[IlianCraft]

+ АЛМАЗ (БОЛЬ И ПРОЗРЕНИЕ, ТОЛИКА СТРАДАНИЙ)

Снег, словно сахар. Его белые, пронизанные холодом небес, хлопья падают на утомлённое зноем похоти и пороков лицо, снимая приторную истому житейской затхлости бытья. Его, крохотные песчинки, кристаллы наслаждений, дарующие блаженную сладость жизни, превращают горький и проникновенный напиток мудрости в вожделенный, приторной сладости божественный нектар. Как лучик света от горящего пламени парафиновой свечи, пробивающий кромешную тьму, в заброшенном старом соборе, наполненном бездомными призраками прошлого, следами веры, безумия и надежды.

Я пришёл сюда, чтобы раскаяться. Я не знаю за что, но моя душа ищет очищения. Я хочу увидеть свои ошибки и больше никогда их не совершать. Возможно я чересчур сентиментальный, и этот снег за окном, делает меня мягким. Сердце становится ватным, как подушка, которая сохранила в памяти пластику и тепло тела ранее лежавшего на ней. Но человек собрался и ушёл в отдушину пыльного окна, превратившись в скользкую и иллюзорную тень. Дверь открылась, ещё один день прошёл.

Я презираю, слабость и беспомощность, и я не верю в смысл существования других Богов, кроме того, который возвёл свой храм в моей, когда-то безмятежной, душе. Клетка из костей в груди – рёбра, мешают сердцу вырваться наружу, и залить всё вокруг себя алым эфиром любви. Но сейчас оно покрыто чёрно-зелёнными, с лёгким налётом белой плесени, пятнами разложения и смерти. Мой покой источает сладко-горький аромат гниющей плоти. И мне нет дела до пены терзаний, колыхающейся в погибельном танце агонии, бьющейся в безумии сомнений, тёмно-синей глади воды.

Мне хочется кричать, и это желание комком жгущей слизи застыло в моём горле. Скальпель определения режет кожу головы от виска до виска, по окружности, мерным ровным движением. Так тихо и спокойно, пахнет плавленым горячим, кипящим парафином (Они вырываются и их не остановить. Бесчисленный легион духов огня живущих в этой роковой свече, воплотились в моей сущности. Я медленно таю в его испепеляющих объятиях. Плавится конституция моего лица - лживый язык, слепые глаза, спутанные волосы и ветхая кожа. Огонь ласкает меня. Жизнь это маленький пламень огня танцующий на кончике фитиля свечи), книжной пылью Мирской мудрости. Безмолвную безмятежность нарушает лишь копошащийся и пищащий в углу серый комок выводка крыс. Мысли словно армада маленьких тонких и длинных свёрл буравят моё сознание. Милосердная лоботомия, дарующая безмятежный и долгожданный сон забытья…

Проеденные временем и изгаженные крысами стены; пыльные и разбитые, плачущие иконы; застывшие в бесконечном ожидании, не услышанные тобою молитвы твоих не разумных детей, отче наш; Вечная нафталиновая надежда… Слышите меня! Я пришёл сюда… чтобы забыть одну и найти другую боль. Это замкнутый круг истины. Самобичевание отшельников, а может быть искателей святой лжи, прихлебателей бренного внимания невежественной толпы?! Но ветер дует, покуда открыт простор для его стремлений.

Наступит вечная весна,
И грязь оттает изо льда,
Но будет лето, осень и опять зима,
и всё начнётся вновь опять.

Безумие длинною в жизнь! Всё повторится вновь, опять, и ничего не изменится. Будут грабить, убивать, насиловать, предавать… и будут оставлять больных и раненых на снегу с правом на добровольную смерть с пистолетом в руках и с одним патроном, но без страха, ведь ужас испытывает лишь тот, кому есть что терять, а куклы не умеют плакать. Слёзы замёрзли, ещё одно бездыханное тело и кровавый шлейф тянется за мной по пятам… он догоняет и мне от него никуда не убежать… Руки дрожат, а тогда не дрожали и чувства вины не было, не как сейчас.

Я помню каждое мгновенье,
Кровь, трупы, милость и вину,
Во мне исчезли все сомненья,
Я в фиолетовом бреду.

Иду туда, где кровь застыла,
И нету смысла звать войну,
Где каждый перед небом чистый,
Где флаг победы – это Мир.

И вдруг свет от свечи погас. Мрак объял блики танцующего пламени на стенах собора, и лишь тишину на короткое время нарушил звук открывающейся двери. Но после того как она закрылась не было ничего, что могло бы развеять вечный покой, приютившийся здесь, когда то навсегда.