Добрый вечер. Обращаюсь к вам с просьбой: мне ОЧЕНЬ надо написать антиалкогольную агитку. Собственно, я её написала, но... словом, сама не пойму: толи слишком сухо, толи слишком размыто, толи и то, и другое вместе. В общем, вот...
Скрытый текст - оно: За окном падают кленовые листья. Отрываются, кружатся и ложатся на лужи. Отрываются и ложатся. Снова и снова. Серое небо, мелкий дождь барабанит по карнизу.
И бурые, увядшие листья. Мёртвые дети клёнов…
Передо мной на столе незаконченный перевод. Через три дня сдавать – ничего, успею.
Привычно тянусь под стол за бутылкой, уже чувствуя на языке горечь водки. Бутылки нет. С тоской вспоминаю, что четыре дня назад решила завязать. Сейчас бы глоток, чтоб вырваться из этой проклятой апатии. Но нельзя.
Хватит.
Я не алкоголичка.
Стемнело. Лампа на столе отбрасывает круг жёлтого света. Всё, больше не могу. Устала. Вторую ночь не сплю. Мне мешает гнусное, ехидное хихиканье.
Ложусь в постель прямо в одежде, укрываюсь одеялом. В комнате темно и холодно. Как в склепе.
Сейчас бы выпить. Выпить и уснуть…
Опять тот же смех. Тихие вредные смешки в тишине. Всё ближе, всё отчётливее... Закрываю голову подушкой и отчаянно пытаюсь отключиться.
Вспоминаю последнюю фразу перевода: «И Бог не поможет нам, ибо Он дал нам свободу»… Чушь, бред…
Не могу уснуть. Этот смех сводит с ума, пульсирует в висках. Он как злой червь в моей голове, в яблоке мозга.
Часы угрюмо отбивают полночь. Грохочет дождь. Все, наверное, спят. Разумеется, что ещё делать ночью в такую погоду? А я лежу с подушкой на голове и тихонько схожу с ума. Силы покидают меня, капелька за капелькой. Как дождь за окном. Как бензин из прохудившегося бака: кап, кап, кап…
Лежу, крепко зажмурившись, и стараюсь ни о чём не думать. Не зажимаю уши, так делают только психи. Я не псих.
Чтоб уснуть, надо считать овец. Вот одна овца прыгнула через забор. Вот вторая. Вот третья. Вот… нет, это не она… Надо сосредоточиться и вспомнить, как выглядит настоящая овца.
Падаю в пропасть. В ушах хохочет раскалённый ветер. Вокруг пляшет безумный хоровод: спирали пламени, шипящие зелёные глаза, ленты радуг… Меня обнимает огонь, прильнул к телу шершавыми языками. Кожа лопается, из трещин льётся жёлтая кровь. Жарко… Душно…
Я знаю. Что это такое. Это Ад.
Свет режет глаза, полосует, словно бритвой. Огонь пожирает лохмотья кожи…
С трудом разлепляю веки, перед глазами всё плывёт. За окном светает. Наконец-то утро.
Я не спала. Это не сон. Сон приносит отдых, а тут… Нет сил встать. Нет сил оторвать голову от подушки. Одежда мокрая, словно меня окатили ведром воды.
Хочется пить – язык присох к нёбу.
Медленно встаю и иду в ванную, тело не подчиняется. Вода должен помочь. Вся надежда на неё.
Пью прямо из-под крана, захлёбываюсь.
Корчусь под душем, срываю мокрую майку. Струи холодной воды больно лупят по коже.
Отражаюсь в зеркале: белое лицо, синие губы, ни грамма крови. Не человек, а ходячий труп. Зомби.
Не могу одеться. Кое-как вытираюсь и иду в комнату. Сипло дыша, падаю в кресло.
За окном просыпается город, начинает шуметь, метаться, двигаться. Городу надо везде успеть, у него много неотложных дел. А я сижу – и у меня нет дел. Ни одного.
Взгляд падает на окно. Сейчас бы прыгнуть... Полёт с седьмого этажа, прямо в объятия асфальта, на руки смерти. Но я сегодня уже была в Аду. Больше не хочется…
Часы равнодушно отбивают время. Десять утра. Накидываю халат и иду на кухню. В холодильнике пусто, я тысячу лет не была в магазине. В шкафу нахожу пару кусков заплесневелого хлеба, съедаю, запивая водой, и возвращаюсь к рабочему столу.
Надо доделать перевод. Два листа.
С трудом, с потом и кровью, оставляя куски плоти, продираюсь через замысловатое переплетение китайских иероглифов. Час за часом. Слова и предложения. Перевести – понять – обработать – написать. Сначала один лист, потом второй.
Всё…
Звоню в редакцию и прошу приехать за готовой рукописью. Через полчаса на пороге появляется мальчишка-посыльный, смотрит на меня пустым. Равнодушным взглядом. Ему на меня плевать, он меня не знает. А я не знаю его.
Отдаю рукопись, написанную от руки, по старинке, и закрываю дверь.
Теперь несколько дней заслуженного отдыха. Наконец-то!
К концу дня прихожу в норму, даже настроение повышается.
Между тучами выглядывает закатное солнце. Завтра будет хорошая погода. Луч солнца – словно поцелуй ангела. Моего старенького, усталого ангела – хранителя. Спасибо тебе, родной, за капельку счастья…
Посреди ночи меня будит дикий хохот, оглушительный, как взрыв. С воплем вскакиваю, зажимаю уши ладонями, но это не помогает. Хохот дробью бьётся о череп, выковыривает мысли.
Не знаю, сколько проходит времени. Я сижу на кровати, сжавшись в комок, зажав уши, закрыв глаза, и чувствую, как сердце выламывает рёбра. А ангел хранитель… Где он?
Он устал меня спасать…
Бог устал нас любить…
Сквозь рёв смеха слышу ещё один звук: скребущий, едва различимый шорох. И в тот же момент чувствую прикосновение чего-то холодного к руке. С писком смахиваю с кожи круглого зелёного жука, светящегося в темноте, вскакиваю на ноги на кровати.
А зелёные жуки плотным ковром стелятся по полу, наползают на кровать, тянутся к моим ногам…
На миг дыхание перехватывает, затем начинаю прыгать по кровати, давить насекомых голыми пятками. Панцири хрустят, лопаются брюшки… Как же мерзко!..
Перепрыгиваю через шевелящуюся массу к двери и бегу на кухню. Ныряю под стол – пустые бутылки сл звоном раскатываются в стороны. Где-то здесь был флакон дихлофоса. Чёрт, да где же он?!
Жуки текут на кухню. Хватаю нож и принимаюсь яростно кромсать их на куски. Трещит вспоротый линолеум. Я кричу и режу, во все стороны брызжет вязкая зелёная насекомья кровь. Но жуков много, они ползут и ползут без конца…
Срываю жуков с себя, срезаю ножом вместе с кожей. Из ран на пол шлёпаются пригоршни крови. Жрите, твари! Жрите!
Вздрагивает входная дверь, под мощным ударом замок выламывается, и в прихожую вламываются два существа. Не люди – зелёные светящиеся жуки, огромные мутанты из кошмара.
С диким воплем накидываюсь на одного из них и режу, кромсаю его ножом. Отплёвываюсь от слизи, задыхаюсь от непереносимой вони.
Вторая тварь пытается меня убить, рвёт острыми когтями…
И я… умираю?..
Через пару дней я узнаю, что зарезала своих родителей…
За окном падают кленовые листья. Отрываются и ложатся на лужи. Барабанит дождь, небо затянуто тучами. И всё это – за решёткой.
Да, в моей палате на окне решётка. Против суицида.
Слышала, в соседней палате парню удалось повеситься. Везунчик…
Ничего, я тоже решусь. Больше не боюсь Ада. Знаю, что он – на земле…
Если бред - можно прямо так и писать. Я не обижусь.
__________________
Я согласна бежать по ступенькам, как спринтер в аду -
До последней площадки, последней точки в рассказе,
Сигарета на старте... У финиша ждут. Я иду
Поперёк ступенек в безумном немом экстазе.
|