весной. Гретель догадалась об этом по слишком рано сошедшему снегу. После этого было дождливое лето. Она эту весну запомнила, поэтому сразу узнала. Брат её увидел, помахал. Но не счёл нужным подходить. Это и понятно. Сейчас он почти такой же, как в тот момент, когда она оставила его. Только чуть моложе. Что будет дальше? Будущее не предопределено. Сейчас она видела это своими глазами. Наблюдала, как сходятся и разъединяются возможные жизненные пути. И многое зависит от того, какую дорогу на перекрёстке выберешь и сможешь ли вообще оказаться ли на нём. Нужные перекрёстки Гретель искала на временной спирали, и несколько раз её выносило в туже реальность, где остался Ганс.
Среди этих перекрёстков она искала путь Гильгамеша. Судя по мифам, в центре его мира на острове рос волшебный цветок, который дарует бессмертие. Да, Гильгамеш уже сорвал его, но по расчётам Гретель за прошедшие тысячелетия должен был вырасти ещё один. И он должен достаться ей.
Цепочка за цепочкой, шаг за шагом, выбор за выбором, она продвигалась вперёд. Вот она миновала точку, где они с братом расстались год назад, вот два. Пять лет спустя она увидела его в парке на скамейке с тяжёлой каменной головой. Лицо полностью застыло бетонной маской. Чтоб уменьшить давление на шею, приходилось горбиться. В руках костыль, чтоб присаживаясь, облокачивать на него голову. Больше Гретель в водовороте прошлого и будущего брата не встречала.
Она прошла сквозь время, преодолела бесконечное море, обошла стороной каменных великанов и в райских садах когда-то совсем юной земли, сорвала нужный ей, похожий на стрелицию, цветок. Жёлтый, с острыми тоненькими лепесточками. Ближе к центру лепестки окрашивались в чёрные крапинки. Сам центр – чёрный с жёлтыми тычинками и пестиком.
Осталось только найти путь назад.
- 3 -
Гретель искала брата везде. Дома, по знакомым, на мероприятиях. Ганс как в воду канул. Кого не спросишь – отмахиваются. Сказали только, что давно его не видели. Он просто исчез. Когда? Показания разнились. Никто не мог вспомнить точную дату. Разброс был от нескольких месяцев до двух лет. Но Гретель не отчаивалась и продолжала поиски, укрывая в ладонях заветный цветок.
Она нашла Ганса в парке, на той же скамейке, на которой его видела из водоворота времени. Полностью окаменевшим. Он сидел сгорбившись, и облокотив на костыль голову, будто она неподъёмная. Сидел он так уже давно. Мох начал покрывать его с подветренной стороны. От перемены температур наметились трещинки в морщинках у глаз.
Гретель медленно подошла к каменному изваянию брата и села рядом.
– Ну я же просила! – тихо упрекнула она.
Ответом было молчание.
Гретель укрывала в ладонях цветочное бессмертие, и изо всех сил старалась не помять его. Теперь цветок стал бесполезен. Но вымещать на нём отчаянье и злость не выход.
Немолодая одинокая женщина сидела и думала, как существовать дальше. Сколько себя помнила, она старалась подбодрить брата, внушить желание жить. Но он мысленно застрял в том детском ужасе, отказываясь видеть реальность новой и безопасной. Для него жизнь навсегда стала враждебной.
Ещё в детстве Гретель поняла, что замалчивать эту проблему не выход. Надо о ней говорить, рассуждать, вертеть и так и эдак, пока отношение к этой проблеме не изменится, пока страх не исчезнет. И тогда по цепочке изменится отношение и к жизни. Появится жажда её, интерес, любопытство, желание пробовать и достигать новое. Появится желание реализовать себя. Ради этого она и отправилась в путь. Чтоб помочь брату исправить то, что натворила ведьма. Но опоздала... Только Ганс не выдержал не её отсутствия. Он не выдержал отсутствия жизни в себе.
Гретель закрыла глаза. Возможно, надо было бы заплакать, но слёз не было. Мозг сверлила одна мысль. Если бы он только хотел жить... Но если бы он хотел жить, ей не пришлось бы отправляться в этот дальний путь. Она пожертвовала своим временем и силами ради него, а ему оказалась эта жертва не нужна. Или... бесполезна? Зачем она тянула его узнавать новое всё это время? Не лучше ли было дать ему умереть ещё тогда?
Почему-то стало жарко. Она отёрла испарину возле глаз, и на кончиках пальцев заскрипел жёсткий кварц. Обратный отсчёт начался. В одной из записных книг ведьмы Гретель когда-то прочла фразу. Сейчас она вспомнилась. Фраза вертелась на языке с наглым отчаяньем и добилась того, чтоб женщина произнесла её вслух:
– Нельзя никого заставить жить, если он сам этого не хочет.
Это был неутешительный итог её попыток спасти чужую жизнь.
Где-то далеко в лесу хохотала мёртвая ведьма.
Гильгамеш мечтал о бессмертии. Но ей бессмертие не нужно. Это Гретель поняла в водовороте времени. Когда наблюдала, как переплетаются судьбы и перекрёстки. Чем меньше остаётся дней для жизни, тем больше любишь саму эту жизнь. Тем на более сильные и отчаянные поступки ты способен. Надо только не бояться их делать. Времени у неё ещё достаточно. С этого момента она будет жить только ради себя и ради своих интересов. Больше никаких жертв, ни ради кого, ни ради чего.
Уходя, Гретель насыпала семечек, возле памятника самому себе, в который превратился Ганс. Где-то глубоко внутри этого изваяния всё ещё живёт тот маленький испуганный мальчик. Только помочь ему она уже не может. Возможно, хоть птицы немного порадуют его. Рядом с семечками на скамейку она положила и цветок вечной жизни. Обычный цветок, хоть и несколько странный для их полосы.
***
Голуби слетелись на оставленные на скамейке семечки. Они не обращали внимания на памятник, топтали жёлтый цветок, дрались за добычу. Огромный ворон, возникший среди них, внёс в ряды пустоголовых птиц сумятицу. Те быстро сообразили, что лучше унести подальше отсюда крылья и бросились врассыпную. Ворон склонил голову, подхватил в клюв цветок бессмертия и исчез также внезапно, как и появился.