|
Вот только что все-таки написал один рассказ, который собирался написать, наверное, года два. Просто сюжет этого рассказа мне приснился. То есть мне снилось, что я - главный герой этой истории. Конечно, кое-что я добавил, но в общем и целом - новеллизация сна. :Laughter:
Пуля в сердце
Основано на реальном сне
Помнится, я чувствовал… Облегчение? Удовольствие? Нет, скорее я чувствовал счастье. Вокруг меня темнело, но когда вокруг стало уже практически совсем темно, я увидел вдалеке маленькое пятнышко света, которое быстро увеличивалось в размерах, и вот оно уже слепило мне глаза, но я стремился к нему, я хотел заглянуть туда, внутрь пятна света…
Когда я проснулся, у меня было такое ощущение, будто меня избили и подвесили вверх ногами. Честно говоря, не самое приятное ощущение в моей жизни. Я попытался потянутся, но это движение вызвало такую мучительную боль, что я невольно застонал. После долгих попыток разлепить глаза мне это, наконец, удалось, и моему взору предстал весьма старый сарай, видимо, заброшенный. Он был практически пуст, единственное, что бросалось в глаза – это два человека у противоположной стенки. Оба были худые, в старой военной форме южан. Они дремали, держа в руках свои винтовки. Ах да, только теперь я понял, что и сарай, и двух южан, и их винтовки я вижу вверх ногами. Значит, меня действительно сильно побили, возможно, даже подстрелили, и повесили вверх ногами в этом трижды проклятом сарае, чтобы пытать меня, когда я очнусь. Ну что ж, осталось только дождаться, пока эти два отморозка проснутся и они, пожалуй, могут приступать к допросу.
Как я оказался в этом сарае? О, это довольно неприятная история. Но можно и вспомнить пока эти двое будут отсыпаться. Я родился в небольшом городке Бангор, штат Мэн. Теперь я мог лишь с тоской вспоминать долгие снежные зимы родного штата, его бескрайние леса, столь прекрасные зимой, и такие уютные летом. Но мне не повезло с датой рождения. Ведь когда я стал молодым и полным амбициозных планов американцем, Линкольн отменил в Соединенных Штатах рабство. Ну а ввязался я в эту мясорубку, когда шел по улице и услышал громоподобный крик вербовщика, который красноречиво убеждал, что именно я нужен, чтобы спасти Америку. Я и записался в армию. Глупый повод, я знаю, но… Но я ничего не мог с собой поделать. Внутри себя я уже давно искал повод, чтобы отправится на фронт. В общем, приблизительно так я обменял тихую, спокойную и одновременно перспективную жизнь в штате Мэн на этот провонявший навозом, временем и южанами заброшенный сарай, которому, казалось, было достаточно легкого ветерка, чтобы свалится вместе с нами прямо в Лету.
Я прекрасно помню тот день, когда уезжал из родного дома. Помню рыдания матери и скупую мужскую слезу в правом глазу отца. Помню, как простился с девушкой. Как пожал руки всем своим друзьям, и слова Джона: «Как приедешь, закатим по этому поводу гулянку на полную катушку, поставим этот дохлый городишко на уши». И помню крепкую руку отца на моем плече, его взгляд и слова: «Только не дай опозорится Америке, сынок».
Но вот пришел новый день, а с ним и отправление на юг. Нашей части выдали лошадей и ружья, после чего нам предстоял долгий путь через половину США. Мы шли через северные леса Мэна и Нью-Йорка, и через прерии центральных штатов. Но, в конце концов, мы все же прибыли на временную базу северных войск. А оттуда через некоторое время мы отбыли на фронт. Фронт произвел на меня неизгладимое впечатление. Выстрелы, крики, падающие солдаты и громогласные команды офицеров. Господи, да когда же закончится эта война, эта братоубийственная война?! Да, война действительно была братоубийственной – ведь здесь людей люди убивали…
Но вот что там было дальше, я не особо помню. Но, кажется, это сейчас все равно было бы не самой важной информацией в жизни – ведь два южных урода проснулись и уже успели заметить, что я тоже очухался, так что настроение у меня почему-то резко ухудшилось. Они оба подошли ко мне и переглянулись. После чего один из этих ублюдков, головы на две ниже второго, что-то у меня спросил. Странно ведь получается – я вроде бы понял, что они базарят по-английски, но вот что именно они спросили, я не понял. Непривычное ощущение – с одной стороны, я помню этот язык, но не понимаю его. Как будто я знал его очень-очень давно, десятки лет назад. И когда я попытался им хоть что-то сказать, то не смог – я не знал, как это сказать. Но эти двое, похоже, по-другому трактовали мое молчание, поэтому через двадцать секунд я имел неповторимую (как я надеялся, по крайней мере) возможность непосредственно изучить подошву на ботинке высокого южанина. Кровь из сломанного носа хлынула, как Ниагарский водопад, за считанные секунды ослепив меня. Я услышал сверху бормотание этих двух. Потом они замолчали, и я почувствовал, как кто-то протирает мне глаза. Открыв освобожденные от крови глаза, я увидел перед собой сидящего на корточках коротышку. Он с каким-то театрально-пафосным грозным лицом что-то сказал мне, и по интонации я понял, что это пока что тоже вопрос. И вдруг у меня пронеслась мысль: «Да ну их всех нафиг, все равно мне отсюда, как я понял, живым не выйти, так чего мне тут церемонится и тянуть резину?!». Поэтому я после минутного молчания собрал все силы и плюнул прямо в глаз этому уродливому карлику. Он медленно встал, отошел к задней стенке, взял с пола свою винтовку, наигранно не спеша вытер её, зарядил, подошел ко мне и прижал ствол прямо к моему носу. Странно, но запах пороха, навсегда въевшийся в этот ствол, вызвал во мне какое-то ностальгическо-тоскливое чувство… Но карлик уже поднял винтовку, и когда ствол был напротив моего сердца, нажал на спусковой крючок. Эта чертова пуля слонобойного калибра прошила мое сердце насквозь – я слышал, как она ударилась о стенку за моей спиной. Адская боль сменилась сильнейшим жжением, а то уступило свое место чувству… чувству, названия которому нет ни в одном языке мира. Но очень грубо его можно назвать чувством свободы. Медный привкус крови во рту воспалил во мне жажду и, одновременно, жажду и силу к жизни. Я почувствовал… Облегчение? Удовольствие? Нет, скорее я чувствовал счастье. Вокруг меня темнело, но когда вокруг стало уже практически совсем темно, я увидел вдалеке маленькое пятнышко света, которое быстро увеличивалось в размерах, и вот оно уже слепило мне глаза, но я стремился к нему, я хотел заглянуть туда, внутрь пятна света… Я не знал, что я здесь делаю. Я не помнил, как я сюда попал. Я вообще ничего не знал и не помнил. Но я понимал, что если что-то и было до того, как я попал сюда, это не имеет уже ровным счетом никакого значение. Значение есть только у ослепляющего пятна света передо мной, и у меня была только одна цель – заглянуть туда…
19 августа 2006 года
|