5
Дух захватывает от бескрайнего простора соленой воды. Во все стороны. До самого горизонта.
Плюхнувшись на воду, наша гондола стала лодкой. Ее герметичный полированный корпус из плотно пригнанных досок на вид во многом напоминает субмарины старобытных времен. Но это только поначалу. Совсем скоро, мы с историками ставим мачты, и поднимаем паруса – и вот уже она выглядит не как субмарина, но как пиратский бриг.
Парус – великое изобретение человеческого разума, замечательно универсальное, и актуальное во всех мирах. В Кластере и Вихре, матросы поднимают паруса, чтобы скользить сквозь пустоту от мира к миру, ловя напряжение солнечных лучей. Син – мир настолько огромный, что здесь матросы ловят парусами потоки воздушных масс, вызываемые к жизни разницей в атмосферном давлении. Ветер – дыхание Сина.
В морском путешествие время тянется медленно. Оно сгущается, словно смола. Движение неощутимо. Нет никаких перемен на горизонте. Никакие тела не движутся в поле зрения. Только звезды, как и прежде, ночами скользят над головой, отмеряя пройденные нами долготы.
Было время, когда весь Син был покрыт теплыми пресными океанами. В те дни его климат был благодатным и мягким. Воды окружали зеленые континенты, и россыпи островов. Они испарялись под жаром солнечных лучей, чтобы пролиться обильными дождями в глубине материков, вновь и вновь запуская цикл жизни.
Те дни давно прошли. Атмосфера Сина медленно, но верно улетучивается, а вместе с ней, поколение за поколением снижается температура кипения воды. Облака поднимаются над океанами для того, чтобы уже никогда не пролиться на них дождем. Они или поднимаются все выше и выше, уходя в пустоту, и становясь частью колец Сина, или оседают ледяными торосами на полярных шапках. Эпоха обширных пресных океанов сменилась эпохой мелких соленых морей, растянувшихся вдоль экваториального пояса. Космические реки, стекающие с Ардалиса, продолжают питать их – это амбициозный геоинженерный проект, но он не в силах побороть энтропию.
С каждым поколением, суровая тайга и скудные степи все больше и больше теснят влажные тропические джунгли, отвоевывая у них широту за широтой. Однажды, северная степь, и южная тайга сомкнутся на экваторе, а материки Сина окончательно превратятся в возвышающиеся над солеными болотами плато.
Впрочем, к этому моменту, живых свидетелей уже не останется.
6
Море закончилось неожиданно, без берега, или каких-либо его признаков. Море так кончаться не должно.
Все так же во все стороны, до самого горизонта, простиралась бескрайняя зеркально-голубая гладь, но лодка вдруг затормозила – в этот момент, все мы попадали с ног, внезапно ощутив, наконец, движение. Днище с шипением заскользило по песчаному дну, а затем, судно окончательно замерло, слегка накренившись на правый борт.
«Приплыли!» - констатировал Фуко.
Дальнейшее стало первым из множества испытаний подготовке, полученной нами на Ардалисе. Погрузив наш скарб в наплечные мешки, мы спустились в воду.
В том месте, где лодка села на мель, глубина достигала моей груди. Небольшая рябь, бежавшая по воде, обернулась раскачивающими все тело волнами. Я шагал, стараясь держаться северного направления, после каждого шага с усилием выдергивая из песка вязнущие ноги, и думая о том, что произойдет, если я оступлюсь, или если волна опрокинет меня. Смогу ли я удержаться на поверхности воды? Или же камнем пойду на дно, захлебываясь потоком, который хлынет в мои рот и ноздри? Движение в воде должно быть, на первый взгляд, подобно движению в мирах Эротического Кластера. Можно точно так же расслабиться, и двигаться во всех трех плоскостях, отталкиваясь от неподвижных тел. Но это обманчивое ощущение. Вода такая плотная, такая густая, такая чужеродная, в сравнении с родной мне воздушной средой…И главное – всюду, даже в воде, ощущается извечный гнет гравитации, норовящей прижать меня к морскому дну.
Глубина довольно быстро снизилась до уровня пояса, затем колена. Однако, достигнув колена, она словно бы передумала снижаться, и оставалась на этом уровне многие стадии. Утро сменилось днем, день вечером, а мы все брели по обмелевшему морю. Спустя какое-то время, на горизонте показались строения, и мы обрадовались, думая, что вышли, наконец, к берегу. Однако, приблизившись, мы поняли, что это не строения, а корабли. Огромные, проржавевшие, они лежали на дне моря. Сухогрузы, контейнеровозы, танкеры, покрытые облупившейся краской и подтеками ржавчины, слепо пялящиеся в небо пустыми иллюминаторами, они казалось здесь совершенно чужеродными. Сложно было поверить, что когда-то это море было настолько глубоким, что подобные исполины могли вольно бороздить его. Сложно поверить, что когда-то Син был настолько изобилен товарами и благами, что все эти трюмы могли быть заполненными.
Мой взгляд скользил по надписям, сделанным линейным письмом, и гордо венчающим борта и кормы судов. Скользил по ярким флажкам и вымпелам, треплющимся на их мачтах. По загадочным символам и эмблемам, вероятно, говорившим знатоку что-то о нациях и государствах, с которыми были связаны эти корабли. Я думал о людях, которые жили этим морем, и тем миром, берега которого оно омывало. О тех, кто служил на этих судах, и бороздил просторы Сина. Что стало с этими людьми? Что стало с этим миром?
Мы переночевали на теплом ржавом борту лежащего боком сухогруза. Волны затекали внутрь его корпуса, где-то далеко внизу, и гулко клокотали внутри, резонируя от множества металлических переборок. Я лежал, прислонившись ухом к металлу, а море Сина напевало мне колыбельную.