Люстра была красивой. Небольшая, вполне современно выполненная, но с лёгким антикварным шиком. Словно она одновременно принадлежала и настоящему времени, и, предположим, эпохе Людовика XIV. Я придирчиво осмотрела её перед тем, как попросила снять, потом осмотрела ещё раз, выискивая любой, даже самый незначительный брак, который мог бы заставить меня отказаться от покупки. Люстра была идеальна. В итоге природный прагматизм дал задний ход, и я попросила её завернуть.
В этот день Макс вызвался отвести меня домой, и именно поэтому я решила приобрести всё, что требовалось в новую комнату. За люстрой последовала ткань изумительного бледно - розового оттенка, которую я намеревалась пустить на портьеры, полка для книг и набор кружевных салфеток ручной работы. Пока я ходила по огромному супермаркету, выискивая всё это, Макс покорно таскался следом, нагруженный моими приобретениями, как верблюд в караване.
В итоге мы провели половину субботнего дня, толкаясь по магазинам, отчего я только зарядилась энергией, тогда как Макс растерял большую её часть.
- Сейчас можно зайти в кафе и перекусить,- предложила я, когда вещи, наконец, были погружены в багажник.
Макс кивнул.
- Конечно, дай только отдышаться. Зачем тебе всё это?
- Не поняла вопроса. Ты мне предлагаешь жить под лампочкой Ильича? Или складывать книги стопками на подоконник?
- Нет.
- Ну вот и отлично. Значит, сейчас мы идём есть, а потом... кстати, ты умеешь вбивать дюбели?
- Никогда не вбивал.
- Есть отличный шанс попробовать, моя новая полка требует срочно выделить ей место.
Макс сделал кислое лицо, и я расхохоталась. Сегодня был чудесный день, один из самых приятных за последнюю неделю, и мне всё время хотелось смеяться, шутить и говорить глупости. И то, что Макс решил в этот день составить мне компанию, только усиливало впечатление.
О визите в клинику мы говорили всего несколько раз и только по делу, он ни разу не упомянул о тех странных словах, которые я произнесла. Я и сама перестала их понимать, хотя в тот момент для меня всё было кристально ясно. И раз за разом повторяла себе, что это последствия стресса, связанного с переездом, что я не сумасшедшая.
И вот теперь я чувствовала себя самой обыкновенной девушкой, которой пришло в голову прогуляться по магазинам чудесным осенним днём.
Мы зашли в небольшое кафе "Перекуси-ка" неподалёку от торгового центра. Я заказала салат и кофе с пирожным, а вот Макс решил подкрепиться основательно, предвидя, что продолжение дня будет не менее энергозатратным.
В этот момент я его и увидела впервые. Он вошёл в кафе почти сразу за нами и сел за противоположный столик у окна. Молодой парень, почти мальчик, с небрежно растрёпанными каштановыми волосами, карими глазами и смуглой, скорее всего загорелой кожей. В нём было что - то... я бы сказала, нежное. Да, именно, нежное. Он был одет, как мог одеться любой среднестатистический парень его лет: джинсы, кроссовки, свитер и куртка, через грудь наискось тянулся толстый ремень сумки. Очевидно, он был школьником или студентом. Внешне в нём не было ничего примечательного, но я никак не могла отвести взгляд.
Парень посмотрел на меня и улыбнулся. Я недоумённо моргнула, а когда посмотрела, он уже уткнулся носом в меню. Но я готова была поклясться, что в его улыбке, во взгляде определённо читалось узнавание. Он узнал меня.
Появилось странное ощущение déjà vu, но не того, что было, а того, что могло бы быть при определённых обстоятельствах.
- Ты что так уставилась на пацана?- спросил Макс.
- Я?- Резко повернулась, словно уличённая в чём - то нехорошем.- Так, ерунда. Ты выбрал?
- Что выбрал? Нам принесли заказ, так что можешь приступать.
И в самом деле, передо мной уже стояла тарелка с горсткой салата, рядом дымилось кофе. Я поняла, что успела проголодаться и принялась за еду. А когда минут через пять всё же покосилась в сторону загорелого парня, он смотрел в окно, откинувшись на стуле, и жевал большой гамбургер, запивая кока - колой из высокого стакана. Было в нём что - то необъяснимое, странное, по крайней мере я это чувствовала, хотя сомневалась, что чувствуют другие. От его присутствия стало немного не по себе и в то же время спокойно, и я разрывалась, не зная, что лучше: чтоб он ушёл или чтоб остался.
- Ты опять пожираешь его глазами,- сообщил мне Макс с усмешкой.
- Он мне кого - то напоминает. Не могу понять, кого.
- Знакомого?
- Не то, чтобы... нет, пожалуй.
Не могла же я сказать, что мальчик напоминает мне человека, с которым я могла бы познакомиться, но так и не познакомилась. Это же полный бред!
- Какие планы на вечер?
Я пожала плечами.
- Не знаю, ещё не думала. У тебя есть предложения?
- Можно сходить в клуб и немного потанцевать. Только не говори, что не любишь танцевать, я всё равно не поверю. Все девушки просто обожают танцы.
Максу удалось заставить меня рассмеяться, и мрачные мысли исчезли сами собой.
- Нет, я люблю танцевать, просто не очень умею.
- Вот и отлично, значит, сейчас я отвезу тебя домой, а вечером заеду, чтоб отправиться в клуб. Думаю, в восемь будет не очень рано?
- Самое то.
После кафе мы поехали ко мне, нужно было отвести вещи и привести себя в порядок. Во время всего пути Макс рассказывал мне о своей командировке в Норвегию, а так как он хорошо владел словом, рассказ получился подробным и интересным. И вообще, я поняла, как хорошо с ним. Даже не верилось, что всего несколько дней назад я смотрела на него с недоверием и настороженностью. На самом деле Макс был необыкновенным человеком, умным, талантливым и интересным. Теперь я ни за что не отказалась бы работать с ним, и пусть сплетники шушукаются по углам - всё равно. Человек, который не может дать миру хорошую сплетню, живёт неправильно.
Попрощались мы на крыльце. Макс ещё раз повторил, что будет у моих дверей в восемь, после чего сел в машину и отъехал, а я стояла у двери и ждала, пока он совсем скроется из вида. Только после этого вошла в дом и внесла большую часть покупок. За остальными послала одного из рабочих, что делали ремонт в доме.
Работа между тем кипела вовсю, и мама, покрытая строительной пылью и пятнами краски, чувствовала себя абсолютно счастливой. Мне даже стало немного завидно, ведь она получала такое удовольствие от всего этого бардака. Я не стала отрывать её от дела и отправилась наверх, подальше от грохота и пыли.
Мысли снова вернулись к увиденному в кафе мальчику. Я никак не могла понять, чем он смог меня зацепить, но то, что зацепил, не подвергалось сомнению. С самого своего появления он не давал мне покоя. Я понимала, что эта встреча случайна, и всё же, стоило мне вспомнить его лицо, как что - то внутри меня говорило, что мы с ним связаны. Не могу сказать, чтоб это сильно пугало меня, хотя всё же слегка тревожило. Словно что - то, к чему я имела непосредственное отношение, проходило без моего участия или ведома, более того, вопреки моей воле.
Прекрати сейчас же, приказала я себе, поднимаясь по лестнице. Трое рабочих начищали резные перила, и та часть, где они уже закончили, удивляла красотой и тонкостью линий. Однако сейчас мне было не до них.
От мыслей меня отвлёк посторонний звук, настолько чужой и неожиданный, что я застыла на месте. Это был перестук конских копыт по камню. Сразу вспомнился фильм "Мушкетёр", в котором отважный Д’Артаньян скакал по каменным мостовым Парижа на верном коне навстречу приключениям. Вот именно этот топот копыт по каменной мостовой и привлёк моё внимание. Звук был далёким, едва слышным, но довольно однозначным, и я не могла понять, откуда он взялся, не могла определить его направление. На секунду подумалось, что его нет вовсе, и звучит он только в моей голове, но я с негодованием отбросила эту мысль. Конечно, звук существует, и есть конь, подковы которого его и издают. Почему нельзя допустить, что кто - то из посёлка решил прокатиться верхом на личном скакуне по живописным подмосковным окрестностям? Конечно, я немедленно приняла эту версию как единственно возможный вариант.
И всё же только закрыв за собой дверь комнаты я смогла слегка расслабиться. Настроение, такое чудесное утром, снова слегка подпортилось. Я надеялась, что вечером удастся его исправить. В конце концов, Макс пригласил меня в клуб, и я рассчитывала, что под этим приглашением скрывается свидание. Очень хотелось пойти на свидание - с ним.
День прошёл незаметно, хотя иногда казалось, что он всё тянется и тянется, как жевательная резинка. В восемь, когда Макс заехал, я была уже полностью готова. В кои - то веки я смогла одеть платье, купленное в Лондоне за немыслимые (по моему мнению) фунты. Оно как раз подходило для модных тусовок, а так как я в последнее время превратилась в отъявленную домоседку, случая похвастаться им не было.
И вот он представился.
- Ты выглядишь сногсшибательно,- похвалил меня Макс.
Я сделала реверанс и улыбнулась.
- Ты тоже неплох. Ну что, идём?
Я быстро обулась, накинула на плечи короткую куртку, и мы вместе вышли из дома. Следом за нами выбежала мама, крича, чтоб вернулась не позднее трёх часов, иначе она будет тревожиться. Я точно знала, что в три часа ночи мама будет спать без задних ног и тревожиться просто не сможет, но всё равно сказала, что постараюсь быть вовремя. Примерный ответ примерной дочки.
- Как провела день?- спросил Макс, заводя машину.
Я пожала плечами.
- Как обычно, ничего особенного. В доме Садом и Гоморра, даже входить не хочется, но я всё же решилась, и немного поработала над фотографиями. Потом покажу, думаю, тебе должно понравиться.
- Непременно понравиться.
- Ты ещё ничего не видел.
- Я верю тебе на слово.
Я засмеялась. Как и ожидала, нервозность, преследовавшая меня днём, исчезла без следа. Теперь я могла получить удовольствие от общения с интересным мне мужчиной и забыть о собственных маниях и фобиях. Я удобнее устроилась в кресле, откинулась на спинку и чуть прикрыла глаза, наслаждаясь каждой минутой комфорта.
Клуб "Мираж", в который мы приехали, был экстра - классным, но вполне приличным местом. Мы вошли без проблем и смогли оценить предложенный ассортимент развлекательных услуг.
Макс заказал столик, поэтому сначала мы посидели, немного выпили и поговорили обо всём, что интересовало нас обоих. Потом сходили потанцевать. Потом снова посидели, снова потанцевали. Давно я не проводила время так хорошо, пожалуй, с тех пор, как покинула Лондон, а это казалось таким далёким прошлым, словно минула целая жизнь. Клуб был полон народа, все танцевали и веселились, и были так беззаботны, что я могла им только позавидовать. Конечно, у многих их них имелись свои проблемы и конфликты, но здесь, на танцполе, всё забывалось. Казалось, что за пределами этого здания простирается совсем другой, пугающий своей серьёзностью мир, и я не была уверена, что хочу в него вернуться.
От быстрого мелькания огней закружилась голова, я остановилась, чтоб перевести дыхание, и в этот момент меня толкнули. Или мне показалось, что толкнули. Во всяком случае, я почувствовала мощный удар в грудь, хотя видела, что никто не притронулся ко мне и пальцем. Дыхание перехватило. На короткое мгновение перед глазами всё потемнело. В нос ударил сильный запах горячего асфальта.
- Инга? Инга, что с тобой?
Я увидела склонённого ко мне Макса, на его лице было написано искреннее волнение. Я не была уверена, что правильно разобрала его слова, но кивнула, давая понять, что всё в порядке. Показала поднятый вверх большой палец. Музыка играла так громко, что глушила любые мысли, но теперь это не казалось мне благом.
Тут же возникло знакомое ощущение раздвоенности, которое я испытала на работе, когда застрелился Антон. Одна я осталась на месте и видела, как Макс что - то говорит мне и даже какой - то частью сознания разбирала отдельные слова. А вторая я повернулась и, расталкивая людей, начала пробиваться на противоположный конец танцпола, туда, где должна была оказаться. Слышала, как прямо передо мной закричала девушка в розовом лифчике, как её поддержали ещё несколько голосов, видела, как они расступились и на танцпол упало тело молоденького юноши. Его вытянуло в струнку и ударило об пол, по подбородку потекла струйка смешанной с кровью пены. Я подбежала было к нему, но в тот самый момент, когда почти дотянулась, меня отбросило назад.
Сдавленно вскрикнув, я уставилась на Макса невидящими глазами. Музыка совершенно оглушила меня, казалось, что барабанные перепонки вот - вот не выдержат и порвутся в клочья.
И всё же крик я услышать смогла. Сначала закричала одна девушка, та самая, в розовом лифчике. А через секунду хор орущих смог заглушить музыкальные раскаты. Я обернулась, словно во сне, который мне уже снился, и увидела, как толпа танцующих шарахнулась в стороны от пятачка, и даже со своего места могла видеть, как тело молоденького юноши ударилось о блестящее покрытие танцпола.
Меня словно подбросило, я кинулась к нему, не отрывая глаз, и узнавала каждое его движение. Вот он вытянулся мучительной, выворачивающей суставы струной, вот по подбородку побежала пена с прожилками крови, разноцветная в мигании цветомузыки, вот судорога сковала все его мышцы, и уже в следующую секунду юноша бился об пол, полностью потеряв контроль над своим телом. Я обернулась и крикнула следовавшему за мной Максу: "Рубашка!" Он понял меня моментально, рванул на себе рубашку так, что пуговицы разлетелись во все стороны, снял и протянул мне. Я быстро скомкала её и подсунула юноше под голову.
И тут я снова увидела лестницу, ведущую через абсолютную тьму к полному покою. Только на сей раз по ней поднималась не я, а этот юноша. Я не могла понять, сколько он успел пройти до этого вечера и сколько ещё осталось, но сейчас, на моих глазах, он повернулся и прошёл ещё десяток ступеней вверх. Меня обдало ледяным страхом. Я схватила ртом воздух и крикнула, стараясь донести до него весь ужас, который ждал его в конце пути:
- Не ходи!!!
Он повернулся, и хоть я понимала, что вокруг царит непроглядный мрак, могла видеть его лицо. Он мне улыбнулся. В его сердце не было того страха, который жёг меня. А потом повернулся и пошёл дальше.
Лестница начала таять. Я пыталась удержать её, цеплялась, как некоторые, наполовину проснувшись, цепляются за интересный сон. И всё же упустила, и обнаружила себя, стоящей на коленях перед юношей - эпилептиком. Судороги прекратились, он смотрел на потолок неподвижным взглядом и тяжело дышал. Дрожащей рукой я вытащила у него из-под головы рубашку Макса, всё ещё не веря в увиденное, но помня страх, который пришлось испытать. Глаза по-прежнему видели, как он уходил. Улыбался и уходил, а я никак не могла его остановить.
- Ты как?- спросил Макс.
Я постаралась улыбнуться.
- Всё в порядке.
- Ему уже вызвали "Скорую",- сообщил он.- Пойдём, нам тут больше нечего делать.
Он помог мне встать на ноги, посмотрел на рубашку, сжатую в моём кулаке, и усмехнулся:
- Пожалуй, сегодня я её больше не надену.
- Да...
Я разжала кулак, рубашка упала на пол под ноги гостей клуба, и ни я, ни он не сделали попытки её поднять. Они вызвали "Скорую". Хорошо. Только они не понимали, а я не могла объяснить, что ни одна «Скорая», ни одно лекарство, ни один выдающийся психотерапевт не смогут заставить этого юношу остановиться на пути сквозь тьму.
Когда мы подъехали к моему дому, было начало третьего. Можно было ещё немного погулять по городу, но я чувствовала себя такой усталой, что настроение гулять исчезло. Макс молча вёл машину, я молча смотрела в окно, и казалось, что вечер прошёл чудесно, но на самом деле так не было. И я никак не могла понять, в чём причина.
На улице резко похолодало, дул промозглый ветер, но в салоне было тепло. Тихо играла музыка, передаваемая по радио. Промелькнул и скрылся за спиной МКАД. Я видела, как мимо пролетают дома, магазины, фонарный столбы, голые силуэты деревьев, припозднившиеся прохожие. Я всё это видела, и всё же не оставляло ощущение, что мы стоим на месте, а это сам мир несётся мимо нас, всё набирая и набирая скорость. Как в бутафорском киношном автомобиле, когда актёр сидит в обрезанном с одной стороны салоне, а за ним по огромному экрану пролетают леса и поля.
Я потёрла пальцами виски, на несколько секунд закрыла глаза. Спать не хотелось, но поднимать веки я не стала. Чтоб не видеть проносящихся мимо рисованных улиц.
- Тебе понравился вечер?- спросил Макс после долгого молчания, которое не показалось мне таким уж долгим.
- Понравился,- ответила я.
Я не солгала ни словом, но почему - то сразу поняла, что Макс мне не поверил.
- Надо выбраться куда-нибудь в следующие выходные,- сказала я фальшиво - бодрым голосом.- Просто стыдно сидеть вечерами дома.
- Что ты предлагаешь?
- Не знаю, надо подумать.
Мне кажется, Макс нервничал. Вернее, я в этом была совершенно уверена. Он крепко стиснул пальцами руль, машина на секунду вильнула в сторону и выровнялась. Он смотрел прямо перед собой, и я в полутьме могла видеть его профиль.
- Послушай...- Макс сделал короткую паузу, подбирая слова.- Послушай, я не люблю, когда мне навязываются, пусть даже из лучших побуждений.
- Ты считаешь, я тебе навязываюсь?!
Моему изумлению не было предела, так что для обиды просто не хватило места.
- Погоди, я не это имею в виду. Просто если тебе неприятно моё общество, но из вежливости ты предпочитаешь ничего не говорить, то это глупо. Я не маленький ребёнок и вполне могу пережить отставку. И мы ограничимся рабочими отношениями.
Я мало что поняла, и решила задать следующий вопрос, не зная наверняка, уместен он будет или нет.
- Ты думаешь, я общаюсь с тобой, чтоб не разочаровывать?
- Если это так...
- Это не так. Как тебе только в голову пришло?
Макс пожал плечами.
- Тогда в чём дело? Я не могу понять твою смену настроения. То ты ведёшь себя так, будто всё в порядке, а потом вдруг отворачиваешься, и у меня такое ощущение, что отчаянно скучаешь. Повторяю ещё раз: если тебя тяготит моё общество, я навязываться не буду. Это не в моих привычках.
- Зато в твоих привычках делать поспешные выводы и тут же выкладывать всё начистоту,- кивнула я, только теперь поняв, что обиделась. Однако заставила себя смягчить тон.- Мне было очень приятно провести с тобой этот вечер, честно.
Он повернулся и внимательно посмотрел на меня.
- Тогда в чём дело? Что случилось?
- Не знаю,- я покачала головой.- Как только пойму, сразу объясню, но пока мне нечего сказать.
- Хорошо.
Мы снова замолчали, но на сей раз уже без напряжения. Я подумала, что этот короткий разговор пошёл нам обоим на пользу. Это гораздо лучше, чем копить обиды.
И всё же мне было неуютно, и Макс не имел к этому никакого отношения. На самом деле, он был мне вполне симпатичен. Но было что - то такое, чему я не могла дать определения, но что меня очень настораживало. Ощущение декораций, за которыми пряталось что - то (или кто - то) опасное, не давало возможности расслабиться ни на мгновение. Я старалась смотреть прямо, хотя то и дело начинала коситься за плечо, ища того, кто скрывался на периферии зрения.
Мой отец знал бы, что надо делать.
Мысль возникла в голове сама собой, без всякого вмешательства с моей стороны. Я даже слегка вздрогнула, озадаченная и в то же время приобретшая почву под ногами. Да, отец бы знал, что надо делать. А я - его дочь, и я тоже могу это знать, возможно, уже знаю, только не догадываюсь об этом, потому что не могу собраться с мыслями.
Я закрыла глаза. Конечно, существовала вероятность, что мой отец был обычным сумасшедшим, и не знал, что со мной рано или поздно случиться то же самое, и не специально оставил мне свою картину, а попала она ко мне по недосмотру мамы. Однако мне хотелось верить, что это не так. Что он на самом деле обладал каким - то тайным знанием, которое отличало его от всех прочих людей на земле. Ведь иначе мне пришлось бы смириться, что я тоже быстро схожу с ума, и этот процесс успел зайти довольно далеко.
Шизофрения. От этого слова, пришедшего мне в голову в тот день, когда случился первый приступ и когда я впервые поняла, что такое настоящая боль, так и тянуло холодом. Оно звучало не как диагноз, а как приговор.
Шизофрения - это образ жизни.
Глупость? Наверное, всё же нет. Только никто в мире не пожелал бы той жизни вдали от самой себя, которая, возможно, была для меня уже решённым будущим.
Я сидела с закрытыми глазами, ни о чём не думая, ничего не стараясь вспомнить. То, что мне было нужно, пряталось так глубоко, что обычным напряжением памяти обойтись было невозможно. Я хотела попробовать другое: не думать о том, что надо, а просто плыть в потоке мыслей.
И я вспомнила. Вернее, даже не вспомнила, это неправильное слово. Я УВИДЕЛА...
Я сижу на полу в большой гостиной нашего дома в пригороде Лондона, на бежевом ковре из толстой шерсти, и держу в руках мягкого игрушечного зайца по имени мистер Титч. Этого зайца подарили мне на Рождество, и мне нравится играть с ним. Стоит ясный летний день, окна открыты и тёплый ветер, смешанный с солнечным светом, льётся в комнату. По потолку прыгают солнечные зайчики от "музыки ветра", весящей у окна, и я слышу нежный перезвон тонких трубочек. В какой - то момент я поднимаю глаза и вижу, что отец стоит в дверях, прислонившись одним плечом к косяку, и смотрит на меня. Я вижу, как он улыбается, и радуюсь, потому что в последние дни он совсем перестал улыбаться.
- Тебе нравится играть с этим зайчиком?- спрашивает он меня.
Я киваю.
- Да, очень нравится.
В этот момент в комнату входят ещё два человека, оба в белых халатах и оба мне не знакомы. Мужчины. Они становятся по обе стороны от отца. Следом появляется мама, она бледна, глаза заплаканы и покраснели, она прижимает пальцы к дрожащим губам и вроде бы что - то хочет сказать, но не может. А я, пятилетняя девочка на ковре, не замечаю её состояния. Я просто смотрю, что незнакомые люди стоят по обе стороны от отца, и меня охватывает страх за него. Отец улыбается, но я не верю его улыбке.
- Мне нравится мистер Титч,- говорю я тихо, потому что отец смотрит на меня и ждёт слов.
Мама крепче прижимает пальцы к губам и этим пугает меня ещё больше. Я всеми нервами своего детского тельца чувствую, что происходит что - то очень плохое.
- Идёмте,- говорит один из белых халатов и берёт моего отца под руку.- Идёмте, уже пора.
- Я хочу поговорить с дочерью,- отвечает отец, и его улыбка превращается в гримасу.
Халат смотрит на маму, и та кивает, переводя красные глаза с отца на меня и обратно. Я понимаю, что больше не могу сидеть, встаю на ноги и бросаю зайца на пол. Отец делает ко мне несколько шагов, но неуверенно, словно не знает, на какое расстояние ко мне ему можно приближаться.
- Папа, что случилось?- спрашиваю я, и кажется, что сейчас он, как обычно, обнимет меня, подбросит в воздух, а потом поцелует в кончик носа и ответит весёлым голосом: "Всё отлично, малыш. Всё просто отлично". И тогда, после его слов, всё встанет на свои места.
- Малыш, ты помнишь стишок, который мы с тобой учили?- спрашивает отец ласково.
Его тон немного успокаивает, и я послушно киваю головой Конечно, я всё помню.
- Повторяй за мной,- говорю я его фразу, с которой мы каждый раз начинали урок.- Обернись назад и вспомни, как рождается заря, солнца лучик жизнь наполнит, и в луче том буду...
- Хватит!- Громкий мамин крик заставляет меня оборвать стих.- Хватит, слышишь?
Я снова пугаюсь, ещё больше, чем прежде. Я уверена, что происходит плохое, что плохое идёт от двух "мистеров" в белых халатах. Сердце бьётся, как сумасшедшее, я не понимаю, что случилось и почему мама кричит.
Но отец не обращает на её крик никакого внимания, даже не поворачивает головы. На его лице всё та же полуулыбка - полугримаса.
- Хорошо запомни этот стишок,- повторяет он.- Хорошо запомни, понимаешь, малыш? Папа хочет, чтоб ты всегда его повторяла.
- Понимаю,- слово даётся с трудом, у меня дрожат губы. Прямо как у мамы.
Отец подходит ещё на шаг, осторожно, как большой крадущийся кот.
- И вот ещё, что ты должна хорошенько запомнить, малыш. Ты не одна. Ты никогда не была и никогда не будешь одна. Понимаешь? Ты никогда не будешь одна.
- Хватит!!- На этот раз мама кричит ещё громче.- Прекрати забивать ей голову этим бредом! Уводите его, больше так продолжаться не может!
Мужчины в халатах направляются к отцу, а он вдруг бросается ко мне, хватает за плечи и так крепко стискивает, что у меня немеют руки. Оглушённая, ошеломлённая, я начинаю кричать: "Папа, отпусти меня! Папа, отпусти! Больно! Папа!" Но он не слышит, только смотрит на меня, и его глаза всего в паре дюймов от моих, и горячее, пахнущее сигаретами дыхание бьет меня прямо в лицо.
- Малыш, не бойся, просто слушай и запоминай. Больше тебе никто не скажет. Запоминай слова: истина спрятана за виселицей. Истина спрятана за виселицей. Инга, ты меня слышишь? Истина за виселицей! Запомни это, малыш!
Он держит меня за плечи и трясёт так, что я отрываюсь ногами от пола. Страх совсем мутит мой разум, перед глазами всё плывёт, и я лишь смутно слышу, как мама кричит: "Отпусти её! Немедленно отпусти её! Ты её пугаешь!!!" Двое в халатах хватают отца за руки и пытаются оттащить в сторону, но чем больше тащат, тем сильнее он впивается в мои плечи.
- Запомни, истина за виселицей! Ты найдёшь её там, запомни! Смотри за виселицей! Папа любит тебя, солнышко! Папа очень сильно тебя любит!
Его огромные блестящие глаза пристально смотрят на меня, пожирают взглядом, шарят по лицу, запоминая все самые мелкие детальки. Впервые я вижу отца таким страшным, таким чужим и зловещим.
- Папа...- я стараюсь набрать в лёгкие воздух, но он нависает надо мной, закрывает весь мир, и я могу сделать только коротенький хриплый вздох. Страх стальным кольцом сжимает грудь.- Я запомнила... Я хорошо запомнила...
По щекам струятся слёзы. По моим щекам, капая на пол и на валяющегося у ног мистера Титча. И по его щекам, по двухдневной щетине, покрывшей щёки.
- Я очень люблю тебя, Инга,- говорит он тихо.- Я очень - очень люблю. Даже больно становится, как я люблю тебя.
В этот момент для меня всё замирает. Я не слышу истерических маминых воплей, не вижу людей, которые отрывают отца от меня, не чувствую боли в руках. Только вижу лицо отца и знаю, что тоже очень сильно люблю его, люблю больше, чем маму. Если сейчас у меня спросить, с кем из родителей мне хотелось бы жить, я без заминки отвечу, что с отцом. Он загородил для меня собой весь мир и сам стал моим миром. По крайней мере на эти короткие десять секунд.
- Я тоже люблю тебя, папочка,- шепчу я.
Он отпускает мои плечи и делает попытку обнять, но в этот самый момент двое в халатах заламывают руки ему за спину и оттаскивают в сторону. Его лицо отдаляется от меня, я хорошо вижу испуганные глаза, и меня переполняет возмущение.
- Отпустите папу!- кричу я.- Отпустите!
Я срываюсь с места и бегу к нему, но мама перехватывает меня по пути и крепко прижимает к себе. От неё пахнет духами, а шерсть пиджака колет щёку.
- Я хочу к папе! Хочу к папе!!!
Я плачу и пытаюсь вырваться, но мама держит меня крепко. Гладит по голове так сильно, будто хочет вырвать волосы и твердит, как заведённая:
- Теперь всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо. Теперь всё...
Отец выпрямляется. Он бледен, лицо в слезах, однако улыбается мне, и это уже не гримаса, а настоящая улыбка.
- Верь маме, всё будет хорошо. И помни, ты никогда не будешь одна. Я буду в каждом луче солнца, присмотрись как следует. Хорошо, милая?
- Я присмотрюсь. Я люблю тебя, папочка.
- Я тоже, малыш. Папа очень сильно тебя любит. Папа будет рядом.
Его увели, и только когда машина, увозящая отца в психиатрическую клинику в предместье Лондона, пропала из вида, мама отпустила меня.
Больше отца я не видела...
...Я открыла глаза и в первый момент не поняла, где нахожусь. Сердце сжалось так туго, что смогло бы пролезть в игольное ушко. Глаза горели от слёз. Как же я могла забыть этот день, как могла забыть лицо отца, когда он прощался со мной, зная, что больше не увидит? Теперь я видела перед собой каждый момент той встречи, и тоска захлестнула с такой силой, какую я не испытывала никогда в жизни. Я бы отдала половину жизни, чтоб увидеть его ещё хоть раз, но это было невозможно. Отец давно умер. Я даже не могла побывать на его могиле, она осталась в Лондоне, который мы так поспешно покинули.
Достав из сумочки платок, я отвернулась от Макса и вытерла слёзы. Незачем плакать, всё равно время уже не повернёшь вспять, и отец не вернётся, чтоб поцеловать меня и назвать малышом. Он ушёл только один раз - зато навсегда.
- Вот ты и дома,- Макс притормозил возле веранды.
Я заставила себя хотя бы на время выкинуть отца из головы и улыбнулась.
- Вот вечер и закончился.
- А ещё через пару часов закончится ночь.
Я вышла из машины, ёжась от холодного ветра. Макс тоже вышел и проводил меня до самой двери.
- Увидимся в понедельник.
Я отперла дверь и повернулась, чтоб попрощаться. Во дворе у нас горел фонарь, но под навесом крыльца было почти совсем темно.
- Конечно. Не опаздывай на работу.
- Никогда.
В этот момент я поняла, что хочу его поцеловать. Просто хочу, и всё, без каких бы то ни было причин. Конечно, целоваться у двери домой - это по - детски, но не лишено привлекательности. Что самое странное, до этого момента я не думала ни о поцелуях, ни о чём похожем.
Я подошла на несколько шагов и встала к нему почти вплотную. Теперь я могла чувствовать запах его туалетной воды и холодной кожи куртки. Подняла руки и положила ему на плечи. Хорошо, что было темно, при свете дня я бы на это не решилась.
Макс словно только этого и ждал. Он прижал меня к двери и начал целовать, быстро и жадно. Я едва успевала вздохнуть, с каждой секундой всё меньше владея собой. Голова шла кругом.
Не знаю, сколько прошло времени. Судя по моим внутренним часам, не больше минуты, хотя в реальности гораздо больше. Теперь я уже не чувствовала промозглого ветра, было только его горячее дыхание, оставшееся у меня на губах.
И вдруг я подняла руки и оттолкнула его. Макс не ожидал этого и чуть не потерял равновесие. Признаться, я и сама этого не ожидала. Будто это не я, а кто - то ещё оттолкнул его моими руками.
- Прости, я...- краска залила лицо, и я во второй раз порадовалась темноте.- Это неожиданно... Хороший был вечер, спасибо. Звони, если что.
- Хорошо,- только и успел ответить Макс. Я проскользнула в щель и плотно закрыла за собой дверь.
Она его поцеловала! Мало того, что пошла на свидание, так ещё и ПОЦЕЛОВАЛА! Я не мог поверить своим глазам. В этот момент весь мир для меня перевернулся.
Весь вечер я не мог отделаться от ощущения грядущей опасности. Захватчик был в Ней и готовился нанести очередной удар по самому слабому месту, а так как слабых мест хватало, я не знал, на что обратить особое внимание. Так что просто присутствовал и наблюдал.
К счастью, приступ эпилепсии, свидетельницей которого стала Грёза, был спровоцирован не Ей самой, однако меня несколько удивила Её чуткость к подобным нарушениям. В прошлый раз предвидение было вызвано абсолютным знанием, но теперь дар проявил себя в полной мере, и я был рад увидеть, что Она может совладать с эмоциями.
Чего нельзя было сказать обо мне. Странное, очень неприятное чувство, ржавым гвоздём застрявшее в груди, оказалось обычной ревностью, но от осознания этого легче почему - то не стало. Даже наоборот. Из юного Хранителя я превратился в юного ревнивца, а ведь Она даже не подозревала о моём существовании. Вернее, Она видела меня в кафе, но не знала, что я - это я. И не обратила внимания. Конечно, не обратила, ведь она сидела с этим Максом, который теперь занимал очень большое место в её жизни. Он занимал - а я будто бы нет. Я был тенью, которую принято не замечать.
В машине я Её потерял, и, честно говоря, от испуга чуть не вывалился из зоны допуска. Я перестал Её чувствовать. Наверное, прошло не меньше десяти минут, прежде чем я снова смог наладить контакт, но что случилось в эти потерянные минуты, я так и не понял. Она просто исчезла, не физически, но... в общем, в салоне какое - то время сидела пустая оболочка, тогда как сама Она была где - то в другом месте. Единственное, что радовало, так это понимание: это не атака Захватчика, и Она вернулась такой же, какой была, только более расстроенной.
Я бы всё перенёс: и танцы, и обнимания, и задушевные разговоры. Но Она его поцеловала. В губы. Долго. Они стояли у двери и целовались, и он лапал Её своими наглыми руками, как будто имел на это право, а Она не возражала. От злости и отчаяния я готов был кричать. Счастье, что моё тело в этот момент находилось далеко, иначе я не удержался бы и врезал ему по смазливой роже. Меня всего трясло, как в лихорадке, и бессмысленно было убеждать себя, что это от пережитого испуга.
В этот момент я узнал Макса как своего врага номер один.