Как холодно…
Как пусто…
Дни не приносят радости, а ночи - покоя, с того злосчастного мгновения, как мои пальцы потеряли твои. Каждую ночь я вновь и вновь смотрю в прозрачную воду, наполняющую чашу, каждую ночь тянусь к тебе сквозь годы и расстояния, но в глубинах каменного сосуда рождаются лишь пугающие видения чужих мест и времен. Тихо шуршит газ в светильнике на стене, слышатся за дверью шаги прислуги, а снизу долетают отзвуки незнакомых мелодий и шелеста десятков ног…
Помнишь тряпичную куклу с красными волосами из пряжи, куклу, которую тебе подарила служанка, собирая под венец? Она отдала тебе самое драгоценное, что у нее было, зная, что никогда больше тебя не увидит… Эта игрушка пропала на Камланнских полях, когда мы искали выживших.
Я - словно та кукла. Диковинная вещица, подвластная чужой воле и лишенная собственной. Чуждый, холодный вихрь выбросил меня здесь, среди огромных зданий, под болезненно-желтым небом. Потерянная, растерянная, я брела сквозь толпу причудливо одетых людей, не в силах поверить, что тебя нет рядом. Смрад, хуже, чем дымы тысяч погребальных костров, раздирал мою грудь, мимо с лязганьем проносились чудовищные создания из металла и тонкого стекла, в небесах парили железные рыбы... Все это было ничем по сравнению с болью утраты, с которой не могло смириться мое сердце.
Помнишь, церковники обвиняли нас в том, что у нас нет души? Они лгали, Изольда, они лгали эти воинствующие святоши! До того недоброго часа у меня была душа.
Ты.
Смерть Мордреда отняла половину моего сердца, а разлука с тобой лишила и души. Впервые за много веков я не чувствовала тебя. Вообще. Оборвалась тонкая серебряная нить, спряденная среди Камней-На-Холме, и впереди ждали только боль одиночества и тоска. Я чувствую их ледяные пальцы на плечах. Всегда.
Вымощенная круглыми булыжниками дорога привела к лабиринту из грязноватых домов, где в подворотнях толклись мужчины, похожие на фавнов из римских легенд, на порогах сидели неопрятные женщины, а их дети играли в грязи, среди поросят и крыс. Дети стали насмехаться надо мной за мое платье, но какая-то женщина с ярко раскрашенным лицом отогнала их и, ласково улыбаясь, пригласила пойти с ней. Ее речь трудно было понять, словно речь римлянина, тщащегося говорить на языке саксов. Но когда ее пухлые белые пальцы коснулись моей руки, я заглянула в ее помыслы и все поняла.
В этом мире под желтым небом, Изольда, торговля телом устроена с размахом. Эта женщина, сводня по имени Молли, держала несколько домов. Распознав во мне чужестранку, она решила, что я стану легкой добычей. Я рассмеялась ей в лицо и пошла было прочь, но, повинуясь ее окрику, трое оборванцев заступили дорогу. Я выхватила единственное свое оружие, каменный нож, и приготовилась подороже продать свою честь и жизнь, как разбойники вдруг полетели в разные стороны. Сводня расплылась в широчайшей улыбке, обнаружившей отсутствие большей части зубов, и присела в поклоне. Передо мной, потирая кулаки, стоял высокий человек в черном костюме и плаще с красной изнанкой. Он глядел на меня, мое платье, чашу на поясе, клинок, что я продолжала сжимать, с удивлением и недоверием, потом вдруг подмигнул и протянул руку в белой перчатке...
Так я стала любимой вещицей сэра или, как их здесь называют, лорда Пенистона. По вечерам я играю его гостям на арфе и пою баллады, которые слышала при дворе Хоэля и в Камелоте. А над камином лорда висит картина, которой я, наверно, обязана жизнью.
Моргана частенько повторяла, что прошлое имеет свойство возвращаться в будущем, подобно римскому змею, кусающему свой хвост, чтобы вечно катиться вперед. Теперь я понимаю, что она хотела сказать. Вихрь, сотворенный волей судьи в красном одеянии, забросил меня в Британию, какой она могла бы быть, спустя много веков после Камланнской бойни. Здесь считают Великую Богиню смешным заблуждением невежественных предков, здесь любят слушать истории о короле Артуре и его благородных рыцарях – художники, называющие себя «прерафаэлитами», посвящают ему восхитительные полотна, музыканты сочиняют баллады в его честь, чарующие баллады, исполняемые множеством инструментов зараз… По удивительному совпадению я оказалась как две капли воды похожа на выдумку одного из художников, женщину с картины «Гиневра и Ланселот», поэтому лорд Пенистон взял меня в дом, чтобы сделать изюминкой своего салона. Здесь, при дворах новых рыцарей, все подражают всем. Так уж получилось, что ныне они привечают самых разных людей – лишь бы те были чудными, странными. Лжепророки, знахари, утверждающие, будто им по линиям на ладонях открыто будущее, болтуны, разглагольствующие о тайнах бытия… Знать считает меня сродни им. То ли ловкой мошенницей, то ли просто лишенной рассудка, но интересной особой, которую не грех и обсудить за обедом.
Знаешь, сестра, люди не меняются; где бы они ни были, они остаются лишь людьми. На смену Белому Богу и Великой пришли новые кумиры. Господин Пар, Господин Прогресс, Господа Телеграф и Электричество… А за ними проглядывает все та же мерзкая ухмылка Духа Наживы. Я теперь знаю много новых слов, Изольда, но чувствую, что они – не больше, чем новые одежды, в которые рядятся прежние уродливые тела.
Гости лорда, да и он сам, порой хотят разделить со мной ложе. Я дурманю их разум, наполняю их память самыми смелыми альковными фантазиями… Потом они дарят мне бриллианты, веера и табакерки. А я отдала бы все эти мертвые богатства за венок из первоцветов. Я отдала бы роскошные покои, в которых меня поселили, за то, чтобы пробежать вместе с тобой по росистому лугу. Горстка бездельников, тратящих славу отцов, эти люди считаются цветом Британии. Для того чтобы они могли разглагольствовать в сезон в своих лондонских домах, дети и женщины умирают от непосильного труда на зловонных фабриках, мужчины уплывают за океан, чтобы огнем и мечом держать в повиновении далекие, когда-то давно покоренные страны.
Каждую ночь я согреваю в ладонях расписную чашу. Каждую ночь я поверяю воде свое отчаяние и надежду, ведь вода едина во всех мирах. Каждую ночь я жду. Тебя…
Но что-то меняется вокруг, Изольда. Земля сперва не слышала меня, не хотела отвечать, отравленная жестоким обрядом, отнявшим солнце. Здесь нет птиц, небеса пусты, лишь иногда проливаются губительным дождем, да бескрылые, похожие на рыб, повозки пересекают их, а место цветов и растений - в домах со стеклянными крышами, под стражей рукотворных стальных чудовищ. Лорд с гостями выезжал на загородный пикник в поместье близ Димчестера. Некогда там, неподалеку, был один из самых прославленных бруггов…
И знаешь что? Мне не удалось отворить Холмы. В ту ночь, борясь с ядовитым туманом, обступавшим со всех сторон, я поверила, что это место, отражение страны Ясеня, Дуба и Терна умерло, что осталось лишь медленно гниющее тело. Но я ошиблась. Клянусь серыми камнями Inis Vitrin, как же я ошиблась! И дорого же придется за эту ошибку заплатить…
…Вчера в мое окно постучалась коноплянка. Простая полевая птичка – впервые за месяц, что я провела в этом Лондоне. Она скакала за стеклом, ожидая угощения… Я чувствую, как что-то меняется, я начала слышать зов, иной, но оттого не менее властный. Британская земля - словно смертельно больной страдалец, которому вдруг показали чашу с панацеей.
Только это не чаша.
Это я.
Изольда, знаешь… Мне страшно, сестра. Я жажду увидеть тебя, вновь коснуться твоих пальцев, но чувствую, что этого нельзя допустить. Уловив в свои тенета, этот мир не выпустит нас обратно. Умирающая земля поглотит посланниц Старшего народа, чтобы стряхнуть докучливых людишек со своих ладоней и с новыми силами начать все снова. Не ищи меня, не приходи сюда, сестра, даже если тебе откроется путь.
Я буду бороться. Затворю свое сердце для голоса скал и камней, - я готова заплатить страшную цену, чтобы оставить этот мир его судьбе. Чаша показала мне образ, туманную Башню на краю мира, Башню, что может исполнить заветное желание, а в моем сердце нет мечты горячей и искренней, чем воссоединиться с тобой, Изольда. Я найду ее, даже если все силы этого мира восстанут, чтобы помешать. Если придется, я окроплю ее подножие своей кровью, кровью Старших, что подобна живому серебру под светом луны.
Но даже если мне суждено погибнуть…
Я останусь с тобой навсегда. Я вернусь к тебе в звонкой весенней капели, приду рокотом весенней грозы, буду ждать тебя в дыхании океана…
Мы всегда будем вместе.
Ведь ты – это я.