Вот уж воистину нет пророка в своем отечестве ― мы можем долго и увлеченно строить планы о том, что когда-нибудь наше кино удивит мир или, к примеру, украинский футбол вернет свою былую славу, а реальных успехов не замечаем. Многое ли вы знаете об отечественных писателях-фантастах? Наверняка, меньше, чем о них знают за рубежом. «Наших писателей в России не очень жалуют, ― сказал мне один из отечественных издателей. ― За исключением фантастов. Сейчас украинская фамилия на рукописи фантастического романа ― уже повод, чтобы российский издатель ею заинтересовался.» Если посмотреть список лауреатов звания лучших европейских писателей-фантастов года, то за последние четыре года эту номинацию дважды получили пишущие в соавторстве киевляне Марина и Сергей Дяченко, а потом харьковчане Олег Ладыженский и Дмитрий Громов, известные под псевдонимом Олди. А ведь это, по сути, европейский литературный Нобель в области фантастики. Представляю, какой поднялся бы шум, получи такое звание украинские так называемые «серьезные» прозаики или поэты. А тут отреагировали лишь специализированные издания.
«Эксперт» решил исправить эту несправедливость и обратился с просьбой рассказать о современной отечественной литературной фантастике к одному из ее главных действующих лиц ― Сергею Дяченко.
― Давайте с самого начала нашей беседы о литературной фантастике попытаемся дать ей четкое определение. Например, «Машина времени» Герберта Уэллса, «Трудно быть богом» братьев Стругацких и «Гарри Поттер» Джоан Роулинг ― это фантастические произведения. А вот роман «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова можно назвать фантастическим или нет?
― Мы с Мариной живем и работаем вместе пятнадцать лет, и все эти годы яростно спорим друг с другом о том, что можно назвать литературной фантастикой. Можете себе представить, какие ожесточенные дебаты идут среди посторонних друг другу людей. Тем не менее все мы интуитивно понимаем, что точнее всего этому определению соответствует литература с элементами необычного и, на первый взгляд, невозможного. Настоящей литературной фантастикой можно назвать те произведения, которые без них не состоялись бы. С этой точки зрения «Мастер и Маргарита» ― фантастический роман, потому что если убрать из него дьявола, произведение распадется. В прошлом году на «Портале» (Международная ассамблея фантастики «Портал», президентами которой являются Марина и Сергей Дяченко. ― «Эксперт») мы с киевским музеем Булгакова проводили круглый стол на тему «Булгаков и фантастика». Оказалось, что для многих его участников, классических литературоведов и сотрудников музея, такая постановка вопроса выглядела чудовищной. Они воспринимали Булгакова как реалистического писателя с элементами мистики. Но после выступления представителей цеха фантастов точка зрения наших оппонентов несколько изменилась, и они стали нас понимать.
― Однако мистика является одним из элементов фантастического?
― Да, это один из островов в огромном архипелаге литературной фантастики, который делится на две большие части ― фэнтези и остальную фантастику.
― Тут мы снова упираемся в необходимость определений.
― Фэнтези ― это литература, в которой могут присутствовать магия, волшебство, где может быть (а может и не быть) условное средневековье, и писатель изначально не ставит перед собой задачу объяснить это волшебство какими-то научными причинами.
Раньше, начиная с Жюля Верна и Герберта Уэллса, господствовала научная фантастика, где ценили прежде всего новизну идеи, а в основе сюжета лежала гипотеза, которая доказывалась или опровергалась в процессе повествования. Сейчас литературное пространство такой фантастики очень скукожилось, и для меня это непонятно. По мнению многих, такое положение вещей объясняется тем, что научная фантастика уже все предвидела, побывала во всех мирах, в прошлом и в будущем, и места для нового научно-фантастического озарения просто не осталось. Можно сказать, что и наука уже достигла предела своего развития. Однако это не так. Просто научное развитие происходит не равномерно, а рывками. Сейчас оно действительно переживает некоторое затишье, но это затишье перед новыми революционными идеями, потрясениями, которые нас ждут впереди. И тогда научная фантастика еще скажет свое слово.
― Какие еще большие острова есть в этом архипелаге литературной фантастики?
― Появилась альтернативная история ― например, что было бы, если бы Адольф Гитлер выиграл Вторую мировую войну. Криптоистория объясняет знакомые нам факты фантастическим образом. Видоизменилась мистическая составляющая фантастической литературы, которая сейчас объединяется с другими жанрами, например, хоррором, и при этом трансформируется. Так, на месте традиционных привидений вполне могут оказаться инопланетяне.
Есть еще литературная фантастическая сказка для детей. Правда, дотошные литературоведы проводят грань между детской литературной сказкой и фантастикой, но я бы этого делать не стал.
Очень интересная тема ― время зарождения литературной фантастики. Например, для меня «Одиссея» ― это уже фантастика, пусть и архаичная. Кажется, что Гомер или те, кто стоит за этим именем, трансформировали какие-то реальные фигуры в фантастические образы, а, значит, это уже фантастика.
Являются ли литературной фантастикой в нашем понимании этого слова первые мифы, которые придумывались и разыгрывались у костра под предводительством шамана или жреца? Наверное, нет. Ведь это было время первичного синкретизма, где вместе объединялись все виды искусства ― устное народное творчество, танец, сценическое действие, психоделическая музыка. И люди искренне верили в то, что слышали и видели…
― …так же, как современные дети во время новогоднего утренника громко подсказывают героям, что тем делать.
― В детстве каждый проходит через этот ранний этап развития человечества. А потом вера в чудесное постепенно уходит, и вместо нее обнажаются реальности жизни. Фантастике можно дать еще одно определение ― это то, что придумывают люди, в душе которых остались первичные архетипы детства. Поэтому стать писателем-фантастом, не имея внутренней особой предрасположенности, очень сложно. Сейчас фантастика востребована и популярна, поэтому многие писатели-реалисты пытаются перейти в нишу этого жанра, чтобы увеличить свои тиражи. Однако не получается. Есть нечто в психологии и эйдетике писателя-фантаста, что отличает его от остальных. Например, умение обращаться со своими снами как с инструментом для освобождения воображения.
Я, врач-психиатр по образованию, сравнил бы обычную реалистическую литературу с районной поликлиникой или больницей, а фантастику ― с экспериментальной лабораторией при ней. Больница может работать и без лаборатории, но именно в ней рождаются и проверяются новые подходы, идеи и даже просто технические приемы.
― Исходя из своих давних читательских впечатлений, могу сказать, что у нас был мощнейший пласт писателей-фантастов. В детстве я почти наизусть помнил весь восьмитомник Александра Беляева и «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого. Прочел множество произведений советских фантастов, фамилии которых даже не запомнил, однако их произведения во многом сформировали мою тогдашнюю картину мира. Потом были братья Стругацкие, позволяющие взглянуть на советскую реальность отстраненно, и в свободной книжной торговле практически недоступные. Почему же в официальной истории литературы все они занимают далеко не первые места?
― С приходом к власти большевиков писатели получили четкий ориентир, каким должно быть будущее. А фантастическая литература предполагает свободу творца, который хочет создать, например, антиутопию, как это сделали Джордж Оруэлл в «1984» или Евгений Замятин в романе «Мы» (последний был более известен на Западе, чем у нас). Но какая антиутопия возможна в светлом коммунистическом будущем? Поэтому Оруэлл и Замятин были запрещенными писателями, а в 50–70−е и частично 80−е годы прошлого века у нас допускалась до печати только научно-популярная фантастика, вся дерзновенность которой сводилась к описанию технических прорывов. В довоенной фантастике техногенность вообще довели до абсурда. В ней были различные изобретения советских ученых, лучи смерти, сверхспособности, а вражеские диверсанты за ними охотились.
И все-таки в 50−е годы из этого узкого прокрустова ложа разрешенных властями тем были прорывы. Например, «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова ― настоящая поэтическая ода человеческому познанию, которая сыграла огромную роль в развитии всей нашей фантастики. Но социально-критическую фантастику, область фантастического реализма, представленную прежде всего произведениями братьев Стругацких, запрещали. Однажды в институте медицинской генетики Академии медицинских наук СССР в Москве, где я работал, начальник отдела кадров увидел на столе у одного из сотрудников машинописную копию «Гадких лебедей» Стругацких, и скандал был такой, словно у него нашли запретный «Архипелаг Гулаг» Александра Солженицына.
Эти времена душили фантастику, но, с другой стороны, привели к тому, что, подобно траве, пробивающейся из-под асфальта, в разных городах и республиках Советского Союза появились клубы любителей этого жанра. Они объединяли людей, которые переводили запретные произведения зарубежных фантастов и переписывали работы отечественных. А самое главное ―людей думающих.
Пусть читатель судит, вошли произведения Александра Беляева в мировую или советскую классику либо нет, но я помню ошеломляющий зрительский успех поставленного по его роману кинофильма «Человек-амфибия». А «Алые паруса» Александра Грина? Это же чистейшей воды фэнтези! Сестра моей жены предложила Кентерберийскому университету в Новой Зеландии тему о творчестве Александра Грина и защитила диссертацию. Сейчас работает там и разъезжает по всему миру с лекциями и докладами об этом писателе. Здесь же он никому не нужен! Однако думаю, что все изменится.
― Как только нам стала доступна более полная информация о положении дел в зарубежной фантастике, меня все время интересовал вопрос ― почему авторы и любители фантастической литературы часто объединяются? Причину такой тенденции в СССР вы объяснили, а вот в других странах?
― Вы правы, сообщества читателей фантастики и писателей этого жанра есть в каждой стране. Существуют европейское («Еврокон») и мировое («Ворлдкон») объединения. Думаю, дело тут прежде всего в том, что эта литература нацелена на сомыслие.
Поэтому фантастическое произведение может обсуждаться в сообществах очень долго. Наш с Мариной роман «Вита Ностра» вышел в свет весной прошлого года, и его до сих пор обсуждают в Интернете, причем мнения встречаются самые противоположные. То же происходит и с книгами других писателей-фантастов, и не только на постсоветском пространстве, но и в Европе и Америке. Нам интересно обсуждать друг друга. В сообществах есть свои премии. Чаще всего они присуждаются демократическим большинством голосов членами конвента или фестиваля фантастики. В 2004 году мы с Мариной получили на «Евроконе» в Глазго звание лучших писателей года, а на «Евроконе» в 2006−м в Киеве лучшими европейскими писателями-фантастами были названы харьковчане Олег Ладыженский и Дмитрий Громов, которые пишут под псевдонимом Олди.
― Если исходить из степени международного признания, украинские фантасты ― самые успешные из отечественных литераторов?
― Пятьдесят-шестьдесят процентов наиболее раскрученных писателей-фантастов на российском книжном рынке ― выходцы из Украины. Ведь фантастика по своей сути космополитична. Но при этом никакой писатель-фантаст не добьется успеха, если не будет опираться на воспоминания своего детства, на то, что в его понимании есть родина. Для нас это прежде всего Киев, Днепр, история нашей страны, национальный фольклор.
― Большинство фантастических произведений относится к массовой литературе. Значит ли это, что развитие этого жанра определяют не только писатели, но и издатели?
― Понятно, что издатели фантастики во всем мире заинтересованы прежде всего в больших тиражах. И иногда достигают желаемого упрощением стиля, когда уровень автора и массового читателя совпадает. Но это нормально. Более того, те же издательства могут себе позволить за счет миллионных тиражей упрощенной литературы выпускать экспериментальные книги, открывать новые имена, рисковать. В итоге в тигле этого предприятия выплавляются авторы, которые, начав с молодой экспериментальной прозы, становятся популярными писателями, творцами, возможно, не бестселлеров, но лонгселлеров, то есть произведений, популярность которых сохраняется долгие годы. В Украине такой гармонии между кассовостью и экспериментальностью нет, поскольку нет настоящих бестселлеров.
― А если вернуться от издателей к писателям, кто из них, по-вашему, больше повлиял на развитие фантастики?
― Согласно многим рейтингам лучшей фантастической книгой всех времен и народов считается «Солярис» Станислава Лема. И это радует, потому что Лем ― наш соотечественник. Он родился во Львове и только потом переехал в Польшу. Понятно, что в любом списке лучших писателей-фантастов будут Жюль Верн и Герберт Уэллс. Ближе к нашему времени ― недавно скончавшийся Артур Кларк, который предугадал очень многие современные научно-технические открытия и вызванные ими социальные эффекты. Если Артур Кларк ― титан научной фантастики, то Рэй Бредбери ― фигура такого же масштаба в фантастике философской. Потрясающие образы создал в своей «Бойне номер пять» Курт Воннегут. Хороша и новая генерация американской фантастики (например, Дэн Симмонс). Мы с Мариной очень любим двух классиков современной фантастики ― Роберта Шекли и Гарри Гаррисона, которые были гостями нашего «Портала». На постсоветском пространстве писатели-фантасты номер один, это, конечно, братья Стругацкие. Они до сих пор кажутся недосягаемой Джомолунгмой. Однако сейчас живут и работают замечательные авторы ― Святослав Логинов, Вячеслав Рыбаков, Сергей Лукьяненко, Генри Л. Олди, Андрей Валентинов, Дмитрий Быков. Есть много интересных молодых имен, но как сложится их участь, сказать сложно ― писательская судьба зависит от многих слагаемых, в том числе и от удачи.
― Учитывая популярность отечественной фантастики за рубежом, можно ли говорить о ней как о способе поднять международный имидж Украины?
― Мы искренне считаем, что так же, как магический реализм поднял признание культуры Южной Америки, прежде всего Колумбии и Аргентины, на мировой уровень, так и отечественная фантастическая литература может явить миру Украину. Миллионы людей в первый раз узнали о Колумбии только после того, как прочли «Сто лет одиночества». Отечественна фантастика имеет очень глубокие национальные корни. У нас есть Николай Гоголь, Михаил Булгаков, Леся Украинка с ее «Лісовой піснею», которую я считаю просто шедевром фэнтези мирового класса. Думаю, прорыв Украины в мировое сообщество произойдет все же не через экономику, а через нашу культуру, в которой литературная фантастика играет первую роль.