[ersh57]

Знаю, что запрещено, но текст велик.
Потому и посылаю повторное сообщение. А будет еще и третье! (Ой. забанят меня, точно забанят!)

Спасибо! Успокоили наконец.
Отредактировано 21.04.09

Скрытый текст - Глава вторая:

Глава вторая

Конный поезд Пивненского епископа выехал из Зачатьевского монастыря на рассвете, чтобы успеть добраться до Сливной слободы засветло. Длинной вереницей растянулся он по лесной дороге от монастыря к княжьему тракту. Более сотни людей и трех десятков нелюди сопровождало епископа в его ежегодном объезде обширной епархии.
Сам Гермолай ехал в голове поезда. Предваряли ему только с десяток латных дружинников да передовой дозор. Но тот ускакал перелета на полтора вперед поезда.
Рядом, по левую руку, растрясал необъятный живот епископский книжник. Справа трусил на могучем жеребце охранный воевода, оглаживая, то и дело, ладную опрятную бородку. Следом ехали остальные ближники.
За ними следовало посольство зветьев - двадцать семь душ.
Гермолай был уверен, что душ..
А то ведь, три последних Собора, проведенные совместно с Орденом после встречи с этим народом, так и не смогли дать точного ответа – есть ли у зветьев душа. Можно ли крестить их, допускать к святым Дарам? Желающие же креститься были, и немало.
Вот гномы со своими родичами цвергами – дело другое. С ними люди давно жили в согласии, почитай, восемь веков. Они были первыми, с кем люди встретились по Прибытии, и почти сразу, стали родниться. Вон, одна из южных волостей Роси, Дружская, почти сплошь была заселена кряжистыми низкорослыми полукровками. Так что, проблем с гномьими душами не было.
Зветьи – дело другое. В них странно переплетались две сущности: одна – вроде бы людская, другая – звериная.
Казалось бы, чего проще! Если людского в зветьях больше – значит, душа у них есть, если звериного – то откуда ж душа у зверя. Только дело и было в том, что половину своей немалой, до трех сотен лет, жизни зветьи проводили почти людьми, а половину – в облике дикого зверя. Делали они это не по своему желанию, потому и оборотнями их никто не прозывал. Да и оборотень, даже в зверином облике, имел душу и разум человеческий, о чем известно было еще на оставшейся неведомо где Отчизне, как прозывали россы прародину.
Потому спорили святые отцы, до хрипоты спорили. Сам-то Гермолай считал, что душа у зветьев все же была. Просто в зверином обличье зветьев она засыпала. И Пивненский епископ собирался отстаивать свою точку зрения через три года, на ближайшем Соборе.
Вопрос был очень серьезен. Особенно для Пивненской волости, граничащей с зветьинским господарством. Из-за того, что ни да, ни нет, Церковь сказать не решалась, донельзя гордые зветьи не хотели теперь знаться с россами. Посольство, следовавшее сейчас в поезде, было первым за истекшие полсотни лет. Прибыло оно к епископу только потому, что знали зветьи, знали об отношении к ним Гермолая.
Интересный это был народ и древний. Гномы утверждали, что были зветьи званы на Острова даже прежде их самих, чуть ли не две тысячи лет назад.
Во всех известных землях славились травники зветьев. Они могли поднять больного, от которого отказались не только лекари, но и волхвы с магами. Даже хваленые эльфские знахари не могли с ними сравниться.
А еще были у зветьев кони, такие, что обгоняли ветер. Не было тем коням равных ни на Островах, ни у эльфов, ни у орков.
Были у зветьев и товары, исстари привлекавшие росских купцов – резной рыбий зуб, разнообразнейшие краски для тканей, негорючая пряжа и другие разные диковины. Попадали только эти товары все через третьи руки, через гномов да цвергов.
И сейчас Гермолаю надо было налаживать порушенные отношения со зветьями, а возможность такая появилась.
У тех кончился мед. То ли перевелись в лесах зветьев пчелы, то ли просто перестали давать мед, то ли было злое колдовство какое. А мед зветьям был нужен. И не от раза к разу, а постоянно. И много. Счет шел на тысячи бочек в год. Без ежедневной ложки меда детишки зветьев начинали болеть и, перекинувшись зверем, так зверем и оставались.
Из близких народов только россы занимались пчелами. Ни все три гномьих народа, ни одичавшие гоблины, ни темные гракхи с медом дел не имели, разве, в виде хмельного напитка. Про эльфов же с орками после Последней битвы почти и не слышал никто. В Роси торговля медом сосредоточилась в руках монашьих обителей. Там было множество превосходных бортников. Потому выручить соседей могли.
И, как не колебался господарь зветьинский, другой дороги у него не было. Наступил он на хваленую свою зветьинскую гордость и отправил к Гермолаю послов. И Пивненский владыка вовсю прикидывал сейчас все открывающиеся выгоды.

Отредактировано 21.04.09

Скрытый текст - Глава вторая часть 2:

Показавшаяся впереди, на обширной росчисти у самого выезда на княжий тракт, деревенька в два десятка дворов прервала думы Гермолая.
Как и во всех принадлежащих Зачатьевскому монастырю селениях, была она огорожена высоким крепким тыном. За то и прозывали такие деревни орденцы не иначе, как городками. Над тыном виднелись крытые тесом крыши, серебрилась маковка рубленой церквушки с православным крестом. Рядом с тыном громоздился двумя этажами трактир для проезжих.
На малой рубленой башенке у распахнутых ворот из толстых дубовых плах развевался гордый стяг с княжьим соколом.
Встречать поезд с высоким гостем высыпало все немалое население деревеньки от мала до велика, во главе со старостой и стареньким седым священником. Был тут и рябой трактирщик с подавальщицами да половыми.
К воротам от тракта Гермолай ехал один. Возле собравшегося народа спешился, отведал хлеба-соли, потом трижды осенил толпу крестным знамением, благословил. Благословил он, отдельно, и семерых нарожденных за год, с прошлого приезда, младенцев – хорошее дело, когда растут росские семьи. Давнего знакомца священника по росскому обычаю троекратно облобызал. Тот сразу расчувствовался и пустил слезу. Все, как в прошлый раз.
Трактирщик пригласил было на трапезу, но задерживаться долее Гермолай не стал, дорога впереди длинная. Поезд епископский вновь тронулся в путь.
Который же раз Гермолай проезжал мимо этой деревеньки? Как там ее? Вроде – Горка. Пожалуй, в шестой. Да, в шестой. И деревню, точно, Горкой зовут. И чего так окрестили? Ровное место кругом.
Восемь лет назад рукоположил его в епископский святой сан тогдашний митрополит Роси – преосвященный отец Георгий. С тех пор он восемь долгих и плодотворных лет железной рукой правил Пивненской епархией и волостью.
Волость пограничная, потому и епископами здесь всегда были люди не старые. Вот ему сейчас – сорок шесть весен всего. Самый возраст. Еще лет десять он возможет. Потом уйдет в монастырь, доживать век над книгами, или, как этот священник, удалится в дальний приход. Если Бог в своей милости другого не восхочет.
Мысли епископа вновь зацепились за зветьев. Пора, пожалуй, и поговорить с ними. Гермолай велел звать посла. Тот, через минуту, уже гарцевал на знаменитом зветьинском скакуне слева, заняв место предупредительно отставшего толстяка книжника.
- Звал, владыко? – посол слегка поклонился, приветствуя Гермолая.
- Да, княже. Вот, все спросить тебя хочу. Что ж такое с вашими пчелами. Ты ведь, княже, так и не объяснил толком, - знатные зветьи ставили себя вровень с удельными князьями росскими, и епископ, хоть и не совсем то было гоже, но называл гостя поначалу именно так, как тот представился при первой встрече – «первый князь». Потом, узнав посла поближе, сократил прозвание до приемлемого для себя и необидного послу «княже».
- Владыко! Уши же кругом! – посол говорил по-росски почти чисто, лишь слегка мягко картавил. Не было в речи зветьев такого звука, как раскатистый росский «Р».
- А что, это такая великая тайна?
- Не то, чтобы тайна, но…
Все-таки решившись, посол рассказал Гермолаю, что же произошло в зветьинском господарстве.
Как и на Роси, бортное дело поставлено было зветьями на широкую ногу. Только прозывалось оно по-другому, если перевести – пчеловодством. Потому что зветьи пчел, действительно, водили. Пасеки у них были огромными – до трех сотен ульев. И, по мере надобности, таскали они эти ульи туда, где взяток для пчел будет больше. И давали эти ульи до сотни фунтов отличного меда в год каждый.
На зиму ульи убирались в выстроенные на то сараи.
На эти-то самые сараи неизвестные злоумышленники и напали прошедшей зимой. Почти все ульи разом оказались спаленными. То, что это было тщательно подготовлено, сомнению не подлежало. Нападения случились почти в одно время. Кто совершил подобное непотребство зветьи так и не вызнали и просили сейчас епископа оказать померную помощь в розысках.
Что ж, дело нужное. Посему решил епископ подослать зветьям подьячего с сыскной командой, поддержать. Соседи, как-никак! Глядишь, всем миром и обнаружим татей!
Самое плохое, по рассказу посла, заключалось в том, что уничтожению подверглись не только пчелы, но и сами пчеловоды. Поголовье пчел зветьи могли восстановить быстро – за пару лет. На их части Островов суровые зимы были не редкость. Бывало, что часть ульев вымерзала. Потому и были у зветьев наработанные способы быстро восстановить количество пчелиных семей.
С пчеловодами дело обстояло намного сложнее. Тех обучать надо не год и не два – лет с пяток, если не больше. В православных монастырях учили будущих бортников, вообще, лет десять. Недоученного к пчелам не подпустишь, или он их погубит, а нет, так его зажалят до смерти. Пчелы-то у зветьев куда как злы!
Опять же, хотя сохранившихся запасов меда зветьям хватило бы года на три, при бережном потреблении и на пять бы растянули, но детям был нужен мед свежий, не старше года. Как сказал посол, хотя бы по пятнадцать фунтов в год на дитё.
Пусть народ зветьев был и небольшой, не более трехсот тысяч, и, коим несчастье грозило, не очень много – около десяти тысяч, набегало огромное количество потребного меда. Если мерять росскими медовыми бочками в сотню фунтов, то требовалось не менее полутора тысяч бочек в год. И так лет пять, если не больше.
Так что без помощи россов было не обойтись.
Епископ задумался. Все монастыри его епархии производили чуть более пяти сотен бочек меда, это он помнил точно. Значит, надо будет дать знать великому князю. Только в его власти собрать потребное количество. На том сошлись.
Беседа продолжилась бы и далее, но показался вестник от передового дозора, и Гермолай посла отослал. По знаку епископа, навстречу вестнику рванул охранный воевода. Быстро перекинувшись несколькими словами, они вдвоем подскакали к Гермолаю.
- Беда, владыко! – вестник запыхался от скорой езды, - Там, впереди, на поляне у развилки обоз рагромлен.
- Боюсь, владыко, как бы не посольский обоз, дьяка Степши Мельича! – вставил воевода и протянул епископу узорчатый кушак.
Кушак этот совсем недавно, не более недели назад, Гермолай самолично преподнес думному дьяку.
- Жив кто? – епископ, взмахом руки остановив воеводу и враз посуровев, спросил вестника.
- Когда к поезду послали, никого еще не нашли.
- Как никого? Что, и тел нет?
- Нету, владыко!
- Воевода, наддать ходу!

Отредактировано 21.04.09

Скрытый текст - Глава вторая часть 3:

Всадники передового дозора, спешившись, тщательно прочесывали поляну. Когда из лесу показалась голова епископского поезда, старшой дозора тут же подскакал к Гермолаю.
- Ну, нашли кого? – глаза епископа быстро обежали поляну, от беспорядочно разбросанных вещей до тщательно все осматривающих дозорных.
- Нет, владыко. Ни людей, ни тел! Только кровь везде. Вон там, - старшой махнул рукой, - аж лужи местами!
- По лесу смотрели?
- Не успели.
- Воевода, распорядись!
Тот быстро отобрал два десятка воинов и парами разослал их в лес. Остальные дружинники ринулись помогать дозорным.
Зветьинское посольство, ближники и челядь сгрудились на дороге, удивленно посматривая на переполох.
- Владыко, под пеплом еще углей полно! – донеслось от кострища в центре поляны, - Видать, ближе к утру напали!
Гермолай тут же направился туда через двойное кольцо возов. Несколько телег было опрокинуто, и высыпавшие из разбитого ларя гномьи золотые жирно поблескивали на связках дорогих мехов.
- Вот так да! Кажись, и не взято ничего! Чудно! – воевода сам снаряжал обоз, потому знал, что говорил.
Дружинник, разворошивший разом заструившееся легким дымком кострище, рассматривал разнесенную крышу землянки.
- Эк его! Тут, владыко, чуть не камнеметом засадили! Вон, как бревна-то выворотило. А камней-то не видать! – дружинник цепким взором осмотрелся кругом.
- Воевода! - Гермолай присел на отполированное бесчисленными седалищами бревнышко у кострища и приглашающе шлепнул ладонью рядом, - Как же так? Груз не тронут, а сотня людей и полторы сотни лошадей где? Не понимаю!
- Так и мне, владыко не по…
В лесу лихо гикнули, и две пары всадников выгнали на поляну дико мечущуюся сгорбленную фигурку.
- Ату его!
- Стой! – воевода вскочил, - Сюда его давай!
Один из всадников мигом догнал найденного, ухватил за шиворот и рывком бросил перед собой на круп коня.
Через пяток секунд воевода и епископ разглядывали пленника.
Это был подросток, лет тринадцати, в разорванной небеленой косоворотке, с жутко всклокоченными волосами, в который напрочь завяз лесной сор.
- Ты кто? – начал спрашивать воевода.
- Ушата.
- Вижу, что Ушата, - оттопыренные уши паренька густо заалели, а воевода задал следующий вопрос, - Из обоза?
- Угу! - парень распоротым рукавом мазнул по шмыгнувшему носу.
Глаза его затравленно смотрели из-под насупленных бровей. И эта грязная его, замурзанная хареха была столь комична, что вызвала невольную улыбку даже у хмурого епископа.
- Ну что, Ушата из обоза, рассказывай! – продолжил воевода.
- Чё рассказывать, чё рассказывать?! Нету их никого! Увели! Были и нету!
- Ты толком можешь?
- Могу, - нос парнишки сморщился, и рукав прошелся по нему еще раз.
- Так рассказывай!
Очередное «Чё» вывело воеводу из себя, и тут перед носом парня показался не то, чтобы пудовый, но в полпуда всяко, воеводский кулак.
- Говори, леший тебя…
- Воево-о-ода! – Гермолай не любил, когда при нем упоминали нечисть. Да и нежить то же.
- Прости, владыко, вырвалось. Уж больно непонятлив стервец, - воевода развернулся опять к Ушате, - Я тебя что-то в обозных не помню. Ты откуда взялся?
- Так это, к деде иду, в слободу. У старшого ихнего попросился, ну и пристал, значит, к обозу. Вчера пристал, после обеда, - Ушата уточнил, с опаской взирая на вновь сжимающийся кулак воеводы, - Ну, учеба у нас кончилась, и я, стал-быть, к деду. На каникулы. А ночью – вот так!
Парнишка махнул рукой на окружавший их круг телег. Потом, взахлеб, продолжил.
- Всех огнями! Дядько-то Шеломша, ну, его-то багром ка-а-ак! А у Елка – глаза белые, и сапог скрёб. А потом эти трое, ну, подняли всех и ушли. Только старшого, ну, обоза! Его вон к тому возу, - последовал кивок в сторону одной из опрокинутых телег, - это, пришпилили, ну, и резать стали. А он кричал. Вот.
Ушата опять мазнул рукавом по распухшему носу и со вздохом продолжил несложную повесть.
- Они всех забрали. А тот большой, с хвостом, лошадей поел, ну, которые не разбежались.
- Дел-а-а! – протянул воевода, - Владыко, ты понял ли что?
- Похоже, дело серьезное, воевода! Ты, вот что. Мальчонка не отошел пока. Возьмем с собой. Позже расспросим как следует.
Гермолай поднялся с бревнышка и пошел к своей лошади. Сзади следовал воевода крепко ухватив за плечо Ушату.
Владыко! Здесь есть кое-что! – раздалось с дальнего конца поляны.
Епископ, уже конным, отправился на зов.
Четверо дружинников с удивлением разглядывали в дальнем углу поляны кучу свежего навоза, источавшего несказанное «благоухание». Куча была большой. Нет, не так - огромной! И торчал из этой кучи полупереваренный человеческий костяк. Рядом была и пара лошадиных черепов. Видеть такое никто из россов еще не сподобился!
- Воевода, смотри, никак «тот большой, с хвостом» оставил! – Гермолай бросил подъезжавшему сзади всаднику.
Но то был не воевода – посол зветьев.
Он ошеломленно рассматривал кучу. Потом раздалось единственное слово, почти возглас – «Л’адгкхсс». Гермолай, как ни мало понимал по зветьински, но помнил еще, что так прозывался у тех то ли бог, то ли демон.
Посол спешно развернул коня и унесся к отделившейся от остальных толпе конных зветьев у дороги.
- Л’адгхсс? Л’адгхсс! – раздалось оттуда.
- Слышь, владыко, а зветьи-то, похоже, готовы коней вспять повернуть! – к Гермолаю подъехал, наконец, воевода, заинтересованно разглядывая лопочущих что-то нелюдей.
- А-а-а, пустое!. Ты сюда взгляни! – епископ сначала не отрывал глаз от навозной кучи, потом все-таки посмотрел в сторону посольских, - Хотя… Нет, с ними я сам сейчас разберусь.
А зветьин уже рысил к Гермолаю.
- Владыко, прискорбно мне, но срочные дела заставляют меня и посольство мое вернуться ко двору господаря нашего. Не поминай нас словом лихим. Даст ваш Бог, увидимся еще! – посол, не дожидаясь ответа, развернул коня и оставил воеводу.
А Гермолай, ошеломленный таким поведением, несколько раз судорожно открывал было кривящийся рот, тужась сказать что-нибудь, и не мог. Потому, его «стой» было крикнуто уже в скрывающиеся за поворотом стремительно уносящиеся спины посольства.
- Да что ж за день такой! – епископу осталось только всплеснуть руками раздосадовано, - И ведь не догонишь! Тьфу! Прости, Господи!
Он развернулся к воеводе и дружинникам, только рты пооткрывавшим в удивлении. Приказал позвать ближников. Пока за ними бегали, объехал вкруг кучи, качая головой. Да, велика!
Совет был короток. Решили, что воевода с десятком дружинников вернутся в монастырь, за подмогой. На поляне оставили еще десяток, охранять обозное добро. Остальной поезд, во главе с Гермогеном, скорой рысью двинул в Сливную слободу. Оттуда решили дать знать великому князю, да и волхвы были там под боком.