Ларс очнулся от пощечины. Щека пылала, в голове стоял гул, глаза заслезились от внезапного света. Пронзительно скрипнула дверца, раздался скрежет ржавого ключа в замочной скважине. Ларс повернул голову в сторону звука.
Решетка. Темные стены, гниющий коврик в углу. Мрак… Голые ступни мерзли без сапог, тело дрожало. Откуда-то нещадно сквозило…
Ларс поежился, скрестил руки, но цепи на запястьях не дали даже дотянуться до локтя. В тишине их лязг оглушил, вновь ударяя в голову колокольным звоном. Ларс отвернулся — не самое благоприятное место подготовил для него милостивый Уркулос, но в ушах продолжало звенеть.
— И что это значит, Ларс?
И новый удар. Словно, башня с колоколом выходила из храма не в центр Дворцового сада, а прямиком в его голову. Что это было? Какой-то яд или сильное снотворное, лишающее всяких сил? И чей это противный голос говорит с ним?
— Смотри на меня, когда я говорю с тобой!
Поросячий визг… о нет, неужели ему предстоит убирать загоны? Это бы все объяснило, но почему вокруг пустые стены, и лишь один факел освещает его темницу?
Он осмотрелся. За решеткой простирался такой же темный и пустой коридор, вдали тусклыми огнями размывались точки факелов, но перед ним, буквально в шаге, стояла его несостоявшаяся супруга.
— Лефлет? — от неожиданности Ларс вскочил, но еле удержался на ногах от холодной слизи, покрывающей пол. Заныла шея.
— Хорошо, что нас разделяет решетка, иначе бы я не пришла! — она глядела строго.
— Однако же это не помешало вам влепить мне знатную оплеуху, миледи…
Ларс потер щеку и еще раз осмотрелся. Ни лавки, ни единого выступа, чтобы сесть, лишь холодный пол и мерзкая слизь вокруг. Ступни начинали неметь, он переступил с ноги на ногу.
— Лучше бы ты молчал, Ларс! — она прошипела.
— Разве вы за моим молчанием пришли сюда, миледи?
— Я пришла взглянуть на тебя перед твоей ничтожной смертью, предатель! Ты бы мог умереть с честью, народ тебя любит, но ты сам отправил себя на плаху, винить некого!
— Думал я, беременность красит женщину, но, видно, это не ваш случай, миледи, — Ларс все же приземлился на холодный пол и пошевелил пальцами ног. Еще живые… Вот бы знать, сколько времени прошло, вот бы знать, где он, где Анна…
— Каким же ты стал жалким! — Лефлет взвизгнула. — Когда ты уходил, я еще надеялась, что ты вернешься!
— Я тоже… дурак.
— Ну, что ж, — Лефлет усмехнулась, — ты можешь сколько угодно долго оставаться хладнокровным, Ларс, но мы-то с тобой знаем, кто тебя уже заждался по другую сторону жизни, ведь так? Разве не возрадоваться ты должен, принимая смерть как добрую волю своего лорда? Разве нет, Ларс? — Лефлет хихикнула, и восклик ее разлетелся по самым далеким уголкам коридора. Наверное, все-таки никого здесь, кроме них двоих, и не было. Ларс вновь поднялся:
— Зачем ты говоришь это сейчас? С тобой я не намерен говорить о чувствах, былых или настоящих, и тебе от этого тоже никакого проку.
— А хочешь? Хочешь, я расскажу, где Люсия? О, мне несложно, Ларс, все для тебя! Ее тело, о, ее прекрасное нежное тело — ты же ее еще помнишь, ведь правда, Ларс? О, его не предали земле, нет… его не предали огню… и пучине вод его не отдали…
— Молчи, Лефлет! — Ларс в два шага оказался возле решетки, девушка, взвизгнув, отошла и залилась смехом. От резких движений голова вновь загудела, но он вцепился в решетку и, сотрясая скрежетом пустоту сырого подземелья, отбросив всякую учтивость, прорычал. — Ты не посмеешь тронуть ее память, твоя ничтожная натура слишком далека от ее доброты, и я не позволю твоим грязным губам говорить о ней хоть слово!
— О, Ларс, да брось, ты чего? Конечно, позволишь! Ты же не спас ее, нет, не спас, ну а что же ты от меня хочешь? — она хихикнула. — Я могу тебе лишь поведать о том, как ее бросили собакам, да-да, собакам, тем самым, что выходят на разведку вдоль Главного Тракта, не припомнишь?
— Молчи, Лефлет…
Руки Ларса приковались к железным рейкам его тюрьмы, ступни, словно, уже и не ощущали холода, а взгляд устремился лишь к надменной ухмылке Лефлет.
— Ну а что? Почему нет? — она принялась выхаживать перед ним, выпятив живот. Без многочисленных юбок он выделялся теперь еще сильнее. — Она уже не кричала от боли, это было невесело… только радость собакам.
— Сумасшедшая! Вы все здесь сумасшедшие! — Ларс дернул рейки, лязг разошелся по смиренной пустоте коридора.
— Ой, толкнулся, — она схватилась за живот. — Ты смотри, Ларс! Ему нравится! Мой мальчик вырастет славным лордом…
— Он проклинает тебя.
Ларс сплюнул, и Лефлет подошла ближе. Теперь он мог рассмотреть ее. Бледное лицо, неестественный румянец на щеках, светлые волосы покрыты шелком, и глаза какие-то… пустые. Она наследница, она будет править Мирсулом когда-то, и, возможно, бессердечность поможет ей в этом, поможет в воспитании будущего правителя…
— Ты все думаешь, что это неправда, или я пугаю тебя, но нет, Ларс! К несчастью, ты слишком благородный человек, чтобы тебя страшила твоя участь, но мы-то с тобой знаем, что ты вернулся не один, — она оскалила зубы.
— Анна не попадется вам, даже не мечтай, — Ларс выдавил из себя ухмылку.
— За ней должок, разве ты не знаешь? Премного сожалею, но на этот раз ей не уйти. Уже светает, очень скоро вернется стража, и тебе не придется скучать здесь одному.
Он опустил глаза. Светает… Анна могла быть уже где угодно. Если ей повезло, она могла проскользнуть мимо дремлющей стражи, могла найти местечко и ждать его помощи, могла сама спешить ему на помощь… Да где угодно она могла быть! Хоть на другом конце леса! И это походило на нее больше, чем благородные стремления вытащить своего кровного врага из плена.
— Уходи, — он отвернулся. Если у него еще оставался шанс для побега, для этого нужна была холодная голова. Происходящее до сих пор кружило мысли, словно дурной сон. — Зови надсмотрщиков, стражу, Уркулоса, кого угодно! Только не мельтеши перед глазами.
Где-то вдалеке хлопнула дверь. Глухой стук донесся и до Ларса, но он не поменял положения. Звук приближающихся шагов заставлял вслушиваться, но Лефлет оповестила его прежде, чем он обернулся:
— Ну, вот, это уже к тебе!
Шаги приближались, и девушка позади него засуетилась. Ларс запрокинул голову: сверху по стене стекала струйка воды, потолок скрывала тьма. Ни единого окна, ни единого просвета сквозь тяжелые камни его темницы не проникало. Наверняка он был глубоко под землей, еще ниже священного храма. И чтобы выйти отсюда, нужно было бежать на многоярусную винтовую лестницу, выводящую наружу. Без шансов. Если только Анна могла как-то пробраться внутрь, если она могла отыскать его…
Слишком рискованно. Она бы на это не пошла. Даже ее горячий до битв нрав не победит в противостоянии со здравым смыслом. Придется искать лазейки… И если сейчас, в самом деле, рассвет, времени и возможностей для побега остается все меньше.
— Миледи, ваш отец вас обыскался! Слава Создателю, вы здесь!
Спиной Ларс ощутил тяжелое дыхание прибывшего. Он остановился за его тюрьмой в ожидании ответа Лефлет.
— Я должна была посмотреть в глаза этому человеку. Теперь я готова идти. Уже известно, какая участь ему уготована?
— Пока об этом не велось разговоров, миледи… весь город всполошился из-за пожара. К сожалению, сегодня мы потеряли гораздо больше жизней, чем в прошлый раз, — он вздохнул. — Ваш супруг в ярости, слишком много времени ушло на борьбу с огнем. Уже светает, а в поисках зачинщика стража не продвинулась ни на шаг…
— Этот пожар лишил меня брачной ночи! — Лефлет топнула ногой. — Поджигателя найдут, а тебя казнят, Ларс! Не провожай меня, Эадда, я слишком устала, и хочу побыть в одиночестве…
Эадда? Ларс обернулся. Девушка бросила на него презрительный взгляд и, развернувшись, зашагала к выходу. Служитель Ордена проводил ее взглядом и, дождавшись, когда за ней закроется дверь в конце коридора, повернулся к Ларсу:
— Рад тебя видеть, дружище, но у нас мало времени, — он подошел к решетке и, не задумываясь, отворил дверь. — У тебя талант попадать в передряги.
Ларс замер. Эадда — его славный товарищ, он не раз рисковал жизнью ради него, но сейчас все могло обернуться как угодно, а подставлять товарища — это последнее дело. И сейчас он был явно взволнован:
— Ну же, Ларс! Давай живей!
— Эадда, мой друг, — Ларс сделал шаг ему навстречу, но выйти не решился, — я не могу подставлять тебя. Вместо меня ты можешь лишиться жизни…
— Ты не должен сомневаться! — он вошел и буквально вытолкнул Ларса из темницы. — Удача на твоей стороне, эта таверна загорелась очень вовремя, сейчас всюду суматоха, никто на нас и глазом не поведет!
— Это Анна… мы должны найти ее!
Эадда вздохнул:
— Вероятно, ее уже нет в городе. А если она до сих пор не успела уйти, то вряд ли она еще жива. Сейчас ты должен сам выбираться. Просто доверься, хорошо?
Слишком глупо было отказываться от помощи, слишком плачевным было его положение. И если, в самом деле, это Анна спасала его, то о себе она позаботилась в первую очередь. И выбор был очевиден.
— Хорошо, Эадда, веди! — Ларс протянул руку. Звякнули цепи, но он с готовностью ее пожал. Лишь после мужчина достал ключ от оков и освободил его руки. Ларс пошевелил запястьями. Еще живые… еще есть шанс на борьбу, есть возможность выбраться отсюда. Эадда махнул ему, и они направились в ту же сторону, куда ушла Лефлет.
— Мы должны тебя снарядить, — по пути объяснял мужчина. — Все будет подстроено так, что это Лефлет выпустила тебя. За дверью ее сейчас встретила повитуха и повела к лекарю, она и есть наш свидетель. А это, — он указал на дверную ручку, — наша улика.
Они остановились. На входной двери, прямо на металлическом кольце красовалась изящная дамская перчатка — в точности такая, какую носила Лефлет.
— Ей не отвертеться, — Эадда хихикнул. — Если знахари ее напоят чем-то из своих снадобий, у нее самой не останется сомнений, что твой побег — ее рук дело.
Ларсу оставалось только ошарашенно глядеть на своего внезапного спасителя:
— Как ты… это все…
— Смола, — он указал на перчатку, — а остальное… да так, по мелочи… в основном, твой авторитет, знаешь ли, — он похлопал его по плечу.
— Поясни, Эадда… меня не было столько времени…
— Именно! И один лишь слух о том, что ты вернулся, может совершить переворот, и разве это — не доказательство? — он приоткрыл дверь и выглянул наружу, Ларс озирался. Позади был длинный коридор с такими же решетками по краям, за одной из которых находился он сам, и никого более. Пока что все складывалось слишком удачно, лишь бы цена этому не оказалась слишком высокой…
— А как же ты? — Ларс одернул своего спасителя. — У тебя могут быть неприятности из-за этого.
— Если у меня будут неприятности, это будет самый лучший день в моей жизни. Служба слишком скучна, Ларс… тебе ли это не знать? — он вновь выглянул за дверь и, обернувшись, махнул ему рукой. — Идем.
Они оказались в новом коридоре, но решеток здесь не было. Такой же пустой и темный, впереди он разветвлялся в трех направлениях, но они пошли прямо. Ларс оглядывался на каждом шаге, но ни постороннего звука, ни взгляда ему обнаружить не удалось. Место тоже было ему неизвестным. Оставалось лишь слепо довериться Эадде и надеяться, что он все просчитал.
За коридором последовали залы. Не такие просторные, по которым его вел Уркулос, и, тем более, не такие шикарные, но такие же пустые, словно заброшенные. Возможно, здесь планировалось что-то строить, но время для строительства явно наступало не сегодня.
— А этот зал тебе понравится, — Эадда подмигнул Ларсу и отворил дверь.
Здесь располагалась оружейная. Стойки с самым разным оружием, доспехи, сундуки и шкафы были расставлены тесным лабиринтом.
— Мое снаряжение здесь?
— И не только! Если желаешь, мы найдем новенькую замену твоим потрепанным латам?
— Сейчас не время, Эадда. Если ты и вправду выведешь меня, я буду в невосполнимом долгу перед тобой, но сейчас не горю желанием задерживаться… если только это необходимо.
— Ты прав, нет необходимости, — Эадда подошел к платяному шкафу в самом дальнем углу зала. — И я еще надеюсь увидеть тебя, в конце концов! И вот тогда у нас будет время. Ну, не будем медлить! Одевайся, и я выведу тебя.
Ларс облачился в доспех, прихватил дорожный мешок, оружие и последовал за Эаддой. Нет, здесь ему не приходилось бывать прежде, но и возвращаться вновь не было никакого желания. Впрочем, сомневаться в искренности намерений его товарища не было никаких оснований. Все-таки их связывало долгое прошлое, и время его отсутствия в Мирсуле не могло разделить их по разным сторонам.
— Готов? — Эадда улыбнулся. — Нам осталось недолго. Рисков почти нет.
— Спасибо, друг, — Ларс подошел к выходу из зала, но вдруг остановился у двери. — Прежде чем мы вновь разойдемся, я хочу спросить одну вещь.
— Все, что угодно, Ларс. Говори.
— Возможно, Лефлет лгала, но… мне важно знать правду. Я думаю, ты поймешь.
— Я слушаю тебя, мой друг, — его голос стал серьезным.
— Ты что-то знаешь про Люсию? Где ее похоронили? Или где ее прах? Любые сведения…
— Ларс, — Эадда вздохнул, — не вини себя. Сейчас это ничего не изменит.
— Ответь мне. Это важно для меня..
Эадда отошел. Здесь было темно, но Ларс уловил тоску в его взгляде. Он сложил ладони в замок на груди и замер.
— Что тебе сказала Лефлет? — голос его стал бесцветным.
— Она сказала, что собаки разведчиков растерзали ее, но я не могу верить ее словам! Она слишком лжива, и я не в том положении сейчас, чтобы вывести ее на чистую воду…
— Ты не знаешь, Ларс, но я расскажу тебе, ибо мне не с кем больше делиться, — Эадда опустил голову, и Ларс нахмурился. — У меня отняли дочь. Мою малышку Севилью. Она наслушалась сказок про «мир за горами», про Расколотую низменность и Глаз Дракона… одним словом, она хотела подружиться с принцессами, чтобы тоже стать принцессой. Она по-детски верила, в своем воображаемом мире, что если она подружится с Марией, то она обязательно пригласит ее в замок. Я был слишком занят на службе, чтобы знать о ее поступке… и она написала письмо в Белый ястреб. Белый ястреб! Замок, который завоевал нас, целый город, с многовековой историей. Ты можешь только вразумить это? — он воскликнул, но сразу одернулся. — Конечно, стража перехватило это детское послание. Да какое послание? Там было больше детских почеркушек, чем какого-то смысла. И теперь я виню себя, что был на службе! Я всегда на службе! Я никогда не прощу себя, что из-за моего неведения, моя жена пошла просить за дочь!
Он закусил губу и покачал головой. Ларс не смел шевелиться. Никогда прежде Эадда не говорил о своей семье. Их связывала служба, долг и верность лорду. Они готовы были заступиться друг за друга в бою, в любой непонятной ситуации выручить друг друга. И если о его истории с Люсией знал весь знатный двор Уркулоса, то о семье Эадды вряд ли кто-то мог что-то судить. Он молчал о них, конечно, он защитить их хотел, и теперь все его опасения пошли прахом…
— Когда ранним утром я возвращался домой, на площади я увидел женщину, привязанную к позорному столбу. Она еле дышала, и на теле ее кровоточили раны от побоев, — он всхлипнул и закрыл ладонью дрожащие губы. Ларс хотел подойти к нему, но тот вытянул руку перед собой и покачал головой. — У тебя доброе сердце, Ларс, и я знаю, что ты переживаешь сейчас мою судьбу, но я сам… я должен справиться. — Он закрыл глаза и звучно выдохнул.
— Говори, Эадда. Просто выслушать твою боль — это самое малое, что я могу для тебя сделать, — Ларс заговорил очень тихо, но Эадда все же поднял на него глаза.
— Это была моя жена, — теперь он глядел на него в упор. — Мне удалось договориться, чтобы ее отправили к лекарю, но дочь я больше не видел… У меня ничего не осталось. Я, как будто, на полжизни постарел…
Он закончил говорить, но так и не сводил глаза с Ларса. И он не решался вмешиваться в его раздумья. Его друг открыл ему душу, но чем он мог помочь ему? Он сам сейчас нуждался в помощи, но после всего, что услышал, своя собственная жизнь стала, словно противной. Что там дальше — неважно. Но он не имел права подводить стараний Эадды, равно как риск Анны ради него, какой бы он ни был, и поэтому он должен был выжить после того, как выйдет отсюда.
— И если ты теперь сомневаешься в судьбе останков Люсии, ты либо полоумный, либо чересчур наивный. Но я понял главное. Если слова Лефлет не несут в себе и грамма морали, они правдивы, Ларс… они правдивы…
— Не подставляйся, Эадда, ты еще нужен своей семье.
— То, что я здесь — это самый тихий протест, который я мог устроить Уркулосу, и потому я не упустил возможности. И если ты выживешь после побега, это будет наша общая победа. Но ты теперь мне обязан! Обязан выжить! — он почти зарычал, и Ларс протянул ему руку:
— Спасибо! Я не подведу твоих надежд. И я постараюсь вернуться…
Они обнялись, но Эадда усмехнулся:
— Не обещай того, в чем не уверен. Я не уверен даже в том, буду ли жить завтра. Но когда я буду умирать, я буду спокоен. Я буду знать, что сделал все, что мог…
— Не сегодня, мой друг, не сегодня…
— Пора идти. Тебе предстоит неблизкий путь.
Он отворил дверь уже безо всякой осторожности и вывел Ларса к лестнице.
— Дальше ты пойдешь один, — Эадда осмотрелся. Они находились в маленькой комнатке, в которой кроме лестницы и маленького сундука в углу, ничего не располагалось. Одинокий факел освещал темное пространство, и мужчина, не задумываясь, отдал его Ларсу. — Тебе пригодится. Я, признаюсь, не имею представления, что может ждать тебя на пути.
— Мне нужно идти вниз, правильно?
— Да. Это недостроенный ход из Мирсула. Если повезет, ты выберешься из города. Его строят рабы, и они не окажут сопротивления, даже если встретятся тебе на пути. А с парой-тройкой надсмотрщиков ты справишься без труда.
— Рабы? Откуда? Насколько мне было известно, рабство покинуло эти края со времен перемены власти.
— Никто тебе не скажет правды, Ларс. Всем известно, что во времена правления эльфов их рабами были люди, но когда мы захватили власть, думаешь, ни у кого не возникло мысли поработить эльфов в отместку?
— Эльфы вымерли, Эадда. И теперь неважно, какие стремления были у людских завоевателей насчет них.
Эадда усмехнулся и лишь сказал:
— Я думаю, ты сам все увидишь. Тебе предстоит неблизкий путь.
Ларс спустился по лестнице и толкнул дверь. Перед ним простирался подземный тоннель. Что его ждало впереди, предугадывать не было смысла. Сейчас он видел лишь тьму перед собой и ни одного огня в поле зрения.
— Еще раз спасибо, дружище. И все же я надеюсь, что мы встретимся.
— Теперь все зависит от тебя, Ларс. Но в тебе я не сомневаюсь, — Эадда похлопал его по плечу.
— Куда выводит этот ход?
— Он не достроен, но лорд Уркулос одержим идеей соединить Мирсул с местом падения Драконов в Расколотой Низменности.
— С местом соединения четырех сил, иными словами, — Ларс протянул.
— Я ни разу не бывал за горами, Ларс, но тебе, вероятно, должно быть известно это место, — Эадда лишь пожал плечами, но Ларс улыбнулся:
— Ты даже не представляешь, насколько.
* * *
Анна постучала в дверь. Бревенчатый дом старого кузнеца не изменился. Несколько зарос плющом за долгие годы, но оттого лишь казался уютнее снаружи. Ставни на окнах, когда-то расписанные яркими цветами, потускнели от времени и сейчас были плотно закрыты. Влага пропитала их, и темные разводы теперь украшали их вместо разноцветных узоров.
Тьма рассеивалась, и факелы в городе стали гаснуть, скрывая ее силуэт на улицах. Шум и крики остались на Центральной площади, здесь царило спокойствие. Стража еще не добралась до окраины города в поисках бунтаря, и она могла позволить себе укрыться под крышей старого друга.
Своим появлением она накличет беду в его дом, но старый кузнец никогда не страшился напастей со стороны стражи. Слишком многое ему пришлось повидать на своем веку, чтобы чего-то бояться в старости, и оттого Анна не сомневалась, куда держать путь. Ноги сами понесли ее по закоулкам города, огибая центральные улицы, на самую окраину. Ничего не изменилось с тех пор в укладе жизни Мирсула, не изменился народ, ничего не изменилось снаружи старого дома и, что-то подсказывало, что и внутри все осталось, как прежде.
Анна потопталась на месте. Еще не рассеялась предрассветная тьма: конечно, пожилой кузнец еще спал. Никто не принимает нежданных гостей с самого утра, но у нее не было выбора. Единственным, кто мог помочь ей покинуть город, был только он. И он обязательно, именно сейчас, должен быть дома.
Анна постучала снова. В тишине зарождающегося утра ее стук показался громом. Рядом стояли еще небольшие домишки, но и оттуда не доносилось ни звука. Город еще спал, укрывшись холодным одеялом ночи, но Анна не могла ждать его пробуждения.
— Кто там? — за дверью раздался тихий голос.
От одного лишь звука этого голоса по телу побежали мурашки. Здесь жило ее прошлое, и она сама пришла сюда, не ведая, что делает. И это было самым правильным решением за всю ее жизнь.
— Если ты помнишь меня, Улиан, прошу, открой дверь. Я Анна, я… вернулась.
Молчание вместо ответа. Конечно, он мог уже не помнить ее. Прошло десять лет с момента их последней встречи, и память старичка подводила уже и в те времена.
— Анне незачем возвращаться ко мне, незнакомка. Уходи.
— Разве незачем, Улиан? Я унесла из твоего сундука одну вещицу, и с тех пор моя жизнь перевернулась с ног на голову…
Тишина. Тяжелый выдох вместо ответа. Вероятно, старик мучился сейчас в раздумьях по ту сторону двери. Но через пару мгновений Анна уловила тихий шорох, и тяжелая дверь отворилась с тихим скрипом.
— Пресвятое пламя Ульбраха…
Улиан схватился за дверной косяк, словно боялся упасть от увиденного, но Анна в ответ лишь улыбнулась. Это был он. Старый эльфийский кузнец, каким-то чудом выживший среди лихорадки, настигшей всех эльфов после принятия Глаза Дракона символом Мирсула. Он не постарел, не похудел и не поправился. Он выглядел в точности так же, как в тот день, когда Анна видела его в последний раз.
— Десять лет прошло…
Эльф схватился за голову и, будто, окаменел, глядя на нее.
— Я не знал, что ты жива! Я ничего не знал, — у него задрожал голос, и он закрыл губы ладонью. — Прошу, не стой на пороге, проходи. Проходи сюда. Вот так.
Он закрыл дверь и повел девушку в комнату. Его дом не располагал достаточным пространством для приема гостей, но для Улиана это никогда не было проблемой. Живя уже не одну сотню лет, он привык к одиночеству и всегда с опаской подходил к новым знакомствам. Но с Анной он познакомился сам.
— Ты голодна? Могу предложить похлебку и корку хлеба, и… воду, и…
Он застыл, не сводя с нее глаз. И глядел он так… по-особенному. Он не изучал ее, не пытался читать мысли, а, любовался ею, будто заботился о том, чтобы сегодня она хорошо поела и крепко поспала.
— У меня мало времени, и я не хочу доставлять тебе неудобства. Спасибо.
— О, нет-нет, идем, — он засеменил на кухню. — Садись за стол. У меня все готово. А ты должна рассказать мне все с самого начала.
Анна послушно расположилась за столом и, пока эльф суетился с едой, разглядывала кухню. Всюду были развешаны вышивки. Золотой гладью изображались на стенах сцены сражений драконов, эльфов, животных и других неведомых существ, каких никогда не приходилось встречать девушке. Одни яростно сражались с противником, другие смиренно принимали участь поверженных воинов, третьи смеялись над врагом или ухмылялись в лицо неизбежной смерти. И все они боролись, чтобы жить.
— Тонкие пальцы моей матери держали иглу с шелковой нитью. Она любила древние эльфийские истории про подвиги и героев, — Улиан поставил на стол похлебку, сам расположился напротив. — Прошло несколько сотен лет со времен моей юности, но я до сих пор помню, как сам наворачивал похлебку, сваренную ею. Это вкус моего детства, и ни разу больше я не смог ощутить его, сколько бы ни старался.
— Нужна смелость, чтобы отпустить прошлое, — Анна хлебнула горячую жидкость. Пустой желудок отозвался благодарным урчанием. — И я не знаю, хватит ли мне ее когда-нибудь, чтобы перестать возвращаться назад.
— Ты здесь. Это ли не главный шаг к принятию былого?
— Я не хотела. Я не стремилась возвращаться, Улиан, — Анна вновь улыбнулась. От горячей пищи на щеках выступил румянец. — Видно, зря. Эта похлебка великолепна!
— Несколько… сменил род занятий, — эльф улыбнулся в ответ. — Ты спешишь, но поведай мне свою историю, Анна. Я не видел навершия, я не видел тебя и… никогда не думал, что смогу увидеть вновь.
Анна вздохнула. Никогда она не говорила о себе прямо и откровенно, никогда не рассказывала, чего боялась, а чего ждала. Любые слова приближали ее к смерти, и оттого молчала. Молчала, и потому была жива. Улиан всегда был единственным, с кем она говорить раньше. И он говорил с ней тоже. Прошло с тех пор уже очень многое, но ни одно слово не срывалось с ее губ. Ее окружали незнакомцы, она была чужой для всех, и оттого была одна, но сейчас она вернулась, и Улиан, наверное, был единственным, кто в праве знать.
— Что же сказать тебе, Улиан? Видишь, кто я теперь? На моем лице сажа, в руках оружие, а на теле шрамы. Вместо ленты в косах, в моих волосах грязь, а за спиной — гора кровавых трупов, — Анна понизила голос. — Я уже не та девчонка, кого ты спас однажды от насилия… теперь я убиваю сама.
— Я не буду винить тебя, Анна. Я не знаю, что пришлось пережить тебе, с чем пришлось бороться. Я мог лишь надеяться, что навершие из моего сундука поможет тебе выжить…
Анна покачала головой:
— Сожалею, но я потеряла его в тот же день, когда убегала в лес из твоего дома. Я так и не поняла, частью чего оно было…
Теперь Улиан посмотрел на нее очень внимательно. Но Анна лишь пожала плечами в ответ на его изучающий взгляд, и эльф поднялся. Он прошелся перед ней, словно мерил шагами кухню. Анна следила за ним, но он о чем-то думал, и она не решалась спросить, что случилось, или какое значение для него имело это навершие, но Улиан спросил сам:
— Как это произошло? Как ты потеряла его?