Самое удивительное, что хотелось курить.
Серый, замызганый кафель пола больно впивался в щеку, зажатые капканами браслетов, руки онемели и по чувствительности больше напоминали две чушки. Да и вообще, неприятно и холодно, блин, лежать голым на животе, закованным в наручники. Неприятно и глупо.
Но еще глупее, оказавшись в такой ситуации, единственные мысли, что меня посещали, были мысли о куреве. Йошкин кот, ну хоть тяжечку, ну хоть одну, умолял я неизвестно кого, хоть одну - я бы и так, лежа, со сведенными за спиной руками покурил.
Хлопнула дверь. Я повернул голову, стараясь рассмотреть пришедшего. Не получилось, в поле зрения оказались только его ноги, обутые в ботинки на каучуковой подошве. Такие еще носят полицейские или охранники, но обладатель этой пары обуви занимался совершенно противоположным родом деятельности.
Особо не церемонясь, меня вздернули за окольцеванные металлом запьястья и посадили на стул. От подобной процедуры, мои руки, вспомнив наконец, что они не резиновые, вспыхнули пульсирующей болью. Я, вторя ей в унисон, тоже сдавленно застонал. Глаза резануло иглами света включенной настольной лампы, я невольно зажмурился.
-Знакомо? - Волосатая рука с зажатой в ней газетой, ткнулась мне в нос, забивая обонятельные синапсы, запахами пота и типографской краски. Ого, оказывается мне выделили целую полосу на титульной странице. Еще бы, такая занимательная история про таких известных и уважаемых членов общества.
- Как все-таки оперативно работает пресса! - Ответил я, морщась от боли в руках. - Да еще в столь обьективном издании! Как же это вы не успели?
- А ты шутник. - Я физически ощущал его взгляд: цепкий, оценивающий. Наверное, так смотреть змея на жабу перед тем, как ее сожрать. - Прямо Жванецкий. А вот у меня с юмором всегда было туго.
На мой субьективный взгляд, нос у меня хрустнул, ломаясь, еще до того, как его кулак нанес удар. А после, забивая рвущийся из моей глотки крик обратно, он нанес удар в печень, я даже представил, как она, родимая, начала судорожно дергаться, словно чокнувшаяся пони, от резкого прилива крови. За что ей это и так я ее, за свою жизнь, не особо щадил. Но терапия возымела действие,меня согнуло в три погибели, крик захлебнулся.
Он дал мне немного времени, ожидая пока я распрямлюсь.
- А ну-ка, как там у нас с юмором ?— Спокойно, даже немного участливо, осведомился он. - Попустило маленько или тебя еще простимулировать?
- Да нет, спасибо... - Я сплюнул вязкое, заливающее мне рот. - Мы лучше на такси.
- Ты крупно влип, приятель. - В голосе не было ни злости, ни угрозы, только все тоже почти неуловимое сочувствие. - Ты связался не с теми людьми, чтобы шантажировать. К тому же, денюжки ты у них взял, а некие материальчики за них не отдал. Нехорошо ведь, мы к тебе по доброму, а ты вон как. Нехорошо...
Я хотел что-то сказать в свое оправдание, хоть что-то, только бы отсрочить боль. Но не успел, боль снова пришла внезапно, как результаты анализов из кожвендиспансера. Только от гонореи у тебя не вылетают зубы и не ломаются пальцы.
Прошел час, я мужественно терпел, оглашая комнату истошными криками и, в конце-концов, мой мучитель сдался:
-Устал я от тебя. — Проговорил он, переводя дыхание. - Здоровье уже не то, что тут скажешь - годы, годы... Я, думаю, будем заканчивать, а ты как считаешь? Вооот, правильно, тебе, опять же, облегчение. Что я, зверь какой...
Послышалось клацанье затвора. Силуэт фигуры, пятном отгородил меня от света:
- Ну что, последнее желание есть? Может, сигаретку?
Слава тебе, господи! Наконец-то!