Глава 14. Смерть
(Музыкальная тема главы - Man With A Harmonica Ennio Morricone )
Человек хуже зверя, когда он сам зверь
Рабиндранат Тагор
Экзальчибуте подошел к еще теплому, висевшему над воротами трупу. Он прикоснулся к бледному лбу несчастного и быстро одернул руку, будто его обожгло огнем. Сильно нахмурившись, он промолвил:
— Им давали выбор… Повесить, четвертовать или посадить на кол… Тела не предавали святому огню… Тела либо оставляли так, но чаще скармливали земле или озеру… Это неправильно… нехорошо… А что бы выбрал ты? — неожиданно обратился он к Твинсу.
— Повешение, — ни секунды не раздумывая, бросил на ходу Билл. Он уже мог позволить себе не ждать медлительного, хромающего слепого и неповоротливого чернокожего и уходил все дальше по улице, все надписи на которой были лишь на незнакомом ему французском языке. Отовсюду веяло смертью…
- Погоди! Не торопись идти на штурм города. У этого места много своих секретов и если мы хотим войти в него, нужно одолеть стража этого города! – предостерегающе крикнул Твинсу Экзальчибуте.
- Какого еще стража, краснокожий? Это место мертво! Мертвее чем сама смерть, тут нет и не может быть никаких стражей! Правда ведь Роджер?
Стронг насупившись молчал и шмыгал носом, не подтверждая, но и не опровергая слова Билла. Было видно, что это место ему очень не нравится.
- Я говорю с тобой о важных вещах. Страж есть у каждого места. И одни духи знают, кто это будет в этой местности. Я давно, очень давно ту не бывал и я не зна…
- Брось! Вздор! Все вздор и болтовня! Пошли, Роджер! – Твинс развернулся на одних каблуках и двинулся дальше.
Мертвый город — зрелище странное. С одной стороны, это не такая трагедия, как смерть одного-единственного человека, ведь люди чаще всего оставляют города умирать, просто покидая их, и ни одна новая душа не отправляется в бесконечное безвозвратное странствие. Но чуть слышный шепот ветра, обилие битого стекла, прогнившие насквозь деревянные стены домов, остатки старых клумб, где когда-то были цветы, истлевшие, уже никому не нужные вещи в грязных витринах, распахнутые настежь скрипучие двери, манящие черными зевами входов, вездесущая ржавчина и разросшийся до невообразимых размеров сорный плющ, — все это было одним большим надгробным камнем. Одной колоссальной по своим масштабам эпитафией, которой мог удостоиться только мертвый город, но ни один из людей, каким бы влиятельным и властным в мире живых он не был. В тумане, который не оставил без своих объятий и этот уголок Великих Озер, то тут, то там виднелись раскиданные тела… Части тел… Свешивающиеся со столбов… Насаженные на колья… И просто брошенные на пыльной дороге без всяких изысков. Некоторые — еще свежие, другие уже успели распухнуть и позеленеть. Краем глаза Твинс замечал в этом царстве Аида то одно, то другое знакомое и ненавистное ему лицо очередного приспешника Бена. Один раз ему почудилось, будто из-за угла выглядывает краешек парадной формы времен Первой Войны. Он не стал ничего проверять… Зачем лишний раз портить себе настроение и раскисать, когда дело всей жизни близится к концу? Прежде чем совсем оторваться от докучливого, бесполезного теперь краснокожего, Твинс все-таки не удержался и, обернувшись, задал ему еще один, как он считал, последний вопрос:
— Как они настигли их? Как? Эти слуги не признают ружей, а банда Шатерхенда была действительно вооружена и опасна. Как они перебили их с такой легкостью, если я один положил больше дюжины этих «красных»?
— Я просто не стал предупреждать… — индеец последовал за голосом Билла, и его посох мерно отсчитывал коротенькие шаги. — Наверное, должен был бы… Но я просто испугался. Их и вправду было слишком много, и они были слишком хорошо вооружены. Если с тобой я отделялся всего лишь прострелянным коленом, то эти лихие люди не оставили бы мне ни малейшего шанса. Так что их попросту застали врасплох… Наверное, ночью подкрались тихо и, сняв часовых, завернули всю банду в мешки… А затем снесли сюда. И стали давать выбор… — отвечая, Экзальчибуте незаметно успел подойти вплотную к Твинсу и, задрав вверх голову, принюхался. — В такие моменты, в таких местах я даже рад своему увечью. Запахи и звуки просто кричат мне о смерти. Новый город, тот самый Сайлент Хилл, еще хотя бы трепыхается, агонизирует. Там все же еще есть дети… И люди, хоть механически и безрадостно, но выполняют какую-то работу, совершают движения… Если долго не колыхать воздух — он умирает, как неизбежно зацветает стоячая вода в озере… Даже неживая на первый взгляд вещь умирает без движения, — затем он «посмотрел» на Билла. Белые, без малейшего намека на цвет глаза не шевелились. Руки ощупывали лицо и карманы Твинса. Он не возражал, хотя и держал нож наготове. Наконец по лицу индейца прошла легкая дрожь, его скулы свело так, словно он съел лимон. Отведя в сторону правую ладонь и сжав ее в кулак, левой он извлек на свет золотое кольцо Дженнифер. — Прежде, чем отправишься дальше… Прежде, чем пойдешь бродить по этому умершему городу… Выбрось это, — Экзальчибуте держал кольцо только кончиками подрагивающих пальцев, будто оно было опасной ядовитой гадиной. — Не стоит входить в такие места с грузом чужих, не самых чистых и лучших путей… Оставь свою память на этой улице.
Билл вырвал у него из рук кольцо. Дело было вовсе не в том, что оно золотое. Уже давно Твинс заметил за собой, что бережет драгоценный металл скорее по намертво въевшейся в душу с раннего детства привычке. Но сейчас причина была иная. Он просто не хотел выбрасывать свою память. В конце концов, это было все, что у него осталось от первой (и последней) в его жизни жены.
— Нет, — Билл не собирался ничего объяснять болтливому краснокожему, и хотел было уже идти дальше, к виднеющийся вдали пустой главной площади, но индеец остановил его уверенным движением.
— Можешь губить себя, как захочешь. Но помни мои слова — эта вещь наверняка принесет тебе вред… Скорее всего, приманит неких духов, встреча с которыми будет тебе неприятна… Может быть уже… — он понизил голос. — Оружие всегда помнит войну, чаша — пиры, а в вещах любящих матерей часто остается отпечаток памяти их детенышей, — Твинс вздрогнул от мыслей об Анжелике. «Они ведь так похожи… И эти кошмары с ее участием начались только тогда, когда…» — он все понял. Экзальчибуте снова был непостижимым образом прав. Он понимал, что к чему во всем этом бардаке куда лучше Билла. Но мужчина с местью в сердце не нашел в себе сил разжать ладонь и уронить кольцо на землю. Он слишком сильно привязался к поселившемуся у него в снах маленькому беззащитному существу. И перспектива кошмаров не страшила его. Скоро уже его миссия закончится, и тогда он лишится страха совсем.
— Ладно, глупый, упертый бледнолицый… Поступай, как знаешь, мое дело только дать совет, — слепец выглядел немного обиженным оттого, что Твинс столь наплевательски отнесся к его словам. Но никакого страха или решимости все изменить в его голосе не было. — Я полагал, что ты так и поступишь. Тогда тебе нужно вот это, — он засунул правую руку в какую-то небольшую сумку, висевшую у него за спиной, рядом с колчаном стрел. Когда он ее вытащил, с кончиков пальцев сыпался какой-то черный, напоминающий пепел порошок. Он плюнул на ладонь, растер получившуюся жижу, а затем очень быстро провел на шее у Билла несколько черточек. Твинсу было бы глубоко на это начхать, если б не легкий зуд и покалывание, которые он ощутил в местах прикосновений индейца. Ощущения были даже немного приятными, словно маленький комар посасывал через кожу кровь, параллельно вводя в организм легкое обезболивающее.
— И что теперь? Я стал «сиу»?
— Не злорадствуй. Это охранный знак… Теперь у тебя на шее живет маленький паучок. Не обижай его, ладно, а то он может обидеться, и будет кусать не твоих врагов, а тебя… — слепец улыбнулся, довольный своей работой. Биллу только и оставалось, что вздохнуть. «Дикарь — он и есть дикарь», — с сожалением констатировал он и, положив кольцо поглубже в карман, двинулся вперед. Экзальчибуте шел за ним следом. Твинс и не думал его прогонять, пусть макака будет рядом, если ей так хочется… Да и его стрелы с парой засапожных томагавков лишними, конечно, не будут, особенно когда у тебя всего одна пуля, и та «именная».
Окружающий мертвый город пережевывал их. Выпивал их ледяными глазами пустых, не застекленных окон, тянул кривые пальцы торчащего железа, пугал шорохом мусорных куч и скрипом несмазанных дверных петель. Ветер… туман… Шорохи и шепоты мертвых… Мерное, как бой механических часов, постукивание посоха спутника, неуклюжая поступь негра. Какой-то протяжный металлический скрежет позади. Билл остановился. «А только ли туман и стены пустых домов следят за нами?» — он резко обернулся, выставив перед собой нож. «Все тот же хромой проводник… Растерянный Роджер. Какие-то тени вдалеке…. Кажется, не двигаются… Черт, из-за этой дымки ничего не различишь! Мертвые? А может быть здесь стоит бояться и мертвых тоже?» «Не пори чушь! Мертвые безобидны и абсолютно флегматичны. Боятся нужно только живых, и ты это знаешь», — это был уже Уильям. Сейчас Твинс был рад его рассудительности. И все же некое нехорошее предчувствие склизко зашевелилось где-то между сердцем и животом. Экзальчибуте шел смирно и не выдавал ни малейших признаков беспокойства, хотя Билл не понаслышке был знаком с необычайной чуткостью его сородичей, да и просто слепых людей. Но краснокожий шел уверенно, а ему все чудился этот давящий, тяжелый взгляд города… И того, кто поджидал их…
— Тебе не кажется, что на нас сейчас кто-то смотрит? Наблюдает за нами, словно мы уродцы в цирковой клетке? — спросил он у не отстающего краснокожего.
— Мне не кажется… Я знаю, что за нами следят. Это Страж. И еще это Кзучильбара. Это ведь его город. Сайлент Хилл был отдан во владения Лобсель Виса, а тут живет Дух Красного Цвета. Любому хозяину интересно поглядеть на непрошеных гостей, не стоит его винить за это… — где-то вдалеке снова раздался металлический скрежет, как будто бы кто-то тащил что-то острое по земле. «Кзучиль…Бара… Карл Бернс… Что-то есть в этом… Созвучное, а? Да и тот парень… Я точно видел, как он стоял в толпе поджигателей. Тот, кто сжигает дома, вполне способен на все это. К тому же харизмы ему не занимать, а из местных апатичных жителей можно вылепить все, что угодно. У них ведь совсем нет личностей. Скажут им карать грешников — они станут это делать, все упирается только в упорство и умение дрессировщика. Может быть, этот полоумный святоша сейчас притаился за одним с поворотов и тащит по улицам тяжелый бронзовый крест? Возводит Новый Иерусалим на улицах, с которых еще не слетели старые, мелодично-мягкие названия? Кажется, я уже знаю, кто этот лидер красного Ку-Клукс-Клана», — Твинс начинал догадываться, кто падет от его рук следующим, после Шатерхенда. Это будет новая месть. За Гудбоя и Пабло… Да и Винсенту наверняка будет приятно. К тому же это наверняка тот самый, нужный ему «укротитель духов». Хотя кое-что еще требовало разъяснений.
— Тот, кого ты называешь Кзучильбарой… Извини за дурацкий вопрос, но… он человек?
— И да, и нет, — пожал плечами индеец. Затем принялся подбирать точное слово в чужом языке. — Это… это сущность. Она может принимать разные формы… Послушай, если ты и впрямь хочешь понять, я должен объяснить тебе кое-что, но рассказ не будет коротким. Ты выслушаешь меня? — Билл кивнул. Шатерхенд мог подождать, для начала нужно было разобраться с тем, что из себя представляет новый враг. Экзальчибуте оперся о посох и стал рассказывать. Твинс слушал внимательно, но также внимательно следил за всем происходящим вокруг, настороженно готовясь к неожиданной встрече с красными фанатиками и их заводилой Бернсом.
— Когда Зверь пришел в наши земли первый раз, он обосновался как раз в этих местах… Святых для нас местах… Мы пробовали с ним бороться. Воины пытались прогнать его силой оружия, вожди пытались умилостивить его дарами, но ничего не помогало. И уже тогда появились среди моего народа безумцы, дерзнувшие обратиться за помощью к Матери. Зверь мог разбить свой город в любом ином месте, но даже вы, бледнолицые, чувствуете Силу, исходящую от камней, расположенных тут. Эти камни дышат и растут, как живые. Они — предвечные камни из Первомира…
— Подожди, под Зверем ты имеешь ввиду бедных лягушатников? — Билл при всем желании не мог вникнуть во все тонкости индейской мифологии, но вот это сравнение первых европейских поселенцев со Зверем его задело и озадачило. — Почему ты называешь нас Зверем? Ты видел Европу и, наверное, должен понимать, что в нас куда больше человеческого, чем в вас! Это вы как раз ближе к животным, мака… краснокожий.
— Нет, я не ошибся. Зверем для нас были именно бледнолицые. Вы ведь совсем лишены гармонии. Вы не чувствуете мир, в котором живете… В вашем мире как будто бы нет духов, один про-гресс… Вы забыли о них, но они-то никогда о вас не забудут…
— Именно поэтому в нас больше человеческого. Именно стремление к развитию и отличает людей от всех прочих тварей. Вы же этого желания подчинить себе мир попросту лишены.
— А стали ли вы счастливей от своего прог-рес-са? — Экзальчибуте улыбался, как всегда, очень открыто и располагающе. Твинсу еще никогда не встречались такие улыбчивые и болтливые макаки. — Вы стали задыхаться в тесноте своих огромных селений… Вы теряете связь друг с другом, а медный грош для вас стоит больше верности и чести. Причин расстраиваться у вас теперь куда больше… И вы не видите цели в жизни… Если она у кого-нибудь и есть, то заключается лишь в убийстве или разрушении. Вы льете на головы своим врагам не горящее масло, а кислоту, и заменили справедливую охоту истреблением и убийством всего живого. Сейчас вы опьянены властью, но когда духи опомнятся, когда Природа не сможет уже дышать вольно и воздаст вам за все это, вы задумаетесь над правильностью своего про-грес-са. Быть может, не раньше, чем через век, может быть, даже позже… Но знай, что ни одно племя моего народа, заменившее охоту истреблением, не существовало долго.
Билл молчал. В общем-то индеец был прав, но было как-то непривычно считать свою расу Зверем. «Единственные цели в жизни — это убийства и разрушения», — он горько усмехнулся точности этих слов. Сам Твинс был Великий Мститель, и тот же безобидный вегетарианец, доктор Николай, разбомбивший, наверное, на своей далекой родине не одного и не двух «гнусных угнетателей народа».
— Впрочем, мы отвлеклись… Так вот, о Матери. Понимаешь, мы верим, что весь этот нелепый мир был рожден Ею. Причем не где-нибудь, а именно здесь, оттого тут и остались эти странные камни, исполненные силой хаоса Предсотворения… И на этих самых камнях сейчас стоят ваши города. Мертвый город французов да Сайлент Хилл. Отчаявшись перед лицом Зверя, который забрел сюда, вожди и шаманы решили вернуть Ее… Это не так просто, но мы помнили способ. Мать, создав этот мир, сама оказалась за его пределами, хотя Ей очень хотелось прорваться в него. Но ей мешали сознания людей, противившихся Ее возвращению. И от самых первых шаманов из уст в уста передавался простой секрет… Если сделать жизнь для людей невыносимой, исполненной боли и страдания, если хоть один человек здесь взмолится о бегстве от этой боли, захочет отказаться от собственного сознания и жизни в обмен на быстрое и тихое забвение…Тогда Она вернется… Просочится сюда постепенно, вся, словно вода через маленькую трещину в плотине. Издревле мы изгоняли с этих земель всех грустных от любви юношей и девушек, всех тяжело раненых и всех, переживших смерть близких… Здесь не должно было быть грустных лиц. Но когда пришел Зверь, вожди стали умышленно создавать этих носителей, проводников боли. Пытались очень много раз и мучили молодых, ибо их страдание куда сильнее. Множество людей пали от их злых рук, умерев раньше, чем ими была накоплено достаточное количество Страдания. Один раз они подошли к этому так близко, что им почти удалось. Мать стала проникать в этот мир, изменяя его под себя, и это было ужасно. Основной удар Ее изменения реальности пришелся как раз на Зверя, и бледнолицые в страхе покинули свои дома. Затем шаманы успели умертвить носителя Матери, прежде чем все это стало необратимым. И истории об этих ужасах осталась в нашей памяти надолго. Но следующий Зверь не заставил себя ждать… Это были уже вы, те, что под полосатым красно-белым флагом. Но даже вожди не рискнули прибегнуть еще раз к этой крайней мере, хотя наше оружие, молитвы и добрые слова снова были втоптаны в грязь. И произошло страшное… Этот секрет, секрет Матери, которые нельзя было доверять бледнолицым, он был раскрыт. И теперь кто-то из вас, кто-то из города Зверя, готовит новое пришествие Матери, по всем правилам ритуала Желтого и Красного путей… Бледнолицые! — Экзальчибуте впервые за все время рассказа агрессивно повысил голос. — Кто только вас придумал? Вы произошли не иначе, как из родильной горячки Матери! Если ваши люди берут что-то от нас, то всегда доводят до абсурда. Вы курите каждый день зелье мира, называемое табаком… Научившись снимать скальпы, вы в обход всех законов стали кромсать головы детей, чего себе не позволяли даже кровожадные ирокезы! Наконец, вы превратили Святую Белую Траву в источник удовольствия и повседневной радости, хотя это едва ли не самая серьезна вещь, которую вообще породила эта земля.
— Почему ее называют белой клаудией? Ты ведь о ней говоришь, верно? И что еще за желтый и красные пути?
— Белая клаудия — это название, которое придумал тот торговец, что забирает у нас нужные ему зелья. Наверное, что-то личное… Бывает ведь, что человек называет какую-либо вещь человеческим именем, сам не зная, какую роль это имя сыграет в его жизни потом. — Билл вспомнил об убитом жеребце, которого окрестил Анжеликой. — А что же до двух путей… Есть два способа принести в этот мир боль. Испытать ее самому или причинять ее другим. Первый — это желтый путь, путь Лобсел Виса, именно от него сейчас стоит ждать основной опасности… Второй путь — красный, путь Кзучильбары — с ним ты уже столкнулся лицом к лицу, — наугад ткнул пальцем куда-то в сторону и указал точно на изувеченный, изрезанный на куски труп. — Любое дело может быть направленно как вовне, так и вовнутрь, даже ваши христианские святые все были либо аскетами, либо миссионерами. Здесь тот же принцип. Эти сущности могут вселяться непосредственно в людей, как опять-таки ваши святые иногда вещают от имени Господа. — «А иногда наши святые вещают и от имени Господа, и от имени Кзучильбары одновременно», — посмеивался где-то в уголке сознания Уильям. Твинс твердо решил для себя, что обязательно разберется со спятившим преподобным, который обратился к помощи язычества, чтобы реализовать свой садистский потенциал. Где-то уже ближе снова раздался этот лязг и скрежет металла о землю.
— Я не пойму лишь одного… на кой ляд сдалась ваша Мать нормальным людям? Они же не хотят прогнать Зверя, верно? Они сами Звери, если по-вашему рассуждать…
— А знаешь, сколько на свете людей, которых не устраивает тот мир, в котором они живут? И среди бледнолицых таких намного больше, уж поверь мне. Я не знаю, кто взялся за это безумное дело, но их необходимо остановить. Когда все началось, когда пришли кошмары, я… я пытался объяснить это своим, но те лишь смеялись и радовались, что не придется мучить родных сынов и дочерей. Они связались с торговцем и стали собирать оружие, чтобы ударить в тот самый момент, когда Она вырвется, чтобы все было как в прошлый раз… Святая Белая Трава лишь ускоряет Ее приход в наш мир, и мои соплеменники без всяких угрызений совести скармливали это зелье Зверю, который не знал меры ни в чем… Эти глупцы заткнули уши и не желали понимать, что в этот раз остановить Ее мы не сумеем, ибо нам неведомо, кто же будет проводником… Если мы хоть немного опоздаем, то везде воцарится Ее закон и Ее же порядок, а для нас это означает лишь одно — смерть, и никаких альтернатив… Я… Я пришел в город, но и шериф, и мэр — все лишь посмеялись надо мной. Они были повязаны с ритуалом вызова, хотя, наверное, и не осознавали этого. Я метался от своих к вашим, и везде меня встречала непробиваемая стена непонимания. Пока еще было время, я отправился в Европу, стремясь найти ответ, ключик к сердцам бледнолицых там… Тщетно! Теперь я изгой повсюду. И, пожалуй, я единственный из всех, кто не хочет Ее возвращения… Я соврал тебе насчет того, что у меня нет целей и путей… Просто я беспомощен… Я слеп… — Он опустил глаза. — И я прощу... Ты должен это остановить. Я спас и оберегал тебя все это время не случайно… Ты — последняя надежда Понимаешь? — И он стал ждать ответа… Бесстрастный, способный только на легкую улыбку краснокожий сейчас молчал, опустив голову, так что было ясно, что его слова о последней надежде — не пустой звук. Как ни странно, Билл склонен был верить во весь этот бред. Слишком уж стройно и логично все тогда складывалось. Решался вопрос и о странном поведении индейцев, и о непонятной галлюциногенной чуме, и о уверенности Бернса в близости второго пришествия, ведь для этого сумасшедшего индейская Мать вполне могла воплощать в себе Иисуса, Господа нашего. И еще он теперь знал, кто такая Анжелика, девушка из его кошмаров. Это — проводник. Душа, накапливающая Боль. И опять железный скрежет скользнул по ушам и сердцу — на этот раз совсем близко.
— Смерть целого мира, говоришь? Не знаю… Может быть… Но пока меня интересует всего лишь смерть одного человека…
И будто в подтверждение его словам со стороны площади раздались звуки губной гармошки.
Твинс сорвался с места и так быстро, как только мог, побежал, забыв в один миг об оставленном Экзальчибуте, о страшной Матери, о кошмарах и о долге перед Винсентом. На ходу он проверял исправность кольта.
Громкий хохот Уильяма заполнял собой все пространство в черепе Билла. «Сейчас! Сейчас! Сейчас!» — только и повторял про себя он.
Причудливые тропки заброшенной колонии вывели Твинса к старому кладбищу. Она начал плутать среди могил, но странным образом не находил выхода из лабиринта узких тропок, куда бы он не шел, он все время упирался в ограды и стены склепов, а звуки губной гармошки раздавались совсем рядом.
«Что за чертовщина! Я в двух шагах от своей цели, а теперь заблудился на кладбище, как сопливый малец! Что такое, черт его дери!» - Билл был вне себя от злости. Неожиданно он разглядел в предрассветных сумерках смутные очертания девичьей фигуры, которая скребла когтями стенку одного из склепов. Когда Твинс подошел поближе, он узнал таинственную незнакомку, которая тихо скулила и шатаясь словно пьяная, бродила между могил, временами ложась на землю, словно бы пытаясь достучаться до мертвых. Диана. Это снова была она. Безумная служанка Винсента тоже пришла к французскому поселению, видимо преследуя какие-то свои, одной ей известные цели.
Твинс не слишком то старался скрыть свое присутствие, тем паче сзади к нему уже подбегал тяжело топающий и звенящий на ходу цепями Роджер. И, как оказалось, он зря проявлял такую беспечную неосторожность.
Резко выгнувшись, как дикая лисица, Диана увидела незваных гостей. Резкий взгляд девушки светился оголенной ненавистью, она громко взвыла и одним смазанным движением достала откуда-то из-за спины короткую плевательную трубку и подставила ее к губам. В следующее мгновение Билл почувствовал что-то вроде легкого укола, что-то вроде комариного укуса, поразившего его шею. Руда запоздало метнулась к кольнувшей кожу игле, но та дрянь, которой Диана смазала свой снаряд уже попала в кровь. Все тело Твинса разом онемело и он рухнул на землю как подкошенный. Самое удивительное, что ощущение было даже немножко приятным. Он успел услышать только короткий вскрик Роджера, да ликующий вопль безумицы, и затем все его чувства погрузились в ватную пустоту.
В серых полосах, заполнивших в одно мгновение весь мир, перед Твинсом проступила неясная фигура, словно сотканная из тумана и облаченная в странные одежды. Фигура склонилась над парализованным Биллом, но тот как ни старался не мог разглядеть лицо, только щуплые смуглые руки, да непривычное облачение словно бы сделанное из одного куска ткани. Как саван.
- Вот мы встретились снова. Я же говорил что так будет, - прозвучал откуда-то изнутри фигуры смутно знакомый голос.
- Хафиз? Ты здесь? Что со мной? И как ты можешь быть здесь? Ты умер? Я умер? Неужели мы оба мертвы?
- И да, и нет. Когда-то в детстве у меня было одно сокровенное желание. Я хотел быть могущественным джином, сотканным из стихии огня. Разумеется правоверным джином. Кажется мое желание исполнилось. И еще… Я больше не Хафиз. Отныне я Кукловод. Страж этого места. Твой друг был прав, ни одна земля духов не обходится без своего стража.
- И что теперь? Ты заберешь меня? Не дашь мне пройти дальше? Мы же оба понимаем, что это неправильно!
- Да. Наверное это неправильно. Но поверь, у меня нет никакого выбора. Я лишь сущность охраняющая данную местность. Я должен делать то, что должен. И ты пойдешь со мной. В Бездну… - от последней фразы бывшего суфия повеяло могильным холодом. Твинс неожиданно для себя, вспомнил рассказы Пабло о шахте наполненной кровью и телами грешников. Билл не хотел идти в Бездну, не хотел, но все его конечности и чувства были скованны параличом от проклятой иглы Дианы. Он даже крика из себя не мог выдавить, а смуглые ладони Кукловода нависали уже над самым лицом.
Внезапно движения демона замедлились. Обернутый в саван хозяин кладбища, изрыгнув из себя какой-то недовольный упрек на арабском, поднялся над телом, развернулся и оглядел свои владения. Затем он вытащил небольшой кусочек металла из спины, и в то же мгновение еще два маленьких блестящих острых предмета впились в плоть Кукловода, на этот раз угодив в бок и грудь.
Произнеся еще несколько проклятий на арабском демон-джин отошел от Билла уже на приличное расстояние и стал внимательно оглядывать местность. Из разных точек на него продолжал сыпаться целый град острых металлических снарядов и он даже не успел уворачиваться. Хотя остро заточенные предметы, которые в него метал неизвестный защитник Билла и не убивали демона, но заметно ослабляли его и кажется Кукловоду было в самом деле больно.
- Ладно! Нет времени на игры! – Хафиз вскинул в воздух правую руку и обернулся к Твинсу. – Смотри, какую силу подарили мне мои новые хозяева! Подлинную силу джинна!
От пальцев суфия куда-то вниз потянулись не то сухожилия, не то пульсирующие вены. Они уходили прямо под скрытую в тумане землю и очень скоро на других концах этих отвратительных веревок стали подниматься в воздух фигуры, подобные фигуре самого суфия.
- Мои бойцы! Убийцы! Хашишины! Они были верны мне всю свою жизнь и остались верны после смерти! Смотри, жалкий смертный! – казалось демон распалял криком сам себя. Он управлял движением восставших хашишинов, делая легкие пасы правой рукой. Те полностью подчинялись своему хозяину и уже обнажали острые клинки, замысловатой формы. По одному в каждой руке. – Вперед! Найдите того труса, что прячется в тумане! Вонзите свои катары в него. Растерзайте его, уничтожьте, сомните! А я закончу то, что начал… - сказав это, Хафиз снова подошел к беспомощному Твинсу и протянул к его лицу левую ладонь.
Но суфия ждал новый неожиданный удар. Резкий свист воздуха и вот рука демона уже безвольно болтается на одном жалком куске ткани. Дьявольский нечеловеческий крик раздался над кладбищем, демон отпрянул назад. Твинс, силясь разглядеть своего неожиданного спасителя, никак не мог сфокусировать взгляд, да и движения заступника были слишком быстрыми, почти неуловимыми для человеческого глаза.
Но вот в сером мареве наконец проступили очертания большого синего тюрбана.
«Балу? Здесь? Как? Он следил за мной? Преследовал, чтобы выскочить чертиком из коробочки, в самый неожиданный и нужный момент?» - мысли бежали лихорадочные, быстрые, неуловимые, как движения сикха. И казалось, что паралич начинает потихоньку отступать, во всяком случае Твинс начинал потихоньку ощущать свои онемевшие ноги и руки.
Самое удивительное, что Кукловод потихоньку отступал под градом ударов меча индуса! Непонятным было только то, почему же суфий не призывал своих связанных с правой рукой защитников на помощь. И ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать. Все пятеро хашишинов в этот самый момент сражались с другим человеком, чей меч разил также быстро и яростно как клинок сикха. Разглядев очертания сражающейся вдалеке фигуры, Твинс хотел закричать от счастья, но был еще слишком слаб.
Голубые цвета кимоно не давали себя обмануть, именно этот человек метал свои наводящие ужас на врагов сюрикены и саи в Кукловода из тумана. Это мог быть только он. Акиро. Бесстрашный воин далекого японского клана, самый благородный из всех бандитов Шатерхенда. Его правая рука.
«Если Акиро здесь, значит и Бен неподалеку. Слава богу! Значит ждать и впрямь осталось недолго» - так говорил Уильям, а Билл в это время тяжело дыша поднимался на ноги.
Акиро сразил катаной уже двух хашишинов, а Балу Сингх, одолел третьего, ненадолго отвлекшись от шинкования заводилы призраков.
«Ха! Так-то! Страж проклятой земли, мать его… Сейчас еще краснокожий с Роджером подтянуться, посмотрим тогда чья возьмёт!» - Твинс слегка покачивался на негнущихся ногах. Он был слишком слаб, чтобы идти врукопашную, а о том чтобы потратить на демона именной патрон не могло быть и речи. Впрочем Билл не был уверен, что вся эта катавасия с восставшими джинами и присутствием Балу и Акиры просто не привиделась ему в наркотическом бреду, который мог спровоцировать яд Дианы.
Обернувшись и наконец-то разглядев в серых полосах очертания древних склепов, Билл заметил вдалеке беснующуюся полинезийку и Роджера, который безуспешно пытался ее поймать и обезвредить. На фоне чернокожего гиганта девушка казалась ребенком. Но Роджер был очень осторожен, ведь плевательная трубка все еще была при ней. И еще Твинс заметил стальную корону Анжелики за одной из кладбищенских оград. Где-то вдалеке губная гармошка Шатерхенда слилась со всхлипываниями пленницы собственных снов. Анжелика тихо шептала: «Не надо! Не надо, сестра! Он не твой! Уйди от него, пожалей! Не надо, хватит уже крови!». Кажется Анжелика обращалась к Диане и хотела заступиться за Роджера.
«Точно бред. Все хорошо, мне просто мерещиться всякая чушь. Анжелика никогда не является наяву, все это лишь глупые тени, бесплотные призраки!» - так рассудил Твинс. Но он ошибался.
Оттолкнувшись от стены склепа, в мощном прыжке Диана кинулась на Роджера. Буквально пару минут они боролись, и в следующее мгновение дикарка прокусила шею негра. В тумане блеснул оскал её окровавленных зубов, раздалось очередное завывание и плач Анжелики, почти растаявшей в воздухе, стал громче. Диана же скрылась в тумане, оставляя за собой маслянистый кровавый след.
Стронг тяжело рухнул на колени, расставил руки, словно пытаясь за что-то ухватиться, но опоры не было. Великан истек кровью буквально за несколько минут. В глазах Роджера застыло удивленное выражение, он явно не ожидал окончить свои дни так. А Твинсу уже даже не было его жалко. Вернее он не мог себе позволить эту жалость, его душа и так жалела слишком многих. И на еще одного бессмысленно павшего в этой бойни человека просто не оставалось сил.
«Спи с миром, большой, черный брат. Не твоя и не моя вина, что здесь так много злобы и безумия» - тупо утешал себя Билл. Уильям лишь саркастически хмыкнул где-то на периферии сознания и стал сварливо напоминать, что Шатерхенд близко, а последний патрон все еще не пущен в дело.
Где-то впереди замаячил выход с кладбища. Билл удивился тому, как он долго тут плутал, ведь найти выход было проще простого. Он не стал оборачиваться назад, где все еще раздавались звуки борьбы и лязг мечей. Это был не его бой. К тому же гораздо приятней было думать, что все ему привиделось и не включать таинственных демонов и могучих заступников в свою картину мира.
Твинс зашагал прочь, и с каждым шагом его поступь становилась уверенней.
Он шел на свой последний и самый важный бой. Он больше не хотел терять времени.
Губная гармошка играла совсем близко.