Они бежали по коридору, сбиваясь с ног и задыхаясь. Мария оглянулась назад и увидела, что у поворота к их крылу коридора стали маячить тени и раздаваться истошные нечеловеческие крики. Свет многочисленных факелов помогал даже больше Андрэ и его отряду, чем противнику. Но широкий коридор не имел в себе ни одной ниши, ни одного места, где можно было бы спрятаться такому количеству людей. Только какая-то плесень покрывала всё вокруг, и кое-где у стен шныряли огромные, размером с таксу, крысы. Да и вряд ли преследователи не учуяли бы свою добычу. Прямо за Андрэ бежал Арин, придворный просящий князя. Он был на грани истерики. Еле перебирая ногами под своей длинной мантией, ещё довольно молодой, он старался не запутаться в своих же одеяниях. Возле Марии, тоже выбиваясь из сил, уставший до предела, бежал помошник Андрэ, Элан.
Повернув голову назад, Элан увидел последние секунды жизни двух оставшихся солдат из охраны Андрэ -- их просто вбила в стену огромная палица появившегося из-за поворота осилка противника. Теперь, когда оба эти бедняги погибли, отряд стал состоять только из самого Андрэ, Марии, просящего Арина и Элана. Арин, поняв что произошло с солдатами чуть не заплакал от страха и постарался бежать быстрее, хотя уже не мог. Мария с презрением посмотрела на него, не останавливаясь ни на секунду. Андрэ только помрачнел и окрикнул просящего, чтобы тот потарапливался. Командир понимал: дай панике окутать остатки отряда -- и они все четверо попращаются с жизнью, не добежав до следующего поворота коридора.
Более мелкие прислужники Арка уже бежали по стенам коридора, цепляясь за камень длиннющими когтями и кое-где вырывая его кусками. Они были ведомы не только жаждой крови: в клетки с ними специально запускали воздух, отравленный в лаборатории замка. От этих манипуляций они становились совершенно дикими и отвратительно-сильными. Трудно было представить себе, что они были когда-то людьми. Поэтому вокруг замка Арка и подобных ему почти не жил простой люд. То, что происходило в его недрах, трудно было преувеличить, и почти все отлично знали это.
Может быть, именно из-за страха князь и согласился отправить своего военного советника на переговоры с колдуном. Конечно же, это было ошибкой. Практически заведомо, все в городе молчаливо соглашались друг с другом, что они не увидят больше этих солдат и слуг, скрывающихся за городскими воротами. После войны даже выходить из города было небезопасно, не говоря уже о посещении замка колдуна, пусть даже и для переговоров.
Вдруг Андрэ чуть не засмеялся от радости -- впереди них стали маячить довольно массивные ворота для разделения частей подземелья. Они были открыты. Элан тоже заметил это, и радость прибавила ему сил. Он направился к одной из створок. Добежав до неё, он схватился обеими руками за большое металлическое кольцо и подбежавший Андрэ помог ему приоткрыть врата ещё больше, чтобы все забежали разом. Как только мантия Арина проскользила по полу, когда тот прошёл сквозь врата, Элан и Андрэ снова налегли на огромную створку, и они со скрипом закрылись. Все вчетвером, они подняли стоящее рядом бревно, ставшее засовом, и отрезали себя хоть на какое-то время от преследователей.
Андрэ с облегчением сел, прислонившись к стене.
-- Пока мы в безопасности, -- сказал он, несмотря на одышку.
Арин зло посмотрел на него. Казалось, сейчас он сотворит огненный шар и испепелит военного советника на месте.
-- Пока? Что значит "пока"? -- гневно воскликнул просящий.
-- "Пока" -- это значит, что сейчас мы можем не беспокоиться.
Тут, как будто опровергая его слова, осилок, преследовавший их по пятам в коридоре, с силой ударил своей палицей по вратам. Но строились они, похоже, чтобы сдерживать сотню таких осилков. Врата лишь немного, еле заметно, качнулись и завибрировали.
-- О, Единый! Это ты называешь в безопасности, Андрэ? -- Арин был вне себя от злобы и гнева.
-- Не забывай, с кем ты говоришь! Я советник самого князя! -- ответил ему усталый, но не потерявший своей обыкновенной манеры говорить с теми, кто был ниже или равен ему по положению, Андрэ.
-- А я -- его придворный просящий!
Использовав свои самые мощные аргументы, они просто продолжали злобно глядеть друг на друга.
-- Вы, наверное думаете, что мы в церкви все выхоленные маменькины сынки? -- после продолжительной паузы, и когда осилок с другой стороны уже перестал тщетно лупить ворота, начал Арин.
Мария только фыркнула в ответ на его высказывание, Андрэ не слушал из принципа, а Элан с интересом повернулся к просящему.
-- Вы и представить себе не можете, что мы проходим, чтобы носить эту мантию. -- Он провёл рукой по своей одежде.
-- Ой, как интересно. И что же? -- с нарочито деланым интересом и своим небольшим восточным акцентом сказала Мария.
-- Ты когда-нибудь чувствовала, как вся твоя рука горит в пламени костра?
-- По-моему, ты не видел ещё и половины всего в церкви; разве ты уже в круге? -- вопросом на вопрос ответила Мария.
Арин замолчал. Но не потому, что признал, что она права и не хотел отвечать. Он просто начал вспоминать, как всё это было.
Совсем ещё молодой, Арин пришёл к дверям церкви. Хотя на всевозможных вывесках в больших городах большими буквами написано: "ПРИХОДИТЕ В ЦЕРКОВЬ ПРОСЯЩИХ. ЕДА, НОЧЛЕГ И ЗНАНИЯ, ДАЮЩИЕ ВЕЛИКОЕ МОГУЩЕСТВО", в действительности же, на новичков, пришедших с улицы, смотрят, как на чернорабочих. Исключение составляют только более-менее сострадательные наставники, которых хорошо, если наберётся по одному на каждый крупный город. Арину не повезло. Его наставник был больше похож на человека, готовящего солдат, а не просящих. Он занимался физической подготовкой своих новых учеников большую часть учебного времени. Правда, конечно, начав изучать непосредственно моление, они забрасывали упражнения, и он уже не мог заставить их прийти в форму.
"Могущесво" -- это слово больше всего и привлекло Арина. С первых же дней в церкви он решил: нужно наплевать на унижения и ноющее всё время тело. Могущество -- вот что было важно.
Так потекли первые длинные, казавшиеся целой вечностью, дни. Валясь каждый вечер на свою постель, Арин представлял себе, как он будет самым великим из всех, лежавших в одном с ним доме. Поначалу даже он сам слабо верил в то, что у его мечты есть хоть какой-то шанс сбыться. Он, бывший сыном простого крестьянина, чудом попавший в церковь, сначала был чуть ли ни худшим учеником в отделении церкви. Всё с непривычки валилось из его рук. Ему трудно было с сохи и плуга сразу переключиться на хрупкие свитки с молитвами и привыкнуть к изящному искусству прошения. Наставник Гантьер не раз грозился схватить его за шкирку и "вышвырнуть в ту грязь, из которой он приполз". Тогда его сны и мечты приобретали более кровавую окраску.
Но время шло. К Арину стало приходить мастество. В поединках с ним уже половина церковников валилась лицом в грязь. На его губах при этом только играла самодовольная улыбка. Многие стали бояться его, но не столько из-за его умений, но от того, что в боях он вегда получал истинное, фактически садистское наслаждение. "Эти глупцы просто завидуют. Они понимают, что никогда не добьются того, что есть у меня", -- успокаивал он себя, когда очередной ученик опускал взгляд, повстречав его на улице. Тогда он ещё не знал что ему предстоит выдержать, чтобы стать святарём. На этом экзамене ученик или преобретает новые, намного более высокие знания, или перестаёт быть просящим, по крайней мере, его перестают учить просить. Арин не мог позволить себе провалить эту проверку. Тогда-то его рука впервые и почувствовала языки пламени, причиняющие боль, но не повреждающие плоть.
Это испытание, конечно, сделало его более стойким в отношении моления, но оно же и чуть не свело его с ума. Он стал очень раздражительным. По каждому шороху Арин стал нервно оглядываться, ожидая дикой боли. Церкви такие просящие были нужны в последнюю очередь. Но там уже знали его и боялись, что, не перенеся изгнания, даже мягкого, он перебьёт добрую часть свои бывших соучеников и учителей, и в церкви не останется никаких просящих.
От тяжёлых раздумий над судьбой Арина его учителей и начальников освободил князь. Приехав в отделение церкви, чтобы найти себе нового придворного просящего, молодой князь Михаил, как ни странно, сразу обратил внимание на Арина. Потом члены круга этой церкви обьясняли это самим себе тем , что князь ещё слишком молод и неопытен и не слушает мнения свои советников. Но, как бы то ни было, Арин стал слугой непосредственно князя. Наверное, Михаилу понравилась решимость в его глазах. Его же отклонений князь по началу просто не заметил.
Переход под начало князя поначалу просто поднял его над землёй. Он рвался выполнять все поручения с бешенным энтузиазмом, пока не понял, что после войны придворные просящие, да и просящие вообще фактически заменили обычных слуг. Рабочие руки были нужны повсюду и никто не разбирал, просящий перед ним или не просящий. Самым интересным делом, которое ему поручил князь, было выкуривание крыс из подвала. Трудно назвать это подобающей работой для выпускника церкви. Но ему легко было утешить себя. "Заданий князя всегда достойны только лучшие. По-другому быть не может", -- думал он. Это помогало, и его всегда видели только с гордым выражением лица.
Когда князь объявил ему о переговорах с Арком, настроение Арина вновь резко поднялось. Он хотел сделать что-то по-настоящему дельное. Успешные переговоры с одним из влиятельнейших тёмных чародеев как раз подходили для поднятия его авторитета. Единствнной помехой его прославлению стал Андрэ, с которым Арин был практически на одной ступени в иерархии княжеского замка. Но это не умаляло его радости.
Приближаясь на своём коне к тёмному, нависавшему над всем остальным, замку, Арин сразу почувствовал всю серьёзность происходящего, и всё это легло ему на плечи тяжким грузом. Солдаты, бывшие в отряде, не ощущали сам дух зла вокруг замка, устремившего к тёмному небу остроконечные башни, так сильно как он. Казалось, что это место давно заброшено, и никто даже не приближается к нему.
Как ни странно, главные врата открыли практически в ту же минуту после того, как один из солдат Андрэ постучал в них. Правда, непонятно было, кто это сделал. На порог открывшихся ворот то ли вышел, то ли вылетел, паря в нескольких сантиметрах над землёй, человек. Он ничего не говорил. Посмотрев на отряд несколько минут, человек, или тот, кого они приняли за человека, просто развернулся и "пошёл" внутрь замка.
Первые же шаги, отдававшиеся эхом от высоких стен, как-будто говорили обречённым людям: "Поворачивайте назад. Ни шагу дальше." Но солдаты и их командиры оставались глухи ко всему этому. Только один Арин хоть немного это понимал. Хотя это и неудивительно: он единственный из всего отряда умел хотя бы читать. Холодный воздух замка убивал всякие мало-мальски позитивные настроения. Но внутренний голос говорил Арину, что путь к могуществу лежит именно через такие замки, полные тьмы и страха.
Тут размышления Арина прервал шорох в углу отведённой ему судьбой комнаты. Его нервы, и так до предела расшатанные, не выдержали. Арин резко вскочил на ноги. С его рук стали капать сгустки тепла, и пальцы стали краснеть. Губы просящего едва заметно зашевелились. Неестественный оттенок кожи не пугал просящего, но было видно, что и особого удовольствия он не испытывал. Он свёл ладони вместе и между ними стали пролетать искорки. Всё это произошло так быстро, что никто не смог ни остановить его, ни вообще понять, что происходит. Арин просто взмахнул обеими руками и разнёс кипящим огненным шаром копошившуюся в углу крысу, закоптив при этом всю стену. После своего подвига он без сил осел на влажный пол.
-- Ты спятил! -- взволнованно начал Андрэ. -- Мы и так практически уже мертвы, а ты тратишь последние силы на крыс!
-- Не указывай мне!
На следующее утро за вратами всё совсем стихло. Но даже немного приоткрыть их никто не решался. Зная Арка, это было крайне рискованно. Да и потом, куда бы они пошли? Каждый уголок замка всё равно как на ладони у некроманта. Поняв, что любой разговор приводит к спору, Андрэ просто молчал. Послать его и Арина в одном отряде было поступком настоящего дурака. Хотя, если подумать, то Андрэ сам был беспросветным дураком с самого начала. Вместо того, чтобы спокойно отсидеться за более-менее надёжными стенами города, он пошёл доказывать что-то то ли самому себе, то ли непонятно кому. "Но дойти до такого! -- думал он. -- Мои личные слуги практически не слушают меня." А ведь сейчас он мог сидеть где-нибудь за столом в замке князя и пить вино из серебрянного, отлично отлитого кубка. Всю вторую половину своей жизни он практически только этим и занимался. Первая же половина была посложнее. Хоть он и не участвовал в войне, потому что брату его отца удалось устроить его в городскую стражу, он натерпелся немало и в немногочисленных рядах стражников. Это не только научило его правильно держать меч и копьё, но и заботиться только и исключительно о себе.
При одном слове "стража" Андрэ перекорёживало. Его отец надеялся, уходя с дружиной, что жизнь сына будет легче и дольше. Но в городах творилось такое, что и бывалый солдат содрогнулся бы. Иногда прямо на улице кого-то убивали или насиловали посреди дня. Те подонки и отбросы, которые чудом не попали в дружины, затаившись, как крысы, в лесах, занимались тем, что творили произвол по городам и весям, открыто издеваясь над блюстителями порядка.
Стражник в городе сам был больше похож на преступника. Особенно молодые, как Андрэ, люди фактически шарахались от собственных теней, наслушавшись рассказов о том, как какому-то стоявшему на посту, и при этом заснувшему, стражнику перерезали горло посреди центральной площади. В лучшем случае товарищи рассказывали о том, что их просто обокрали. Наверное, именно из-за своей привычки смотреть только за собой Андрэ и удалось выжить. Мать всегда говорила ему: "Кроме тебя самого тебе никто не поможет." Он усвоил это крепко.
Однажы они с Жаком, его напарником, патрулировали узкие улицы родного города.
-- Ты ещё радуйся, что не на войне, -- учил его старый Жак. -- Не протянул бы и двух дней.
Хотя Жак говорил это совершенно спокойно и по-доброму, Андрэ он всё-равно не нравился. Слишком многому он пытался научить. По крайней мере, так думал Андрэ. Наверное, ему следовало побольше слушать своего самопровозглашённого наставника.
Завернув на очередном перекрёстке, они, почему-то, оба потеряли всякую бдительность. Потом Андрэ вспоминал, что звук вокруг как бы приглушился, а на улице стало еле заметно темнее. Но сначала он ничего не почувствовал. Они продолжали разговаривать, не замечая тени, скользившие вдоль облезлых стен домов.
-- И ничего б я не сгинул, -- говорил Андрэ. -- С чего ты вообще это взял?
-- Я не говорю, что ты плохой воин. Просто там это мало что значит.
Тут он принялся рассказывать про своего старого знакомого, который, по его словам, "был дюжий, как медведь", но в первом же бою был раздавлен камнем из катапульты орков.
Из теней, уже не пытаясь прятаться, стали выходить по одному четверо человек. На них были сущие лохмотья, но было видно, что действуют они слаженно. Жак сразу напрягся. В их руках заблестели короткие клинки. Бандиты двигались легко и плавно, потому что весили они крайне мало. Но это не делало их менее опасными.
Первый -- не особо, надо сказать, умелый -- удар одного из нападавших старый стражник отразил довольно легко. Как бы слаб он ни был, эти ребята годились ему во внуки, и опыт всё же играл какую-то роль. Он не хотел никого убивать, но и пожить ещё ему тоже хотелось.
-- Идите по домам! -- попытался приказать он им. -- У нас тоже ничего нет!
Андрэ смотрел на всё это, пятясь назад и сжимая в ладони рукоятку своего меча. Именно этого он и боялся всё время, проведённое в страже.
В ответ на фразу Жака послышался только один сдавленный смешок. Но, к своему удивлению, бандиты всё же потеряли эффект неожиданности, на который так расчитывали. Пожилой стражник оказался слишком крепким орешком для одного. Поэтому всё своё внимание они сконцентрировали именно на нём, практически забыв об Андрэ.
Вторая попытка банды выглядела как драка учеников: они просто накинулись всем скопом на одного человека. Андрэ ухватился за этот шанс. Он, дрожжа от дикого страха, но не чувствуя при этом никакого стыда, припустил по улице.
-- Уходите! Здесь нечего брать! -- выкрикивал Жак, отбиваясь и отмахиваясь. Но для банды это уже стало делом чести. Никто из них не желал потом рассказывать, что они вчетвером проиграли старику.
Старый воин как будто, -- а, может, и наверняка, -- знал, что это его последний бой. Похоже, он решил не ударить в грязь лицом хотя бы в последний раз. Он показывал всё, на что был способен. Бандиты просто не могли поверить, что перед ними старик: он выворачивался из их рук, лупил противников по лицам, перестав наконец уговаривать их. Успев поднять выпавший меч, он вспорол одному из них живот, но другой наотмаш ударил Жака по морщинистому лицу кулаком. Послышался тихий хруст, и его бездыханное тело обмякло на серый камень улицы.
Удирая что есть мочи, Андрэ ещё слышал первые фразы Жака, но он никогда уже не увидел его, хотя много раз после этого проходил потом по этой улице, во время войны и в мирное время.
Отслужив в страже всё время войны, Андрэ поднабрался кое-каких навыков и вскоре был замечен княжеским советником. Потекли одни из лучших его дней. В личной княжеской дружине все были старше и опытнее его, и ему практически не приходилось делать ничего ответственного самостоятельно. Старшие дружинники предпочитали сделать что-то самим, чем поручать это новичку. По большей части он выполнял задания типа " сходи и принеси". О случае с Жаком никто, кроме самого Андрэ и тех бандитов, не знал. Точнее, никто не знал, что произошло на самом деле. История о том, что "Жаку, наверное, наскучило патрулировать каждый день город, и он решил перебраться в какое-нибудь место поуютнее", была благополучно проглочена сослуживцами, потому что дезертирство в то время не было чем-то из ряда вон выходящим. Больше в биографии Андрэ никаких тёмных пятен не было, и поэтому доверие к нему ничто не подрывало.
В день, когда Михаил со своей личной дружиной, состоящей из десяти человек, и несколькими подданными посещал Карымск, с целью осмотреть свои владения, случилось неожиданное: крестьяне, жившие в селеньях неподалёку, подняли небольшой, но всё-таки мятеж. Человек сорок с вилами и косами решили просто убить неугодного князя. Из всей личной дружины до подхода городских стражников дожил только один человек. Но это произошло не из-за его высоких боевых качеств. Просто остальные были настолько опасны, что их старались убить первыми. Тогда же погиб и военный советник князя.
Как человек молодой и несведущий в военном деле, Михаил принял решение назначить своим военным советником единственного выжившего в схватке с крестьянами дружинника: Андрэ. А затем сразу же дал новоиспечённому советнику задание: провести переговоры с чародеем Арком о заключении мира.
В зале, в котором их разместили, не было никаких предметов мебели, кроме длинных скамей. Через окна с витражами и днём-то не проникало много света, что уже говорить о вечере. Но больше всего пугал не полумрак зала, а то, что в нём, да и вообще во всём замке стояла гробовая тишина. Первые совсем уже нехорошие мысли стали появляться, когда Андрэ понял, что ужина они не дождутся. Когда створчатая, заострённая кверху дверь зала распахнулась, Андрэ ожидал увидеть там самого Арка или того, кто пригласит их к нему, но никак не того, что произошло. Та же фигура, что встречала их у ворот, показалась в проёме и сказала бесцветным голосом, который, казалось, был слышен только в их головах:
-- Просящие, господин ждёт.
Душа Андрэ на секунду сжалась, но потом он приказал своим просящим последовать за существом, оставив при этом при себе Арина.
Андрэ очнулся от своих размышлений и начал осматривать помещение в который уже раз. Влажные стены наводили его только на мысли о безысходности. Сразу он даже не понял, что отвлекло его от воспоминаний. Он подумал, что, скорее всего, ему придётся ещё раз увидеть этого осилка, и уже только от одной этой мысли ему захотелось ногтями расковырять стену и выбраться оттуда. Снаружи насланные пытались сделать это на полном серьёзе. Было слышно их хриплое дыхание и то, как их гнилые ногти и зубы впивались во врата, в тщетных попытках добраться до живых. Осознав что слышит, Андрэ резко отдвинулся от створки врат и теперь уже совсем забился в угол.
На третий день от напряжения, повисшего в воздухе, находящимся в той комнате было уже тяжело дышать. Арин расхаживал из стороны в сторону, подливая этим масло в огонь. Андрэ сидел в своём углу, опустив голову, и был совсем непохож на предводителя княжеского отряда. Элан тоже был невесел, но всё-таки держал себя в руках, стараясь не накалять обстановку. Мария ковыряла кончиком меча пол, вертя эфес в руке. Она смотрела в одну точку и выглядела совершенно отрешённой. Даже такому опытному воину, как она, трудно было найти выход из сложившейся ситуации. А ведь до этого момента она считала себя практически всемогущей!
В краю, в котором она выросла, женщины делали практически всю ту же работу, что и мужчины. Работа на кузнице и на поле укрепляла как парней так и девушек. Все они трудились на общее благо, и чужеземца удивило бы, что никто не жалуется на тяжёлую долю. Одно из немногих различий заключалось в том, что на арене девушки сражались с девушками в девяти раундах из десяти, и лишь десятым соперником был юноша.
Мария росла в обычной семье, и её мать тоже когда-то выходила на арену. Правда, на следующий же день она выбросила свой меч и больше никогда его не видела. Мальчишки в деревне все игры разделяли с девочками и редко когда поддавались им. А когда такое всё-таки происходило, например, когда какому-нибудь парнишке нравилась одна из девчонок, те обижались и надолго переставали разговаривать с "теми, кто не верит в единую природу". Мария была отнють не исключением. Напротив, она обижалась пуще других. Но и мальчишкам пуще других зачастую нравилась именно она.
Она провертела меч в руке и посмотрела на Олега. Он улыбнулся ей в ответ и продолжил завязывать сопог. Ей не нравилась его улыбка, хотя в ней не было ничего плохого. Они оба стали подходить к пятачку песка, метра три в диаметре. На скамьях рядом -- где сидя, где лёжа -- приходили в себя девять девушек -- прошлые соперницы Марии. Большинство из них были ранены несильно или не ранены вообще, но всё же некоторые похныкивали, а у некоторых ещё не перестала идти кровь. Они даже не смотрели на Марию. Она же, в свою очередь, тоже даже не взглянула на них. В те минуты вместо проигравших бывших подруг её волновал шагающий рядом Олег. Но сейчас, победив целых девять соперниц, она ни за что бы не отступила.
Перехватив поудобней мечи, они приготовились. Староста, выполнявший роль судьи, сказал коротко:
-- Начали!
Всякая улыбка пропала с лиц обоих. Мария и Олег стали сосредоточены и глухи ко всему, что происходило за пределами кольца арены. Они размеренно зашагали по кругу, смотря друг другу в глаза. В предыдущих поединках Мария поняла, что главное -- атаковать. Она сделала резкий выпад, но, похоже, всё, что Мария поняла только сегодня, было известно Олегу уже давным-давно. Он парировал её выпад и сам нанёс удар. Она отшатнулась. Первый раз за день ей пришлось отражать такой сильный удар. Это, правда, только добавило ей решимости и злости. Её удары посыпались как из рога изобилия. Олег немного напрягся, но все они были отражены. Этот цикл несколько раз повторился: один удар Олега сопровождался чередой ударов его сопереницы. Как будто кошка дралась с мышью, но боялась навредить ей слишком сильно, а та использовала все свои небольшие, но всё-таки силы. Это могло продолжаться вечность. Однако здесь произошло кое-что, не совсем понятное Марии.
Если бы её мать наверняка знала, что её муж тоже поддался ей в бою, то она бы точно рассказала это дочери. Но она не знала этого или просто не хотела показывать, что догадывается. Об этом обычае в юго-восточных краях знали, по всей видимости, только мужчины. Хотя некоторые женщины (даже, скорее всего, многие) тоже подозревали противоположный пол в нечестной игре.
Олег провел выпад, но Мария отразила его с особой лёгкостью. Это её почему-то совсем не удивило. Она только резко, но не очень низко, присела и наотмашь ударила своего открывшегося соперника. Он для вида попытался что-нибудь сделать, но, на радость Марии, всё же пропустил удар и упал. Будь она повнимательнее, заметила бы, что в момент падения он чуть ли не улыбался.
Когда староста объявил об окончании боя, Мария перестала смотреть и на Олега. Он поднялся из пыли, и его охватила обида, но её сдерживало другое, намного более сильное чувство. Он просто пару мгновений посмотрел на неё, подумал и пошёл в противополжную сторону. После этого она не видела его ни разу.
После такого бурного отбора в родной деревне она больше не могла оставаться. Даже её мать удивилась тому, как дочь провела свои поединки. Мать Марии первой подавала руку сопернице, если та оказывлась на земле, а не пренебрежительно игнорировала её. Но Мария ещё давно, в детстве, слышала, что вокруг деревни всё совершенно по-другому: женщины не сражаются, а мужчинам пристало им во всём поддаваться. И она решила уйти.
Дориж -- ближайший город, который считался "западным", встретил её не очень-то радушно. Но она знала, что западные люди будут в наибольшем удивлении, узнав об обычаях некоторых из рода человеческого с востока.
С первых же её шагов по рынку на неё стали бросать неприличные взгляды, а кузнец только указал ей на здание союза лекарей. С девушки, которая хотела наняться в дружину, многие просто смеялись. И, плюс ко всему, оказалось, что она не самый сильный боец на свете. Однако, когда она попыталась набить морду старшему дружиннику, всем стало интересно, сможет ли она служить князю, как обычно служили только мужчины.
По принятии в дружину она радовалась недолго. Все задания сваливали на неё и смотрели, как она будет их выполнять. Всё начиналось с выведения огромных крыс из подвалов замка, а потом, когда она уже немного пообвыклась, ей приходилось даже в одиночку приструнивать целые городские шайки, и всегда это было непросто. Её не волновали ни власть, ни роскошь: краюха хлеба -- и этого достаточно. Однако, она всегда хотела чтобы её уважали. Особенно сильно это проявлялось в отношении мужчин. Она из кожи вон лезла, но делала так, что дружинники не переставали удивляться её поступкам. И её гордыне...
Когда она увидела, как этот идиот Андрэ даёт существу забрать просящих, она поняла, что, скорее всего, это их конец. С самого начала ей не нравилось всё это. Мария не любила, как, впрочем, и никто не любит, не знать своего врага в лицо. На этот раз всё было именно так. Она, конечно, знала о слугах Лели, но только по рассказам. Ещё больше она не любила, когда у врага было оружие, которого не было у нее.
Отпустив просящих в недры замка, они ожидали в тишине ещё некоторое, но не особо долгое время. Потом весь замок как будто ожил. Стали слышны и скрежет, и медленные шаги. Все члены отряда повскакивали со своих скамей и подоставали оружие из ножен.
-- Здравствуйте, господин советник, -- прозвучал, отдаваясь эхом от стен, голос, принадлежавший, по всей видимости, старику, не одну сотню лет топтавшему эту землю.
Андрэ стал оглядываться по сторонам, пытаясь понять, откуда идёт звук. Затем он понял, что это уже не важно. Тогда он стал примечать пути отхода. Мария поняла это по движениям его головы, которая вращалась по трем направлениям: именно такое количество выходов было в зале. За это Мария была готова разорвать его. "Будь во главе отряда я, такого бы никогда не случилось", -- думала она.
За двумя выходами из трёх отчётливо слышалось движение, поэтому Андрэ бегом направился к третьему. Остальные не ожидали особого приглашения и тоже сломя голову бросились за ним. Однако, створки дверей этого выхода, такое ощущение, не открывались уже несчётное множество лет. Да и непонятно было, для кого они были сделаны, потому что их размер превышал человеческий рост минимум раза в два.
-- Да, да, здесь заперто, господин советник, -- послышался тот же голос. -- А куда вы, собственно говоря, собрались? -- издевался он.
Что-что, а избегать болтовни с врагом в его логове Андрэ и члены его отряда были обучены чётко. Предводитель отряда просто проигнорировал всё, что говорил Арк, затем подозвал единственного оставшегося у него просящего:
-- Арин, сюда! Разнеси эту чёртову дверь! -- прокричал он.
Просящий испытывал огромный страх, и поэтому не обратил внимания на такое пренебрежительное отношение к своей персоне. Он без лишних разговоров подбежал поближе к выходу. Сорвав с пояса довольно толстый том, он, тресясь, раскрыл его на нужной странице и приложил ладонь к створке двери.
Мария оглянулась на другие выходы и поняла, что в равной схватке с теми, кто оттуда приблежался они бы не выстояли.
Ей стало неприятно от этих воспоминаний, и она оглядела своих спутников. При виде Арина и Андрэ на её лице чуть не появилась высокомерная улыбка. "Как такие слюнтяи вообще попали к князю? " -- подумала она. Но тут она взглянула на Элана, и её кольнуло какое- то неприятное чувство. Может быть, зависть? Он мирно сидел на полу и был совершенно спокоен. Возможно, он вёл себя так, благодаря тому, что был самым молодым из всех присутствующих в этом помещении, возможно, он просто был самым выдержанным. В его поведении не было ничего такого уж непонятного и предосудительного, но оно, всё же, задевало Марию.
Четвёртый день начался резко возобновившимися мощными ударами во врата. Шум стоял такой, что уже от него одного кровь стыла в жилах. А когда ты ещё и знаешь, кто за этими вратами! Но Элан продолжал оставаться спокойным. Таким уж он был. Выросший в деревне и попавший к князю за свою честность, он всегда всё хорошо обдумывал. А если что-то не поддавалось осмыслению или это было не изменить, то он просто смирялся. Его так и прозвали в городе: честный. Многие даже удивлялись, когда он говорил правду, которая была ему невыгодна. Второй его примечательной чертой было то, что он всегда прощал обиды другим и практически никогда не обижался сам и, более того, всегда старался кому-нибудь помочь. Когда это было замечено большинством, к нему прикрепилось ещё и лестное "добрый".
Элан, который жил после деревни в Дориже, где князь набирал себе новых личных слуг, попал к Михаилу на службу одновременно с Андрэ. И одновременно с ним он был направлен с миссией в замок. Это радовало парня, так как он знал, насколько это важно. Он искренне хотел принести пользу и сделать кому-то жизнь немного лучше.
Когда двери из зала, в котором их собрали, как пауков в банке, под нашёптывание Арина разлетелись в щепки, с другого конца помещения уже бежали первые насланные. Арк продолжал что-то говорить, опуская дух воинов, который и так уже был на нуле. Многие, конечно, старались его не слушать, но это практически невозможно, если ты не один из просящих Единого. Элану же это, почему-то, удавалось.
Пока остальные копошились у выхода, Элан и ещё пару человек -- самые смелые, наверное, -- резали и рубили насланных. Те, сбившись в группки, нападали на одного человека сразу по двое-по трое. У Андрэ в отряде были отличные рубаки. Почти все они полегли первыми. Таже отлично владея мечом, крайне сложно было противостоять напору тварей и их мутировавшим под экспериментами ногтям и зубам.
Когда затор на выходе рассосался, Элан понял, насколько вовремя это произошло -- из противоположного дверного проёма показалась огромная фигура осилка, а затем перед взором парня предстала кривая и тупая, но в то же время очень злая рожа гиганта. Здесь уже в проход ринулись все оставшиеся. Элан решил, что находясь здесь он уже никому не поможет, и направился за товарищами по довольно узкому коридору. Пробежав несколько десятков метров, они наткулись на лестницу вниз. Тепер стало понятно, почему с этого направления не было волны насланных. Подземелья. Если Арк не придумал это сам, то, скорее всего, считал, что Андрэ будет сражаться до последнего, не заключая себя в каменный мешок под землёй. Но предводитель людей посупил именно так.
В широких -- в отличие от верхних -- коридорах подземелья, правда, всё-таки было несколько таких же существ, как то, что встречало их на входе в замок. Они стали быстро приближаться к отряду, но взбешённый и напуганный Арин превратил их в страшные воспоминания одним движением руки и парой слов, произнесённых так тихо, что никто из отряда не смог их разобрать. Но эти создания не представляли такой угрозы, что исходила от тварей сзади. Они нагоняли людей и разрывали их на части, а Андрэ просто продолжал бежать вперёд, спасая только себя. Элан не понимал, как можно быть таким безразличным к судьбе своих солдат, и воспринимал мучения каждого дружинника как свои собственные.
Тут коридор начал вилять и делиться на несколько ветвей. Когда последние двое солдат погибли, Элану стало некому сочувствовать, кроме них четверых. Он ещё раз посмотрел назад и побежал быстрее.
Вспомнив всё это в деталях в очередной раз, Элан почувствовал на себе огромную вину перед всеми, кто погиб. Он немного погрустнел, но решил хоть как-то отомстить за павших товарищей. Вся рать Арка, похоже, решила дать ему такой шанс. Ещё один проход в замке был с грохотом выломан. Андрэ вскочил на ноги и выхватил, наконец, свой меч. Со стороны он выглядел жалко. На его лице отпечаталась печаль на грани сумасшествия. Загнанный в угол, он, по идее, должен был ещё и отвечать за остатки своего отряда. Мария только окончательно впала в ярость и бросилась к вратам, из которых первым делом показались два осилка. Арк, наверное, решил, что Арин чуть ли не самый сильный просящий во всём княжестве, судя по такому количеству тех, кого он послал. Эти двое замахали своими палицами, но несколько первых взмахов прошли мимо Марии. Арин в это время пытался найти что-нибудь подходящее в своём молитвослове. Элан просто с усиленным рвением стал пытаться разрубить своим мечом побольше тварей, которые стали вылезать из проёма ворот за спинами осилков.
Неожиданно один из осилков переключил своё внимание с Марии на Андрэ. Тот даже не смотрел в сторону гигантов, и поэтому удар оказался для него совершенно неожиданным. Вряд ли он даже почувствовал что-то. Палица пригвозила его к сырому каменному полу в мгновение ока. Арин нашёл наконец нужню молитву, но то, что он нормально не спал уже четвёртые сутки, отобрало у него все физические и психические силы. Он читал молитву, но она не действовала.
-- Давай, что ты там мешкаешь?!! -- крикнула ему Мария, уклоняясь от ударов осилка.
Он не ответил ей ничего, потому что волна из четырёх насланных просто-таки накрыла его, и его крик прервался сразу же как начался.
Элан отступил под натиском трёх насланных к дальней стене. Его сапоги скользили по влажному полу. Один из насланных запрыгнул на потолок, который здесь был очень низким, и оттуда пытался дотянуться до Элана своей костлявой рукой. Элан бросил взгляд на Марию. Всё, что ему удалось увидеть, -- кричащая девушка, которую разрывают на куски двое осилков. Здесь даже Элану стало так страшно, что он пропустил два удара подряд и упал. Уже глаза всех исчадий Лели смотрели только на него. До него дошло сквозь испуг, что он лежит не чём-то металлическом. Одной рукой отмахиваясь от лезущих со всех сторон тварей, другой он нащупал под собой железную крышку люка. Теперь ему сразу стало понятно, что это за помещение, в котором он провёл четыре самых страшных дня в своей жизни. Здесь был выход в своеобразную канализацию замка. Здесь спускались в ближайшую реку все нечистоты из лабораторий замка.
Напрягая последние силы, Элан поднял эту крышку и, почувствовав на руке, державшей меч, ещё несколько глубоких царапин, в буквальном смысле свалился в трубу, в которую вёл люк.
Наверху осилки уже подбежали к люку и стояли, тупо переглядываясь, потому что, будь они даже в два раза меньше, вряд ли бы пролезли в это отверстие. Насланные же просто развернулись и пошли к разбитым вратам.
Проскользив по длинной трубе, которая воняла непонятно чем, Элан выпал из неё и шлёпнулся об водную гладь. К счастью, от всего этого он не потерял сознания, а даже, наоборот, все чувства у него обострились. Он подплыл к берегу и выбрался на сушу. Раны понемногу начинали ныть, пыл битвы почти отошёл. Он повернулся лицом к замку и в поледний раз внимательно посмотрел на его величественный, но страшный силуэт. Он понимал, что ничем не мог помочь ни советнику, ни Марии с Арином, но всё равно ему было очень досадно, что он был так беспомощен. Но почему-то ему казалось, что что-то ведёт его. "Если по воли Единого я окажусь здесь ещё раз, ты жестоко пожалеешь, что не погнался за мной лично", -- подумал он, вспоминая идущий непонятно откуда голос в зале, и, развернувшись, побежал в сторону леса.