Где-то идет война.
«Все бессонные ночи похожи одна на другую. Я просто не могу уснуть, пока на востоке стоит проклятое зарево. Оно светит, каждую ночь, светит и светит. Как же можно спокойно жить на свете, когда ночью распускаются оранжевые цветы?
В квартире холодно, никого рядом, я выхожу на балкон. Только что прошел дождь, сыро, опираюсь на мокрые поручни. Каждую ночь я смотрю на зарево – желтое пятно на горизонте. Говорят, это газ горит, тот газ, из-за которого начался сыр-бор.
Завтра на работу, надо уснуть, но я ещё долго не смогу решиться зайти в пустую квартиру. Новый день станет хуже ночи. Кофе до тошноты, фасовка коробок, тупые разговоры о жизни. Я буду сонным и медленным.
А где-то идёт война. Мы вроде как побеждаем, но пока взрывы раздаются все ближе и ближе. Улицу перекопали, на восточную сторону не пропускают. Неделю назад забрали друзей, их забирали, а они улыбались. Заходили в транспортник и улыбались. Черт его знает, чему они радовались. Скоро и меня заберут, а пока я работаю на фасовке коробок, и учусь водить бота на выходных. Я – пилот, ничуть не хуже других, мне доверяют. Это доверие, пожалуй, единственное окошко, которое не даёт задохнуться.
Ещё я люблю одну девушку, а она спит с другим. Иногда я представляю, как он прикасается к ней, а она тянется губами… о, как я… Проклятье! Будь всё проклято»!
- Что читаешь? – раздался голос над ухом. Я вздрогнул и пролил кофе на клавиатуру. Ну, спасибо тебе, Тушкан! Закрываю файл и решительно удаляю. Прощай, дневник!
- Так, мусор. Не мешай! – Тушкан, настырный коротышка, мне никогда не нравился. Настырный, шумный и неловкий пилот путался ногами у всех под ногами. Ни дня без происшествия! То тумблер от питания нечаянно вырубил, то своих обстрелял.
Сегодня вылазка, настроение боевое, в вагончике шумно. Хлопнула дверь, это Аластер, наш лидер, пришел. Боевая пятерка в сборе. Аластер уже неделю как старший, больше некому. Только наше звено и осталось, когда базу разбомбили.
- Дарова всем! - Мы обменялись рукопожатиями. Вот это настоящая мужская жизнь! Кофе, кресло, монитор. Все просто, понятно и без сомнений. Есть мы, есть враги и есть приказ. Делаем то, что должно. Мы умели водить ботов и вот мы их водим, потому что умеем это делать. – Жизнь за клан!
Мы смеемся, всё время смеемся, иначе нельзя. Нельзя даже на минуту прекратить, чтобы мысли в голову не лезли. Мысли о том, что без техников генераторы вот-вот остановятся, что военные оставили восточный район и война проиграна. Почему мы ещё не ушли?
Прошедшая ночка выдалась на редкость тяжелой, стреляли. Я, накрывшись с головой, шептал молитву. Шептал и постоянно сбивался на последней строчке. Почему-то я решил, что если вспомню, то выживу. Сон не пришел, даже когда стрельба стихла. Лежал и думал, точнее, хотел думать, но не мог, только зациклился на образе монитора. Монитор пыльный, грязный, в разводах, всё руки не доходят протереть. Вот эта проклятущая пыль волновала меня больше всего! Ещё и внизу шумят, уснуть не дают, не могут подохнуть по-человечески. Лежат там, на нижнем ярусе, наши погребенные начальнички и, по трубам, приказы отстукивают.
- По машинам! – радостно завопил Гоблин. Засиделись, мы действительно засиделись на базе, а я просто хочу стрелять! Теперь бот, легкобронированный робот, и я неотличим.
Мы вышли, машины идут легко, ходко. Впереди Аластер, стальная махина, похожая на индейку. Он приказывает звену рассредоточиться, идем параллельным курсом. Скорость под пятьдесят, камера шатается, обзор дрянь. Восточный район в руинах. Один раз я был здесь до войны, тогда еще Смута только начиналась. Тут был жилой массив, с такими огромными домищами. Сам-то я из старого района, у нас и пять этажей уже небоскреб. А тут всё новехонькое было, реклама сияла, стекла разноцветные, фонарей куча. Теперь на востоке одни ямы да бетонные развалы. Пустые коробки стен, ржавый костяк арматуры, выжженная земля.
- Блин! – раздался отчаянный вопль за спиной. Поворачиваю кресло, - бот Тушкана на ходу провалился в воронку и завяз. Камеру забрызгало жижей. Пилот ударил кулаком по клавиатуре. Аластер быстро подошел к нему и дважды треснул Тушкана по лицу. Мы молчали, понимая, что за дело.
Я вернулся к боту, и первый вывел его на заявленную позицию между коробками зданий. Активация режима маскировки. На радаре появились слабые всплески. Ожидался противник.
- Давай! - говорит Ферма, он добрый, единственный кто не забыл про Тушкана. Машины сошлись вместе, обвязавшись тросом. – Ходу!
Завязший бот рванулся вверх, зацепившись клешней за прутья арматуры. Левый манипулятор отвалился напрочь. Повалил густой черный дым. Минус один. Аластер выругался.
- Тушкан, гони на базу, Ферма, быстро ко мне! – Наконец он взял себя в руки.
Я заметил колонну из несколько транспортов. Наемники, я сразу это понял по эмблеме колеса, символ табора. Табор выполняет такую работу, которую не сделает самый последний преступник. Это они взорвали газовое месторождение, это табориты заварили выходы из гражданских убежищ. Я понял, что и с нами церемониться не станут.
Враг проезжал мимо меня, машина за машиной, а я стоял, замерев за кучей обломков. «Меня нет, меня нет»! – колотило сердце.
- Огонь! – не пользуясь наушниками, заорал Аластер. Я развернул турели и начал беглый огонь по последним машинам. Бронебойные пули насквозь пронизывали тонкостенные транспорты. Из-за задержки в передаче пакетов начало притормаживать управление.
- Зажигай! – Ракеты выбили первый и последний транспорт. Табориты запаниковали. Из брошенных броневиков как тараканы выползали черные солдаты и пытались расползтись по развалинам. Я машинально скосил глаза на счетчик фрагов. Шесть только с моего бота.
- Отходим! – приказал командир. Ожидая ответный удар, мы уходим. Задняя камера засекает вспышки. Артиллерия противника начала зачистку по своим. Нам всё нипочем, вопим как идиоты.
Мне не интересно когда кончится война. Впервые за свою жизнь я чувствую себя нужным. Нам нравится такая жизнь, и если как плату за неё необходимо убивать, то это маленькая плата. Чужая жизнь всегда маленькая плата, особенно за то, чтобы наконец-то почувствовать себя живым. Мы больше не лишние люди. Вот только генераторы станут через неделю. Мертвецы стучат по трубам. Каждое утро на рабочем столе появляется дневник, я удаляю его, но всякий раз он мистическим образом возрождается. Иногда, я вспоминаю её. Как она выглядела? Как её звали? Я не помню.