Глава 9. Сила
(Музыкальная тема главы - Hardly wait. Juliette Lewis )
Кто я? Человек, которому снится бабочка, или бабочка, которой снится человек?
Чуанг-цзы
«Опять сон… Как тогда, на заднем дворе морга. Интересно, чем меня порадует Сайлент Хилл на этот раз?» — Твинс нисколько не сомневался в связи города обрушившимся на него потоком причудливых и гротескных, и в то же самое время чертовски реальных кошмаров. Так же, как не сомневался в том, что этот, второй по счету, кошмар будет не последним. Поднявшись с удобной, мягкой, застеленной чистыми простынями кровати Дженнифер, Билл принялся осматривать ту ипостась ада, в которую угодил на этот раз. В том, что он снова попал в ад, Твинс понял почти сразу. Кровать стояла у бесконечно высокой ржавой металлической стены, посреди столба яркого и чистого света, с трех сторон окруженная живой темнотой. Он разглядел в ней тысячи скрюченных рук и уродливых, нечеловеческих лиц, тянувшихся к нему в бессильной злобе и ярости. «Оставьте эти фокусы, господа падшие демоны… Второй раз один и тот же номер у вас не пройдет», — спокойно рассуждал Билл, всматриваясь в эту мрачную оргию ужаса. Ожоги, оставшиеся на руках и лице после спасения Винсента, вопреки всякой логике оставались с Твинсом и в его сне. Они гноились и при каждом движении отзывались невыносимой, словно выворачивающей нутро наизнанку болью.
Где-то в глубине этой тьмы тихо и обречено плакал ребенок… Один… Потерявшийся или брошенный… Ребенок, бродивший во тьме среди бесформенных теней и оскалившихся голодных чудовищ. Твинсу стало страшно. На этот раз он боялся не за себя…
«Какого черта? Почему я должен переживать за кого-то в этой тьме? Наверняка он попал туда не случайно. Значит там ему самое место!» — раздался в голове как всегда жестокий и сильный голос брата. Но Билл не стал его слушать. Он пытался понять, из какой именно части тьмы доносятся приглушенные всхлипывания. А темнота в ответ слушала дыхание и биение сердца Билла. Демоны не сводили с него глаз, ожидая, когда же человек решится на безумный шаг в сторону от спасительного света. «Ты ведь не пойдешь туда? Что ты там забыл? Ты ведь понимаешь, что можешь умереть. Просто сдохнуть как те чумные… От ужаса… Эти сны отличаются от обычных, и ты это знаешь. Зачем рисковать, если ты еще не выполнил того, ради чего пришел в этот город? Останься!» — уже не в первый раз Уильям приказывал Биллу делать то, что ему не нравилось. И он почти был готов безропотно подчиниться. Он и вправду боялся умереть во сне. Боялся умереть раньше, чем свершит свою Месть. Но тут ржавая стена позади него содрогнулась от мощного удара. Боль в гноящихся ожогах усилилась.
Впереди, в темноте неясно замаячила фигура, одетая в какие-то длинные полоски ткани. Незнакомец наблюдал за Твинсом из темноты и кажется не собирался проявлять никакой агрессии. Но Билу не нравилось ощущать на себе этот взгляд. Он давил на него, словно тяжелая пудовая гиря.
- Вот ты какой… Ну-ну… Очень может быть что…, - после этого слов незнакомца было уже не разобрать. Голос доносящийся от загадочной фигуры из темноты был очень мягок и явно принадлежал человеку юному, хотя и уверенному в себе. Плюс в английских словах таинственного визитера проскакивал странный гортанный акцент.
- Я знаю тебя? – задал вопрос незнакомцу Билл. – Ты можешь подойти поближе, я могу увидеть твое лицо?
- Нет. Мне нельзя показывать лица. Моя вера запрещает это. Мертвый должен оставаться мертвым, - ответила тень и отошла от круга света еще дальше назад. – Знаешь ли ты меня? Наверное не больше, чем читатели Корана знают пророка Мухаммеда. Но сохраняют ли буквы жизнь и душу, того кто их начертал?
В тот же момент Твинса поразила догадка.
- Хафиз! Хафиз ибн Хикмет, я говорю сейчас с тобой?
- Хм… Когда-то меня звали так, но теперь я лишь бесплотная тень и местные называют меня Кукловодом. У меня не осталось ни имени ни души, лишь глупая кличка, да бессмысленный долг. Который я должен исполнять на пересечении двух миров. Кажется тебе выпала честь продолжить мое дело.
- Какое дело, Хафиз? Я не понимаю…
- А тут и нечего понимать. Надо лишь чувствовать. Могу сказать тебе одно – мне нужно было принять одно важное решение, чтобы победить. Сделать выбор, на который у меня не хватило духу. И вот я здесь. Подумай хорошенько, я потерял свою бессмертную душу, обрек ее на вечные муки в Бездне лишь из-за того, что мне не хватило смелости сделать одну вещь. Подумай над этим. Подумай хорошенько. Что может стоить вечных страданий души?
«Ненависть… месть… свершившаяся месть…» - только и успел подумать про себя Твинс.
- Ты мыслишь неверно и однобоко. Месть – это ничто. Пыль, прах и тлен. Также как и ненависть, - так сказал незнакомец, будто бы прочитав мысли Билла. - Надеюсь у тебя еще хватит времени изменить свое решение. Тогда у тебя есть шанс. И у меня будет шанс. У всех будет шанс на спасение. Но все зависит от тебя. Сейчас мне пора идти, я больше не могу сдерживать свою новую темную сущность. Полагаю мы еще встретимся, - так сказала тень Хафиза и в то же мгновение скрылась в темноте.
В следующий миг раздался еще удар, и казавшаяся несокрушимой стена сильно погнулась изнутри. Кто-то или что-то хотело проникнуть сюда. И Билл чувствовал… Знал…что этому, в отличие от картонных бестелесных чудовищ тьмы, свет не будет мешать. Удары продолжались. Они становились все сильней, и на стене уже наметились трещины. Тихий плач ребенка сменился на рыдания, полные страха и боли. Твинс стоял на месте, не понимая, кому верить — внезапно замолчавшему Уильяму, бесплотной тени суфия или собственному страху. Все решил тонкий детский крик, утонувший в утробном рычании демонов ночи.
И он сделал шаг… Бесы, тянувшие руки из темноты, радостно взвыли.
Мир разом потерял остатки цвета. Его окутала непроглядная чернота, та самая предвечная тьма, в которой носился сам творец до создания всего сущего. Страшные, невообразимые создания блуждали в ней, ужасающие в своей хаотичной дисгармонии со всем, что когда-либо доводилось Биллу видеть. Разглядеть толком он их не мог, просто ему под руку попадались то дрожащие склизкие щупальца, то шевелящаяся, живая шерсть, то шершавые, сухие, похожие на наждак языки. Ароматы, исходящие от существ, были настолько отвратительны, что даже дом доктора Ника почитался бы здесь за лавку парфюмера. Монстры тыкались в него своими мордами, теребили саднившие ожоги, хватали за ноги, кололи кожу игольчатыми панцирями, но отчего-то не спешили разорвать Твинса в клочья, хотя могли бы сделать это при желании в любой момент. Им нравился его страх, так быстро вернувшийся, когда был сделан первый шаг во тьму. Первый шаг на их территорию. Билл прорывался вперед через необъятное море тел, через скопление невидимых лиц и конечностей, с трудом отбрасывая от себя некоторых особо наглых жителей преисподней. Их огромное количество просто не укладывалось ни в какие рамки. По его босым ногам маршировали мириады лапок насекомообразных существ, и их назойливое шуршание сливалось с рычанием и воем более крупных монстров в психоделическую какофонию. Удары за спиной у Твинса продолжали раздаваться, тьма не смогла поглотить этот звук, а ребенок уже почти сорвал голос в бессловесной мольбе о помощи. «Сейчас! Сейчас! Я иду! Я здесь!» — пытался кричать Билл, пробивая себе дорогу вперед… Вперед ли? Здесь вообще не было никаких ориентиров, кроме оставленной далеко позади кровати, стены и света. Теперь вернуться назад уже было невозможно. Билла уносила в неизвестном направлении сила постоянного движения, помноженная на тысячи уродливых тел. Ребенок все не унимался, а нечто из-за ржавой стены уже вырвалось во тьму, наполнив воздух сотрясающим основы мира лязганьем. «Прекратите! Пусть это все прекратиться! Я хочу проснуться, этот кошмар сводит меня с ума!» — обращался Твинс к монстрам, к проломившему стену существу, к голосу во тьме. «А разве ты уже не сошел с ума? Это ли не безумие: уйти от света в аду?» — зло рассмеялся Уильям. «Иди к черту!» — заорал на него Билл. Ему показалось, что лицо брата… его собственное лицо… мелькнуло во тьме среди этих порождений бездны. «Ты теперь станешь одним из них», — Уильям непонятно как смог осветить разом всю эту тьму каким-то серым мерцанием, и Билл чуть не упал с ног, содрогнувшись от открывшейся его взору масштабной картины.
На сколько хватало глаз, вокруг раскинулся ужас, воплотившийся в тысяче форм. Где-то брели облепленные этим ужасом истерзанные, изможденные люди, которые были не в силах даже кричать, потому что сама Тьма густой вязкой жижей заполнила их рты и пустые глаза. Монстры уже не церемонились с ними и на ходу вырывали из их тел сочные куски мяса. Некоторые из них падали, и их тут же накрывала мощная лавина кошмарных созданий, описать которые Билл просто не мог, ибо ему не хватало для этого слов. От разорванной в кривые клочья ржавой стены к нему направлялся исполин, словно собранный, сплавленный из кусков железа. Такой же ржавый и безграничный, как и стена, его породившая. Он рос, и с каждым мгновением его поступь становилась все тяжелее, а шаги все больше. Хватая огромными, остро зазубренными лапищами без разбору и людей, и тварей, он в мгновение ока перемалывал несчастных в какой-то ком черного мяса и втирал эту плоть в свое тело, становясь все больше и тяжелей. Монстры сами тянулись к его смертельным лезвиям, люди пытались убежать, но он неизбежно настигал всех и каждого и двигался в сторону Билла. «Убери это!!! Уильям, пожалуйста!!! Закрой!!!» «А тебе станет лучше, если ты укутаешься в спасительное неведение и слепоту? Что от этого измениться? Неужели ты так и не понял, какую непоправимую ошибку ты совершил, уйдя из круга света? Этот гигант не всесилен, и даже он не смог бы там, в твоем свете до тебя добраться… Ты же пошел на поводу у этого крика. Шагнул в пропасть сам! Глупый, сопливый слабак!» Билл не мог этого слышать. Не мог смотреть. Ожоги болели все сильней, по мере приближения Ржавого Левиафана. Но детский крик, этот спасительный детский крик в тот момент раздался совсем рядом, и Твинс бросился в его сторону. Чтобы не видеть демонов и куда более жутких обреченных грешников, он плотно зажмурил глаза, и пробивался к ребенку также как и раньше. Только на ощупь, только на слух.
А тяжелые шаги огромных железных ног были все ближе и ближе. «Беги, кролик! Ты всегда был трусом, трусом и помрешь! Но ты нужен нам, поэтому слушайся меня, если хочешь выжить», — это снова Уильям. Уильям, прятавшийся где-то здесь среди людей… Или среди чудовищ. «Левей… левей… Да, вот так. Теперь направо. Не сбавляй темп!» — Уильям стал не только волей Билла, но и на какое-то время и его глазами. Открыть же свои еще раз Твинс не согласился бы и за все богатства Форт-Нокса. Кричащий малыш… Твинс чувствовал, что только рядом с ним он мог бы обрести хотя бы надежду на спасение. Вдруг его руки натолкнулись на что-то металлическое…
Шаги позади резко прекратились, а все отвратные твари разом забились поглубже в свои норы. Билл заставил себя открыть глаза. Он снова был в круге света, вокруг простиралась тьма, а серое мерцание, насланное на нее братом, рассеялось. В середине круга сидела закованная в цепи девушка. Твинс не сразу понял, что именно ее плач и крики он принял за детские. Ей и вправду было совсем немного лет, не больше шестнадцати, но на ее красивом лице было столько страдания и боли, что хватило бы на девять жизней вперед. Она была чем-то неуловимо похожа на Дженнифер. Та же особая, «северная» красота, те же темные волосы. Вот только в заплаканных глазах вместо льда растеклась тягучая боль. Возможно, это и была сама Кэрролл, только внезапно резко помолодевшая… и постаревшая… одновременно. Ее красивое и опрятное платье было заляпано кровью, руки и ноги были перетянуты цепями так туго, что на бархатной коже выступали уродливые синяки, а на голове возвышалась целая конструкция в полфута высотой из металлических трубок, буквально вживленных в нежную плоть. Она больше не плакала и не кричала, лишь удивленно смотрела на прошедшего все девять кругов ада Билла. Но даже сильное удивление не могло перечеркнуть отпечаток той сильной боли, въевшийся в глубину ее взгляда.
— А?… — спросила она, чистым, но совранным от долгих криков голоском. Билл не знал, что ответить… Он был просто рад тому, что в его кошмаре нашлось место женщине, которую он любил, пусть и в несколько ином воплощении.
— Я не Дженнифер! — перебила спокойные мысли Твинса девушка. — Я Анжелика… А кто ты?
— Я Билл, — Твинс не имел ни малейшего желания выяснять, как эта юная красавица узнала о его мыслях. В конце концов, это был всего лишь сон. Пусть кошмарный и чертовски реальный, но сон.
— Это… Настоящее? То, что вокруг нас, это настоящее? Это здесь и сейчас? — спросила она, и в ее темных глазах на секунду зажглась надежда, чтобы тут же потонуть в снова навернувшихся слезах.
— Нет… Это сон. Извини, это не здесь и, наверное, вовсе даже не сейчас, — Билл устало опустился на землю. Когда он смотрел на эту узницу тьмы, боль в ноющих обожженных руках казалась ему чем-то совсем мелким и не достойным внимания.
— А кому сниться этот сон? Тебе или мне? — она продолжала задавать вопросы, а Билл был не против на них отвечать. Хотя сам понимал наверняка куда меньше, чем она.
— Наверное, тебе… В моих снах всегда есть мой брат… Или злой нехороший человек с губной гармошкой… Но никогда в них не было такого, хотя я и считал их когда-то кошмарными.
— Значит опять… просто сон… — Анжелика была чем-то сильно разочарована, хотя темнота и отступила от них вдаль. — Я так устала от снов… Но реальность еще хуже. Там есть только ржавые трубы… Какие-то вентили… Больше я уже ничего не помню. С какого-то дня я, наверное, полностью погрузилась в сновидения. Тогда же, когда привыкла есть мертвечину и перестала ощущать, как эти трубки вгрызаются мне в череп… — Твинс дернулся от спокойствия, с которыми совсем еще юная девушка произносила эти слова.
— Когда мне плохо или скучно, я зову Его… Сегодня я опять Его позвала, а пришел почему-то ты…
— Кого ты зовешь, Анжелика? — спросил Билл. Единственным существом, явившимся на крик девушки, был Ржавый Великан, и Твинсу стало не по себе от осознания того, что эта железная громадина скоро могла прийти, подоспев к зову Анжелики чуть позже его.
— Он большой. Он очень сильный. Но злой. Хотя я ему нужна, и поэтому Он обо мне заботится. Правда Ему нужно, чтобы я страдала еще больше, хотя Он об этом не говорит. Просто когда Он уходит и оставляет меня одну, мне становится хуже… И еще я видела, как Он убивает. Не только чтобы защитить меня, нет. Ему просто нравится убивать… Но кроме него и Матери, у меня больше никого нет. А Мать... Мать еще страшнее и злей. Поэтому я и бежала от нее сюда. В сны. Я знаю, что не умерла. Если бы случилось нечто подобное, страдания бы прекратились… Я надеюсь на это, ведь больше мне ничего не остается… — Анжелика пошевелила руками, и ее цепи несколько раз звякнули. Она прикусила нижнюю губу, точно как Дженнифер на сеансе с мелками.
— Девочка… Не надо боятся! Это всего лишь глупый сон! Он пройдет, вот увидишь. Даже самые страшные сны всегда прекращаются, — Билл чувствовал, что должен был сказать что-то вроде этого, хотя он никогда и не был хорошим утешителем. Но Анжелика только горько усмехнулась на его слова.
— Мой сон длится уже пять лет… Иногда Мать напоминает мне, сколько именно прошло времени. Я уже поняла, что так просто проснуться не удастся…. — внезапно она переменилась в лице. На боль во взгляде легла тень беспокойства. — А сейчас уходи! Немедленно уходи! Он идет… я чувствую… Это Он. Он убьет тебя, как только придет сюда. Уходи! — просила она.
— Но как я могу уйти, это же сон? Куда мне идти? Опять в темноту?
— Нет, в темноте Он настигнет тебя — это ведь Его мир. Тебя что, мама не учила, как нужно просыпаться? Это же знают даже совсем маленькие! Просто ущипни себя — и ты очнешься, — Билла поразила эта смесь детской наивности и взрослой мудрости, густо замешанная на непостижимом для него страдании. «Боже, как просто! Устами младенца глаголет истина! Но как я оставлю ее здесь? Наедине с этим?»
— За меня не бойся, Он не причинит мне вреда! Уходи! Уходи быстрее, Он уже рядом… Пожалуйста! Если не уйдешь сейчас, ты никогда уже не сможешь сюда вернуться, — в ее тонком голоске было столько мольбы, что Твинс с силой вогнал ногти в полыхающий болью ожог на левой руке...
И он стал исчезать… Растворятся… Кошмарный сон отпускал его… Последнее, что он успел заметить перед пробуждением, это то, с какой нежностью огромные, корявые, исполненные нечеловеческой силы и мощи лапы из тьмы гладили Анжелику кончиками пальцев-лезвий…
Очнувшись, Твинс первым делом уставился на кровь, забившуюся ему под ногти. Ожоги болели еще сильнее, чем вчера, а на исцарапанную им самим левую руку кто-то будто вылил ведро расплавленного свинца. Утренний свет неохотно пробивался в комнату сквозь плотный туман и грязное стекло окна.
Затем Билл решил, что его сумасшествие — это не более чем вопрос времени, поскольку еще парочку подобных сновидений ни один здравый рассудок выдержать бы не смог. Встав с кровати, он машинально прощупал ближайшую стену, ожидая увидеть на ней ржавые пятна или, того хуже, рваные дыры. Но морок рассеялся. Обернувшись он заметил, что Дженнифер, вставшая, разумеется, раньше него, сидела за столом, а перед ней лежали те самые цветные мелки и множество листков бумаги, многие из которых были густо зарисованы черным цветом. Твинс тут же подскочил к ней, одним широким движением снес со стола всю эту дребедень и схватил находящуюся в забытье женщину за руки. Она вздрогнула и смутилась, когда увидела Билла, выйдя из своего транса, будто он застукал ее за каким-то неприличным занятием. Но Твинсу было плевать на ее смущение.
— Что ты со мной делаешь, дрянь?! — кричал он, не стесняясь в выражениях. Она все же была обычной хитрой шлюхой, и в свете утренних лучей все ее мистическое очарование куда-то вмиг улетучилось. Он больше не любил Дженнифер. И не мог понять, как вообще такая дурь могла прийти Биллу Твинсу вчера в голову. — Как ты залезла ко мне в голову?! Что ты там делала, ведьма?! — она силилась вырваться и пробовала кричать в ответ, но Билл лишь отпустил ей звонкую пощечину. Он почти не сомневался, что все эти кошмары были делом ее рук. Ее чертового дара. Она навела на него порчу, как какая-нибудь цыганка из дешевого цирка.
— Я не сделала тебе ничего плохого, клянусь! Я не умею насылать сны, ни хорошие, ни плохие! Я… Ты кричал во сне… Я проснулась… хотела понять в чем дело…
— И для этого, дрянь, ты залезла в мою голову?
— Я только хотела разобраться… я…
Билл больше ее не слушал. Он быстро оделся, проверил кольт и выскочил на улицу, на ходу распечатывая конверт Винсента. Он не собирался с ней разбираться. Он не хотел к ней возвращаться. Было достаточно лишь того, что она не разбудила его при первых криках, а стала, как стервятник, копошится в падали его кошмарных видений. Но он не мог прекратить думать о девушке из его сна… Анжелика…«Боже правый! Я же назвал так того вороного жеребца, на котором въехал в это проклятое место! Снова совпадение?» — Билл не знал совпадение это или нет. Он знал, лишь что девушка подсказала ему, как спастись, ожидая, что он вернется… Вернется к ней…Или за ней…
Эта мысль несколько ошеломила Твинса. Он хотел уже прочесть послание библиотекаря, но тут заметил уставившегося на него капитана Гудбоя. Тот стоял перед домом Кэрролл и напевал какую-то походную солдатскую песенку. Как всегда сжимал в правой руке ружье, и ни одна из парадных ленточек не была им забыта.
— Что ты тут делаешь, капитан? — спросил Билл.
— Бандит с Запада уходит сегодня из города… капитан Гудбой ведь не ошибся? — прошепелявил старичок, как собачка, заглядывая в глаза Билла.
— Нет, капитан не ошибся. Я действительно ухожу. Сделаю одно дело перед этим и уйду. А тебе то что?
— Капитана Гудбоя наш главный бандит тоже назвал вчера «странным»… И велел убираться ко всем чертям. А капитан Гудбой боится гулять один по болотам. Капитан Гудбой хочет идти в компании.
— Почему ты решил, что я пойду на болота?
— А пусть бандит прочитает письмо от Винсента, — сказал старичок и улыбнулся.
- И это письмо наверное тоже для тебя… Бандит… - успела сказать Дженифер ненадолго вышедшая на крыльцо в одном растрепанном исподнем белье. Она протянула Биллу еще один сверток пергамента, на вид очень похожий на тот, что вчера ему передавал Соломон, и захлопнула за собой дверь.
