[Cos125]

Скрытый текст - Глава 2:

Плёвое дело

Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Город Вормс
938 год н.э.

Нельзя давать слабину, коль каждый день рискуешь жизнью. Любая небрежность может стать последней. Манфред забыл об этом, и теперь безвольно бултыхается в реке. В легких вода, лишь чудом ещё не пошел ко дну. Из ран сочится кровь, и смешивается с бурным потоком. Когда-нибудь течение вынесет его на берег, но будет ли он жив?
Как же так вышло? Мысль эта никак не даёт покоя. Пожалуй, всё из-за лошади. И угораздило же его поменять дорогущего вороного скакуна на гнедую беременную кобылу. Денег почти не осталось, и он мог лишь дожидаться, когда его лошадь сможет взять на себя наездника.
Впрочем, тогда это даже сулило выгоду, нужно было лишь продать жеребца. Вот только конюх, согласившийся принять роды, его надежд не разделял. Кабы Манфред не преуспел, то продал новорожденное животное ему по низкой цене. Охотник готов поклясться, что предприимчивый старик с жидкой козлиной бороденкой, да в поношенной тунике-безрукавке и грязных от навоза штанах - колдун. Как бы ещё он сумел отладить от конюшни всех покупателей? Небольшой загон на отшибе города был полон лошадей, когда Манфред только приехал в Вормс, а теперь даже псы обходят стойла стороной.
Охотник поселился в таверне за городскими стенами, где кров, пропитание и выпивка дешевле, а риск лишиться кошелька или оказаться с ножом в спине во время пьяной драки куда как меньше. Фермеры и рыбаки тоже любят вечерком насладиться прохладой хмельных напитков, но они не чета городским бандитам. Все вмиг затихали, когда Манфред показывался на пороге, боялись даже поглядывать на него, а кое-кто и вовсе вспоминал, что дома ждет жена с детьми, и тут же удалялся восвояси. Были какие-то громилы возле стойки, но и они помалкивали.
В этой блаженной тишине и отыскал его епископ Рикобо. Они давно знакомы, но беседы их не задавались. Виной тому несчастье, случившееся с семьей охотника давным-давно. Тогда он был еще ребенком, а Рикобо не носил сан епископа. Воспоминания эти - тяжкая ноша для каждого из них. С тех давних пор Манфред ненавидит все, что связано с религией, но все же считает епископа своим хорошим другом, хоть никогда и не признается ему.
С того дня, как прибыл в город, он знал, что эта встреча неизбежна.
- Что вы забыли в этой дыре, епископ? Я думал, вы не омрачаете свою священную персону визитами в подобные места. Да и зачем? Вам ведь приносят лучшие вина из закромов местных монастырей.
Не вежливо встречать старого друга грубостью, но друг Манфреду сейчас ни к чему, а вот заказчик нужен. Плевая работенка разрешит все сложности с деньгами. С друзьями дело иметь сложно. Много возьмешь – обидишь их, а если мало – сам останешься внакладе.
- Может, я просто захотел тебя увидеть, - ответил Рикобо с почтенным спокойствием, не обращая внимания на колкости охотника.
- Неужто у вас нет более важных дел, епископ? Или вы отложили их ради встречи со мной? Ей-богу, не стоило пренебрегать епархией ради меня. Кстати, мне вот вдруг стало любопытно: кого вы поддерживаете в этом конфликте герцогов с королем? Признаться, поначалу я решил, что планы заговорщиков осуществятся. Король увлечен конфликтами со славянами и венграми на востоке, а тут еще и Бавария с Франконией навязали ему войну внутри страны. Не знаю, правда, можно ли назвать нынешнее королевство единой державой, учитывая насколько самостоятельными стали лорды. Не суть важна, - отмахнулся Манфред, решил не отклоняться от прежней темы. – Танкмар – кровный родич короля – действовал весьма дерзко. Младший брат Оттона, захваченный им, по сей день в плену у Эбергарда. Если бы его гарнизоны не струсили и не отворили ворота при виде королевского войска, кто знает, быть может, Танкмар сумел бы удержать осаду Эресбурга до прихода союзников. Но вместо этого его убили прямо у церковного алтаря, а Оттон перебросил силы в Баварию, и прогнал баварского герцога из его владений. К слову, разве церковь не осуждает то, что человека голубых кровей убили в стенах священного храма, когда он добровольно сложил свой меч? Или в тот момент, когда он положил на алтарь золотую цепь – символ королевского рода – в знак отречения от всяческих притязаний на власть, Танкмар стал обычным смертным, и божья кара престала нависать над головой его убийцы? Я не силен в таких премудростях. Думал, вы разъясните. А вообще, не важно. Сейчас король ведёт свои войска на Франконию, и скоро станет ясно, на чьей стороне бог. Если вы, епископ, сторонник нашего герцога, думаю, еще не поздно переметнуться. Хотя, возможно, для Эбергарда не все потеряно. Младший брат короля по-прежнему в его руках. Кроме того, я слышал, он обратился за помощью к герцогу Лотарингии. Уж кто-кто, а Гизельберт знает толк в кознях. Не божьей же волей ему удалось отделаться от власти западных франков при помощи предка Оттона - короля Генриха Птицелова. Отец Гизельберта в свое время подобным образом добился независимости от монарха восточных франков. Похоже, самое время непокорной Лотарингии вновь сменить сторону. Как бы то ни было сейчас всё зависит лишь от Эбергарда, а значит, в Вормсе, да и во всей Франконии, вот-вот станет совсем неспокойно. Разумно бы покинуть герцогство пока не поздно, но я застрял в городе из-за беременной кобылы. А вообще-то, не стоило королю пренебрегать благосклонностью герцога, когда тот ещё оставался ему верен. Ну, подумаешь, разрушил замок какого-то саксонца. Тот ведь сам виноват. Как по мне, так действия Эбергарда в полной мере законны. Отбившихся от рук вассалов нужно карать. Оттон и сам занят сейчас примерно тем же. Но нет же, вместо банального упрека король наложил денежный штраф на герцога и обязал его военачальников принести на руках в Магдебург к королевскому двору по дохлой псине. Это ведь унизительно. Не думал же он, что родной брат короля Конрада, добровольно отказавшись от престола в пользу Генриха Птицелова, станет терпеть от его сына подобных выходок? Видимо, правду гласит молва, Оттон возводит свои родовые связи с саксонцами выше сюзеренитета.
- Я служу господу, а не высокородным лордам и королям. Их дела меня не касаются, - дослушав длинный монолог, сказал в ответ Рикобо.
- Зачем я вам, епископ? – вновь полюбопытствовал охотник немного недовольным тоном. Тяжело найти собеседника по интересам, когда твой круг общения у́же, чем у прокаженного попрошайки.
- Мне нужны твои таланты.
- Вы же знаете, я не стану, как мой отец, трудиться на благо вашей церкви, - заявил Манфред с явной ноткой враждебности.
- Я не прошу тебя работать даром. Я заплачу, - и вот разговор подошел к неприятному.
- Я слушаю, - вяло произнес охотник.
- В здешних лесах с недавних пор обосновался колдун…
- Полгода – это, по-вашему, недавно? – перебил Манфред.
- Прежде он никому не причинял вреда. Жил уединенно, люди из деревень лишь изредка встречали его в лесу. Видно, он практиковался в колдовском ремесле, не хотел привлекать к себе внимание раньше времени.
- Теперь, стало быть, его мастерство достигло нужных высот. Я слышал, люди начали пропадать, лес заполонили волки и вороны, урожай на полях чахнет, а от колодезной воды мрет скот и болеют дети.
- Ты обо всём знал, но ничего не делал? – с укоризной поглядел на охотника епископ.
- Всем нужно есть, и я не исключение. Я здесь уже не первую неделю. Все хорошо знают, чем я зарабатываю, но никто так и не удосужился предложить мне работенку. Этим людям жалко своих денег, но вот презрительные взгляды их уже давно проели плешь в моём затылке.
- От кого ты ждешь денег, от земледельцев, рыбаков, скотоводов и лесорубов? Им и себя-то прокормить не просто.
- Здесь есть и богачи, на которых работают эти трудяги сетей, грабель, кнута и топора.
- Они из дома-то не выходят, не то, чтоб в лес зайти.
- Ну а как же церковь? Отчего вы, епископ, ждали чуть ли не месяц, вместо того, чтобы сразу обратиться ко мне за помощью? – теперь уже речь Манфреда приобрела оттенок осуждения.
- На то были свои причины, - ответил ему Рикобо после недолгой паузы. – Забудем о них, лучше перейдем сразу к делам. Сколько ты хочешь за свой труд? – диалог вновь завяз, Манфред задумчиво притих. Он не любил подобные моменты, редко его одолевала нерешительность. Куда проще иметь дело с мерзавцами, что захотят тебя надуть.
- Учитывая наше давнее знакомство, я бы снизил цену, но боюсь, не могу, с финансами у меня совсем туго, - каждое слово, словно силком приходилось вытягивать. Охотник никогда не отводил глаз, и епископ видел его сомнение.
- Просто скажи, на какую сумму ты рассчитываешь, Манфред, - предложил он.
- Стандартная цена за колдуна от одной до двух сотен пфеннигов [Пфенниг – разменная монета из серебра 1 солид = 3 триенса = 12 пфеннигов], плюс тридцать-пятьдесят за снятие порчи с земли. Зависит от того, насколько силён колдун и его чары. Ах да, чуть не забыл - все ценное, что я найду в логове чародея, заберу себе, включая альманах. Вам эта книжица без надобности, вы ее разве что сожжете, а я могу найти в ней что-нибудь полезные. Колдуны очень скрупулезно ведут записи. Чуть ли не сами пишут, как их убить.

Когда все финансовые и прочие вопросы были улажены, Манфред отправился в дорогу. Давно хотел заняться чем-нибудь полезным, не любил прозябать без дела.
Идти пришлось пешком, к счастью, путь близкий. Немного углубившись в гущу леса, он вскоре нашел след колдовства: тела мертвых животных, увядшие цветы и пожелтевшая трава. Опавшая листва покрыла землю, словно ковер. Летний лес приобрел осенние тона. Даже гулявший здесь ветер пропитан холодом, сыростью и унынием. Ковер из листьев хлюпает под ногами. Кора деревьев насквозь пропиталась влагой, слизью окутаны их корни. Они больны и плачут, скверна им доставляет боль. Всю округу сковала тишина, лишь шорохи слышны время от времени. Туман возник внезапно и нарядил лес в серый полумрак, хотя еще мгновение назад сквозь ветки пробивалось солнце.
Здесь завелся колдун-отшельник, не иначе. Какой-нибудь юнец решил бы, что охотится на ведьму. Такие изменения в природе лесу скорей указывают на неё. Ведьма роднится со стихией, подстраивает её под себя. Вот только ни за что лесная ведьма не допустит, чтобы её лес страдал. Она любит его, заботится о нём. Колдун иное дело. Для него стихия – инструмент.
В самом сердце скорбного леса стоит хижина – обветшалая, просевшая хибара с проломленной крышей и чёрной дырой вместо двери. Она словно состряпана со слов изрядно захмелевшего монаха, что любит травить байки о колдунах. Со всех сторон лачугу окружили мертвые деревья. На голых ветвях сидят вороны. Голодный взор их обращён на гостя. Мороз по коже от одного их взгляда.
Подобный вид спугнет любого, но не Манфреда. Что-то в этой картине неестественно. Дом выглядит уж больно пустым и необжитым. За полгода любой обзаведётся какой-никакой утварью. Лишь в россказнях святош колдун – покрытый бородавками грязный старик, что питается древесными кореньями и от того у него полный рот гнилых зубов. Ошибкой неопытного юнца было бы сунуться в мрачный дверной проем.
Охотник не таков, и потому обошел дом по кругу. Черные глаза воронов без устали следят за ним, он видит в них досаду и разочарование. Возможно, эти птицы помощники чародея, но узнать доподлинно нельзя, пока те себя не проявят. Не истреблять же всю живность лишь из-за подозрений?
За домом Манфред обнаружил небольшой бугор, листва возле него утоптана. Там и нашелся неприметный вход в пещеру, укрытый вьющейся травой. Внутри темно и сыро, где-то вдали слышны удары капель по воде, оттуда же сочится едва заметный свет. Коридор вел вниз, сперва узкий и низкий, но вскоре значительно расширился, а потолок и вовсе пропал из виду, скрылся во тьме. Вместо того чтобы идти туда, куда ведёт тропа, Манфред вскарабкался на стену. Так проще не попасться на глаза, тем более, что наверху есть небольшой уступ, можно пройти гуськом.
Шелест старых страниц, шорканье ног по полу, потрескиванье дров, шипение кипящего котла. Вскоре охотник увидел колдуна. Чародей молод и, судя по всему, не очень опытен. Он подолгу сверяется с книгой прежде, чем кинуть что-либо в бурлящую жижу странного цвета. Та испускает зловонный аромат, что распространяется по всей пещере. Вряд ли это похлёбка.
Возле котла есть стол, на нём парочка толстых книг (одна раскрыта) и разные ингредиенты: какой-то желтый порошок в тарелке, дохлый кролик и две-три склянки разного цвета. Рядом стоит шкаф, в нём всевозможные колдовские принадлежности. Чуть поодаль от него широкая кровать, ещё один стол - судя по всему, обеденный - несколько стульев, тарелок и чаш.
В углу ровным квадратом высятся стенки деревянной клетки, сверху без решетки. Края упираются в потолок, в центре которого зияет широкая дыра. Должно быть, клетка стоит прямо под домом. Хибара – ловушка для глупцов, решившихся-таки зайти в мрачный домишко. Манфред порадовался своей осторожности.
В другом конце пещеры небольшое озерцо. В него падают капли. Камни вокруг окрасились в странный темно-зеленый цвет. Очевидно, свое варево колдун сливает в воду. Отрава проникала в почву, распространяя скверну по окрестности.
Колдун бросил в котел какую-то гадость, похожую на пучок змей - кишки кролика что ли, издали не разобрать – тут же повалил густой едкий дым, а жидкость зашипела и забурлила пуще прежнего. Чародей довольно улыбнулся и с грохотом захлопнул книгу. Склянки на столе подпрыгнули, а со страниц в воздух взметнулась пыль. Колдун пытался отмахнуться, но все равно чихнул. До чего ж непутевый пакостник.
Он закончил с мерзким снадобьем и теперь, вероятно, выльет его в озеро. Манфреда снедало любопытство, хотел увидеть, как этот хлюпик потащит котел, но это может стоить чьей-то жизни. Жестокая выйдет потеха. Передвигаясь по уступу, охотник приблизился к негодяю и замер высоко над его головой. Без лишнего шума извлек из ножен у себя на поясе огромный нож, больше похожий на короткий меч – трофей, отнятый у капитана стражи Шпейера.
Чародей стоял прямо под ногами, но не подозревал о нависшей над ним опасности. Подгадав удачный момент, Манфред спрыгнул с уступа и всадил нож в спину колдуна. Все было сделано быстро и безошибочно. Словно орел, он впилась когтями в свою жертву. Лезвие пронзило плоть, минуя ребра, добралось до черного сердца. Чародей умер мгновенно, на землю упало уже бездыханное тело.
Слишком легкая работа. Досадно. Оно, конечно, хорошо, что обошлось без трудностей, однако совесть не позволит взять с епископа больше положенного, а за такую работенку много не получишь. Один немощный чародей. С ним даже пахари бы справились. Порча с земли, скорее всего, развеется сама собой, коль приходилось постоянно подливать отраву в озеро.
Что ж, Манфред, хотя бы поживишься добром колдуна, коего в пещере в избытке. Редко доводилось видеть столь обширные запасы зелий и эликсиров. Отыскав пустой мешок, охотник начал отделять полезные от зловредных, их он побьет перед уходом. Торопиться с этим не стоит. Ещё чего гляди, надышишься от них парами.
В закромах колдуна обнаружились целебные эликсиры от всевозможных недугов, зелья для бодрости, что отгоняют сон. Они полезны во время длительной охоты. Есть и более специфические смеси. Одни позволяют видеть в ночи, другие слышать малейшие шорохи, третьи дают волчье чутье, с помощью четвертых можно узреть то, что скрыто, найти то, что потеряно, или же заметить того, кто пытается ускользнуть от взора при помощи чар. Нашлись и те, что помогают обнаружить магическую энергию. Колдуны используют такие по-своему разумению, а Манфред с их помощью выискивает чародеев среди простого люда.
Он сильно удивился, откопав на полках снадобье, которое позволяет сквозь кожу видеть кровеносные сосуды. Колдуны подобные зелья обычно пьют, когда режут животных, чтобы не повредить важные органы, но также они помогают распознать вампира. Холодная густая кровь вяло ползет по венам в теле живого мертвеца.
В старом прогнившем сундуке нашлось с полдюжины эликсиров, способных развязать язык кому угодно. Колдун, должно быть, использовал их, дабы разговорить жертву, угодившую в его ловушку. Там же охотник обнаружил множество ядов и противоядий. Он отобрал для себя менее опасные, а прочие кинул в котел. Особенно его порадовали зелья, снимающие колдовские чары. Приятно знать, что чародеи сами порой страдают от колдовства.
Прихватил Манфред и мази от ожогов, ушибов и порезов. Для вечно задумчивых и погруженных в свои мысли колдунов обычное дело уронить на ногу увесистую книгу, обжечься об котел, порезаться, разделывая тушу, ну, или проткнуть руку вилкой, читая за едой. Целительные смеси быстро снимают боль, убирают отеки, с легкостью избавляют от синяков, предотвращают заражение крови, а некоторые даже лечат от сыпи и прыщей, скрывают морщины, выравнивают зубы, разглаживали кожу, и долой бородавки. Последние можно продать тем же монахам под видом лекарств с востока, да и благородные дамы готовы щедро платить за красоту, пусть и рискуя оказаться на костре.
Охотник не обошел своим вниманием и талисманы. В особенности его заинтересовал амулет от сглаза. Злопамятных врагов у него хоть отбавляй. Полезная вещица для того, кто часто встает на пути у чародеев. Серебряное кольцо с письменами предупреждает о злом умысле – ценнейшая находка. Его Манфред надел прямо поверх перчатки, письмена нельзя закрывать, иначе они теряют свою силу.
К вещам, с которыми охотник не знаком, он вовсе не притронулся. Кто знает, какие проклятия на них. Лучше сжечь всё перед уходом, чем рисковать. Нет уж, риск в его промысле и так в избытке.
Собрав все ценное, он туго завязал узел на мешке. Подошел к столу рядом с котлом, где лежал увесистый альманах. Ни разу прежде не видел столь объемного собрания трудов по колдовскому ремеслу. Именно из подобных книг охотник и черпает все свои знания о зельях, эликсирах, мазях, талисманах и проклятых вещах. Благодаря им он умеет читать письмена и различать магические символы. С их помощью узнаёт, как бороться с тем или иным колдовством, как снимать чары и порчи, как разрушать заклятия.
Рядом с альманахом на столе бестиарий магических существ – ещё одно полезное чтиво, запрещенное церковью. Попался с такой книгой и от костра не уйдёшь. Для охотника этот том представляет особый интерес. Уж больно часто в последнее время он сталкивается с тварями, порожденными колдовством. На страницах такой книги описаны их уязвимые места. Как можно так бездумно жечь сей труд?
Положив бестиарий сверху на альманах, Манфред связал их бечёвкой и закинул за плечо. Затем оторвал ножку стула и запалил её от очага. Он поджёг шкаф, все полки и сундуки, оба стола, огромную кровать и клетку.

Назад шёл не спеша, не хотел побить склянки. Они блаженно побрякивали в мешке при каждом шаге. Толстенный мешок золота не нужен, добро колдуна радует ничуть не меньше. Однако ж на лице его, как и всегда, унылая гримаса. Он никогда не улыбается. Последний раз был так давно, что и не вспомнить. Лучше о нём забыть.
Охотник вышел из скорбного леса на опушку у реки. Погода замечательна, а мрачные места остались позади. Солнце на ясном небе светит ярко, приятно согревая спину. Откуда же тогда чувство тревоги?
Внезапно скорбный лес у него за спиной осветила вспышка света. Манфред не успел обернуться. Что-то сильно ужалило в спину, и он потерял землю под ногами. Пролетев добрый пяток шагов, и упал в грязь.
Быстро поднявшись, охотник скинул со спины книги. Оба тома пробиты почти насквозь, страницы всё ещё дымились, не опалённой осталась только корка бестиария. На месте книг могла быть беззащитная спина. Молния. Откуда ей взяться на ясном небе? Да ни откуда, она из леса вылетела. Обернувшись, увидел трех людей: двух мужчин и женщину. Особых навыков не нужно, любой фермер поймет, кто перед ним.
Как мог ты быть так слеп? О чем ты только думал, Манфред? Кровать слишком широкая, котел непомерно тяжелый, несколько стульев, тарелок, столовых приборов и чаш, словом, всего большем, чем нужно одному. Огромные запасы эликсиров и снадобий, талисманов и проклятых предметов, два объемных тома магических знаний – чтобы собрать столько всего, нужны десятки лет или не одна пара рук. Чародей, варивший варево в котле - неопытный юнец, а скорбный лес и вся округа страдали от умелой магии. Почему не заметил это сразу? Где блуждали твои мысли? Наверное, был слишком рад обилию трофеев.
Колдуны, как видно, сильно злы. Один бросил к своим ногам какую-то склянку, указал рукой на Манфреда и громко произнес слова на змеином языке. Едва он замолк, по земле в сторону охотника поползло что-то, что оскверняло почву. Она бурлила, исходя зелеными пузырями, и вздувалась, словно под ней ползло стадо кротов.
Манфред и сам до конца не понял, зачем бросил перед собой мешок с трофеями. Вероятно, надеялся, что среди зелий, ядов и мазей найдется что-то, способное остановить колдовство. А впрочем, всё и так побилось при падении. Скверна окутала поклажу, ткань сперва потускнела, потом обросла мхом, позеленела, после почернела, а затем сгнила и рассыпалась. Колдовство дальше бороздило землю, и Манфреду пришлось отскочить в сторону, чтобы гниль его не коснулась.
Не успел он подняться на ноги, как солнце скрылось у него над головой. Нет, это не туча, а стая воронов. Хлопая крыльями, птицы ринулись на него. Сильный ветер резко подул в лицо, будто стремясь придать им ускорение.
Манфред закинул руку за плечо и вынул меч из ножен. Одним взмахом он разрубил с полдюжины пернатых, но их намного больше. Они пронеслись мимо, словно рой насекомых, оставив крыльями, клювами и когтями порезы на лице и изодрав одежду. Охотнику пришлось пригнуться. Он сел на одно колено и прикрыл глаза, дабы их не лишиться.
Едва последний ворон пролетел, он обернулся, чтобы проводить взглядом поганых птиц и вдруг заметил, что скверна возвращается, сделав широкую петлю. Манфред глянул на колдунов. Те тоже не стояли, сложа руки, а подготавливали новые заклятия.
Открытый бой с чародеями - опасное занятие. Тем более, когда их сразу трое. Охотник выслеживал их по одному, бесшумно подкрадывался и резко наносил удар, прежде чем с уст сорвется заклинание, а руки разразятся страшной магией. Однако тут они напали на него внезапно. Один пустил в спину молнию, другой наслал мерзкую скверну, а третья призвала птиц и ветер, сопутствующий им. Раньше он дул охотнику в лицо, теперь подталкивал в спину, прямиком в руки колдунов.
«Пусть так», - подумал Манфред: «Сами ещё отведаете своего колдовства». С мечом в руках он помчался на чародеев. До них было где-то тридцать шагов. Ветер переменился, охотник ощутил лицом прохладу. Сперва легкий морозец, но спустя миг уже лютый холод. Шаги давались всё трудней. За спиной послышалось хлопанье крыльев. Он упал на землю и откатился в сторону. Холод окутал черных птиц, все попадали замертво. Мороз утих.
Манфред и не думал отлеживаться на земле, ведь скверна приближалась. Однако едва попытался встать, вьющаяся трава окутала его, спутала по рукам и ногам. Схватившись за огромный нож, он начал кромсать стебли. Успел выбраться в самый последний миг.
Скверна прошлась по тому месту, где он лежал. Меч его так и остался на земле, запутанный в траве. Сперва сгнила рукоять, затем окислилась и заржавела сталь, рассыпалась и превратилась в бурую пыль. Вьющаяся трава высохла и того быстрей. Скверна, пройдя мимо, вновь загибала широкую петлю.
Охотник стоял в паре шагов от колдунов. Меча у него не было, но и огромный нож ничуть не хуже. Однако, едва обратив взгляд на чародеев, он тут же ослеп от вспышки света. Будто второе солнце вспыхнуло пред ним.
Теперь уж точно несдобровать. Оставалось лишь гадать, какой будет смерть: молния или скверна. И то, и то не очень-то приятно. Уж лучше нож, колдуны пользуются и таким оружием. Острое лезвие возникнет в руке из дыма, а после удара тут же испарится. Легкая магия. Многие незадачливые колдуны, выучив этот трюк, становятся убийцами. Обществу нужны всякие таланты. Не можешь колдовать – учись. Не научился – будешь протирать склянки, чистить котлы, собирать травы и заниматься прочей ерундой, до кой великие умельцы не опускаются.
Ожидание продлилось дольше, чем полагал охотник. Вскоре зрение стало возвращаться. Когда все прояснилось, он увидел стаю волков. Будто послушные ручные псы, они стоят возле колдунов, раскрыв зубастую пасть; громко дышат, свесив языки. Видно, торопились на зов и малость запыхались.
Манфред выставил вперед нож и звери грозно зарычали. Всего их шестеро, по двое у каждого чародея. Те, нацепив на лица ехидные ухмылки, смотрят на охотника. Ждут, не побежит ли. Если не от волков, так от скверны, та хоть и далеко, но приближается. Он не любит бежать, но что уж тут поделаешь, не умирать же добровольно. Едва он обернулся, волки зарычали и бросились вдогонку. И кто теперь охотник?
Манфред был быстр, словно ветер, словно стрела, но куда ему до четверолапых хищников. Волка ноги кормят, бегать он умеет. Вскоре и вовсе вся надежда сгинула, он оказался у обрыва. Внизу течёт река, но берег мелкий и каменистый. Падения с такой высоты не пережить.
На него набросился первый волк. Манфред успел нагнуться, а зверь полетел вниз с обрыва и плюхнулся рядом с берегом. Поднялись всплески, кровь в воде едва заметна, река мутная после дождя.
Больше никто из зверей так не спешил. Стая окружила добычу, напала разом. Одному Манфред успел всадить нож в грудь, когда тот прыгнул, но тут же сам ощутил острую боль. Клыки волка кромсали его ногу, сапог он сразу же прогрыз. Другой вцепился в руку, ту, что сжимала рукоять ножа. Третий вот-вот набросится на него и повалит на землю, тогда уже не встать.
Охотник подставил перед собой мертвую тушу зверя. Хищник вцепился в горло брата. Затем охотник перехватил нож в другую руку и засадил в шкуру животного, терзавшего его предплечье. Того, что грыз ногу, Манфред прогнал сильным пинком по животу. Он хотел добить зверя, но сзади на спину набросился другой. Он вцепился в шею, сорвал веревку, на которой висел амулет от сглаза. Уж лучше бы в пещере колдунов нашёлся талисман, отпугивающий диких животных.
Поврежденной рукой охотник схватил зверя за шкирку и сбросил с обрыва. Тот унес с собой шмат плоти, кровь потекла под одежду. Тут же он почувствовал, как челюсти сомкнулись на его боку. Больную ногу вновь пронзили зубы, и он невольно опустился на одно колено. Перед лицом возникла пасть животного. Смердело из нее ужасно. Не то, чтоб Манфред различал волков, но этот – злой – явно тот, что отведал крови своего сородича. Теперь мёртвого зверя под рукой не оказалось, пришлось подставить свою плоть.
Волк жадно вцепился в кисть. Кабы не перчатка, отгрыз пальцы. Лишь пыл сражения не позволял завыть от боли. Некогда тут кричать! В другой руке по-прежнему зажат кинжал. Он засадил его в грудь зверя.
Челюсти на боку на миг разомкнулись и вновь сомкнулись с новой силой, а ногу теребит другое кровожадное создание. Манфред поменял захват и ударил того, что ближе. Очевидно, силы начали покидать, движения уже не так точны. Лезвие лишь резануло волку лапу, он заскулил и отскочил. Второй зверь и вовсе отпрыгнул от удара.
Он собирался вновь напасть, но неожиданно жалобно завизжал. Охотник понял, что случилось, и тут же откатился в сторону. Скверна его не настигла. Борозда встревоженной земли прошла мимо и уперлась в обрыв. Вниз к берегу реки сошла осыпь, а наверху склона возникло зеленое облако. Вдыхать пары Манфред не стал, но был готов поклясться, что они ядовиты. Облако вскоре развеялось.
Волк, что попал под скверну, весь полинял, лишился шерсти. Когда гниль разъедала лысую шкуру, животное уже лежало неподвижно. Последний зверь тоже брыкался на земле, сойдясь в смертельной схватке с человеком. Спасаясь от скверны, Манфред метнулся туда, где стоял раненный волк. Охотник не успел подставить нож, так что просто сбил зверя с ног. Они перекатились пару-тройку раз, меняясь: то сверху волк, то человек. За это время хищник несколько раз куснул охотника, но вскоре Манфред прижал его к земле и вспорол брюхо.
У победы привкус крови, но даже им не насладиться, колдуны тут как тут. Рукоять ножа вдруг раскалилась до красна и обожгла ладонь. Охотник отбросил оружие в сторону и сорвал с руки перчатку, расплавленная кожа отстала с плотью.
Он все еще был на коленях, стоя над телом мертвого животного. Колдуны подступили ближе. Решили, видимо, что более он не опасен. Глупцы! Манфред выхватил из сапога спрятанный нож. Как же больно сжимать истерзанную руку. Не поднимаясь на ноги, бросил даже без замаха, просто швырнул, тут ведь два шага. Лезвие свистнуло на ветру и впилось в грудь чародея (того, что наслал скверну).
Остальные гневно завопили. До чего сладкозвучный хор. Их злость устремилась на Манфреда, он к тому времени таки встал на ноги. Колдунья с помощью магии подняла с земли нож, разивший волков. Словно выпущенный из арбалета болт, лезвие вошло в грудь с такой силой, что охотник попятился назад и оказался на самом краю обрыва. Скверное чувство - ощущать холод своего клинка. Не забери он огромный нож у Бруна, сейчас из его груди торчало бы менее смертоносное оружие.
Следом за сталью его настигла молния. Он полететь с обрыва, и пролетел немало прежде, чем плюхнулся в реку. Он не разбился при падении о камни, но все равно, скорей всего, умрет. Из ран сочится кровь, он искусан волками и исцарапан во́ронами, в груди застрял огромный нож, а кожу жжёт от молнии.
Манфред хотел всплыть на поверхность, но всё его тело сковывает боль. С трудом он всё же высунул голову из воды, но ненадолго, успел лишь заглотнуть немного воздуха, а после вновь пошел ко дну. Силы оставили его, мысли в голове угасают, а взгляд окутывает густая пелена. Тут, в мутной воде, и так-то ничего не видно. Он уже толком и не понимает, что с ним происходит. Изредка и ненадолго оказывается на поверхности, но неминуемо вновь уходит под воду. Должно быть, это конец.

***

Когда Манфред очнулся, над ним нависал каменный потолок. Он огляделся: узенькая комнатушка, кровать, окно настолько маленькое, что лучи света в него едва просачиваются. На свету отчетливо видна пыль, парящая в воздухе. Над изголовьем кровати висит крест.
Охотник понял, где находится, и от того в нём вспыхнул гнев. Уж лучше б он проснулся в сырых стенах подземелья, в темнице, полной крыс, в какой-нибудь канаве, чем здесь, в келье монастыря.
В горле сплошная засуха, а в животе словно завелась мышь. К счастью на столике рядом с кроватью стоит кувшин. Манфред попытался дотянуться до него, но тут же вскрикнул от боли. Он попробовал подняться, но смог лишь оторвать голову от подушки, шею стягивает плотная ткань. Торс почти полностью перемотан, на правой ноге ниже колена, правой руке от кисти до локтя и на левой ладони тоже повязки. Перед глазами всё закружилось, и голова вновь опустилась на подушку.
Дверь скрипнула, к нему зашел монах. Наверное, услышал крик. На нем поношенная ряса, но сам он выглядит юнцом. Высокий. Был бы выше, кабы не сутулился; немного худощавый, плеч почти нет; острый нос, да маленькие глаза. Внешность его не примечательна, но бог его, в общем-то, не обидел. Зачем такой подался в монастырь? Обычно в монахи идут толстяки, немощные, увечные, уродливые, ну и эти, искренне верующие. Должно быть, один из таких.
- Пришел в себя, - удивился он. Видать, монахи уже похоронили Манфреда, и не надеялись, что он очнется.
- Ты проницателен, - недобрым тоном ответил охотник. – Долго я уже здесь?
- Слишком долго, мы и не думали, что ты проснешься, - ответив, святоша присел на стул рядом с кроватью.
- Уже, поди, и могилу мне вырыли?
- Могил и так хватает, в последние дни их рыли неустанно, - произнес монах и подозрительно уставился на Манфреда.
- Колдуны? – догадался он.
- Они пришли в деревню и учинили там хаос: убивали людей, жгли поля. Тридцать семь человек погибло, дома и амбары разрушены, все запасы еды уничтожены.
- А колдуны?
- Из Вормса подоспела городская стража, они их убили. Впрочем, победа нелегко далась, дюжина бравых воинов полегла в сражении. Тебя же, по-видимому, бережет некая сила, коль уж ты не последовали за ними.
Некая сила, но только не Бог. Он ведь не мог пожертвовать «доблестными праведниками» в лице городской стражи, но сохранить жизнь такому безбожному мерзавцу, как ты, Манфред. Ведь ясно как день, дьявол тебя хранит.
- Кто меня спас? – спросил охотник.
- Тебя прибило к берегу неподалеку от деревни. Стражники нашли тебя после сражения, а епископ Рикобо распорядился доставить в наш монастырь. Он не отходил от кровати несколько дней. Мы даже еду ему сюда носили.
- Епископ сейчас в монастыре? – поинтересовался Манфред.
- Срочные дела вынудили Его Преосвященство вернуться в город. Он просил передать тебе деньги в уплату за «труды». Они в углу на сундуке с вещами, - монотонность бурчания и спокойный тон не скрыли презрения молодого монаха. Его можно понять: Манфред не выполнил свою работу и в результате погибли люди, а он мало того, что жив остался, так еще и деньги получил.
- Когда я смогу встать на ноги? – спросил он.
- Встать на ноги? – усмехнулся юнец. – Настоятель думает, что ты и вовсе лишишься каких-либо конечностей, уж больно скверно выглядят раны.
Особенно те, что на душе у настоятеля. Если им вдруг захочется хоть как-то отыграться, точно что-нибудь оттяпают.
- Мышцы на правой ноге разодраны, да и на руке дела ничуть не лучше, - монах меж тем со сладкой нотой удовольствия описывал все неприятности охотника. - Ожёг на ладони будет заживать долго и мучительно. Старайся не сжимать руку в кулак, а лучше вообще не шевели пальцами. Бок всё ещё гноится, но раз жар спал, он, видно, заживает.
«Какая жалость», - будто бы говорил его акцент.
- Хуже всего дела с раной на груди. Ну и ножище мы из нее вынули. Признаюсь, я считал, что после таких ранений не выживают. У тебя сломано несколько ребер и повреждена ключица. Правой рукой ты еще долго не сможете шевелить без боли. Вряд ли она когда-нибудь будет служить тебе, как прежде.
Не нужно быть сведущим в искусстве врачевания, дабы уразуметь всю пагубность последствий. Хромающий охотник, который не удержит меч в руке, помрёт голодной смертью в нищете.
Любой другой решил бы, что разумней всего отлежаться в монастыре, пока раны хоть немного не заживут. Однако Манфред чувствовал, что здесь ему не рады, и не хотел задерживаться во враждебной обстановке. Кроме того, он знал место, где ему смогут оказать лучшую помощь. Может, и полностью излечат.
Через несколько дней он смог подняться с койки. Жуткая боль сопровождала каждый шаг. Правая рука бесполезно болталась. Словно лишняя ноша, только отягощала путь. Монахи выдали Манфреду рясу, чтобы ходить в стенах монастыря. Ему было противно носить её, но собственные вещи почти все пропали. Да и толку от них? Поди, одно рванье.
Однажды он услышал, что епископ скоро приедет в монастырь, и понял, пора покинуть сей храм божий. Забрал серебряное кольцо с письменами, да нож, который чуть его не погубил. Есть ещё пожитки в Вормсе, если их, конечно, не растащили. Больше всего Манфред боялся за серебряный меч. Он ему дорог, как память об отце. Это оружие - старинная семейная ценность, напоминание о давно ушедших днях, реликвия из тех времен, когда потомки были гордым племенем, а Последний Оплот считался неприступной крепостью. Он попросту не мог лишиться этого меча.
Деньги епископа Манфред не взял, оставил их на сундуке, решил, что не заслужил награды. Пусть уж лучше они достанутся монахам, которые были столь «добры», что даже не отравили и не заморили голодом, а лишь карали осудительными взорами. Он ушел на рассвете во время утренней молитвы.

Хозяин конюшни не признал его в обличие монаха и хотел спровадить, едва он начал требовать гнедую лошадь. Огромный нож трудно не вспомнить, когда он замелькает перед носом. Одно движение и жидкой козлиной бороденки как не бывало. Знал бы конюх, насколько плох охотник. Манфред умело скрывал свой недуг, это стоило тяжких мук.
Как оказалось, алчный старикан решил, что за гнедой уже не явятся, и продал её какому-то купцу. Тот не задержался в Вормсе надолго, покинул город в тот же день. Охотник мог забрать у конюха другую лошадь, но все уже распроданы. Известие о том, что войско короля выдвинулось из Баварии и идет на Франконию, изрядно подстегнуло интерес к ездовой живности. Даже хромых кобыл скупали по цене добротных меринов. В конюшне остался лишь темно-гнедой жеребец - выводок кобылы Манфреда, он и так принадлежал охотнику. Вряд ли можно счесть его достойным возмещением, он ещё слишком мал, чтобы везти на себя человека.
Старик отдал в придачу все свои сбережения, то бишь семнадцать полновесных золотых и двадцать три серебряных монеты. Утверждал, что это почти вся сумма, которую он выручил за кобылу. Манфред, конечно, не поверил. Гнедая и в худшие времена стоила почти вдвое дороже. Но в его положении разумнее сойти за дурака, чем стать таковым, доведя до драки. Забрав жеребца и предложенные деньги, охотник удалился.

В таверне за городом, где он останавливался, ждало еще менее приятное известие - все его вещи украли. Как-то нашли даже серебряный меч, который он спрятал под половицей. Скорей всего, вор - хозяин заведения. Кто, как не он, знает все тайники?
Здесь намного людней, чем в конюшне, а сил у Манфреда почти не осталось. Да и на справедливость рассчитывать не приходится. Непомерной глупостью станет раскрыть всем свою личность. Большинство посетителей фермеры, рыбаки, да лесорубы, овдовевшие, потерявшие детей, дома, скотину. Все они винят его в своём горе даже больше, чем колдунов. Те долго жили с ними по соседству, но не вредили в открытую. И все они уже мертвы, а он ещё живёхонек. Вот он, здесь. Он может присоединиться к чародеям. Любви люди к нему и прежде не испытывали, а уж теперь-то и подавно. После всего, что было, да после третьей кружки пива и хмельных разговоров. Манфред не понаслышке знал, как заразительна злоба в пьяной компании, и до чего быстро в ней множится геройство.
Еще и епископ Рикобо, узнав, что он покинул монастырь, будет искать его здесь в первую очередь. Разумнее всего просто уйти, чтобы потом вернуться. Если, конечно, будет, куда возвращаться. Когда здесь побывает войско короля, от города могут остаться только головешки. Как бы и самому за промедление не поплатиться.
А впрочем, он ведь-то на всего монах, у него жеребец вместо лошади, а более и нечего украсть. Не рясу же, протертую до дыр, с пятном на заднице? Тот, кто носил ее прежде, был тем ещё неряхой. Хромая и сутулясь, с замотанными руками и капюшоном на лице он и того сойдет за прокаженного. Такого скорей уж сторониться будут, и даже лошадь из его рук взять побрезгают. Прям, то, что нужно. Так безопаснее всего дойти до Лотарингии.