Здесь и сейчас
Королевство восточных франков
Герцогство Лотарингия
Город Андернах
2 октября 939 года н.э.
Одинокий лист сорвался с дерева. Он первым зацвёл по весне, первым пожелтел, первым опал. Ветер подхватил его и понёс сквозь лес, через поле над головами тысяч воинов к реке. Если упадет на траве, затопчут, не заметят, но в небе над этой разношёрстной массой он один, все его видят – верный предвестник скорых холодов.
Здесь, близь города Андернах, все силы заговорщиков впервые встретились. С северо-запада подошло воинство герцога Гизельберта Лотарингского, с востока войско принца Генриха и Эбергарда Франконского. Свой вклад внёс даже архиепископ Фридрих, он привёл отряды ополчения, собранные из крестьян, рыбаков и лесорубов. Вооружены они не бог весть как, да и сражаться вряд ли могут, но зато их много. Трудно сказать, хорошо это или плохо (их ведь кормить), но прогонять не стали. Наспех сколотили плоты и начали переправляться на другой берег.
- Нам нужно торопиться, - нервно протараторил Гизельберт. Герцог Лотарингии худощав, с овальным лицом, острым подбородком и мелкими глазами. Одет он в кольчугу до бедра и сюрко. – Саксонцы перешли Рейн на севере и взяли Биртен.
- Не могу понять вашего беспокойства, - ответил ему Эбергард. – Всё складывается как нельзя лучше. Пока они на нашем берегу, в Саксонии у Оттона войск почти нет.
- Легко вам говорить, Эбергард, не ваши земли опустошает вражеская армия.
- Враг изрядно потоптал и мои владения. Поля сожжены, скот уведён. Франконию ждёт тяжёлая зима в случае неудачи. Спасти нас может только победа.
- Возможно, наш поход напрасен. Что если Оттон не в Магдебурге? Поговаривают, что он лично руководит войсками.
- Глупости, - возразил Эбергард. – Войско Саксонцев возглавляет граф Конрад. Мы можем сколько угодно стоять на границе наших владений, но войну так не выиграть, а содержание войска обходится недешево. Один решительный манёвр принесёт победу, а простой лишь оттягивает неизбежное.
- Надеюсь, что вы правы, Эбергард. Иначе все мы падём жертвой вашей недальновидности, - нервный герцог махнул рукой и направился к своему войску. Их отличить легко, на розовом фоне знамён изображён жёлтый щит с красной диагональной полосой, а в ней три белых орла. На синем стяге Эбергарда щит разделён зубцами: верх красный, белый низ. Принц Генрих в этот день молчалив. На его синем знамени белый саксонский конь в красном щите. Воинство пёстрое, даже у Фридриха свой герб – красный щит с белым крестом посредине. Однако носят его только воины из малочисленной храмовой стражи. Крестьяне-лесорубы цветастым одеянием не отличаются, и никаких доспехов у них нет, лишь собственная одежда. Она быстро станет тряпьём. Сам архиепископ как всегда в церемониальной фиолетовой рясе.
Он, поди, даже ночью её напяливает, чтоб сходить по нужде. Не дай то бог, если какой-нибудь залезший в окно вор увидит, как он тужится на горшке в обычной ночнушке.
- Генрих, мой мальчик, о чём задумался? – спросил Эбергард, глядя на озадаченного принца.
- Неправильно всё это, не о таком я мечтал, - с грустью ответил принц. – Я надеялся победить брата на поле брани, в честном бою.
- Честных боёв не бывает. Всегда одни сильней других, лучше вооружены или подготовлены. Один полководец другого не стоит. Кто-то больше времени уделял тренировке воинов, а другие лучше мотивированы, их вера непоколебима и решимость не знает границ. Всегда что-то рознится, у кого-то преимущество в одном, у кого-то в другом. Суть великой победы не в поисках честного боя, а в том, чтоб превзойти врага меньшими силами, умением и прозорливостью. Так, чтобы он, обладая инициативой в войне, в итоге потерпел поражение. У твоего брата больше солдат и союзников. В открытом бою он нас одолеет, но если мы выиграем хитростью и тактикой, никто не скажет, что мы победили бесчестно. Напротив, за дерзость и ум нас запомнят потомки, нами будут восхищаться, о нашем подвиге сложат легенду и воспоют в песнях нашу отвагу. Ты этого хочешь?
- Конечно, хочу, - воодушевился Генрих.
- Всё будет, - заверил Эбергард. – Не вешай нос и расправь спину, скоро ты станешь королём.
Добрая половина войска покинула берег. Большая часть на реке, но некоторые уже перебрался. Всё шло согласно плану, когда военный рог протрубил наступление. Возможно, оттого этот громкий рёв в один миг сломил решимость бравых воинов. Когда роешь яму, готовься сам попасть в ловушку. Оставь себе лазейку, иначе не спасёшься. Они это забыли, были поглощены стремлением и аккуратностью пренебрегли. Теперь расплачиваются.
Под громкий топот и военный клич войско швабского герцога обрушилось на заговорщиков, будто лавина, сметающая всё на своём пути. Деваться некуда, сзади река, а прочие пути отхода перекрыты. Гизельберт тут же бросился к плоту, а с ним ещё три дюжины солдат. Набились, словно рыбы в бочку. Кто-то спасался вплавь, но трудно не уйти на дно, когда туда так тянет снаряжение. Мечи, копья, щиты бросали прямо в реку, но даже налегке не каждый смог осилить переправу. Хватались за плоты, пытались залезть, из-за чего все вместе и тону. Тоже случилось с Гизельбертом, но по другой причине. Его-то воины отталкивали каждого, кто пробовал к ним примоститься, скидывали обратно в реку, порой и убивали. Ветер принёс с берега стрелы. Они сразили задние ряды, те рухнули в воду и плот накренился вперёд. Все рыцари и герцог в дорогущем облачении пошли на дно.
На берегу меж тем завязался бой. Манфред тоже здесь. Ему вернули оружие и Счастливчика. Жаль гримуар из пепла не вернёшь. А вот рыцарем стать ещё возможно. Герман пообещал, если Манфред проявит себя в битве наилучшим образом, быть ему Сэром Славным. В придачу, правда, придётся пять лет служить на благо Швабии, но да ничего, подумаешь. Там тоже есть и ведьмы, и колдуны. Всё тем же заниматься, только вместо контрактов – задания, вместо оплаты – жалование.
Сёстры взялись доставить девочку епископу Рикобо, в войнах людей они участия не принимают. Предлагали к себе её забрать, но Манфред наотрез отказался. На своей шкуре ощутил, с каким пренебрежением сёстры относятся к обычным людям. Герман хотел сделать её своей прислужницей, но охотник решил довериться старому другу. Может, потом, на первом году службы, заберёт девочку из церкви и вверит её герцогу. Там сам сможет за ней приглядывать.
На поле брани Манфред не искал славы. Нет, его взгляд блуждал в поисках негодяя, на коего он при иных условиях не вправе поднять меч. Нашёл Эбергарда в самой гуще боя. Многим хотелось заслужить такую честь, и за своё стремление они заплатили высокую цену.
- А-а, Сэр Охотник, - поприветствовал его герцог. – Это многое объясняет. Ты, трус и предатель, выдал наш план врагу.
- Забавно слышать обвинение в предательстве от изменника.
- Изменником меня назовут в случае поражения, а выиграю, и я освободитель.
- Очень самонадеянно при нынешних-то обстоятельствах.
- Война не проиграна, пока я жив.
- Сейчас это исправлю.
- А ты уверен, что правильно выбрал сторону. Что Герман тебе пообещал?
- И не пытайтесь, герцог. Теперь меня так просто не обманешь. Я знаю, кто вы на самом деле.
- Что ж, раз смерть тебе милее, - и он пошёл в атаку.
Эбергард умелый воин, но что смешить, он стар, а Манфред ловок и силён, нечета прочим расторопным неумёхам. Отбил выпад, отвёл в сторону меч и рубанул в открытый бок. Кольчуга выдержала, рёбра нет. Сил теперь вдвое меньше, замах слабей, а ярость ярче. Она немного притупляет боль, но затуманивает разум. Кто-то другой смутится громких криков и яростного напора испугается. Охотник не из таковых, в бою он хладнокровен и спокоен. Эбергард тратит много сил, скоро устанет, очень скоро. Вот и замах уже не столь резок, меч высоко не поднимает – рёбра не позволяют. Всё, пора. Резкий удар по кисти обезоружил, ещё один в живот, чтобы добить. Герцог поймал лезвие рукой. Не хочет умирать, но всё равно придётся. Огромный нож будто вырос в руке, взялся из ниоткуда. Хотя, скорее всего, выпорхнул из ножен в одном незримом и неуловимом для глаза движении. Он распорол кольчугу, словно ветхую ткань. Последний выдох – те силы, что герцог Эбергард берёг для следующего врага. Его уже не будет. Ещё одна душа, что не найдёт покоя, покуда жив Манфред-охотник.
- Нет! – раздался за спиной голос принца. Он стоял в трёх шагах, в глазах паника и злость. Лицо кровью заляпано, меч красным окроплён. – Что ты наделал, Манфред? Зачем? Почему ты предал нас? Я тебе доверял. Как ты мог так со мной? Столько смертей. И Эбергард, он этого не заслужил. Будь ты проклят!
- Ваше Высочество, я всё объясню, - начал было охотник, но принц его не слушал.
- Как это можно объяснить? – Генрих нанёс удар. Манфред увернулся и продолжил тщетные попытки:
- Эбергард лжец и негодяй.
- Не смей так говорить! – ещё несколько выпадов, все также мимо цели.
- Это правда, он хотел вашей смерти и подослал убийцу.
- Ложь! – широкий взмах. Манфред отбил и схватил руку принца. Резко рванул к себе, подставив ногу. Генрих споткнулся и свалился на землю. Теперь он беззащитен, но охотник не спешит добить.
- Я не вру, правда открылась мне во Франкфурте. Я тоже доверял этому человеку. Сперва он использовал меня в своих целях, а после пытался убить. Он жаждал власти, а ею он не делился ни с кем.
- Ты предал меня.
- А какой у меня был выбор? Вы бы поверили мне на слово?
- Ты мог прийти ко мне и рассказать правду, я бы выслушал. Но ты пошёл к моему брату. Мои люди гибнут из-за тебя. Чего ты добился? Хотел спасти мне жизнь? Я всё равно умру.
- Оттон вас не убьёт.
- Я не упаду перед ним на колени и не стану молить о пощаде. Уж лучше смерть в бою!
- И что это изменит? Не хотите сдаваться на волю брата? Бегите. Будет возможность отомстить.
- И бросить своих воинов? Они кровь за меня проливают.
- Им уже не мочь.
Генрих встал и поднял меч. Если он нападёт, Манфред готов.
- Твоего предательства я не забуду. Клянусь, отомщу, коль скоро представится возможность, - пригрозил принц, а после развернулся и ушёл, скрылся, растворился в гуще солдат. После охотник видел, как он верхом на коне с малым отрядом прорывается сквозь вражеские ряды.
Всё, Манфред, долг уплачен. Доблестный принц бежал, оставив своё войско на погибель. Не так уж долго пришлось убеждать. Видно, и сам не прочь. Нашёл весомый повод и слинял. Внял голосу разума. Трус! «Уж лучше смерть в бою!» Куда там, отвага напускная. Слово всегда храбрей, чем его обладатель. Предложишь жизнь, он только рад. А ты чего ждал? Смелость являть легко, когда всё складывается удачно, либо от смерти не спастись. Иначе в поражении лучше быть трусом. Трус дышит, ест, пьёт, наслаждается дарами жизни. К чему эта отвага, если уже проиграл? Труп гордым выглядит недолго. Потом гниёт и разлагается. Едва забрезжила надежда на спасение, хватай её и делай ноги. Всё правильно, плевать на остальных. Мёртвый живого не осудит. Аж тошно от подобных рассуждений. Ну их к чёрту. «Иного выбора нет!», – так надо думать. И сразу легче на душе. Ещё легче, если совсем не думать.
***
Вода сочится через стены, капает с потолка, медленно и назойливо, сводит с ума. От сырости свербит в носу, и сапоги не сохнут. Их намочил ещё три дня назад во время битвы, когда сражение переместилось с берега в воду. Перепуганные мятежники не знали куда деться. Не одолев и треть пути понимали, что не хватает сил, разворачивались и плыли назад, а их уже встречают. Словно глушить веслом рыбу, что выбросилась на берег. Без сил, некоторые и вовсе безоружны. Скинули мечи, чтоб легче плыть.
Хлеб дали чёрствый и весь в плесени.
Вот тебе и благодарность. Скормил его мышонку. Белый такой, уж больно чистый для темницы. Пришёл сутра пораньше. Знает, хитрюга, когда кормёжка. Его-то плесень не смутила. Почти ручной, совсем Манфреда не боится. Поел, пискнул – спасибо, мол – и убежал, протиснулся сквозь щель в углу.
Эх, мелкий, всем бы так уметь.
- Я знаю, что ты здесь, ублюдок. Видел, как тебя привели, - опять разнёсся по коридору голос Бернарда. Побитый гвардеец всё не успокоится. С вечера донимал, всю ночь бубнил в сломанный нос, сыпал проклятия. Уснул ближе к утру, завтрак проспал, хоть и стучали по решётке, и вот, видать, проснулся. Первым делом решил напомнить о себе. – Можешь молчать сколько угодно, тварь, я от тебя не отстану.
Манфред громко вздохнул и покачал головой.
Почему из всего чёртова войска именно этот оказался в соседней камере?
- Чего вздыхаешь, мразь? Твои беды только начались. Толи будет, когда я до тебя доберусь.
Самонадеянный, однако.
- Принц тебе верил, а ты предал его при первой же возможности. Вот что бывает, если доверишься человеку без чести, гнида ты продажная.
Как видно, продал рыцарство и службу в королевской гвардии за свободную камеру в темнице Андернаха. Да уж, выгода. Ты прям прирожденный торговец, Манфред.
Дверь в темницу распахнулась с громким скрипом. Звук противный, будто пытка. Охотник даже поморщился, словно проглотил жуткую кислятину. С чем связан сей визит, настала пора казней? Неужто король так быстро прибыл?
В замочной скважине заёрзал ключ.
Конечно же, первым делом казним охотника, что нам помог. А впрочем, радуйся, Манфред, первым лишиться головы – большая честь, да и голос Бернарда больше не слышать. Свой приговор и так уже отсрочил дальше некуда. Ещё в Майнце прилёг на плаху, но там как-то не задалось.
Дверь отворилась, за ней стоял герцог Герман.
- А-а, Ваша Светлость. Хотите лично отвести меня на казнь? Может, и топор в руки возьмете? – полюбопытствовал Манфред.
А что? Терять-то уже нечего.
- Ты чем-то недоволен?
- С чего бы мне? Всё ведь именно так, как договаривались.
- Не делай вид, будто не знаешь, почему ты здесь, - прыснул герцог. – Ты отпустил Генриха, дал ему уйти. Он прорвался сквозь наши ряды и удрал на запад. Скорее всего, подался ко двору короля Людовика.
- Я что, единственный, кто в тот день сражался? Почему только я в темнице? Всё, что сделал – не поднял меч на человека, который был ко мне добр. Я не помогал ему уйти, ваши солдаты его упустили.
- Ты свободен, - выдал Герман.
- Что? – не поверил Манфред.
- Обойдёшься без рыцарства, конечно, но жизнь и свободу сохранишь. Могу взять тебя к себе на службу. Приезжай ко мне через месяц, коль надумаешь. А сейчас скачи отсюда, пока король не передумал. Он хотел казнить тебя в назидание другим. Вывести на площадь, срубить голову. Я сказал, что лучше убить прямо в темнице или отпустить, иначе твои амазонки вновь нагрянут.
- И король решил отпустить меня?
- Да, он даровал тебе помилование. Если убивать пленников в темнице – что ж это за пример? А отпустил – и вот тебе жест доброй воли, милосердие по-королевски. Можешь забрать свои вещи и коня.
Герцог отшагнул в сторону, освободив проход. Манфред не знал, благодарить его или не стоит. Решил просто уйти.
Когда проходил мимо камеры Бернарда, тот схватил его за руку. Просунул кисть сквозь прутья в небольшом окошке двери.
- Ты не спасёшься, трус. Я отыщу тебя, где бы ни прятался. Хоть в саму преисподнюю нагряну, - пригрозил гвардеец. Манфред вывернул ему руку и освободился. Бернард в гневе сыпал проклятия, но угрозы от каторжника скорее забавляют, чем пугают.
Охотник затягивал ножны на спине, когда вошёл в стойла и увидел, как какой-то пьяный рыцарь тянет Счастливчика из загона. Конь сопротивляется и мотает головой, но благородную свинью это лишь забавляет.
- А ну, убери руки от моего скакуна, сволочь, не то сломаю обе, - разозлился Манфред.
- Что? – замычал пьяный рыцарь и оглянулся. – А-а-а, это ты, предатель и презренный трус. Да как ты смеешь со мной так разговаривать? Я герой битвы при Андернахе! Этот конь мой боевой трофей.
- Этот конь мой и я дважды повторять не стану.
- Ты сам напросился, - заявил благородный баран и потянулся к мечу. С третьего раза поймал рукоять, с трудом вытащил меч и, шатаясь, пошёл на охотника. Манфред даже не думал извлекать оружие из ножен, двинулся навстречу с голыми кулаками. С лёгкостью уклонился от вялой атаки, выбил меч и повалил горе-рыцаря лицом в навоз. Тот злобно пыхтел и брыкался, но охотник упёрся ему коленом в спину, развёл руки и с силой потянул их на себя. В плечевых суставах раздался громкий хруст. Герой Андернаха издал дикий вопль, а после заплакал, как девица.
- Тебе не жить, - грозился он. - Мой дядя граф Вердена, он из тебя похлёбку сварит.
Манфред, предатель и презренный трус, не слушал. Спокойно оседлал Счастливчика и ускакал прочь.
Конец