Глава 19. Луна
(Музыкальная тема главы - Ядерная зима. Дом кукол)
Ночью все кошки серы.
Английская пословица
Редлоу не торопился стрелять, хотя при желании мог легко пробить Твинсу череп. Их разделяло всего несколько шагов. Взгляд шерифа был мутным и размытым, глаза его были стеклянно-равнодушны ко всему окружающему. Сперва Биллу показалось, что Стивен мертв, как и растерзанный мэр, сидевший рядом. Затем Твинс решил, что шериф находится под воздействием клаудии или вовсе спит с открытыми глазами. Но Редлоу был просто пьян. «Повезло! Легкая добыча. Я думал, что добраться до него будет куда сложнее… Теперь надо осторожно и незаметно отойти в сторону, прострелить ему руку, и тогда уж поговорим! Он все мне выложит, этот хренов садист», — Билл понимал, что направленный в его сторону взведенный пистолет не лучшим образом способствовал допросу Стивена, но сам выстрелить пока не решался. Гулкую тишину молчания нарушил шериф:
— Вернулся? — слегка заплетающимся языком проговорил он, после чего бесшумно икнул и потянулся левой рукой к висевшей на поясе стальной фляге с дешевым виски. Несмотря на то, что от шерифа сильно разило сивухой, пистолет он сжимал крепко и не сводил дула с головы Билла. — Странно… Я думал, что ты уже давно сгинул, бродяга… Черт, запамятовал твое имя. — Стивен поморщился и, поднеся флягу ко рту, сделал несколько быстрых, больших глотков. Его речь сбила Твинса с толку. «Какого черта он еще пытается мне что сказать? Разве можно вообще говорить с человеком, которого собственноручно заживо скинул в заполненную трупами шахту?»
— Проходи, бродяга, пообщаемся, — Редлоу кивнул в сторону ближайшего стула. Это любезное приглашение как-то слабо вязалось с по-прежнему нацеленным на Билла оружием, но Твинс все же вошел в комнату и сел на такой же безвкусный, как и вся мебель в доме, стул. Он расположился таким образом, что позолоченный кольт также уставился между глаз Стивена. Теперь их положение было равным. Шериф со скептическим равнодушием оглядел револьвер:
— Будешь стрелять? Черта с два, тогда мы оба просто вышибем друг другу мозги. Полагаю, что ни тебя, ни меня такой исход дела не устраивает… Так что продолжаем жить, недовольные друг другом, — он как-то неискренне посмеялся своей не такой уж забавной остроте.
— Где Анжелика? — спросил Билл, придавая голосу всю жесткость и жестокость, на которую он только был способен.
— Анжелика? О чем ты? Не помню такой, — шериф сделал еще несколько глотков. Он сидел долго, у дальней стены виднелась целая батарея пустых зеленых бутылей.
— Девушка. Темноволосая красивая девушка… С вживленной в голову железкой… — Твинс начинал терять терпение. Он уже рассчитал, как именно ему нужно резко отпрыгнуть и положить Редлоу одним выстрелом. Он не собирался терять время, ведя праздные, пьяные беседы с этим бессердечным убийцей.
— Кажется, я знал одну Анжелику… Правда, она умерла несколько лет назад, еще совсем ребенком. Сгорела. Я сильно переживал, она могла оказаться моей дочерью… Впрочем, как и дочерью Винсента, Смита и еще целой дюжины мужчин… Ох уж эта потаскуха Кэрролл! Почему она выбрала тебя? А, не отвечай, сам знаю. Чтобы от нас отвязаться… — Стивен помолчал. — Железка, вживленная в голову… Слушай, бродяга, тебе явно нужно меньше пить! — сказав это, он поднес флягу ко рту снова. — Удивительно, как сильно выросло в цене виски с уходом Винсента… Да… Простым людям надо как-то спасаться от этого тумана и скотской жизни, ничего не попишешь. Зато они разом вспомнили про церковь. Бернс все нарадоваться не мог. Да здравствует христианский алкоголизм!
— Прекрати нести чушь! Где Анжелика? Где она? Я тебя спрашиваю, хренов демон! — Твинс не выдержал и вздернул руку с кольтом вперед и вверх. Шериф в ту же секунду инстинктивно повторил это движение, но стрелять оба не стали. Потом Редлоу громко расхохотался.
— Демон? Я? Да ты, видно, бредишь, дружок! Меня называли в этой жизни по-всякому, но «хреновым демоном»…Иди, проспись! — на этот раз Стивен смеялся открыто, без напряжения, его хриплый голос даже стал ненадолго мягче, но смех прервался так же резко, как и начался. Казалось, что вместе с хохотом шериф изрыгнул из себя разом весь хмель. Его глаза резко прояснились и стали холодными и цепкими. — Что ты знаешь о демонах, бродяга? Что? А я их видел. Вот этими самыми глазами. И не одного, не двух демонов, а целые легионы, неисчислимые армии, которые только и ждут своего часа. Они обступили этот город со всех сторон. Они невидимы, но они уже здесь. Все люди в страхе позапирались в своих домах. Они надеются скрыться от них за гнилыми деревянными стенами. Дураки! А может быть, просто трусы… Не так приятно встречаться по семь раз на дню с сатаной… Видеть его кривой оскал в этом проклятом тумане. Это уже не галлюцинации, это не ломка после белого порошка. Винсент так и не появлялся больше, клаудии в городе теперь нет, но демоны остались. И когда пошел снег, они перестали прятаться. Они стали нападать на людей, а безумцы в красных балахонах кричали и радовались этому новому порядку. Все надзиратели, слышишь, все переметнулись к ним. Они начали с того, что вывели всех заключенных одною колонной куда-то в болота. Кажется, в шахты. И те сгинули там. Я пытался все это остановить, пытался их образумить. Даже палил в воздух — они не слушали. Я не мог стрелять по своим ребятам, а они были достаточно сильны и властны, чтобы позволить мне жить. Чтобы я не сильно мешал им, они связали и приволокли меня сюда, и я видел все, что они сделали со Смитом. Он был порядочным лицемером и трусом. Джон пошел им наперекор всего лишь раз… Они выпотрошили его, как свиную тушу. Не знаю, почему эти фанатики до сих пор не тронули Бернса. Видимо, преподобный им не по зубам, но и это лишь до поры до времени. Улицы опустели, голод и чума достигли своего апогея. Я бродил по Сайлент Хиллу один, то тут, то там натыкаясь на кошмарных созданий и зверей… И я ничего не мог сделать. Мне часто снился один и тот же сон, будто я сижу высоко на дереве, а под ним бродит кто-то огромный, жуткий и сильный. Корни дерева подрывают два зверя — белый и черный. На дереве рядом со мной сидит змея, готовая в любой момент ужалить. И мне страшно, я боюсь этой змеи и того, что ждет меня внизу. Но я держусь крепко. А сегодня мне приснилось, будто дерево, наконец, рухнуло. Приснилось первый раз за двадцать с лишним лет. И я уже не боялся. Я вытащил из винной лавки столько вискаря, сколько мог унести, и засел здесь. Стал ждать. Я сидел, пил и гадал, как же будет выглядеть моя смерть. Оказывается, у нее будет твое лицо. Но не бойся, я заберу тебя с собой, поскольку решил держаться до последнего. Ни Палач, ни железный истукан, ни какая бы то ни была тварь еще не сможет взять меня легко, — произнеся эту долгую речь на одном дыхании, Стивен взвел пистолет. — Ну! Стреляй же! Давай стреляй! Чего ждешь?
— Не ори, — Билл не испугался этого угрожающего крика. Он прекрасно знал, что тот, кто кричит, всегда чувствует свою слабость. — Ты совсем спятил. Опьянел от крови так, что не можешь вытравить этот хмель из себя даже пойлом. Ты же сам Палач! Ты сам демон! Очнись, Кзучильбара! Откуда, по-твоему, взялись эти шрамы у тебя на голове? Вспоминай, вспоминай! Скажи, наконец, где Анжелика — это единственный способ вытащить из этого дерьма всех и разом.
— Да, я палач, но я всегда убивал только во имя закона. Я карал виновных, потому что имел на это право. Шрамы достались мне в память от милых краснокожих макак, они не всегда были такими тихими. А этот Кзучильбара… Я слышал о нем… Я видел его… Он даже не над, он просто вне любого закона. Он разрушил закон в этом городе, а я ничего не смог сделать. Теперь я могу только лишь достойно умереть, — «Врет, но больше ничего дельного не скажет. Надо убивать», — констатировал рассудительный Уильям. Вдруг что-то щелкнуло у Твинса в душе, и он, не медля ни секунды, оттолкнулся ногой от пола и рухнул прямо на стуле в сторону. В тот же момент шериф выстрелил, и у дальней стенки позади Билла разлетелась на осколки фарфоровая ваза. Предчувствие выручило Твинса, но его ответный выстрел лишь чуть оцарапал Стивену плечо. Даже будучи сильно пьяным, Редлоу двигался с нечеловеческой скоростью. Он отпрыгнул от пули, как дикая кошка. Движение получилось очень ловким и гибким, несмотря на его мощное телосложение.
И они пустились в беспощадно красивый танец смерти. Они ни на секунду не останавливались, рывками описывали круги по комнате и стреляли снова и снова, не способные поразить друг друга наповал. Пули застревали в стенах, едкий дым застилал глаза. Один раз Твинс случайно попал в Смита. Тело мэра слегка дернулось, когда пуля вошла ему в шею с глухим мерзким хлюпаньем. Где-то под ногами болтался хлам, все предметы в кабинете были перевернуты их размашистыми выпадами. Стивен был самый достойный из всех когда-либо встречавшихся Биллу противников. Но он все же был пьян. А посему — обречен. Четвертая выпущенная из кольта пуля оставила во лбу на секунду задержавшегося шерифа аккуратную ровную дырочку. Он ошибся первым. Кровь брызнула из пробитого черепа, словно из опрокинутого стакана. На лице Стивена застыла гримаса отчаянной ярости, но он не падал. Он стоял, слегка покачиваясь на месте, абсолютно не меняя своего выражения лица, и даже снова и снова пытался поднять подрагивающую руку с оружием. Он продолжал целиться! Твинс стрельнул ему в голову еще раз, и еще. Лицо превратилось в кровавую кашу, раздробленные кости выпирали из-под кожи тут и там, нос будто провалился вовнутрь. Но шериф стоял!
— Сдохни же, наконец, тварь! Сдохни! — Билл пытался выстрелить снова, но револьвер только беспомощно щелкал у него в руках. Редлоу медленно прошел вдоль комнаты, все так же направляя на Твинса свой пистолет. Его сильно трясущая, теряющая силы рука все-таки смогла надавить на курок еще раз, но этот выстрел оказался уже неточным, и пуля пробила зашторенное окно. Словно идя на звук, Стивен тяжелыми шагами повалился в сторону занавесей, раскачиваясь так, будто он находился на корабле во время сильного шторма. Билл с содроганием смотрел на его лопнувший, изрешеченный выстрелами затылок, но все же в глубине души он чувствовал ликование: «Ответил! Ответил! Ты все-таки ответил, гад, за все. За Гудбоя. За Пабло. За Роджера. За то, что выкинул меня в шахту. За тот удар по лицу».
Редлоу рухнул в окно, оставив красные следы на выпирающих отовсюду кривых осколках. Обмотавшееся вокруг его тела черное покрывало смягчило звук удара о камни, но было уже ясно, что шериф не сможет больше подняться. За окном была непроглядная, темная ночь. В окно сразу устремился обжигающе-холодный ветер. В кабинет полетели снежинки. Эти странные, большие и красивые снежинки… Несколько волков с площади кинулись к свежему мясу и принялись терзать труп шерифа с истинно звериным равнодушием. Они отрывали куски посочнее, выплевывали толстую ткань. А над всем этим висела луна. Спелая полная луна цвета желтого яда. Трещинки и пятна на ней складывались в ее лицо. В лицо Анжелики, девушки с глазами, в которых жила боль. Со стороны собора часто и громко звонил колокол, словно Бернс решил возвестить всему городу о смерти последнего служителя закона. Этот мерный звон погружал Твинса в какое-то оцепенение, он смотрел на далекую, едва различимую сквозь снежный туман фигурку священника на колокольной башне церкви, и в голове его было абсолютно пусто. Только гулкий звон. И луна. «Это панихида по всему этому миру. Я не смогу найти Анжелику… Я не смогу вернуться к ней… Теперь…Господи...» И колокол бил все сильней и яростней. Даже отсюда был слышен мощный бас Карла, призывающий всех сынов и дочерей церкви выходить на улицы, ибо «близок час гнева его». Он кричал, что нужно покаяться, оставить все грехи и ошибки в прошлом, кричал, что настало время отделения зерен от плевел. А на площади выли волки.
С одной из улиц донесся топот множества копыт. Билл перевел взгляд в ту сторону и разглядел целый отряд «слуг Кзучильбары». Они ехали прямо по городу, озаряя свой путь коптящими факелами. Человек тридцать-сорок, а может быть, и больше. Их красные одежды развевались на встречном ветру, и даже самые крупные звери в страхе разбегались перед их колонной. Он различил крестообразные вырезы на их масках. Наверное, Культ за эти сорок дней подчинил себе город настолько, что прятать лица больше не имело смысла. «Палачи… Это одежды палачей… Палачей и жестоких чудовищ. Они хотят во всем походить на своего могучего лидера, который теперь стал просто куском мяса для голодного зверья. Сейчас они захотят мести. Ничего страшного, с местью, как и со смертью, я давно уже на «ты», хотя обе они лживые подлые суки», — Твинс отошел от окна. Ему нужно было снова убегать, поскорее скрыться где-нибудь от этих фанатиков. «Эх… Было бы у меня хотя бы двадцать патронов! Эти психи ведь не признают огнестрельного оружия. Я бы остался прямо здесь и снял бы уже половину отсюда. Черт!» Он кинул прощальный взгляд на завернутый в черное полотно, раздираемый слюнявыми челюстями труп. Но какое-то чуждое, не звериное движение в тумане зацепило его взгляд. Это было нечто медленное и неотвратимое, нечто с хорошо знакомой поступью смерти. Еле слышимый отсюда скрип металла о мостовую Билл не перепутал бы ни с чем. Где-то рядом в тумане брел Палач… Живой и невредимый. Твинса пробил сильный озноб, и причиной тому был вовсе не холод с улицы. В какой-то нервной лихорадке он зажал рот, чтобы не закричать. Первая возникшая в голове мысль была: «Смерть нельзя убить… Смерть невозможно убить… Можно уничтожить жизнь, можно принести в этот мир новую смерть, но саму смерть уничтожить нельзя!» «Успокойся! Не паникуй! Помни, что сказал Экзальчибуте. Он ясно дал понять, что у этих демонов есть люди-наместники на земле. Помнишь, о говорил еще о каком-то… О втором… Наверное, это и есть Желтый Демон, а мы только что расправились с Красным. А если мы смогли убить Стивена, значит, и этот красавец вполне себе смертен. Не паникуй!» — успокаивал его Уильям.
— Нет! — все-таки не сумел сдержать крика Билл. Он знал, что это тот самый Палач, тот самый Кзучильбара, и дело было даже не в том, что он помнил по последнему астральному странствию, как выглядит Лобсель Вис. Нет. Он узнал Палача, и ошибки быть не могло. Кзучильбара направлялся к нему, чтобы завершить начатое. Чтобы убить, покарать, и теперь на шее не было спасительного паука-заступника. И не было мудрого индейца, который бы помог во всем этом разобраться. Только колокольный звон. И луна.
— Я убил не того! Я убил невинного человека! Я ошибся! — бормотал он, быстро метаясь по комнате. Убегать? А разве можно убежать от смерти? Смерть достанет тебя везде… Может, стоит принять ее с честью, как поступил Редлоу? Бедный, убитый за чужие грехи Редлоу? «Нельзя убежать от смерти, но можно убежать от Палача. Однажды мы уже сделали это. Значит, сможем и еще раз. Шериф — слабак, он сломался и отказался от борьбы. Просто сидел на месте и глушил виски. Ты хочешь идти этим путем?» — раздался в голове голос Уильяма. И сразу за этим тихий шепот Гудбоя: «Теперь ты знаешь, бандит, каково это — убивать невиновных… Но виновны все». А после еще заговорил еще один призрак. Это был Эказльчибуте: «Многие вещи не такие, какими они кажутся». И еще целый поток голосов и звуков пронесся сквозь уши Твинса. Голова раскалывалась от невыносимой острой боли, в глазах начало темнеть. В этой какофонии он мог различить только тонкий голосок Анжелики, тихо поющий свою колыбельную: «Красные листья падают вниз, и их заметает снег…»
— Будьте вы все прокляты! Моя голова — не проходной двор! — Билл упал на колени и принялся тереть виски. Тяжелые шаги и скрип тесака раздавались уже на первом этаже. Шепоты призраков смолкли, боль отступила. Остался только уверенный, сильный голос брата: «Беги!»
И Твинс побежал. Он резко сорвался с места и, не разбирая комнат, кинулся к выходу так быстро, как только мог. Палач уже ждал его на лестнице. Старое сухое дерево угрожающе скрипело под его тяжелым, мощным телом. «Не смотри на него, не смотри на него, не смотри на него», — слились в Билле его испуганный голос и приказ брата. Пулей пролетев мимо занесенного для удара тесака, Твинс случайно оступился на скользких ступенях, и пол с потолком несколько раз поменялись местами. Распластавшись на ковре, он сильно ушибся, но сейчас было не до этого. Воздух со свистом рассекал меч Палача, и Билл подскочил с ворсистого ковра, как ошпаренный, разминувшись с лезвием всего на долю секунды. Палач не выл, не ревел. Из-под пирамиды не доносилось ни звука, и это было ужаснее всего. Еще несколько футов! Входная дверь уже виднеется в полумраке, у нее даже не стоят, преграждая проход, фанатики! «Но почему, чем быстрее я бегу, тем ближе эта тварь подбирается ко мне? Он же еле шагает! Как это возможно?» — Твинсу казалось, что весь этот дом стал вдруг живым и что он помогал Кзучильбаре настигнуть свою жертву… Твинс всей кожей ощущал, как легко может перейти этот противный холодок страха, пробегающий по телу, в холод ржавого стального лезвия, впивающегося в спину. Бежать, бежать, бежать, даже не думать об ответных ударах — Палач этого не прощает. Бежать так, что сердце готово вылететь из груди. Бежать так же отчаянно, как бегут от смерти.
Комья снега ударили в лицо. Теперь морозный воздух наполнял не только звериный смрад, но и запах гари. Культовики поджигали дома… В затянутом тучами небе кружился черный пепел. Бежать! Он все еще рядом… Скрыться, спрятаться, слиться с землей, с камнем, с деревьями, с домами… Бежать! Наверное, Кзучильбара не хотел его убивать. Другого объяснения того, что ему удалось вырваться из дома, Билл не находил. Он был почти счастлив, когда сумел потеряться в лабиринте узеньких улочек, наполненных дикими животными. В разных частях города вспыхивали все новые и новые дома. Постройки в Сайлент Хилле располагались очень плотно друг к другу и были в основном деревянными, как и в любой американской провинции. При сильном ветре от города за считанные часы могло остаться одно пепелище. Люди, в чем было, выходили на улицу: кого-то привлек бой колокола, кто-то пытался понять, почему загораются рядом стоящие дома. Дети плакали, многие женщины крестились, небритые мужчины решительно сжимали в руках кирки и другое нехитрое оружие.
— Что происходит? — окликнул Твинса кто-то, как будто он сам мог что-то понять.
— Мир сходит с ума! — выкрикнул на бегу он. Словно в подтверждение его слов, бродящие по мостовой звери стали меняться. Это были чудовищные метаморфозы, каждое животное покрывалось какой-то коричневой гнилью и жутко деформировалось. Уже нельзя было отличить рысь от волка, но каждый новый рожденный монстр был уникален в своем уродстве. Вместе с ужасным внешним видом, ко всем животным пришла и некая бешеная агрессивность, бывшие олени и даже безобидные мыши нападали на людей, особенно старательно пытаясь добраться своими огромными лапищами до детей. Кто-то из чудищ был знаком Твинсу по прошлым кошмарам, кого-то он видел впервые. С крыш домов спикировали огромные полунетопыри-полустрекозы. Они метили своими длинными острыми клювами в глаза, и Билл отмахивался от них руками, как ветряная мельница. На теле быстро стали кровоточить как старые, так и новые раны. В царапины заливалась стекающая с кошмарных существ вонючая жижа. Туман вокруг ожил — он больше не изводил людей постоянным взглядом, он пожирал их своими адскими легионами. «Это уже не галлюцинации…» — откуда-то из другого мира, как сквозь плотную вату, доносился голос Стивена. Женский визг и мужские крепкие словечки заполнили улицы. Кто-то спешно уводил детей… Люди сбивались в стаи, в отряды, и они не торопились бежать прочь. В их пыльных лицах сверкала какая-то дикая, отчаянная и безнадежная решимость, как у загнанных в угол зверей. Они отгоняли чудовищ от себя палками, валили монстров на землю, ломали им хребты и шеи. Где-то вдалеке небольшой отряд культовиков также не мог совладать с клокочущим живым морем тварей. Многие фанатики падали с лошадей, и их накрывала с головой волна этой шевелящейся нечисти. Пожары вздымались все выше. Луна безучастно наблюдала за развернувшимся в городе адом.
Со стороны церкви доносились ружейные выстрелы. Подняв голову, Твинс разглядел, как преподобный Бернс, хохоча, палит из многозарядника в чудовищ и поджигателей прямо со своей колокольни. Точно так же, как расстреливал его приспешников Винсент не так давно. В меткости он сильно уступал библиотекарю, но, видимо, патронов и времени у него хватало, а от дьявольских птиц его берегла святая вера. И то тут, то там громко ржала лишившаяся всадника лошадь, или долго выл накормленный свинцом сын скверны.
«Что делать? Куда бежать? Где Анжелика? Как остановить это безумие? Как???» — даже брат не мог помочь Биллу найти ответы на эти вопросы.
— Дженнифер! Доченька, Дженнифер, куда же ты бежишь! Туда нельзя, там эти твари… — закричала какая-то женщина, выпустив из рук вырвавшуюся девочку.
— Какие твари, мама? Это же всего лишь лисичка и енот, смотри, какие милые! — отвечал обиженный детский голосок.
«Ну, конечно! Боже, как просто! Я должен найти Дженнифер! Ее и только ее, она должна знать об Анжелике все… Пока еще… пока еще не слишком поздно», — Твинс вспомнил повешенную куклу на том самом «живительном» дереве. «Где же был ее дом? Где же ее дом?» — он перешагивал через мертвых чудовищ и людей, неловко отбивался вырванным из рук павшего шахтера железным ломом. Отбросив от себя волну монстров, мужчины обступили плотным кольцом жен и детей, затем двинулись к главной площади, подбирая на ходу новые растерянные семьи. Несколько шахтеров отделились от общей толпы и с криками: «Безбожники!» стали стаскивать с лошадей на мостовую встречных культовиков. Те отбивались и разили своими кривыми ножами наотмашь, но их было гораздо меньше, чем разъяренных жителей. Повалив на землю, шахтеры избивали поджигателей сапогами до тех пор, пока у «слуг» не оставалось ни одной целой кости, и не шла багряная пена изо рта.
Звери терзали не только людей, но и друг друга, брызгая из открытых ран на землю потоками мутной, черной крови. Вспыхивали, как спички, все новые и новые дома. Мольбы женщин, обращенные к небу, сливались с грубыми выкриками мужчин, животным рычанием тварей и каким-то ритуальным пением фанатиков. Воздух наполнился странным гудением, переходящим сперва в невыносимо высокий визг, а затем в бьющий по ушам бас. Мрачный бой колокола казался музыкой по сравнению со звуками этой сирены.
Твинс пробивался сквозь плотные стаи, уходя все дальше от первой, самой большой толпы. Всем встречным он кричал, чтобы они шли к главной площади, полагая, что, сбившись вместе, люди увеличат свои шансы на выживание. Плакавшие поначалу дети гораздо быстрее привыкали ко всем окружающим странностям и совсем не шарахались в сторону от инфернальных существ. Некоторые даже смеялись и тыкали во все стороны пальцами, будто суровые родители просто вывели их на ночную прогулку. Взрослым же было не до смеха. Сирена выворачивала уши наизнанку, звери становились все яростней и наглей. А любая встреча «красных» и шахтеров уносила еще несколько жизней. Люди и сами ничем не отличались в этой неразберихе от животных, они хватали с земли камни и палки и просто шли убивать. Убивать жутких чудовищ и, с куда большим наслаждением, себе подобных.
В одном из темных переулков Твинс различил неясную тень, которую все же смог опознать по небесно голубому цвету кимоно. Сейчас Акиро был не в лучшем виде, он еле передвигал ноги, весь был перемазан кровью, а на его лице застыло очень странное выражение. Его лицо искажала гримаса не то боли, не то отчаяния. Билл никогда за всю свою жизнь не видел, чтобы хладнокровный японец позволил бы себе такую слабость.
- Акиро! – окликнул старого друга Твинс. Тот лишь тяжело присел у одной из каменных стен, упершись в нее спиной. Кажется самурай уже не мог подняться самостоятельно.
Билл спешно подбежал к другу, надеясь, что еще можно успеть. Он хотел помочь, хотел перевязать раны, но Акиро отстранил Твинса от себя одним резким жестом.
- Билл… Рад тебя видеть… Как твоя миссия? Успешно завершилась?
- Нет. Я ошибся и убил невиновного. Но это сейчас не важно. Твои раны нужно срочно перевеять.
- Не утруждай себя. Мертвым не нужна помощь. Я тоже потерпел неудачу, Билл. Ибо она непобедима. Она несет разрушение в этот мир, она так долго копила в себе ненавсить, что теперь может обрушивать здания одним движением бровей, - Акиро зашелся полубезумным булькающим смехом. Кажется у него было пробито легкое.
- Что ты говоришь, глупый узкоглазый! Сейчас я вынесу тебя отсюда подальше, все еще образуется…
- Ничего не образуется Билл. Мы оба проиграли. Этот мир уже принадлежит этим демонам, а мы оба ничего не смогли сделать. Чертов индус не дал мне до нее добраться. Он отсек мне руку по локоть, Билл! Я устал проигрывать. Больше не хочу. Настало время сделать то, что я должен был сделать давно, еще тогда когда мой клан полностью уничтожили. Каждый день жизни с того момента покрывал мою душу пятнами позора. Но я больше не буду проигрывать. Хватит! Теперь я сделаю то, что предрешено.
И прежде чем Твинс успел хоть что-нибудь предпринять, самурай перерезал себе горло коротким мечом вакидзаси. Когда агония прекратилась, и Акиро перестал дергаться, его лицо странным образом разгладилось, словно бы душа японца обрела долгожданный покой.
«Какого черта! Глупый узкоглазый… Что же ты наделал… а ты ведь был самым смелым из всех нас… И ты тоже сдался. Все сдались… Все сгинули…» - думал Твинс обнимая ушедшего навсегда друга. Его тела била мелкая дрожь. Но он ничего не мог сделать здесь, самурай сам выбрал свой путь. А найти Дженифер все еще было возможно. С трудом приподнявшись Билл заставил себя отойти от тела Акиро и побежал по городу дальше, на поиски своей жены.
Подле одного из домов с широкой плоской крышей Билл остановился, чтобы перевести дух. Он заплутал и не мог вспомнить, где же находится этот чертов дом Кэрролл. Он ведь был такой неприметный, такой обычный… Боже, как же сейчас миру не хватало той самой обычности. В подтверждение этих мыслей с крыши донеслись звуки расстроенного рояля. Он не стал удивляться. В самом деле, почему бы не затащить на крышу рояль и немного не поиграть? Наверное, это даже лучше, чем убивать все, что движется…
Твинс чуть не расхохотался, когда понял, что слышит сквозь перепады нот фальшивое пение Винсента. Именно он забрался на крышу с роялем! «Как это, черт побери, аристократично. В духе этого сукина сына!»
«Мой город был и велик, и смел…
Но однажды сошел с ума…
И, сойдя с ума, придумал чуму,
Но не знал, что это чума…
Мой город устал от погон и петлиц,
Он молился и пел всю весну…
А ближе к осени вызвал убийц,
Чтоб убийцы убили войну…»
Протяжный мотивчик сменился бравурным маршем.
«Убийцы сначала убили войну
И всех, кто носил мундир…
И впервые ложились в кровать одну
Солдат и его командир…»
Снова сильные, тягучие удары по клавишам.
«Затем они устремились на тех,
Кто ковал смертельный металл…
На тех, кто сеял пшеничный хлеб,
И на тех, кто его собирал…
А когда убийцы остались одни
В середине кровавого круга,
Чтобы чем-то заполнить тоскливые дни,
Они начали резать друг друга…
И последний, подумав, что бог еще там,
Переполнил телами траншею.
И по лестнице тел пополз к небесам,
Но упал и сломал себе шею…»
«Какая точная и сильная песенка… Винсент снова бьет, не промахиваясь… На этот раз в сердце, а не в лоб», — Билл залез наверх по свешенной с крыши веревочной лестнице. Внизу, на мостовой, метались звери, и один из них обхватил длинным сизым щупальцем его ногу. Но сокрушительный удар лома отбил у твари всякое желание тянуть свою добычу вниз. А Винсент все продолжал петь, только на этот раз мелодия была очень хорошо знакома Твинсу.
«Красные листья падают вниз,
И их заметает снег…
Красные листья падают вниз,
И их заметает снег…»
Большой черный лакированный рояль, засыпанный снегом, в свете пожарищ отбрасывал на крышу дрожащую тень. Библиотекарь на этот раз был полностью облачен в черное. Его строгий, выглаженный фрак казался чем-то траурным. «Это его траур по городу, он слишком уж хорошо здесь жил, и, возможно, даже пропитался некими чувствами к этому мерзкому месту», — догадался Билл. С крыши открывался великолепный вид на творящийся внизу хаос.
— Тебе нужно оружие, не так ли? — без всяких объяснений и приветствий, небрежно отвернувшись от инструмента, бросил щеголь. — Знаешь, сейчас наступила удивительная пора. Ты можешь получить все, что только пожелаешь, стоит лишь очень сильно захотеть. Я вот захотел, чтобы прямо тут, на крыше, оказался этот прекрасный инструмент… Жаль, что он расстроен, но и на том спасибо. Вера и желание сейчас творят истинные чудеса. Мир стал изменчив и податлив, как пластилин, и ты можешь кроить его, как пожелаешь, только лишь силой своей воли. В разумных пределах, разумеется…
— О каких к черту, разумных пределах ты говоришь? Ты что, не видишь, что мир спятил, окончательно и бесповоротно! Я выяснил для тебя все, что ты просил, я знаю, как остановить этих дрессировщиков больших и сильных духов. Но если у тебя есть ствол, то будь добр — выручи меня, а не неси чушь о пластилине, если, конечно, хочешь, чтобы я смог до них добраться! — Билл был вне себя от ярости. Даже сейчас Винсент не мог оставить свой вечный выпендреж.
— Ничему ты не учишься… И ничего, по большому счету, не хочешь… — библиотекарь раздосадованно покачал головой. Затем вытащил из-под рояля револьвер и пригоршню патронов. Твинс мог поклясться, что это тот самый кольт, с которым он въехал в город! Небрежно бросив их в его сторону, он лениво произнес. — Если ты ищешь дом Дженнифер, то это в ту сторону, — он махнул рукой на север. — Только поторопись. Ее искать будут многие… Очень многие… Да… И еще, если хочешь все-таки выжить, научись не убегать от своих страхов, а смотреть им в лицо. Как я… И тогда даже в спятившем мире ты останешься трезв и рассудителен. А теперь пошел вон, меня ждет музыка, — и он снова принялся бренчать по клавишам, затянув что-то проникновенное на французском. Билл торопливо подбирал патроны, заряжал пистолет и, не задерживаясь, прыгнул прямо с крыши на лежавшую рядом кучу песка. «Пусть музицирует, аристократ хренов! У меня есть дело, с которым я не имею права не справиться. Я должен вернуться к Анжелике», — Твинс поднял глаза на желтую луну с ее лицом. Луна присосалась к его душе, как пиявка, и не хотела отпускать. «Потерпи еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть, милая… Я уже в пути!»
А потом были длинные вереницы улиц. Он видел множество невообразимых, истекающих слизью и гноем существ. Видел, как христиане и культовики рвут друг другу глотки. Видел, как Бернс, спустившись с башни, воодушевлял народ на «расправу с детьми сатаны», видел, как священник с одинаковым усердием орудовал и святым словом, и уже липким от крови топором. Видел, как некоторые мужчины кидались насиловать вопящих женщин и разбивать окна домов. Видел, как грабили магазины и пили дрянную бормотень прямо рядом с трупами. Все чуяли, что наступает что-то… Что-то, что за краем. Последняя ночь, за которой уже не будет света. Преподобный карал как красных безбожников, так и впавших в грех и разврат сынов церкви. Пригвождал к земле с одинаковой силой и насильников, и культовиков, читая над павшими христианами короткие молитвы, а над павшими врагами изрыгая басом проклятия. Люди слушали его и боялись. Он умел и хотел вести за собой толпу.
А еще он видел на улицах индейцев. Непонятно, когда они успели пробраться в город, но все краснокожие были отлично вооружены. Нелепая картина — сжимающие ружья дикари и целый обезумивший город белых, вернувшийся к временам раннего средневековья. Их молчаливая пестрая колонна держалась особняком, поодаль как от фанатиков, так и от христиан. Стреляли редко, только когда кто-то из жителей подходил слишком близко. Они не тратили пуль на и так прекрасно истребляющих друг друга белых. В середине их немаленького отряда шествовала маленькая девушка, чье тело было исписано шрамами. Сейчас Диана чем-то неуловимым, наверное, болью в глазах, напоминавшая Анжелику. Там, куда падал ее взгляд, земля начинала набухать, и на поверхность из самой преисподней лезли все новые и новые твари. Если же она смотрела на дома, то они рушились сами собой. Дикарка несла в город разрушение. Подле Дианы спокойно вышагивал Балу Сингх. Если кто-то из жителей города неосмотрительно подходил к процессии слишком близко, индус метал в наглеца выкидной коротенький нож и все его выпады попадали точно в цель. Краснокожие не теряли надежды вернуть свою землю. Они умели ждать и разбирались в духах.
Когда до дома Кэрролл оставалось пройти всего пару кварталов, Твинсу преградил путь Палач. Он перерубил на части множество шахтеров, справляясь с этими неорганизованными толпами лучше, чем все его слуги вместе взятые. С огромного тесака капала дымящаяся кровь. На его грязной одежде было много следов от пуль, много вмятин и порезов. Но ни капли крови. Смерть нельзя убить. Он двинулся в сторону Билла, неотвратимый, как горная лавина. На пирамиде лежал снег, густо перемешанный с черным пеплом. Обойти его Твинс не мог, на узкой улочке для этого просто не оставалось места. «Надо смотреть в лицо своему страху… Да, я боюсь тебя, демон, да, я слабее тебя… Но, чтобы выжить, надо смотреть в лицо собственному страху!»
Издав громкий крик («кричат всегда только те, кто чувствует свою слабость»), Билл понесся на него, высоко подпрыгивая на ходу. Он даже пару раз стрельнул, но, как и ожидал, пули лишь звонко отскочили от красной пирамиды. Выставив вперед тяжелый лом, прежде, чем Палач успел занести свое чудовищное оружие, он буквально вскочил ему на плечи и что есть духу огрел Кзучильбару ломом по голове. Раздался гулкий звук, будто ударили по пустому ведру. Демон не привык получать отпор, он даже слегка покачнулся. А Твинс, продолжая упираться ногами, держась дрожащей рукой за край железного шлема, бил еще, и еще, и еще… Он напряг все тело, не давая Кзучильбаре двинуться, не давая ему поднять руку, несущую смерть.
Наконец, ему удалось сделать то, чего он так хотел… Он сорвал с его головы пирамиду и сам рухнул вниз.
Когда Билл поднял глаза, чтобы взглянуть на лицо демона, у него перехватило дыхание.