Салун «У мазохистов»
Чтобы попасть в этот салун, надо направиться из Юджина вниз по течению Вилламетт до индейского рыбацкого селения Ак-та-пор, проехать мимо него, коснувшись взглядом полногрудых скво, таскающих на спинах своих черноглазых малышей, обернуться на пускающего слюни шамана, застывшего в послеполуденном трансе, спугнуть в ленивом притоке реки пару крупных рыб и следовать на восток.
Довольно скоро, если, конечно, вы владелец бешеного пятилетнего жеребца по кличке Стервец, начнется широкая дорога, проведенная к бывшей лесопилке, не работающей уже третий год, с тех пор, как сосновые леса срезаны в этих местах охотниками до зелёных бумажек с портретами известных джентльменов… Вы мчитесь по этой дороге, где по бокам мелькают сиреневые кусты цветущего вереска, вдыхаете густой пропитанный горько-медовым ароматом воздух, и, наконец, поворачиваете к дубовой роще. Вот там-то, среди высоких деревьев и встречает вас салун "У мазохистов" - деревянный двухэтажный дом, имеющий двенадцать комнат наверху и приличных размеров прокуренный зал внизу, выдержавший десяток пожаров, не считая частых драк-перестрелок. Должно быть, салун готовился к очередной – о чем свидетельствовала выбитая дверь.
Итак, июльское солнце и скачка изрядно вымотали меня сегодня, и поэтому, обратив внимание на темнеющий пролом на месте входа, я не сразу заметил бобровые шкуры, во множестве устилающие землю у западной стены дома, и Дебору, прелестную дочь бармена, которая смотрела на шкуры из окна второго этажа глазами, полными слёз.
Приветствие сорвалось с моих уст, но девушка, казалось, ничего не замечала, кроме этих чертовых бобровых шкур. Дебора… Прикусив губу, я проехал в нескольких ярдах от нее, спешился и отдал поводья бою. Мальчишка повел выгуливать жеребца, а я повернул в салун…и сразу за входом чуть не наткнулся на стоящего спиной ко мне здоровяка. Одежды на нем не было. Никакой! Я вздрогнул, вспомнив, как несколько лет назад сам перенесся обнаженным сюда в девятнадцатый век в штат Орегон, прыгнув в ночь на Ивана Купала нагишом через костер в родном селе в двадцать первом веке. Неужели история повторяется?
Обойдя эту гору мышц, я направился к длинной стойке бара.
- Хай, Джинни-газетчик. У тебя нюх на драки. Ты вовремя, - сказал бармен.
- Хай, Мак, налей-ка холодного пива, и где шериф Донован?
- Донован спит, лучше его не будить; так что, подожди, Джинни-бой, скоротай с нами вечерок.
- Да уж, скоротаю, а что это за бугай у дверей?
- Этот? Наверно, его прозвище «Молчун». Парень вышиб дверь, зашел и просто стоит посреди зала уже десяток минут. Его никто не знает, да и какая разница - для меня он - молокосос, ломающий моё имущество.
Я оглядел зал. Не было обычного гомона одновременно говорящих собутыльников. За десятком столов парни смотрели на качка-нудиста. Лишь на подиуме маленький усатый человек с грустными глазами и скрипкой у плеча пел медляк:
Белокурая Долли,
Дочка леса и прерий,
Своего ждёт ковбоя;
А ковбоя всё нет.
Её муж славный парень,
Обижавший немногих,
В этот раз на дороге
Грабанул дилижанс…
- Послушай, Мак, да он поет не в рифму.
- Он пришел ко мне с инструментом и предложил спеть пару песен за ночлег. С тех пор он здесь, и хоть поет не по нотам, зато трогательно, - невозмутимо ответил Мак. – И плевать, кто он был до этого – золотоискатель или конокрад; для меня он – звезда салуна.
Я ухмыльнулся, посмотрев на скованные цепью ноги скрипача – чтобы не убежал, - и перевел взгляд на ближний столик, откуда уже поднимался навстречу новой славе и синякам широкогрудый скотовод Билли. Зал удрученно загудел - да это и понятно – после Билли с его пушечным ударом ловить было нечего.
- Эй, парень, у нас тут приличное заведение, а ты вышиб дверь, но что хуже всего – не поздоровался, - начал Билли.
Голый верзила промолчал – показалась ли мне тень усмешки в его прищуренных глазах?
Билли ударил мощно, боковым правым в челюсть. Быки падали на ферме от этого удара. Но! Зал ахнул – верзила даже не покачнулся. Билли заработал кулаками как молотами, обрабатывая то корпус, то подбородок гиганта. И вдруг, стремительно нагнувшись, верзила дернул Билли за ноги – треснули парусиновые штаны, пошитые Леви Страуссом, - ударился затылком скотовод о присыпанный соломой пол и тут же, поднятый в воздух мощным рывком, полетел через весь зал, врезался в стену и сполз по ней вниз.
Стало слышно, как бьется муха в оконное стекло навстречу догорающему солнцу. Но, вот уже встают из-за стола братья-картежники Оллсоны. Огромные, светловолосые. Ребята не промах – втроём на одного запросто. В полной тишине, расходясь чуть в стороны, троица приближалась к верзиле…
На втором этаже скрипнула дверь: на площадку перед лестницей вышел шериф Донован в белой рубахе, кожаных брюках и с неизменным кольтом в кобуре. Я кивнул ему. Он заметил меня и пошел вниз.
А в это время голый гигант резво сместился влево и оказался один на один с Карлом, а может Эриком или Хуго – постоянно путаю этих шведов-тройняшек. У Карла в руке блеснул нож, но неуловимо быстрым движением верзила что-то сотворил с его рукой – без щелчка и хруста та вдруг плетью повисла вдоль туловища. В воздухе раздался крик обезумевшего от боли шведа. Он упал. В бешенстве зарычали оба его братца. Какие дикие прыжки вперед! Заработали ножи, взлетела пыль с соломой из под сапог. Свирепая круговерть трех тел. Кажется, один из Оллсонов достал незнакомца – я четко видел, что нож прошил запястье. Но, смерч в центре зала затих. Как сосны после умелого топора лесоруба, легли Оллсоны по обе стороны от верзилы. Он сделал пару шагов назад на чистое место. Смуглое, чуть вытянутое лицо не отразило и тени эмоций. На его руке не было ни раны, ни даже капель крови.
- А молокосос то ничего, - произнес Мак, наполняя стакан хорошим (не «индейским») виски, - круто сварен. Давно наши парни так не умывались. Пожалуй, после этого вечера салун придется отстраивать заново.
- Привет, малыш, - сказал подошедший шериф.
- Привет, Донован, есть разговор, - ответил я. - Отойдем?
- Можешь при Маке.
Шериф взял виски, отпил.
– Слушаю.
- Сегодня в утренней Кроникл мой редактор дал статью о тебе под названием «Днем - шериф, ночью – грабитель». В Юджине собрался комитет из обозленных горожан. Тебя ищут для суда Линча. Это правда, про ограбления, Донован?
Он задумчиво покатал стакан в руках, немного помолчал, высокий, седой, сорокалетний - на пятнадцать лет старше меня - и выдохнул:
- Правда.
Мне пришлось чуть отстраниться в сторону от мексиканца по кличке Мачо. Помню, раньше его левая щека и глаз постоянно дергались. Мачо пролетел мимо меня, плюхнулся на спину и замер без сознания – тик на время перестал его беспокоить.
- Донован, черт тебя дери! Однажды ты спас мне жизнь, и сегодня я просто возвращаю должок. Постарайся срочно исчезнуть.
- Малыш, ты из другого мира. Я знаю твою тайну, теперь ты узнал мою. Что это меняет? Ни-че-го!
Только тут я понял, что шериф, превосходно державшийся на ногах, на деле мертвецки пьян. Между тем, он продолжал:
- Джин, во мне живут два разных человека. Днем я представляю закон, а ночью… ночью граблю тех, кого защищаю днем. Утром я-шериф не помню того, что творил ночью я-грабитель. Это продолжается не один год. Не знаю, что с этим делать.
Донован взял бутылку и приложился к ней.
Мои мысли путались от этой нелепицы, но шериф мне никогда не врал. Виски с шумом пролетело в его горло, он крякнул и продолжал:
- Даже Мак не знает, что с этим делать. А Мак, раз уж у нас сегодня вечер откровений, - вампир и прожил не одну сотню лет. Ик. Скажи ему, Мак.
Угу, - подтвердил Мак, наблюдая за тем, как табурет, пущенный кем-то издалека, раскололся о твердую голову гиганта, и одновременно бесстрастно подсчитывая убытки.
Вечеринка была в разгаре. Половина парней лежали на полу: кто-то стонал, кто-то был в отключке, но оставшиеся, охваченные азартом, толпой двинулись на обнаженного незнакомца. Губы его раздвинулись в подобии улыбки, и он шагнул им навстречу. Следующие пару минут буйства стихии могли бы украсить кассовый блокбастер, но мне стало не до этого…
- Ты шутишь, Мак?
- Нет, не шучу, - сказал Мак, - я - вампир. И Дебора, по которой ты, Джинни-бой, втихаря сохнешь, моя дочь, тоже… Она, кстати, Мисс Аляска-1844 и Мисс Калифорния-1848.
Я был ошарашен. В Орегоне сейчас тысяча восемьсот семьдесят девятый год. Сколько же лет Деборе?
Мак, любуясь потасовкой, начал говорить о вампирах, о том, что они не боятся солнца, о том, что от укуса не станешь вампиром, а нужна сложная инициация, но этот трёп проносился мимо. Дебора – о ней были мои мысли... Всё дело в том, что я женат «там» в России двадцать первого века и надеялся туда вернуться. Поэтому свое, уже пятилетнее, пребывание здесь рассматривал как временное, запрещал себе серьезные чувства. И всё же… Дебора…
Задумавшись, я не заметил, когда Мак выступил против незнакомца. Несомненно, бармен - выдающийся боец, но сегодня был не его день. Мак довольно быстро улегся отдыхать на пороге своего заведения, а в зале осталось всего несколько человек… Заиграла скрипка.
Незнакомец подошел к скрипачу, постоял немного и разорвал цепи, сковывающие тому ноги. Скрипач, с улыбкой взглянув на верзилу, продолжал играть. Хотел ли он свободы? А может, скрипач был свободнее большинства из нас?
- Мне нужны очки, одежда и мотоцикл, - вдруг заговорил обнаженный верзила, глянул на нас и почему-то пошел вверх по лестнице на второй этаж.
« Там Дебора!» - подумал я. Сердце мое внезапно заколотилось.
- Стоять! - крикнул ему внезапно севшим голосом.
Но незнакомец был уже на середине лестницы и продолжал подниматься.
В голове стало прозрачно и пусто. Я дернул кольт с пояса у шерифа и выстрелил в незнакомца несколько раз. Пули ударили его в правый бок, прошили насквозь, наконец, столкнули со ступенек на пол. Но уже через мгновения он поднялся и, как ни в чем не бывало, пошел по лестнице; на всем его мощном теле не было ни одной отметины - дыры от пуль затянулись.
- Тварь!
- Малыш, ну зачем ты стреляешь на вечеринке! - сказал Донован.
Затем глаза шерифа закрылись, он опрокинул рукой пустую бутылку и захрапел, уронив голову на стойку.
Бросив кольт, я побежал вверх за гигантом, но тот уже шагал по коридору второго этажа, распахивая двери.
«Мне нужны очки, одежда и мотоцикл», - услышал я на бегу.
«Какого черта?» - это Дебора.
Тут же раздался громкий звук удара, и, когда я вбежал в её комнату, то увидел распростертое на дощатом полу тело.
- Джин, вытащи это отсюда, - сказала почти ровным голосом Дебора и добавила, - я только что сломала каблук. Сегодня странный день.
Незнакомец, раскинув руки и вывернув голову влево, валялся на полу. Нокаут от девушки!
- Убери его в коридор, Джин, - повторила она.
Я посмотрел в ее блестящие синие глаза.
- Почему ты плакала, Дебора?
Она отошла к окну. Я подошел ближе и посмотрел из-за ее плеча вниз. Там, на земле, бобровыми шкурами было выложено:
«Котёнок, я тебя лю…!!! Прости. Ты нужна мне».
- Кто это? – задал я смелый до нелепости вопрос.
- Он - калапуйа. Его племя ловит лосося и охотится. И…я с ним встречалась один раз… год назад. Он…любит… Но что могу дать наивному молодому индейцу я - взрослая стерва? Что?.. Это признание… если бы оно было от…от другого! И я плачу. Я, старая сука, плачу от жалости к себе.
Скажи, что мне делать с этим, Джинни-бой? Скажи, солнечный мальчик.
- Дебора, ты смотришься на восемнадцать.
- При чем здесь возраст!?
Я решил помолчать. Так прошло несколько минут. Я ходил по комнате, а Дебора сидела на софе, изредка посматривая в мою сторону.
- Что ты делал до приезда сюда, Джин? – спросила она.
- Кхм… Да так, работал учителем английского языка в школе и внештатным корреспондентом районной газетенки. А что?
- Просто, интересно.
- Мы опять замолчали на несколько минут. О чем говорить? Мне достаточно ее присутствия, чтобы быть на седьмом небе. Я улыбнулся, подошел к незнакомцу и, нагнувшись, ухватил его за руки, чтобы убрать наконец-таки из комнаты.
- Твой мотоцикл не здесь, а в двадцать первом веке, парень.
Он внезапно приоткрыл глаза и, застонав, произнес:
- Значит, ты оттуда, но какой век здесь?
- Мы сейчас в девятнадцатом, - сказал я, вытаскивая его в коридор.
- Покряхтывая и качаясь, незнакомец встал на ноги. Что-то с ним стряслось после удара Деборы.
- Ты проводишь меня в двадцать первый век? – робко - так мне показалось - спросил он.
- Как?
- Во мне машинка для перемещений. Становись рядом и вообрази любое место «там».
« Этот тип! Он может перенести меня домой!» - мелькнула мысль и сменилась другой:
« А Дебора? А шериф?»
- Стой здесь!
Я сбежал вниз по лестнице к шерифу. Донован уже не спал, а рылся в шкафу, доставая оттуда бутылки с ромом.
- Шериф, есть шанс для спасения! Можно убраться отсюда в мой век. Пойдем со мной.
- Джин, не пори чушь.
- Этот парень, этот боец. Он умеет путешествовать по времени. Он перенесет нас.
Шериф с грохотом поставил на стойку две бутылки и, скрипнув зубами, сказал:
- Оставь меня. Что такое суд Линча по сравнению с тем адом, что в моей душе? Не хочу никуда убегать. Иди, малыш, иди. С богом.
Он хрипло засмеялся.
- Донован! – я ударил кулаком по стойке так, что слетели стаканы.
Шериф отмахнулся от меня, как от назойливого овода.
- Уйди.
В бессильной злости я крутнулся на месте и пошел прочь.
- Скажи Маку, пусть позаботится о Стервеце, - только и крикнул ему с лестницы.
Здоровяк по-прежнему стоял в коридоре, уже не качался – видимо, пришел в себя.
- Готов? – спросил он меня.
- Подожди.
Я вошел в комнату Деборы. Она сидела за столом, раскладывала карты и что-то шептала.
Белое муслиновое платье, черные длинные волосы, тонкие взлетающие брови, нос с горбинкой, маленькая родинка на щеке и печальные глаза.
«Такой она навсегда останется в памяти», - отштампованная задолго до моего рождения мысль заметалась в голове.
- Дебора, я, кажется, уезжаю в далекое путешествие.
- Доброй дороги тебе, Джин.
Наши взгляды на мгновение встретились, и она отвернулась к картам.
Я подошел ближе.
- Ты права – сегодня странный день, - сказал ей и смахнул на пол все карты со стола.
- Что это значит, Джин? – вскочила она разъяренной кошкой.
Я схватил Дебору на руки, и в два прыжка оказался рядом с незнакомцем.
- Готов!
Миг ничего не происходило, а потом картинка померкла, зашумело в ушах. Перед глазами поплыли разноцветные круги… И мы оказались на моей родине - в селе Евстратовка. Знакомый берег Черной Калитвы. Неужели дома?! Кажется, я вернулся в то же самое время – в седьмое июля две тысячи десятого года. Да! Вот он, потухший костер, через который мы прыгали. Только людей здесь уже не было – огонь погас, венки девушек уплыли далеко по реке, наступило утро нового дня, а я…аккуратно, как хрупкую драгоценность, поставил на землю Дебору.
Очки? мотоцикл? одежда? – спросил меня незнакомец.
- Туда. Двадцать два километра, - махнул я рукой на запад в сторону Россоши.
Он побежал. Очень быстро. Держись, райцентр!
Дебора повернулась и положила руки мне на плечи.
- Подлый, ты все-таки украл меня, - она вздохнула, но ее глаза при этом сияли.
Я тонул в их синеве. Дебора…Моя Дебора!