Сказывают, что это были козни Лукавого.
Местные считают, что старый Савва давно заложил душу, и все наши горести – его рук дело. А иные говорят, что все виноваты поровну, и он такая же жертва, как и любой из нас. Не знаю. Мне случалось выпивать с ним, в прежние времена. После третьей, помнится, потянуло меня на философию.
- Скажи, Дед, что в жизни главное? - спрашивал я с хитрой улыбочкой. Сейчас, думалось мне тогда, сейчас старый начнёт мне излагать свои философии. Тут-то я ему и покажу, что такое Городское Образование!
Дед не оправдал моих надежд.
-Мудришь, антилигенция! А я как думаю? Будет, что детям жрать, так как-нить и выдюжаем. А дальше – жизнь покажет.
- Что ж это у тебя, Дед, вся жизнь на нутре сходится? Абы только набить? – улыбнулся я.
А он ничего не ответил. Только посмотрел на меня, как на идиота.
И верно, я тогда совсем глупый был.
Потом, жизнь завертелась. Наступала новая эпоха. Революция, на крыльях червонных знамён унесла меня в большой город. Партийная борьба, народные советы, демагоги в фалдастых суртуках, пролетарии в потных блузах, и вшивые окопы, и расстрельные команды. И перемены, перемены, перемены! Новая правда, новая власть сослала меня в родное село, Туда, в резервацию старобытностей. Где жизнь, как я думал, оставалось такой, как прежде. Господи, как же я ошибался!
Дома меня встретила только тощая Муська, совсем одичавшая за прошедшие два года. Кошка – зверь хищный и, в глубине души, совершенно дикий. Приручить кошку невозможно, в лучшем случае с ней можно подружиться. А лишившись вашего общества, она легко смахнёт с себя всю эту наигранную «домашность», и превратится в маленького серого тигра. Да что – кошка?! Революция показала мне, что всё это, в полной мере, применимо и к человеку.
Итак, я заново обхаживал Муську, а в мою дверь один за другим стучались неожиданные гости.
Первым был Голова Кавун. Большой, некогда, человек. Теперь, на его широком ремне прибавилось много-много дырочек.
Мы выпили горькой, и Голова рассказал всё, что он думает о городских властях, и о новой плотине, нарушившей вековой режим паводков. «Раньше, бывало, как пойму илом занесёт, возьмёшь земли в горсть – она как тесто. Жирная, пахучая. А нынче…» - жаловался он – «…нынче на полях – пыль одна. Подумай, друже, жуём полынь-лебеду, как пращуры. Того и гляди, за кору примемся! А в район…» - тут он брякнул кулаком по столу – «а в район телеграф провели! Свелизация, вишь ты»!
Кавун вызвался обеспечить меня карточками, но велел держать язык за зубами. «Это не для каждых!» - прошипел он – «Это только для партийцев, да для набольших ахтивистов. И это…гляди ещё,» - добавил он – «в церковь не думай захаживать. У нас теперь борьба с предрассудками пошла. Нечистому на потеху».
Близился вечер. Кавун ушёл, мы с Муськой разделили банку консервов, как тут объявилась нежданная гостья. Я тогда уронил банку на пол.
Она?!
Мы стояли, и молча смотрели друг на друга. Два года. Два долгих года! Даже Муська меня забыла.
А потом кошка покатила банку по полу, и жестяной перезвон вывел нас из ступора.
- Дед с поля всё не идёт… - просто сказала девушка – люди говорят, крыша поехала у старого. Не вырастет там ничего. А деда, он вызвался всё село накормить.
- Как так? – я радовался неожиданной теме. Мне не было, чего ей сказать.
- Он говорит, где-то там растёт Репка!
- Что? Какая репка?
- Не репка, а Репка. Большая-пребольшая! – тоскливо улыбнулась она – Он теперь бродит там с лопатой, ищет. Ну не дурак?
- Кто ищет – тот всегда найдёт – многомудро ответил я. На самом деле, мне просто не было, что сказать.
А она посмотрела прямо на меня. Как-то так…по-особенному. Я покраснел. И, вдруг, застыдился нечищеных своих сапог, рыбного запаха, и сивушного дурмана в голове.
- Я так ждала тебя, Колобок… Так ждала! Иди ко мне…
Промозглое утро норовило забраться за шиворот.
Я поднял воротник, сунул руки в карманы, и побрёл по полю. Ноги вязли в отсыревшей пыли. «Ничего здесь не вырастет! Какая Репка?» - думал я, забираясь на пологий холм. Ближе к верхушке, штиблеты уже были полны земли. Я хотел было снять их, и вытрусить, но тут увидел Деда.
Он брёл вдоль лесополосы, по краю поля, выискивая что-то под ногами. «Чего он там ищет? Не гигантскую же Репку, в самом деле?» - я затянул шнурки, и отправился навстречу старому Савве.
Дед сильно сдал за последние годы. Тусклые глаза, неровная седая щетина, дурно пахнущее бельё. Как будто уже тогда он пребывал где-то там, за гранью…
Стоило мне приблизится, как он дёрнулся, и быстро скользнул взглядом по округе, словно бы ища кого-то.
- Здорова, Дед, и как это у тебя… - начал было я, но смолк. Дед смотрел мне за спину, не слушая. Я остро ощутил некое присутствие.
Стиснул кулаки. Отчего-то не хотелось оборачиваться.
Зашуршала позади земля.
Дед настороженно смотрел на чужого.
Я круто обернулся. Что?!
Мышь! Крошечная мышь шныряла у меня за спиной. Я наклонился. Зверёк, казалось, совершенно меня не боялся. Я протянул руку…
- Ну, здоров, уважаемый Колобок – положил мне руку на плечо Дед.
Мы обнялись, при чём не могу сказать, чтобы я испытал при этом приятные ощущения. Мышь, тем временем, куда-то делась.
- Внучка тебя сюда послала? – ухмыльнулся Дед – Сказала, совсем старый умом повредился, а? – он похлопал меня по спине. Сильно.
Я закашлялся, схватил его за руку.
- А чем ты тут занимаешься? На самом деле? Только не говори, что…
- Репка! – прорычал Савва – Она где-то здесь! Ты понимаешь, - он дрожал от возбуждения – она…она огромна, Колобок, огромна! На всех хватит!
Спятил, что ли? В самом деле?
- Дед, слушай, а на кого ты там всё оглядывался? – не выдержал я – не на мышку же?
- Нет! – неожиданно рявкнул он – Нет! Не на мышку! Я же не… - тут он горько ухмыльнулся - …не дурак. Тут другой зверь. Комиссар наш, друг народа драгоценный. Жучка, так сказать. Ищейка!
Паранойя? Или в этом, в самом деле, есть доля истины? Напряжение среди людей давно уже нарастало. Помогать голодному селу никто, похоже, не собирается. Вот каждый и сходит с ума, по-своему. Один – ищет мифическую Репку, другой – шпионит за ним. Почему бы и нет?
- Дед, а давай, мы сейчас спокойнёхонько пойдём…- начал я, но он резким жестом прервал меня.
- Тихо! Молчи, слушай – он ткнул пальцем в склон холма. Я прислушался.
Очень тихое утро. И тишайший, на грани слышимости, шуршащий звук. Неожиданно для себя, я понял – это мышь. Она роет.
- Что за…
- Репка! – прервал меня Дед – Она здесь. Я теперь понял! Зови наших, живее!
- Но что произошло? – я был совершенно сбит с толку происходящим – Ты же говорил, что мышь здесь не при чём.
- Когда это я такое говорил? – фыркнул дед – Ещё как причём, умник! Беги за людьми, покуда не поздно.
Он взялся за заступ.
- Я накормлю вас всех! Накормлю.
А что до меня? Я отправился назад в село, за холм. Что мне следовало бы сказать людям? Как бы вы поступили на моём месте? Это было действительно непросто. Уже почти перевалив за гребень холма, я вновь заметил мышь. Прекратив рыть, она посмотрела на меня. Нагло и уверенно.
Эта бабка, говорят, некогда была первой на селе красавицей. Сватов засылали добрейшие люди, включая даже Юфима-мясника. Тем удивительнее был её выбор.
- О, Колобок, родненький, здрасте-здрасте! – залепетала она, завидев меня. Отряхув вымазанные в грязи руки, она пересекла подворье, и облокотилась на тын.
- Здравствуйте, – начал я – меня…
- Ну, как оно? Как житьё то там, в Городе? – перебила меня бабка. Город, для неё – это вся большая страна, весь мир, что начинался за излучиной реки. За горизонтом, и ещё дальше.
- Послушайте, потом всё расскажу. Дед ваш зовёт, говорит…
- Говорить – Репку тянуть пора? – внезапно сорвалась она на истеричный визг. Опять перебила!
- Да, а что? Послушайте, что вы…
- Говорит, мышка бежала, хвостиком махнула? А? – перевалилась через тын бабка.
Я отшатнулся, не зная, что ответить.
- Он тебе про яичко не рассказывал, а? Колобок? Колобок-колобок…ничё, скоро вес-то сбросишь…все мы, из-за него, сбросим…
Я пожал плечами. Что за чушь?
Бабка, казалось, больше меня не замечала. Уйдя в глубину двора, она присела на лавку, брезгливо пнула чуней разбитое корыто. И, в прострации, обхватила голову.
- Внучка! – рявкнула она внезапно. Обернувшись к дому, напряжённо всмотрелась в тёмные сени.
Тишина была ей ответом.
Бабке это, очевидно, совершенно не понравилось. Кряхтя, она поднялась, и прошла в темноту. Я ждал, опершись локтями на плетень.
Бабка. Репка. Дедка. Дедка-репка. Репка-бабка. Бабка-дедка. Носились в голове короткие слова.
Что-то залязгало в лубине дома, и бабка вновь выбралась на свет, волоча огромную лопату.
- Внучку приведи! – буркнула она, не поднимая глаз. Прошла мимо меня, и побрела в сторону полей.
- Простите? Но где она сейчас? – крикнул я вдогонку.
- В церковь иди, Колобок, в церковь. К отцу Феодору. Одна она там, одинёхонька – тут бабка круто обернулась, и подняла на меня исполненные какой-то муки глаза – мне ведь нельзя уже, знаешь, да?
- Я слышал, Партия это не поощряет? – пробормотал я.
- Что нам Партия? У нас, нынче, другие хозяева…ну, иди – прошептала она, звякнув лопатой. А затем, направилась в поле. К дедке. И к Репке.
На церковной стене кто-то выцарапал: «Опиум».
Подворье церковное всё бурьяном поросло. Не похоже, чтоб сюда часто заглядывали. Но сегодня тут было людно.
Их было человек тридцать – хмурые, угрюмые, стояли они перед храмом. Кто-то напевал опасную песенку, как сейчас помню:
«Когда правил царь-дурак –
Хлеб давали за пятак.
Как пришла Республика –
Стал хлеб по три рублика.
Взяли власть Советы –
Хлеба больше нету…»
- Колобок!
Я взглядом отыскал её в толпе.
- Колобок! Ты говорил с Дедом? – подбежала ко мне девушка.
- И тебе привет. Он утверждает, что отыскал репку.
- Ах так! – она сжала кулаки.
- Чушь какая-то, по-моему. А что за собрание?
Она не ответила. Один из мужиков, однако, пояснил:
- Отец Феодор собирает народ. Чует моё нутро, нынче такая заваруха начнётся! Ох, чует!
- Да что тут случилось?
- А ты, вроде, не знаешь?
Я немного подумал.
- Репка, да?
Мужик хотел что-то ответить, но тут из пристройки вышел священник. Заприметив меня, он поспешил навстречу, радостно улыбаясь.
Я разинул рот от удивления. Вот так отец Феодор!
Федю Шилопопе я знал едва ли не с младенчества. Помниться, мы нередко надували с ним, на пару, жаб. Был с нами тогда ещё и третий пацан – Данька, но он умудрился, однажды, вдохнуть содержимое надутой жабки. Что окончилось для него плачевно.
Странно, как порой расходятся пути людей. С Федей нас драли в одной школе, и в одном поле пасли мы бараны. Казалось бы, откуда взяться между нами столь радикальному различию?
Вместе мы отправились в город, учиться. Но только вот, я увлёкся социальными учениями, но Федя же…но Федя…
Скверно. Когда я увидел его в этом пафосном балахоне, у меня сразу же пропало желание здороваться, и говорить с ним за жизнь. Я не протянул ему руки. Просто сказал:
- Зачем народ?
Улыбка его угасла.
- Здравствуй…
Я схватил его за руку, не обращая внимание на заволновавшуюся толпу.
- Вы здесь что, все с ума по сходили? Дед ищет Репку. Большую-пребольшую. Хе-хе. Бабка – несётся куда-то. С лопатой. А ты…
Бородатые мужики взялись за меня. Азартно так.
- Колобок…
- А ты народ мутишь! Что у вас в головах твориться? – я вывернулся из крепких рук, но отец Феодор уже отгородился от меня толпой своих приспешников.
- Ты нечего не понимаешь! Этот дед продал душу, в обмен на хлеб плотский. На нашем селении – Печать Ада!
- Он просто старый дурак, а ты – не лучше его, если поддаешься…
- Молчи, грешник! Тебе никогда не понять. Мы должны очистить нашу землю от скверны. От этого богопротивного волдыря! Все причастившиеся от него – обречены. Верь мне!
- Мракобес!
- Верь мне! – толпа разошлась. Отец Феодор рывком приблизился ко мне. Глубокие чёрные глаза манили, гипнотизировали.
- Верь мне! – сколько фанатизма, сколько непоколебимой уверенности в правоте своей!
Бушующее стадо двинулось по селу, неумолимо, как колонна всепожирающих тропических муравьёв.
- Огонь! – крикнул кто-то. «Огонь! Огонь!» - подхватила толпа.
Вспыхнуло у кого-то в руках пламя. Вилы, мотыги и косы волнуются над толпой. Грабли и серпы хищно покачиваются. Так идут крестьяне на жатву. Страшную жатву.
Я представил себе, как подцепят грабли, как снесёт верх коса, как вгрызётся в мякоть серп…Нет! Это безумие.
Я вклинился в толпу, схватил девушку в охапку.
- Мы уходим.
Отец Феодор подал знак. Дюжие руки вновь схватили меня. Вырвали мою добычу. Оттеснили её.
- Нет!
Она печально посмотрела на меня из-за чужого плеча.
- Я должна быть там. С дедушкой. С бабушкой.
- Нет! Нет!
А потом – меня начали бить.
Мне тяжело вспоминать дальнейшие события. Толпа – бешеный зверь – накатывалась на меня, как морские волны. Лизала тяжёлыми кулаками, обкатывала и притирала сапогами. Я прикрывал локтями почки, и ждал, когда придёт забвение.
Похоже, я действительно потерял сознание. Когда я очнулся, вокруг бушевала драка. Люди, ещё час назад чинно приветствовавшие друг друга – отчаянно махали теперь кулаками. Отца Феодора я не увидел. Похоже, только животная ярость направляла фанатиков. Их противниками были две дюжины сельских активистом, во главе с товарищем комиссаром. В пыльном шлеме, в жёсткой кожанке, он азартно ухал, нанося удары каучуковой дубинкой.
Странно, если она из каучука, то какая же она «дубинка»?
- Бей мракобесов! – разносился клич по сельской улице.
Кто-то влажной тряпицей обтирал мне лицо от крови. Я скосил глаза. Кавун.
Побитая паства отца Феодора растеклась по округе, робко вжимаясь в заборы.
- Ох, досталось тебе, Колобок. Ну, ничё. Жучка свою работу знает.
Жучка инструктировал какого-то тощего пацана:
- …и скажешь Потапу, чтоб Терёху своего послал. Пусть зовёт помошь, пусть скажет…
Я поднялся, не без помощи друга. Ужасная боль пронзила моё тело. Комиссар пожал мне руку.
- Вам, я вижу, многое пришлось вытерпеть. Мы это учтём.
- Психопаты…- просипел я.
- Эта Репка – собственность трудового народа…
- Что?! – перебил я Жучку. И он туда же?!
Комиссар странно на меня посмотрел. Кавун, плотно обняв меня одной рукой, прижался к моему уху, и жарко зашептал:
- Слушай сюды, Колобок, Репка – она огромная! Я видел её. Внучка всё-таки вернулась к своему деду. Хе-хе…она навела Жучку на место. Сейчас, Дед со всем семейством уже копается. Но им не справиться без помощи Жучки, и наших активистов! Может… - он отодвинулся от меня …может, оно и к лучшему. Будем распределять по справедливости! И ещё…
Но я уже его не слушал.
- Внучка тоже там?! – я схватил его за грудки – Сама?
Он развёл руками.
Он побежал, не разбирая дороги. К Репке!
- Колобок! – кричали мне в след. Но я не обернулся.
Я бежал, плутая, между сараев и покосившихся халуп. Как же давно я здесь не бывал! Всё изменилось. Или, это я изменился.
Довольно скоро, я понял, что бегу уже совсем не в ту сторону.
Где поле? Где репка? Чёрт…
Муська подкралась незаметно. Дикая и вздыбленная, она кинула на меня манящий такой взгляд. Зелёные искорки зазывали…
Я сделал шаг в сторону кошки, но она тут же отбежала. И вновь остановилась. Вновь обернулась, и посмотрела.
- За тобой? Идти за тобой?
Я подумал тогда, что, верно, совсем спятил.
Но кошка вела, и я шёл. И к тому моменту, как она вывела меня на поле с великой Репкой – я поверил в чудеса.
Не было никакого холма на краю поля. Не было! Только исполинская Репка, которую Дедка, бабка, внучка, и Жучка с активистами теперь споро освобождали от покрова земли.
Я подошёл, ошеломлённо разглядывая плод.
- А, Колобок! – Дед помахал мне лопатой – и те пришёл! Видишь? Видишь, оно того стоило.
- Что стоило? – пробормотал я вполголоса.
Муська тщательно обнюхивала Репку, обходя её по периметру.
Суровый, обычно, Жучка орудовал заступом, скинув кожанку.
- Накормим…всех накормим… и будет Счастье! Для всех!
- Даром! – подхватила внучка – Колобок, копай! – она протянула мне лопату.
Я неуверенно протянул руки, но в этот момент – из-за края холма-репки показались прихожане, во главе с отцом Феодором.
Жучка, завидев его, подбоченился, бросив лопату, но реакция Деда была феноменальна. Встретившись взглядом со священником, он скорчился, словно от удара, и опустил низко голову.
- Я вижу Ад в твоих глазах, Савва – спокойно произнёс отец Феодор.
- Уйдите! – глухо проныл Дед – Уйдите, пожалуйста. Иначе, всё напрасно…
Паства монотонно гудела.
- Что напрастно? Этим… - он пнул корнеплод - …этим хочешь ты причастить нас? Набить чрево адовым даром? Но там, где угнездился Ад – нет больше надежды. Ты впустил это в себя, Савва. Не губи остальных.
- Прочь! – взорвался Жучка – Не мути народ!
Отец Феодор рассмеялся.
- Комиссар. Вы что, сможете объяснить данное…образование? С точки зрения материалистической диалектики?
Жучка сплюнул.
- А пофиг мне, поп! Мне народ накормить надо. Пшёл прочь!
- Ад…
- Где? Какой? – взорвался комиссар – Покажи мне свой ад!
Священник с паствой, боле не колеблясь, целеустремлённо направились к копающим.
- Когда зло становиться очевидным – прошептал отец Феодор – обычно уже слишком поздно…
- Ох, что сайчас будет! – запричитала бабка.
Прогремел выстрел.
Я дёрнулся от неожиданности. Комиссар навёл на толпу дымящийся ствол револьвера.
- Прочь!
- А то чего? – раздалось из толпы – Застрелишь нас? Из своего леворлюционного револьверта, гнида? Всех, да?
Толпа медленно потянулась назад, скрываясь за кромкой Репки.
Полетел камень. Ещё один.
Комиссар горько выругался. Выстрелил. Пуля с мягким стуком вошла в мякоть Репки.
- Не дури! Терёха, потапов, пошёл в город, за подмогой. К вечеру здесь будет взвод армейцев!
- А будешь ли ты здесь? К вечеру?
Дед ,вдруг, горько застонал, прервав перебранку. Взгляд его был направлен на Муську. Страшно шипя, кошка гнала перед собой мышь.
- А! Теперь я понял, что это за тварь! – крикнул отец Феодор – Ты хотел видеть Ад, Жучка? Получи, и распишись!
- Что за…- начал, было, комиссар, но прервался. Глаза «мышки» пылали красным цветом, тело её росло, словно на дрожжах.
- Яичко…не простое, но золотое…бежала…хвостиком…- бормотала бабка.
Мышь уткнулась лбом в Репку, и та поддалась, покидая тенета грунта. С глухим рокотом она завалилась на бок, привалив собою землекопов-активистов.
- Мои люди! – заорал Жучка – Люди! Спасайте! Что ж вы – он протянул руки к толпе – Что ж вы стоите! Хватайте лопаты! Спасайте! – он зарыдал – Спасайте! Спасайте…
А потом, заскрежетав зубами, вскинул пистолет, целясь в мышь.
Мышка сейчас уже нечем не отличалась от обыкновенной. Маленькая и серенькая.
Она побежала на комиссара.
Жучка выстрелил.
Пуля ударила в землю, взметнув облако сухой пыли. Мышь бежала на комиссара, страшно шипя. И…я не доверяю соей памяти но,кажеться, в этом шипении были слышны ужасные слова.
Комиссар снова выстрелил. Мышь метнулась в стронону, легко избежав пули и, оттолкнувшись от земли, взвилась в воздух, стрелой вонзившись в Жучку.
- А! – вскрикнул комиссар. Внучка, вскрикнув, прижалась ко мне, спрятав лицо. Дедка с бабкой корчились в каком-то ступоре.
- А-а! – вопил комиссар. Рванув тельняжку он обнажил волосатую грудь. Под потной кожей перекатывался продолговатый бугорок.
- А-а-а-а! – изаивался он, царапая ногтями свою опадающую плоть.
Хлынула кровь.
Отец Феодор не стал ждать дальше.
- Лей! – коротко скомандовал он.
Десятки рук опрокинули на Репку канистры с горючим. Одна спичка – и плод вспыхнул.
Клянусь вам, она орала! Орала, и корчилась в агонии, угасая вместе с комиссаром.
- А-ай! – взвизгнула внучка. Мышь, скользкая, окровавленная мышь неторопливо шла к нам.
- Нет…нет… - стонал Дед.
Опадающий край Репки зашевелился, и разверзся гнилыми ошмётками.
- Муська – сказал я.
Живая Муська побежала к мыши.
Тварь взвыла. Многоголосица древней муки и ненависти слушалась в её голосе. Позабыв про нас, мышь побежала прочь, но кошка неумолимо настигала её. Ещё секунда – и всё было кончено. Одним махом Муська проглотила тварь.
Внучка, охнув, осела.
- Обморок – прокомментировал кто-то из мужиков.
Муська довольно облизывалась.
- Знаешь, - сказал мне отец Феодор, подходя – есть такая древняя легенда. Когда праотец Ной схоронил всех тварей земных в своём Ковчеге, Нечистый принял вид мыши, и также прокрался туда. Спустившись в самый дальний и тёмный угол трюма, он принялся грызть днище Ковчега. Но кошки отлично видят в темноте. И когда мышь уже почти прогрызла дерево, кошка праотца Ноя заметила мышь, прыгнула на неё, и сьела! Так, кошка спасла Ковчег – отец Феодор погладил довольную Муську – она сьела самого Нечистого, и с тех пор – в её глазах всегда горят адские огоньки. И, сказывают, она может видеть силы зла…
- Может и так – сказал я. Доверив внучку его заботам, я подошёл к Деду. Он лежал, скорчившись, в позе эмбриона, закрыв глаза. Он умирал. Рука его, из последних сил, сжимала ладонь уже отошедшей бабки.
- Колобок…позаботься о…ох… - были его последние слова.
- Позабочусь! – пообещал я, бросив мимолётный взгляд на внучку.
- О-ох, Колобок…
А потом, он всё-таки открыл глаза, и я увидел в них Ад.