Стояла осень, да такая, что дальше уже и некуда. Бывают в середине октября дни, которые и днями-то называть неловко – настолько они сырые и тёмные. Всюду листья: маленькие, аккуратные берёзовые, резные кленовые и ещё всякие, названиё которым я не знаю. Жёлтые, красные, бурые, прозрачно-тонкие, а кое-где даже и зелёные ещё. Висят на мокрых продрогших деревьях, лежат на мокром асфальте, умудряются залетать даже в подъезд, на лестницу. Дождь гладит лужи против шерсти, а городское небо становится призрачно-фиолетовым, едва только сядет солнце.
Весь такой день ходишь и мёрзнешь, и на ходу засыпаешь, и в спине чувствуешь непонятную ломоту, так и хочется где-нибудь уже сесть, а лучше лечь, завернуться в одеяло и забыть про мир вне его.
И вот, в один из таких вечеров, не успел я обрадоваться возвращению домой, как раздался телефонный звонок.
- Да?
- Здорово, Толян! Узнал?
Я, честно говоря, как-то уже успел привыкнуть к Анатолию Николаевичу и немного растерялся. Но голос в трубке определённо был знакомым, хоть я и не мог его вспомнить.
- Э… не совсем.
- Да это ж я, Серёга! Сержант!
Теперь всё стало понятно. Кому ж ещё называть меня Толяном, как не старому школьному приятелю?
Я снял плащ, кое-как придёрживая трубку плечом, бросил ключи на телефонный столик и пошёл, продолжая разговор, ставить чайник.
- А, Серый, привет! Как поживаешь?
- Да, как тебе сказать… так-сяк… я тебя попросить хотел об одном одолжении.
- Ну давай, слушаю.
Серёга всегда отличался пренебрежением к разного рода формальностям, и я вовсе не удивился, что он вот так вот перешёл прямо к делу. Конечно, я подсознательно ожидал услышать вопрос в духе «ну, а ты-то как, дружище?» или «а у тебя чего нового?». Но это же Серёга… Он даже на свадьбу мою не пришёл, негодяй.
- Такое, в общем, дело. Мы тут с матерью дом продаём…
- Да ну?
- Ну да. Короче, есть один покупатель, он из области. Приехать не может пока, болеет, просил прислать ему фотографии дома по электронке. Очень, говорит, заинтересовался, боится, как бы кто его не опередил. А откуда у меня фотографии? Я и решил тебе звонить… ты ж фотограф. Может, заедешь, сделаешь пару снимков?
- Да конечно, не вопрос! Могу прям завтра… в час, например. Нормально?
- Завтра?.. – Серёга, как будто, был расстроен таким промедлением. Ну уж извините, сейчас я из дома ни за что не выберусь, да и темно уже. – Ну хорошо, жду тебя в час.
Мы перекинулись ещё парой не особо наполненных смыслом фраз и распрощались.
Подумать только, Серёга продаёт дом… Странно, но мне было его жалко. Абсолютно ничего меня с этим домом не связывало, и Серый не был моим лучшим другом, а всё же жалко. Я вдруг необычайно ярко вспомнил свои школьные годы, одноклассников, одного за другим. И вот вижу Серого, в его футболке с металикой… Кто это? Да это Сержант, он живёт рядом со школой.
Вот продаст он дом, и уже не будет никакого Сержанта.
На следующий день выпал первый снег. Его было совсем немного, так, кое-где белые клочки поверх грязи, но вкус воздуха стал совершенно новым. Я постоял около минуты у подъезда, осознавая все эти перемены и привыкая к ним, а потом пошёл к машине. Стоп. Об этом я как-то не подумал раньше – машина-то в ремонте… Всё никак не привыкну.
Значит, к Серёге я опоздаю. Ну, он, наверное, ничего другого и не ожидал, – подумал я и улыбнулся, - ведь в школе дни, когда я приходил во время, можно было пересчитать по пальцам. Чего я тогда только не пытался предпринять! Планировал время, изучал, сколько его уходит на путь пешком от дома до остановки, сколько едет трамвай до школы и расписание этих самых трамваев даже узнавал… Но не помогало.
Значит, поеду на трамвае, - решил я. Почему бы и нет? Серёга живёт как раз около школы, в небольшом частном секторе, со всех сторон окружённом высоченными новостройками.
Как-то раз мы забрались на крышу одной из них после уроков. Поглазели на окрестности, многие даже смогли разглядеть вдалеке за деревьями и другими постройками свои дома. Кто-то решил, что будет здорово наделать самолётиков и запускать их с крыши, и прошло совсем немного времени, прежде чем чья-то тетрадь была растерзана. Множество свёрнутых листов бумаги устремились к земле один за другим. Нам бы это быстро надоело, не окажись у Серёги в кармане петард. С ними летящие самолёты оставляли за собой длинный шлейф густого серого дыма, а где-то в середине полёта с громких хлопком разлетались в клочья… Петарды тогда стоили совсем не дорого, у нас их было довольно – воздушный бой сильно затянулся, и по домам в тот день мы разошлись, когда уже стемнело.
Я шёл к остановке и думал о том, что на трамваях не ездил уже, наверное, лет пять. А раньше, в школе – каждый день, туда и обратно. У меня и проездной, кажется, был. Как и у большинства моих одноклассников – почти все мы жили вдоль трамвайного маршрута №25, конечная остановка которого располагалась прямо около нашей школы. И вот, когда занятия кончались, полкласса собирались на остановке ждать двадцать пятый. Серёга, обязательно дождавшись трамвая вместе с нами, отправлялся домой пешком, Васёк выходил на следующей, Антон через одну – на Мануфактурной, Колян и Сеня – на Прямой, а я на Меньшикова.
Я шёл на трамвайную остановку знакомой с детства дорогой, видел знакомые стены и деревья, сворачивал на знакомых поворотах, спускался по знакомой полуразвалившейся лесенке.
Я шёл и постоянно шмыгал носом, старался как можно глубже спрятаться в шарфе и ёжился, засунув руки в тёплые карманы. Кажется, я всё-таки простудился… Со мной, впрочем, это редко случается, по сравнению с окружающими.
Также было и в детстве. Частенько в холодные и мокрые времена в классе нас оставалось человек пять-десять, остальные все сидели по домам, с температурой и кашлем.
Может, это странно – мне такие дни нравились. Учителя, оказавшись в обществе всего нескольких уцелевших и, видимо, предчувствуя скорое закрытие на карантин, становились совсем другими. Вместо и им, пожалуй, надоевшего изо дня в день и из года в год излагаемого того, что положено, они вполне могли весь урок проболтать о чём-нибудь интересном. Ничего не надо было записывать, ничего не надо было запоминать. Сиди себе, слушай вполуха, смотри в окно, подперев голову рукой. Можно рисовать что-нибудь, не особо боясь быть схваченным за этим отвлекающим занятием, или играть в балду. Эх, чудесные времена…
Может, я это сам себе придумал, уже позже, но я отчётливо помню тот день (как раз из этих, мокро-холодных), когда решил стать фотографом.
Помню, я ехал в школу на трамвае, один. Окно всё было покрыто какой-то непонятной светонепроницаемой смесью из снега и грязи, я вместо видов снаружи разглядывал от скуки пассажиров. И вдруг я заметил стоящего рядом с совершенно пустым креслом человека в плаще нараспашку. Он мне понравился, мой взгляд задержался на нём. Мне показалось, что он похож на героя какого-то фильма, и ещё, как сейчас помню, я почему-то решил, что у него, должно быть, нет и не может быть проблем с девушками. Я смотрел украдкой на этого незнакомца, сам себе досочиняя его незнакомую жизнь. И она мне нравилась!
Потом он достал что-то из довольно большой сумки, что висела на его плече. То был фотоаппарат, такой, каких я никогда ещё не видел. Удивительной красоты и огромного размера штуковина из чёрного пластика, она совершенно меня загипнотизировала и не позволяла думать ни о чём, кроме неё. Образы прекрасной выдуманной жизни незнакомца ощутимо дополнились картинами с участием фотоаппарата: вот он с умным видом фотографирует красивые фасады старых домов, или кто-то из знакомых говорит ему: «дружище, сфотографируй моего щенка», и он говорит: «почему бы и нет? Щенок и правда милый»… Весь оставшийся день я только и думал о том, что хочу стать фотографом, обязательно. В то же время, я был неглупым мальчиком и понимал, что мне одиннадцать – и мои решения мало чего стоят. Я просто попросил у родителей фотоаппарат на новый год.
Не успел я добраться до остановки, как увидел подъезжающий трамвай. Ходят они редко, я знаю. Если не побежать сейчас, придётся ждать следующего минут десять-двадцать, а погода сильно не располагала к этому. Поддерживая рукой болтающуюся сумку, я рванул к трамваю, и чуть только запрыгнул на ступеньки, как он тронулся. Повезло. По привычке полез в задний карман за проездным… улыбнулся своей ошибке и принялся искать мелочь. Расплатившись с кондуктором, я встал у окна и устремил взгляд в его мутное пространство.
Интересно, а место на карте осталось? Это было очень в моём стиле – отправиться что-нибудь фотографировать и забыть что-нибудь типа фотоаппарата… или чистой карты памяти. Точно – забита до краёв.
Так, что тут у нас? Пресс-конференция мэра, девчонки какие-то… о, мой любимый ручей! Я невольно залюбовался его давно знакомыми видами и, когда трамвай резко затормозил, фотоаппарат чуть не выпал у меня из рук. «Ладно, - решил я, - поудаляем девчонок» - и принялся быстро щёлкать по кнопкам. “Are you sure you want to delete... ?” – «йййеп». И так много раз. Будем надеяться, эти фотографии всё-таки были предварительно скинуты на комп. Может даже отосланы уже в редакцию – хоть убей, не помню.
Я убрал своего зверя в его переносное логово и взглянул в окно. Школа. Стая кусачих мурашек пробежала по спине от её вида. Пора выходить, конечная.
Оказавшись на улице, я с минуту разглядывал школьное крыльцо, а потом перешёл через рельсы и, пройдя немногим более сто шагов по узкому тротуару и свернув с него, увидел Серёгин дом.
- Толян! Ну, блин, ты как всегда… я уж думал, не приедешь.
- Что, опоздал?
- Ну, как тебе сказать… да, в общем-то, ничего страшного. Пошли, чаю выпьем.
Внутри мало что изменилось. Особенно ярко это символизировал холодильник, весь в наклейках от жвачек, что продавались в девяностых и пользовались у детей огромной популярностью. Я поздоровался с Серёгиной матерью, и сказал, в ответ на её вежливый вопрос, что у меня всё в порядке, жив/здоров. Мы сели за стол, обоим было немного неловко… и грустно. Мне хотелось поскорее со всем покончить и убежать домой, обратно в свою жизнь, в 2009-й.
- А как добрался-то? Пешком что ли? Я машины вроде не заметил.
- Да не, я на трамвае. Машина сломалась… - отвечал я, делая глоток отвратительного еле тёплого «чая».
Серёга как-то странно посмотрел на меня.
- На трамвае? Ну да, как скажешь…
- В смысле? Чё не так? На трамвае, на двадцать пятом. – Я смотрел на моего старого приятеля, пытаясь понять, что за мысли придают его слегка постаревшему лицу это саркастичное выражение.
- Ты, Толян, видать совсем заработался… или я не знаю чё. Двадцать пятый лет шесть уж не ходит, на прошлой неделе вон, даже рельсы разобрали и увезли.
- Да ладно? – я поставил стакан на стол.
Мы какое-то время провели за обменом репликами в стиле «да ладно прикалываться, я только что ехал… » и «да иди сам посмотри и сам хорош прикалываться, ехал он…». В итоге, решено было отложить чаепитие и пойти выяснить, кто из нас сошёл с ума.
И если бы я победил в том споре, стоило ли о нём писать? Само собой, я и решил рассказать эту историю, потому что Серёга оказался прав! Кое-где рельс уже не было вовсе, кое-где они еле выглядывали из-под травы и снега своими ржавыми поверхностями.