[Иллария]

Олег, здравствуйте!
Очень не люблю незаконченных дел, поэтому, все-таки, "добиваю". Но поскольку жизнь все бьет ключом и все по голове, в итоге будет тезисно. Рассматриваем вот этот фрагмент текста:

Скрытый текст - фрагмент:

– За неотложку! – гаркнула чья-то лужёная глотка, и ещё с десяток таких же восторженно подхватили: – За неё, родную!..

Кафешка расположилась в парковой зоне Центра неотложной и экстремальной медицины: вдали от центрального офиса, лечебных корпусов, операционных и лабораторий. Чтобы шум не мешал пострадавшим и заболевшим обретать здоровье. А шумно здесь бывало.

Заведение предназначалась исключительно для сотрудников Центра – выпить кофе в перерыве, перекусить, но свободные от смены медики могли заказать и слабоалкогольное пиво, и даже лёгкое вино. Свадьбы здесь, конечно, не гуляли, но вот юбилеи, повышения в должности, другие маленькие, для внутреннего пользования праздники – отмечали.

Сегодня, например «проставлялся» вновь принятый в отряд Иван Троицкий. Вчерашний выпускник «Школы неотложной медицины на транспорте» отработал первую самостоятельную смену. Поучаствовал в ликвидации двух крупных аварий и трёх мелких, и теперь мог полноправно сказать о себе: «Я – из неотложки».

Сейчас на него натянули традиционный комбинезон – рваный, выпачканный копотью, мазутом и ещё чем-то тёмным, подозрительно похожим на запёкшуюся кровь (имитация, конечно, не подумайте плохого!), напялили на голову помятый, исцарапанный шлем с красным крестом, и теперь дружно поднимали за новоиспечённого ургента стаканчики с сухим вином.

– Друзья мои… – лепетал счастливый посвящённый, – я так рад, так рад…

Захар, Палыч и Демьян пили чуть в сторонке. Захар работал в системе уже пятый год, Демьян – четвёртый. О Палыче и говорить нечего – два месяца до отставки. Сорок пять лет – предельный срок для ургента. Нервы не те, реакция, выносливость. Опять же не ногами ребята ходят, даже не на колёсах ездят – по воздуху летают. Поэтому – либо в инструкторы, либо в инспекторы, проверять работу молодых.

Так что пора щенячьего восторга у всех троих давно прошла. Тоже покрикивали, конечно, нечто ободряющее, стаканчики поднимали, но активного участия в общем торжестве не принимали. Пили «сухарик» мелкими глоточками. А между глотками больше молчали.

– За доктора Троицкого! – гремело в зале. – За будущие успехи!..

– Доктора?! – усмехнулся Палыч. – Ещё б сказали «за врача Троицкого». Смех.

– Да брось, Палыч, – лениво проронил Демьян. – Праздник у человека. Пусть почувствует себя…

Тут он замялся, подбирая слово – кем должен почувствовать себя новообращённый.

– Ну-ну, кем? – навалился на столик Палыч. – Даже любопытно. Может, что новенькое скажешь?

– Не начинай, а, – вздохнул Захар. – Тысячу раз уже говорено. Меня вон сегодня тоже, полицейский доктором назвал. И что? Приятно…

– Угу, – кивнул ветеран, – да не по Сеньке шапка.

Действительно, такие анахронизмы как «врач» или «доктор» встречались в речи всё реже. В сертификате Захара, как и всех присутствующих, значилось: «специалист мобильного отряда неотложной помощи отдела дорожного травматизма». В стационарах та же история: специалист по лазерной хирургии, или эксперт по молекулярной диагностике. Слово «врач» теперь можно было услышать крайне редко, может, только на торжественных собраниях и при награждениях.

Молодёжь на всём этом вовсе не заморачивалась. Самоназвание «ургенты» от слова «ургентный», то есть «неотложный», вполне всех устраивало. Но не таков был Палыч. Дед его работал ещё в те далёкие времена, когда выезжала на всякие человеческие несчастья «скорая помощь». Он рассказывал внуку, что существовали раньше – помимо врачей – ещё и фельдшера, и медицинские сёстры. А врачи считались элитой той древней неотложки и пользовались огромным уважением. Даже не профессией считали тогда врачебное дело – судьбой.

Эту песню Палыч заводил каждый раз, как перебирал дозу. Все отлично знали такую особенность ветерана и в споры с ним старались не вступать: не дай бог задашь вопрос, подбросишь дров в костёр – замучает рассказами о своём героическом деде и славном медицинском прошлом! При этом отец Палыча служил тут же, в Центре, администратором, но про него бывалый ургент вообще говорить не хотел. Только отмахивался.

Возможно, всё обошлось бы и на это раз. Посмеялись, пошутили, подначили бы Палыча, как это всегда и бывало, да и залили бы шутку «сухариком». Но сегодня что-то всколыхнулось внутри Захара. То ли «Сенька» показался обидным, а может, вспомнилось лицо того полицейского в потёках грязи и пота, его взгляд. «Как вы на этой работе?.. Я б не смог…»

– Ну и кто же мы, Палыч, по-твоему? – сказал он чуть резче, чем хотелось бы. – Если не врачи, не доктора… а этих фельдшеров, про которых ты так любишь рассказывать, теперь и вовсе нет… Мы-то – кто?!

– А ты сам подумай, – зыркнул Палыч. – На кого тебя учили, и как, и скажи – кто ты есть на самом деле, ургент.

Тема тоже не новая и всем хорошо известная. Программа обучения будущих членов отряда часто обсуждалась, многократно перекраивалась, менялась, но изменения эти касались частностей, не затрагивая основ. А основы были таковы: анатомия и физиология человека – два месяца обучения, общая патология – ещё два месяца. На травматологию и медицину критических состояний времени отводилось уже больше, но всё это не шло ни в какое сравнение с изучением аппаратуры и алгоритмов.

В арсенале ургента, помимо главных медблоков существовало ещё целое семейство специальных приставок: «Детоксикатор», «Анти-шок», «Оксигенатор», «Консерватор», «Реконструктор». Да ещё криоаппаратура, да плюс аппараты «искусственное сердце», «искусственные лёгкие». Из этого изобилия приборов, при нужде, составлялись сборные комплексы, а применение всей этой машинерии диктовалось чёткой последовательностью алгоритмов действий.

«Имеешь это – включи то, получил вот такое – подключи то, то, и ещё это».

Именно на такой подход намекал сейчас Палыч, и намёк повис невысказанным укором над столиком троих бывалых ургентов.

– Ну и что?! – вспылил Захар. – Медицина давным-давно начала обрастать сложной техникой, ещё во времена твоего благословенного деда! И алгоритмы появились тогда же. Кому от этого хуже?! Тебе? Мне? Пострадавшему? Кому?

– Не хуже, – ответил Палыч с непонятной интонацией, – я и не говорил, что хуже. Наоборот – удобней стало, надёжней. Спокойней. Действуешь по алгоритму, и всё «о`кей», ни одна зараза из проверяющих не подкопается. А когда-то знаешь, как было? Приезжает врач на вызов, а там ребёнок задыхается. Скарлатина, тогда такое ещё случалось. Круп – полное закрытие дыхательных путей, вот и задыхается малец. И что делать? А тогда хватает доктор нож – обычный, столовый, может, в жиру каком-нибудь или в рыбе, и наносит разрез на шею пациента! Между кольцами трахеи! Какая там асептика?! – лишь бы жив был! А чтоб отверстие не спалось, засовывает в разрез носик заварного чайника…

– Палыч! – чуть не подавился сухим вином Демьян. – Ну что ты ужастики рассказываешь! На сон-то грядущий. Ножом – по горлу… А мама ребёнка в это время – что? Не говорит: ой, доктор, вы ж моего сыночка зарезали?

– А вот о маме, дед говорил, доктора в таких случаях старались вообще не думать, – проворчал Палыч. – Если о таком думать, рука не поднимется.

– Ты сам ответил на свой вопрос! – воскликнул Захар. – Очень хорошо, что не надо больше никого резать, протыкать, разводить страсти на грани инфаркта. Есть алгоритм и аппаратура! Аппаратура всё сделает лучше нас. А время, Палыч, его не вернёшь. Слава богу, что имеем мы теперь эту технику – умную, умелую и надёжную.

– Нет, это ты ответил, – жарко выдохнул ветеран. И неожиданно упёр кривой палец в грудь коллеги: – Техник ты, Захар! И ты, и вон – Демьян. И все! Придумали себе игрушку – урге-е-е-нты, – протянул он любимое самоназвание с совершенно издевательской интонацией. – Ну, играйтесь. Только не называйте себя при этом врачами или докторами! Вы даже не медики – просто техники. Придатки к нашей славной аппаратуре.

И такие заявления уже слышали: обсуждали ургенты и судьбу, и назначение своё не раз. Но сегодня как-то не так пошёл привычный спор, и это вот – «техник» – прозвучало в устах Палыча как-то особенно обидно. И Захар взвился:

– А ты?! Ты сам – другой, что ли?!

– Нет, и я такой же, – неожиданно сник Палыч. – Такой же точно, как и все…

– Да ну тебя! – отвернулся Захар и выдохнул. – Умеешь настроение испортить.

Только сейчас он заметил, что Демьян успел как-то незаметно перебраться за соседний столик и сейчас увлечённо втирает баки молоденькой стажёрке. Веселье достигало высшей точки.

Слава неотложке! – гремело в зале.

Слава! Слава! Слава!..

1. возникает легкий дисбаланс с предыдущим эпизодом "спасение потерпевших при ДТП". Я критиковала его за "повторы" и "перегруз", но как бы то ни было, там живенько развивалось действие. Здесь - превалирует описательное начало. Зачем столько про кафешку? Все смотрели сериалы про эмедженси, доктора Хауза, интернов. Ничего принципиально нового вы вроде бы не описываете? То есть, читатель, по идее, способен восстановить картинку по штрихам? Можно обойтись чем-то вроде: "кафешка, расположенная в сквере/парковой зоне ЦНЭМ бурлила.
- За неотложку! ... " И т.п. А детали, вроде алкогольных напитков, что в ней можно заказать, вводить, например, ремарками. Типа персонаж сказал что-то, прихлебнув пива. Или кто-то съехидил на тему "опять ты свою кислятину", а в ответ получил, что сухое беленькое куда полезней для здоровья, чем пивные консерванты из жестянки.
В текущем виде, на мой субъективный взгляд, описание места действия представляется несколько "протокольным", заунывным и избыточным. Но это может быть "вкусовщина": я просто не люблю, когда мне подробно расписывают вещи, которые я уже "узнала" и представила.

2. Диалог. Из того, как вы представили его участников, следует, что они давно и довольно хорошо между собой знакомы. Что происходит в этом случае с общением? Ну, наверное, все важные темы успевают обсудить не по одному разу? "154! - а, действительно, к месту и смешно" с) то есть, непонятно, чего Палыч пустился проповедовать с таким пылом, как в первый раз? При ремарке "тысячу раз говорил"? По идее, уже говорено-переговорено. Логика характера разваливается: Палыч вообще не подается как словоблуд? И даже если считать, что он, например, зануда, который долбит любимого конька при каждой возможности, с какой радости его так внимательно слушает Захар? Уважухи ради? То есть, наверное, акцент с диалоге не помешало бы сместить... Палыч, глядя на восторженного новичка, впивается, например, в мысль о своей пенсии? Это может живо волновать. И под нее - может всплыть вопрос, а чем, собственно, он сам занимался, и кем их всех надо считать? Речь тут не о "перекроить"/переписать, а именно про "сместить акценты в диалоге": с "судеб профессии" на "осмысление итогов частной карьеры". Все люди, все думают только о себе. Возраст Палыча - явно маловат для ощущения себя пенсионеров, а вот для "среднекризисных раздумий" "кем я был, а кем - только казался", в самый раз. тем более, что жизнь его меняется и довольно сильно. в текущей редакции, наверное, все-таки, многовато "общечеловеческих мотивов". Впрочем, можно попробовать "сделать скок" вообще в другую сторону. Заставив их за бокалом говорить не о себе, а, например, а булгаковских "записках врача". Вот мол, тогда были доктора! Какие вещи в каких условиях делали! Да разве мы на них похожи? Неоднократно отмечала всеобщую любовь поговорить "за литературу", такой диалог легко могу представить. И это, кстати, снимет некоторые нелогичные подробности про Палыча, который, вообще-то столько всего помнить, по идее, не должен. Реалии несколько сбиваются, эпохи путаются.

3. История про резаное горло. А вот ее было бы интересно попробовать из диалога убрать. Вообще. Заменив спичем о чем-то другом. Дающим ассоциативный толчок. Чтобы у читателя не возникало чувства повтора, и чтобы он не начинал ждать полностью предсказуемой развязки ровно с этого момента. "спусковой крючок" для Захара на ДТП какой-нибудь другой можно тут сообразить?

P.S. Все написанное - не руководство к действию:) а всего лишь повод подумать "как лучше". Возможно, в следующий раз:) Олег, дальнейших творческих удач и вдохновения:)