Ветка плетью стегнула по щеке, зашуршала опадающей листвой. Под босыми ногами чавкала мокрая листва.
Сгущались сумерки, между деревьями залегли рваные тени.
- Сейчас дойдём до Ежовки, маленький, и всё будет хорошо,- уговаривала Лиза, отводя плечом очередную ветку. Исхлёстанные щёки горели огнём.- Недалеко осталось. Вот ещё этот овражек перейдём, потом по тропке до ельника, а там уже недалеко. Капельку потерпеть осталось.
Младенец на её руках, завёрнутый в одеяло, помалкивал.
Лиза поудобнее перехватила свёрток с ребёнком и скривилась: боль в раненом плече не давала отвлечься ни на минуту. Прислонилась к берёзовому стволу, перевела дыхание. Правый рукав пропитался кровью, красные капли брусничинами украшали палую осеннюю листву.
- Ничего, ничего, Ванечка,- твердила она младенцу. Оторвалась от ствола и побрела дальше.- Ничего. Вот только доберёмся до деревни… Вот только…
За спиной над лесом мешался с облаками чёрный дым далёкого пожарища.
На рассвете Лизу разбудил грохот автоматных очередей. Ещё не понимая, что происходит, она вскочила и сразу бросилась к колыбельке Ванечки. Малыша выстрелы не разбудили, и он начал хныкать, стоило матери подхватить его на руки.
Босая, в тонкой сорочке, она выбежала на крыльцо дома. И в тот же момент услышала стрекотание мотоциклов, пронзительные женские крики. Лиза оцепенела, застыла на месте. Мозг сверлила одна – единственная паническая мысль: «Не может этого быть! Не может быть!»
- Лизка!- по широкой центральной дороге бежал, хромая и помогая себе палкой, старый Акимыч. Бежал как раз с той стороны деревни, откуда доносились выстрелы.- Лизка, немцы! Немцы!!!
Не остановившись ни на секунду, он проковылял мимо Лизиной калитки. Бежал к своему двору, спасать жену и невестку.
Откуда-то донеслись пронзительные бабьи причитания. Из какого дома – не определить, в каждом могли так причитать. На улице никто не показался.
Немцы, немцы, немцы!..
- Немцы!!!- орал Акимыч. Обернулся, махнул руками.- Лизка, беги!!!
Только этот крик заставил её пошевелиться.
Лиза металась до дому, не зная, за что хвататься и куда бежать. Им же говорили, что немцы обойдут стороной, не сунутся в болота. Как же они сунулись, как не побоялись?
Схватив большую корзину, девушка начала кидать в неё вещи, одной рукой продолжая прижимать к себе младенца. Страшно было хоть на секунду отпустить его от себя. Ванечка рыдал, но успокаивать его времени не хватало. Лиза уже поняла, куда побежит: за лесом, в деревне Ежовка, жила родная тётка, она много раз звала девушку к себе. Лизе не хотелось уходить из дома, где они жили вместе с Алёшенькой, но теперь…
Взгляд мельком упал за одно, и сердце остановилось: к крыльцу приближались двое немцев.
Лиза забыла обо всём и бросилась в сени, оттуда через заднюю дверь в огород. Она неслась сквозь заросли старой малины, не чувствуя под собой ног, прижимая к груди Ванечку. Позади раздался крик на немецком, а потом ударила оглушительная очередь.
Правое плечо обожгло; Лиза закричала и упала, едва умудрившись не подмять под себя ребёнка. Так бы и осталась лежать, накрытая болью, как одеялом, если бы не плач Ванечки, требовательный, настойчивый. «Что же ты, мамка, лежишь? Вставай и беги, как хотела! Я же один не справлюсь!»
- Да, Ванечка, да, миленький…- прошипела Лиза, едва начиная шевелиться.- Я уже бегу. Видишь? Я уже бегу…
Ползком через чужие огороды, не слыша выстрелов, не обращая внимания на боль. Только вперёд, к лесу, под зыбкое укрытие деревьев. Даже Ванечка перестал плакать, притих, как мышонок.
И вот уже древесные стволы сошлись за спиной, укрыв беглянку от горящей деревни, от немецких автоматов.
Лиза шла целый день, сначала сквозь лес, потом через болото по узким тропам, потом снова лесом. Падала и подолгу лежала на стылой земле, глядя на залитое серыми облаками небо, но находила силы вставать. Все мысли сошлись в одну точку, сконцентрировались на Ванечке, тихо сопевшем в одеяльном коконе. Она шла, не гладя по сторонам, не обращая внимания на кусты и поваленные деревья, на груды валежника. Она шла по прямой, по самому короткому пути, насильно заставляла себя передвигать дрожащие ноги. Всё ради того, чтоб донести ребёнка до места, где о нём позаботятся... Перед глазами плыла темнота, в неё проваливались деревья, в ней пропадала едва заметная тропинка. Глубокая, холодная тьма, как зимняя прорубь, тащила Лизу на себя…
А потом деревья расступились, тьма подалась в стороны, и девушка вышла на ромашковое поле, огромное, до самого горизонта. Вышла в ясный, солнечный день, в аромат летнего разнотравья, в трели птиц, под пронзительно – чистое небо. А навстречу Лизе по полю шёл высокий парень. Она приложила ладонь ко лбу, разглядывая его, и сердце вспыхнуло радостью: Алёшенька. Её Алёшенька, любимый, единственный, два месяца назад сгоревший в своём танке… Он шёл ей на встречу, раздвигая ромашки, улыбался, и на щеках, как прежде, играли ямочки, и солнечные лучи отражались в родных серых глазах.
- Алёшенька!
Лиза сорвалась к нему, обняла и прижалась, уткнулась лицом в знакомое плечо. От Алёшеньки пахло травами и мёдом, совсем как в первую их встречу. В густых русых волосах запуталась травинка.
- Я никуда тебя не отпущу,- прошептал Алёшенька ей в волосы.
- Я никуда тебя не отпущу,- эхом повторила Лиза.
И тут же встрепенулась, огляделась по сторонам:
- А где Ванечка? Надо торопиться. Немцы, ночь…
- Глупенькая моя,- рассмеялся Алёшенька, гладя её по голове.- Какие немцы? Война давно закончилась. Ты посмотри вокруг: разве в этом мире может быть война?
Война закончилась… Лиза, смеясь и плача, обняла мужа. А перед глазами кружились и танцевали в золотых лучах ромашковые лепестки…
Лошадь шустро тащила телегу по разбитой лесной дороге. Эвакуировали сельскую больницу, раненных перевозили дальше в тыл. Дорога была дальняя и опасная, поговаривали, что немцы вошли в местные леса, но пока на пути никто не попадался. Только под вечер миновали выжженную деревню…
- Стой! Стой, погоди!- Один из бойцов с перевязанной головой вскочил на ноги, глядя на придорожные кусты.- Слышали?
- Что слышали?- недовольно спросил возница, натягивая повод.
Телега остановилась, разговоры смолкли, и в наступившей тишине люди разобрали тонкий детский плач.
- Ой, ребёночек!- ахнула медсестра, сопровождающая раненых.
Она спрыгнула с телеги и скрылась за кустами, чтоб выйти через минуту с рыдающим младенцем на руках.
- Там женщина,- сообщила она солдатам.- Мёртвая. Ребятки, похоронить бы её надо. Я покажу.
И она передала малыша безногому бойцу, оставшемуся в телеге.