Июль 2006 года славен двумя практически незамеченными общественностью, но весьма показательными юбилеями, к тому же тесно связанными между собой. 50 лет назад, а именно 14 июля 1956 года Верховный Совет СССР принял серию пенсионных законов, осуществив тем самым первую в истории России пенсионную реформу. 25 июля исполнилось 15 лет со дня смерти одного из авторов и главного лоббиста этой реформы Лазаря Моисеевича Кагановича.
Чернобыльский уроженец
Сейчас принято восхищаться «Россией, которую мы потеряли», и в рухнувшей в 1917 году империи и впрямь было немало достойного. Другое дело, что, увлекшись великосветскими балами, прекраснодушными интеллигентами и томными красавцами серебряного века мы, сегодняшние, все чаще забываем об оборотной стороне медали. Была и другая Россия – далекая от сусальной великодержавной пасторали, нищая, озлобленная на власть. Эта Россия породила множество людей, готовых жертвовать всем, лишь бы изменить существующий порядок и построить новое, справедливое по их понятиям, общество.
Таким был и родившийся 22 ноября 1893 года в деревни Кабаны Чернобыльского уезда Киевской губернии Лазарь Каганович. Семья Кагановичей, как и положено в черте оседлости, была многодетной и ничего хорошего от царских властей не видевшей. Лазарю с детства пришлось работать: начал будущий нарком свою неимоверную карьеру в сапожной мастерской, а затем подался на кожевенное предприятие, где с подачи старшего брата Михаила примкнул к революционерам.
В 1911 году восемнадцатилетний рабочий стал большевиком, и пошло-поехало. Жизнь профессионального революционера в царской России оригинальностью не отличалась: подполье, агитация, пропаганда, аресты, ссылки и так по кругу. После революции Каганович устанавливал советскую власть в Нижнем Новгороде, а затем - в Туркестане, где получил пост наркома Рабоче-крестьянской инспекции Туркестана, а головной наркомат РКИ возглавлял никто иной, как Иосиф Сталин. Видимо, с этого и началось их знакомство, переросшее в долголетнее сотрудничество, чтобы не сказать, в дружбу. Естественно, в этом тандеме Каганович оставался ведомым, младшим и по возрасту, и по образованию (Лазарь вообще не учился, честно указывая в анкетах «самоучка»), и по партстажу, и по положению в органах власти.
От смешного до страшного и обратно.
Энергичного работника с подачи Сталина двинули в профсоюзы, из которых активно изгоняли троцкистов и сторонников иных оппозиционных течений. Каганович в этом деле преуспел и через год попал в святая святых – возглавил орготдел ЦК РКП(б), а после смерти Ленина и вовсе стал одним из секретарей ЦК. Для тридцатилетнего самоучки это было потрясающим взлетом, но товарищ Лазарь осознавал, что всем обязан не столько своим личным достоинствам, сколько покровительству Сталина. Иосиф же Виссарионович, в свою очередь, находясь в активной стадии борьбы с троцкистами, крайне нуждался в преданных кадрах. И в отношении Кагановича он не ошибся. Лазарь Моисеевич ненавидел Льва Давыдовича всеми фибрами своей железной души. Почему? Идеология идеологией, но рассказывают, что были у Кагановича и личные причины.
Будучи блестящим оратором-полемистом и ярким интеллектуалом, Троцкий мог походя, для красного словца, смешать попавшего на язык человека с грязью, что для политика подобного масштаба весьма недальновидно. Так вышло и с брошюрой Кагановича «По вопросам партийного строительства». Надо сказать, в тогдашней большевистской традиции самой почетной считалась отнюдь не репутация умелого организатора или крепкого хозяйственника. Куда престижней было прослыть теоретиком, вот партийцы с положением и изображали из себя знатоков и толкователей марксизма. Ставший завотделом ЦК Каганович поддался общему порыву. Своим первым самостоятельным научным трудом бывший сапожник страшно гордился и презентовал направо и налево с автографами и посвящениями.
Умный Сталин, предусмотрительный Молотов и добродушный Калинин приняли подарок благосклонно, Троцкий же, пролистав три страницы, прямо на заседании Политбюро изрек фразу, прозвучавшую как приговор. В протокол, разумеется, это внесено не было, но свидетели мнение Троцкого передают достаточно единодушно. Лев Давыдович обозвал Кагановича необразованным местечковым экспертом, который «думает, что разбирается в марксизме», а сам труд заклеймил, как малограмотную, серую посредственность.
Кто знает, не об этом ли случае вспомнил Сталин, двинув в 1925 году своего протеже на историческую родину возглавлять украинский ЦК. Сделано это было с дальним прицелом. Долгие годы украинским советским правительством руководил сторонник Троцкого Христиан Раковский. По национальности болгарин, он, тем не менее, пользовался на Украине огромной популярностью. Соответственно, сильны были и троцкисты, благо Лев Давыдович в украинском вопросе сам на себя не походил. В рамках борьбы с московским централизмом и великодержавным шовинистом Сталиным Троцкий провозгласил себя сторонником украинизации, выдвижения национальных кадров и повсеместного внедрения украинского языка.
В этой ситуации на плечи чернобыльского уроженца легла нелегкая задача. Каганович подумал и взялся за дело с двух сторон. Для начала он выдвинул и реализовал лозунг «хребет Украины – индустриальный Донбасс», заложив тем самым еще 80 лет назад основы нынешней политической конструкции украинской Партии регионов, опирающейся на донецкий капитал, индустриальную мощь востока Украины и русскоязычные регионы Причерноморья. По странной иронии судьбы, схема, опробованная Кагановичем в борьбе с троцкистами, ныне вовсю применяется Януковичем и его союзниками в борьба с «оранжевыми», у которых тоже проглядываются прелюбопытнейшие идейные предшественники.
Вторым рычагом, на который налег Лазарь Моисеевич, стала кадровая политика. Большинство руководящих украинских коммунистов начинали политическую карьеру в качестве борцов против угнетения Малороссии царскими сатрапами. Каганович отодвинул их в тень, заменив на молодых активистов с промышленных предприятий Донбасса, из еврейских местечек и крупных русскоязычных портовых городов. Для выдвиженцев Кагановича Украина была частью советского государства, независимой от Москвы лишь формально.
«Наш паровоз вперед лети»
В течение трех лет хребет троцкизму на Украине сломали. Успешная деятельность потихоньку становящегося железным Лазаря была по достоинству оценена Сталиным: Иосиф Виссарионович вернул соратника в Москву на прежний пост секретаря ЦК, а в 1930 году сделал полноправным членом Политбюро. С этого момента и в течение следующих пяти лет Каганович не только фактически, но и формально являлся «человеком № 2 в СССР». Генсек доверял своему выдвиженцу до такой степени, что, уезжая в ежегодные отпуска на юг, оставлял на него все дела. Естественно, верный Лазарь наряду со Сталиным несет полную ответственность за все, что творилось в стране.
Особого разговора заслуживает реконструкция Москвы. Решение принималось коллегиально на заседании Политбюро по инициативе Сталина. Понимая всю неоднозначность этого шага, вождь тактично отступил в тень, уступив пальму первенства Лазарю Моисеевичу, а тот был и рад стараться. В результате Каганович вошел в историю в качестве разрушителя храма Христа Спасителя и других памятников, а вот с московского метрополитена имя Железного Лазаря исчезло. А метро это, между прочим, когда потребовалось, смогло работать как бомбоубежище в жизни, а не на бумаге.
1935 год стал пиком аппаратной карьеры Кагановича, однако уже в феврале он потерял ключевые посты руководителя Московской и областной парторганизаций, председателя Комиссии партийного контроля и фактически второго человека в ЦК, но не обиделся. Во-первых, для него и впрямь главным было дело, а во-вторых, передвинули товарища Лазаря под крайне благовидным предлогом. Каганович стал наркомом путей сообщения, отрасли, на тот момент бывшей самым узким участком в экономике страны.
Новый нарком подошел к решению проблем опять-таки с двух сторон. В первой же своей речи он объявил, что главное на транспорте - безопасность, и при этом каждая авария, каждое крушение имеют фамилию, имя и отчество. Каганович потребовал выявлять виновников, о чем и докладывать ему лично, а все разговоры об общей вине той или иной железной дороги прекратить. По каждому факту аварии, хищения и бесхозяйственности стали разбираться персонально, что возымело результат, но не наказаниями едиными нарком вытащил провальную отрасль в передовые. Не так давно по одному из телеканалов вспоминал свое детство нашедший себя в рыночной жизни шестидесятник. Рассказанная им история отлично характеризует методы Кагановича. Будущий рыночник вместе со своими приятелями активно подворовывал на одной из станций. Случилось, что именно туда нагрянул с очередной инспекцией Каганович. Естественно, увидел кучу безобразий, начал орать, а станционное начальство стало отговариваться. Дескать, мы не виноваты, это у нас семеро оборванцев воровали, но мы, товарищ Каганович, их уже поймали и завтра отправляем в колонию.
И тут железный нарком аж подскочил: «Какая колония! У вас задняя стенка склада прохудилась, охранник не ходит, подходи и тащи! Сутки на наведение порядка, а ребят вымыть, переодеть и отправить учиться. Вырастут, станут инженерами-путейцами!». И, действительно, все семеро закончили Институт путей сообщения.
Рассказанный случай наглядно демонстрирует второй козырь Кагановича - то, что нынче принято называть социальным пакетом. Лазарь Моисеевич сделал службу на железной дороге исключительно престижной. Он ввел бесплатное фирменное обмундирование, резко повысил оклады, разработал систему премиальных и, что по тем меркам было революцией, пробил у Сталина разрешение на личные подсобные хозяйства для железнодорожников.
Фонды и дополнительные матсредства Каганович добывал в конкурентной борьбе с другими наркоматами, используя в качестве мощного рычага свое положение секретаря ЦК. По сути железный нарком стоял у истоков такого явления, как отраслевой лоббизм, хотя в советскую эпоху это называлось иначе.
Лазарь, где брат твой?
Пока нарком кнутом и пряником приводил в божеский вид стальные магистрали, грянули массовые чистки 1937-1938 гг. Правды не утаишь: роль Лазаря в осуществлении террора не может не вызвать оторопи. И списки расстрельные вслед за Сталиным подписывал, и на места (в частности в Ивановскую и Ярославскую области) выезжал, и сотрудников сдавал. Даже собственным братом пожертвовал, тем самым, что привел его в партию.
В свое время по Москве гуляли слухи, что Каганович держится на плаву потому, что его сестра Роза любовница Сталина. Сестры Розы Каганович отродясь не имел, а лояльность вождя для него была превыше родственных связей. Доведенный до отчаянья обвинениями в предательской и враждебной деятельности Михаил Каганович покончил с собой сразу же после заседания Политбюро, и лишь 15 лет спустя все обвинения с него были сняты.
Эта история висела на совести Лазаря тяжким грузом. Настолько тяжким, что он во всеуслышание вспомнил об этом на заседании Президиума ЦК в феврале 1956 года при обсуждении проекта доклада Хрущева о культе личности. Но это потом, а в 1937 Каганович остался верным сталинцем, а почему он, человек редкой смелости и принципиальности, без боя отдал множество лично знакомых ему людей, неведомо. Видимо, верил что «так надо» … Кому? Зачем? Во имя чего?! Теперь не узнать.
Началась Великая Отечественная, и тут привычный к форс-мажорам нарком проявил свои лучшие качества. Более того, он оказался единственным членом Политбюро, получившим боевое ранение. Осенью 1942 года товарищ Лазарь по поручению Ставки организовывал оборону Кавказа. Командный пункт, на котором он находился, разбомбили, несколько генералов погибло на месте, а Лазарь Моисеевич был ранен осколком, но в строй вернулся на удивление быстро.
Послевоенные годы отодвинули железного наркома в политическую тень: у Сталина появились новые фавориты, но Кагановичу вождь верил по прежнему, придерживая в кадровом резерве на всякий пожарный случай. Пожар случился в 1947 году, когда стало ясно, что ситуация на Украине не выправляется, бандеровское подполье сопротивляется, а национализм высоко держит голову.
Каганович поехал в Киев, и второй раз переломил ситуацию мерами, которые с современной точки зрения можно назвать, самое малое, варварскими. Многие украинские источники приводят деятельность Лазаря, как пример украинофобии в самых ярких ее проявлениях. Если под этим подразумевать неприятие Кагановичем украинской самостоятельности и как политического, так и культурного отмежевание от Москвы, так оно и есть. Чернобыльский уроженец оказался не менее последовательным великодержавным шовинистом, чем уроженец грузинского городка Гори. В отличие от русского крестьянина Хрущева, бывшего истинным защитником интересов Украины и даже подарившего ей Крым, но об этом дальше.
Следует отметить, что Лазарь Моисеевич своих взглядов не скрывал. В том же, что относилось к подъему украинской промышленности, науки и даже спорта, он делал, что мог. Доходило до смешного. Инструктируя в 1947 году спортивное руководство он произнес эпохальную фразу, что «Украина - это Донбасс, это шахты, это тяжелая промышленность, а спорт на Украине это легкая атлетика, бег и футбол. Надо развивать тяжелую атлетику. Надо вырастить поколение украинских штангистов». И ведь вырастили. К счастью, не в ущерб футболу.
Партия сказала: «надо»!
Разобравшись с киевскими делами, Каганович вернулся в Москву, где получил пост заместителя председателя Совета министров. Активной политической роли не играл, но и репрессиям не подвергался, просто работал. Смерть Сталина на карьере Лазаря сначала отразилась позитивно – он стал первым заместителем председателя Совмина.
Первый вице-премьер Каганович курировал строительство, транспорт, социальную сферу, то есть тогдашние аналоги национальных проектов. В качестве крепкого хозяйственника был на своем месте, а к решению серьезных политических вопросов его не привлекали. Так о предполагаемом аресте Берия первый зампредсовмина узнал одним из последних, но меру эту поддержал: с Лаврентием у Лазаря было два фундаментальных разногласия. Берия считался покровителем национальных меньшинств, а Каганович - великорусским шовинистом. Как вспоминал в последствие Каганович в беседе с Феликсом Чуевым, на одном из закрытых совещаний он прямо заявил Берии: «Не надо вкладывать бюджетные деньги в строительство еще одного театра во Львове. Давайте лучше построим дома для рабочих Брянска, а то они в землянках живут».
Вторым камнем преткновения стала партия. Прагматичный Лаврентий полагал, что она, в общем-то, особо и не нужна, и при наличии разветвленной и хорошо организованной тайной полиции без партии можно обойтись. Большевизм же Берия и вовсе втихаря поругивал, как явление антигосударственное и геополитическим интересам державы враждебное.
Большевистская душа Лазаря Моисеевича такого святотатства перенести не могла.
После ареста Берия в июле 1953 года на пленуме ЦК именно Каганович первым из партийных вождей озвучил в своей речи приоритеты будущей социальной политики: массовое строительство жилья, повышение зарплат и пенсий, решение продовольственной проблемы. И, что самое удивительное, именно он первым поднял вопрос об оскудении русской деревни и необходимости вкладывать средства в развитие российского Нечерноземья. Лазарь Моисеевич открыто заявил, что в колхозах остались женщины, старики и дети, люди на себе пашут и так дальше нельзя.
Неудивительно, что именно Кагановичу поручили осуществление социальной и пенсионной реформ, в результате которой пенсию стали получать все, включая колхозников. Такого в России еще не бывало: при царе пенсион полагался лишь государственным чиновником и отставным военным, ну а при советской власти крестьянство считалось живущим на подножном корму и в государственном вспомоществовании не нуждающимся.
С «социалки» Кагановича перебросили на очередной проблемный участок - Министром промышленности строительных материалов СССР, где он и пробыл до июня 1957, когда вместе с Маленковым и Молотовым попытался сместить Хрущева. Зачем уже немолодому хозяйственнику понадобилось влезать в политические дрязги, до конца неясно. Возможно, спусковым крючком стали все тот же украинский вопрос и личная обида.
Ряд источников утверждает, что в 1947 году Хрущев выдвинул совершенно безумную идею массового добровольно-принудительного переселения молодежи из западных областей Украины на восток. Каганович вроде бы против этого возражал, используя достаточно своеобразную и отнюдь не гуманистическую аргументацию. Лазарь полагал Сибирь будущим страны и не желал это будущее засорять неподобающими элементами. Так или иначе, переселение не состоялось, а 6 лет спустя, когда Каганович отмечал 60-летие, ему вместо вполне заслуженной Звезды Героя Социалистического Труда выписали «всего-навсего орден» Ленина.
По слухам на банкете обиженный юбиляр предъявил претензии, на что находившийся в подпитии Хрущев поднял вопрос о подарке украинским товарищам к 300-летию Переяславской Рады. В качестве подарка предполагался Крым. Каганович ответил вопиюще неполиткорректно, разговор был скомкан, но отчаянное сопротивление Кагановича и Молотова не позволяло провести решение о передачи Крыма через Президиум ЦК КПСС в течение двух месяцев. Оно было принято лишь в феврале 1954 года, когда Молотов и Каганович оказались в командировках. Ряд историков полагают этот момент в отношении Хрущева и Кагановича переломным, а дальше пошло по нарастающей.
Красный лев зимой
Потеряв все свои посты, Каганович какое-то время проработал директором Уральского калийного комбината, после чего ушел на пенсию и в 1962 году с подачи Хрущева был исключен из партии. Вернуть партбилет до конца своих дней железному наркому так и не удалось. Пенсию, опять-таки с подачи мстительного Никиты Сергеевича ему назначили минимальную - 120 рублей, но старый большевик никаких дополнительных льгот не выбивал. Только писал письма в адрес каждого съезда, просил вернуть партбилет. Положительного ответа не дождался и умер, всеми забытый, менее чем за месяц до краха той партии и той держава, у истоков которой стоял.
Позже дочь железного наркома Майя, архитектор по профессии, издала записки своего отца. Как и большинство большевиков его генерации, Каганович был хорошим семьянином и практически однолюбом, возможно, потому, что жил работой и на работе. Жена его была старым партийным товарищем, и Лазарь Моисеевич ее надолго пережил. Излишеств, что на алкогольном что на лямурном фронте не поощрял и вошел в историю, как стойкий противник абортов, оказавшись в этом деле святее самого папы Римского. Образ жизни вел скромный, за деньгами не гнался, крокодилов не заводил и трофейных корон не крал.
Конечно, по нынешним меркам, Каганович - преступник, и, вместе с тем, он вызывает уважение куда больше нынешних «калифов на час», думающих о том, как бы урвать от любезного отечества кусок пожирней и отбыть его переваривать туда, где потеплее. Сейчас в литературе пошла мода на «неоднозначных героев», и в этом смысле биография сталинского наркома – истинный кладезь для писателя, замахнувшегося на вечную тему цели и средств в эпоху великих перемен.
Парнишка из еврейского местечка, оказавшийся большим имперцем и державником, чем многие царские генералы. Нарком, одной рукой разрушающий храмы, а другой строящий метро и заводы. Убежденный коммунист и гений отраслевого лоббизма. Большевик, подписывавший расстрельные списки, и вице-премьер, разработавший пенсионное законодательство. Как все это уместилось в одну жизнь, уму непостижимо. И все-таки несправедливо, если с именем Кагановича будут вспоминать только дурное. Он не был черным, как не был и белым. Он был человеком своей эпохи, порождением своей страны, для которой делал, что мог. И да воздастся ему за это правдой.
25.07.06