Глава вторая. Конфронтация.
«Когда ты входишь в Старый Город – забудь о словах, вроде «гражданское право» и «презумпция невиновности»…»
Крэйвен Фальконе
Люблю Старый Город. Люблю этот промозглый запах дешевого амасека и опрятный вид шлюх, которых можно снять всего за двести кредитов… Люблю этот великолепный удушливый воздух, который словно спрут заползает в твои легкие и окутывает внутренности своими холодными щупальцами… Люблю, когда глаза синдикатовцев следят за тобой из-за каждого угла. Люблю, когда у тебя есть в кармане револьвер, шесть патронов и неограниченное чувство безнаказанности… И в эти минуты, мне хочется поблагодарить Императора за то, что я уже мертв…
Бар был сер, обшарпан и грязен. Его неоновая вывеска изредка вспыхивала в ночи, словно одинокий маяк на берегу моря, задушенного радиационным покрывалом. Дождь все не прекращался. Впрочем, Елизавета с детства уже привыкла, что дождь никогда не прекращается…
Переулок, еще переулок – вот и выход из Старого Города. Небольшой забор, отделяющий одну часть Города от другой, покрашен черной краской для того, чтобы хоть как-то выделить его среди каменных монстров серого цвета, которых кто-то удосужился назвать домами… Арбитры, как каменные изваяния, застыли у адамантиумных ворот, которые по ночам были наглухо заперты. По слухам, эти Арбитры работали на данном блокпосту уже около двадцати лет, и никто их так и не сменил. Никто не станет рисковать своей жизнью в Старом Городе ради очередного полевого повышения по службе, легче столкнуть все обязанности на тех, кто уже издавна разрабатывал этот участок. Здесь они жили, здесь справляли общие праздники, здесь радовались обретениям и огорчались поражениям… Блокпост стал для этих людей эквивалентом родного дома.
Елизавета не собиралась возвращаться обратно, туда, откуда три часа назад ее со скандалом прогнали. Трясущимися руками она вытащила из сумочки миниатюрную бусинку вокса и вставила его себе в ухо.
- Активация, - приказала Елизавета. – Личный номер 11-00-65, оператор, включить слежение за объектом…
Из наушника раздался усталый голос оператора:
- Елизавета, это ты, моя девочка? Что же, решила сегодня переночевать в Старом Городе?
- Да, - ответила Елизавета, закинув растрепавшиеся от дождя волосы за спину. – Настроение совсем ни к черту. Включи слежение. Если у меня будут какие-то проблемы – ты знаешь что делать…
- Конечно знаю, - сказал оператор. – Хотя, думаю, я лучше свяжусь со своими знакомыми из Синдиката, предупрежу, чтобы проследили за тем, чтобы никто тебя не обидел.
- Ты прекрасно знаешь, что я не доверяю синдикатовцам! – резко оборвала собеседника Елизавета. – У них же нет чести!..
- Да брось, у них с Арбитрами вот уже почти сорок пять лет как мирный договор – и ничего… - возразил оператор. – Не волнуйся, с тобой все будет в порядке. По крайней мере, этой ночью…
- Ты действительно веришь, что они меня не тронут? – скептически заметила девушка. – Не знала, что ты настолько наивен…
Оператор лишь промолчал. Елизавета пожала плечами и отправилась обратно, навстречу гостеприимно распахнутым отелям Старого Города…
Она вернулась на улицу с баром. Трудно отыскать безопасное место в мире, где царит преступность. Единственный выход – держаться поближе к многолюдным местам…
У входа стояло два бугая в смокингах. Ничего особенного – просто хорошо вымуштрованные обезьянки в руках Синдиката. Проблема была в том, что эти самые руки были весьма и весьма умелыми. Елизавета никогда до этого не видела, чтобы Синдикат предоставлял своих людей для охраны баров. Банков – еще куда ни шло, но злачные заведения всегда были нагими в смысле безопасности… конечно же, Синдикат получал свои отчисления от каждого человека, который посмел открыть свое дело в Старом Городе, но он никогда не снисходил до таких широких жестов. Зачем же ему потребовались свои люди здесь, именно на этой улице – Елизавете оставалось только гадать.
У дверей к бару собралась порядочная толпа – бармен за ноги выносил пьяного. Кто-то в толпе громко матерился. Оборванный мальчуган лет шести шустро подбежал к бесчувственному пьянице и отвесил ему порядочного пинка. Бармен грязно выругался и ударил пацана с такой силой, что тот рухнул на асфальт и захныкал. Елизавета зажмурилась, чтобы не видеть лица бедного мальчугана. Протолкавшись сквозь толпу, она добралась до одного из бугаев, приподнялась на цыпочки и, пытаясь заглушить гул, производимый доброй парой дюжин людских глоток, проорала ему на ухо:
- Я – Елизавета Лоренс! Пакстон, городской Оператор, должен был предупредить вас о моем приходе!
- Предъяви электротату, - нахмурившись, ответил охранник и достал из кармана сканер.
Елизавета протянула ему запястье. Охранник провел сканером по руке Елизаветы – кожа на ее запястье загорелась синим светом.
Это было электротату. В каждом электротату хранилось вся «душа» человека – его личный номер, дата и место рождения, профессия, номер кредитной карты и, конечно же, самое главное - уровень доступа к данным в Либрариуме…
Электротату было эффективной заменой опостылевшим всем документам. Зачем носить с собой тонны ненужных бумажонок, когда в твоей руке всегда вживлен тонкий слой электропроводимого материала, который ясно скажет, кто ты и чего ты на самом деле стоишь?.. Правда, конечно, были и недостатки. Преступникам, бежавшим из Города, нужно было в срочной мере удалять электротату из руки, иначе это грозило большими проблемами. Хирурги-ренегаты за символическую плату готовы были оказать им такую услугу. Вырезать электротату из руки САМОМУ – смерти подобно, так как механизм был напрямую связан с нервной системой…
- Все в порядке, - пробурчал охранник и неуклюже указал рукой на дверь. – Вы можете проходить, мисс Лоренс. Наши системы охраны проследят за тем, чтобы вас никто не тронул… и пожалуйста, даже не вздумайте вытаскивать револьвер из своей сумочки. Наши люди могут счесть этот жест как… проявление неуважения.
Елизавета кивнула в ответ и тронула пластиковую дверь рукой. Дверь работала на детекторе движения, и как только пальцы Елизаветы прикоснулись к холодному пластику, она отъехала в сторону, давая девушке пройти внутрь.
В баре было душно и накурено. Столы были проедены какими-то паразитами, возможно, «информационными» жуками, которых Арбитры периодически выпускали на разведку обстановки в Старом Городе. Те въедались в любую гладкую поверхность и передавали все полученные данные на панель данных операторам Оцепления (или Старого Города – в зависимости от того, кто запустил этих жуков). Синдикатовцы, естественно, занимались тем же – посылали своих жуков в Город, чтобы выведать, что же там творится. Так они и следили друг за другом, не в силах нарушить обещание, данное Великим Судьей Карлом Терезом принцу Синдиката Лафаэру Медеусу…
… С самого детства, Елизавета страдала легкой паранойей. Уже тогда Хирургеон вынес свой вердикт – с психическими отклонениями такого типа девочке нечего и думать о карьере врача. Что же, они ошиблись. Нельзя сказать, что паранойя ей вредила – скорее, даже помогала в местах, подобных Старому Городу, но в обычной жизни большинство Граждан, увидев Елизавету, сочли бы ее за ненормальную, каким-то образом сбежавшую из лечебницы доктора Виггса, что в Старом Городе…
По привычке затравленно оглядевшись, девушка села за ближайший к барной стойке столик и заказала себе немного коньяка. Краем глаза, она заметила небольшую группу бюрократов, сидящих за столиком на другом конце бара. Увидев ее, они о чем-то увлеченно зашептались. Елизавета ухмыльнулась. Бедняги… они-то не знают, что оператор бара запустил процесс сканирования их электротату и в данный момент лихорадочно выясняет, как охранникам можно поступить с этими придурками – выкинуть вон из бара, или аккуратно попросить удалиться… Ей даже стало жаль этих несчастных выродков из Оцепления. Меланхолично закурив, она стала думать над своим нынешним положением.
Хоть эвтаназия на Кафиссии и была официально узаконена, но проблем для хирурга после такой процедуры было не насчитать. Постоянные гонения со стороны более опытных коллег, сетования Властей на «стажеров, которые ни хрена не умеют» и чувство того, что ты в этом мире никому не нужен, вправляли мозги не хуже порции дроби… Докурив, Елизавета бросила окурок в пустой стакан, на дне которого еще были остатки недопитого коньяка.
… Как же она могла допустить такую промашку? Да, конечно, пациент был аристократом и даже пообещал пятьдесят миллионов кредитов от его Семьи, если она облегчит его страдания и отключит систему жизнеобеспечения, но… Все стало только хуже. И вот, ее выгнали. Что же, они свой выбор сделали, как и сама Елизавета. Деньги никогда не придут на ее счет, она в этом уверена. В сумочке лежит пистолет. Всего-то дел-то – приставить дуло к виску и нажать на спусковой крючок…
- К вам можно?..
Елизавета отвлеклась от своих мыслей и пустыми глазами уставилась на незнакомца. Тот улыбался. Видимо, вид бывшего стажера-хирурга, решившегося на самоубийство, забавлял его…
- Присаживайтесь, - дрогнувшим голосом ответила Елизавета, придвигая стул к незнакомцу. Тот расправил полы своего плаща и присел. На его лице застыла странная издевательская ухмылка. Достав из кармана пачку, парень вынул сигарету и закурил, пуская дым кольцами.
- Как это забавно… - наконец произнес он.
- Что именно? – поинтересовалась Елизавета, завороженная зрелищем плывущих к потолку колечек дыма.
- Одна простая вещь… - сказав это, незнакомец как-то странно дернул плечом. («Солдат?» - промелькнуло в голове Елизаветы.) – По одному вашему виду я определил, что вы из Хирургеона, верно?
- Вы угадали. Но что вам это дает? – вопросила девушка, все еще не понимая, к чему клонит незнакомец. Пока парень обдумывал свой ответ, она внимательно оглядела его лицо. В каждой его черточке присутствовало что-то аристократическое. Наверняка, это могло бы быть лицом ангела, если бы не шрам на глазу. Грубо зашитый черными нитками, он казался пятном чернил на идеально белом листе бумаги.
- Знаете ли… мой дядя-аристократ подвергся эвтаназии от некоего стажера Хирургеона около трех часов назад и, естественно, умер. В свое время, Синдикат посылал по его душу около тридцати киллеров, и, благодаря усилиям охраны, этого задания не пережил никто… Теперь, когда мало кто в этом мире желает его смерти, он умирает в больничной койке. Судьба порой бывает жестока… – пока парень говорил, ни один мускул на его лице не дрогнул. Что-то странное было в нем… – Но интересное еще впереди, – продолжал он. – Прошел слух, что он обещал этому стажеру около пятидесяти миллионов кредитов за свою смерть… Я сомневаюсь, что во всем Империуме есть человек, который возжелал бы своей смерти больше, чем мой дядя…
Елизавета молчала. Неужели ее трагедия уже стала для кого-то предметом шутки?..
- А вы верите в судьбу? – внезапно спросил парень.
- Нет, - твердо ответила Елизавета. - Если бы человек верил всяческим суевериям, то он бы заново вернулся в каменный век и мало бы чем отличался от тех первобытных животных, которые теперь выращивают для нас зерно вне пределов Города.
- Это замкнутый круг, - тихо ответил незнакомец. – Даже если человек не видит предзнаменований судьбы, то он все равно вернется туда, откуда начал. Ведь таким образом, он достигнет пика своего развития, и ему уже не к чему будет стремиться. Прошлое стремительно стирается, чтобы дать новому поколению пройти тот же путь, который прошли их предки…
Елизавета молчала. Червь сомнения все еще подтачивал ее душевное состояние, но…
- Я вижу, ваша душа сейчас разрывается на две части, - улыбнулся незнакомец. – Одна требует, чтобы вы наконец задали этот вопрос, но вторая считает, что риск слишком велик. Не беспокойте свой разум понапрасну. Я сам все вам расскажу. И, кстати, меня зовут Джек Риппер. А вас?
- Елизавета, - ответила девушка. – Елизавета Лоренс. Приятно познакомиться…
- Взаимно, - сказал Джек.
… Около получаса Джек рассказывал ей о том, что знал, порой приправляя скучные факты собственными едкими комментариями.
Он был беспощадным критиком и отличным аналитиком. Обладая острым, словно скальпель, интеллектом, он, к сожалению, не смог додуматься до одной простой вещи – что с таким умом ему надо было записываться, как минимум, дознавателем в Инквизицию. Единственное, что все еще утешало Елизавету относительно карьеры Джека, это то, что Черные Корабли в последнее время зачастили на Кафиссию, а значит, менять профессию еще не поздно…
Елизавета задумчиво глядела в спокойное и одухотворенное лицо Джека. Осколок льда, которым она считала свое сердце, медленно таял. Странно, подумала она. Я знакома с ним всего полчаса, но за это время он уже успел стать моим самым лучшим другом в этом мире. Недавно она скромно отпраздновала двадцать третий год своей жизни, но единственным человеком, на которого она могла положиться и посвятить в свои маленькие тайны, все еще оставалась она сама…
Это уже начинало походить на навязчивую идею. Что в нем такого, упорно спрашивала она саму себя, внимательно слушая то, что говорит Джек. Даже слепому было бы ясно, что в этом человеке течет голубая кровь, не говоря уже о стажере-хирурге, который по долгу службы обязан замечать всяческие мелочи. Его манеру держаться за столом, сигареты, которые он курит, странные манжеты от шелковой рубашки, необычно пришитые к рукавам плаща… Именно плащ был странным обстоятельством его внешности, который просто кричал о том, что Джек был очередным винтиком в бюрократической машине Империума. И перчатки. Именно перчатки больше всего смущали Елизавету. Потрепанные, сделанные из черной кожи, они были немыми свидетелями беспокойной ночной жизни своего хозяина. Металлические пластинки на костяшках были порядочно смяты и гарцевали темными пятнами, очень похожими на кровь.
Кто же ты, Джек?
- Сорок пять лет прошло, мисс. Сорок пять лет. И они все еще не готовы простить друг другу грехи. Неважно, что сказал Великий Судья этому несчастному принцу без короны. В данных обстоятельствах это столь же важно, как, например, то, сколько рюмок вина заказал себе Терез, когда обговаривал с Принцем условия договора… Главным является то, что война действительно была. Война между Арбитрами и Синдикатом. И теперь, они смеют что-то рассуждать о гуманизме. Бог-Император! Гуманизмом тогда и не пахло. Пахло кровью. Плотью. Танки Арбитров разъезжали по улицам и уничтожали всех тех, кто в такое неспокойное время посмел выйти на улицу. Синдикатовцы резали людей как свиней, Арбитры делали то же самое. Тактика запугивания завела обе стороны в тупик, заставив народ ненавидеть как власть Империума, так и преступников… Это не было войной на уничтожение, это больше походило на то, что сейчас бы назвали детсадовскими разборками за место в столовой. И если это борьба за власть… Тогда позвольте спросить – что же будет с нами, когда они решат уничтожить друг друга? Ведь этот договор не предусматривает того, чтобы условия соблюдались вечно… - сказав это, Джек заказал себе бог знает какую по счету рюмку амасека и мутным взглядом уставился на Елизавету.
- Извините, я отвлеклась… - поспешно ответила Елизавета. – Все это, несомненно, интересно. Но откуда вы все это знаете? О количестве жертв, о войне? Честно говоря, я еще никогда не слышала, что между Арбитрами и Синдикатом когда-либо вспыхивала война…
- Я оператор и заведую распределением данных в Либрариуме. Если знать нужные коды доступа, то можно вскрыть любой файл и, из чистейшего любопытства, заглянуть в его содержание... – сказал Джек, сдув несуществующую пылинку со своего плеча. – Во всяком случае, когда Синдикату потребуется моя помощь, я хотя бы буду знать, какой важности секреты я им передаю…
Елизавета снисходительно улыбнулась – ей не раз приходилось зашивать раны тем, кто думал, что имеет право вступить в Семью. А иногда, даже приходилось ПРИШИВАТЬ отделенные от тела части…
- Я знаю, о чем вы сейчас думаете, мисс, - холодно заметил Джек. –
«Очередной придурок, который считает, что если у него есть в кармане пистолет, три патрона и планшет с данными, то он имеет право голоса». В вашем разуме мой образ начинает терять свои мягкие очертания и перерастает в зловещую фигуру с планами мирового масштаба… Но будьте спокойны – у меня, как и у вас, сугубо личные счеты с Синдикатом…
Елизавета в ужасе молчала. Как он мог об этом узнать?!
… Она даже не заметила, как гул в баре постепенно стих, и серые бюрократы в ужасе вжались в спинки своих стульев. За спиной Джека возник, словно тень, парень с мышцами как у Катачанца. Послышался сухой щелчок взводимого курка:
- Шоу окончено, урод. Вставай и иди за мной… - пробурчал бугай, тыкая дулом револьвера в спину Риппера.
- Извиняюсь, что должен вас оставить… - Джек ухмыльнулся. – Но, я обещаю вам – ваше одиночество не будет долгим…
Елизавета сглотнула внезапно возникший комок в горле и проводила взглядом удаляющиеся фигуры людей – одну крупную и круглую – убийцы, а вторую, статную и подтянутую – Джека. Чем ты им помешал, Джек? Что же ты наделал, глупышка?..
Кто же ты, Джек Риппер?
Глава третья. Посланники Смерти.
«Ваша директива – выявить киллеров и уничтожить их до того, как они сделают свое черное дело. Иначе, когда-нибудь мы встретимся лицом к лицу с такими убийцами, до которых этим пройдохам как рукой до звезд…»
Великий Судья Карл Терез.
Субъект: Френсис Коулман Риз.
Род занятий: не определен или засекречен.
Заметки: часто бывает в Старом Городе, неоднократно был замечен его контакт с людьми Синдиката.
… У Дэйва сегодня первое дело. Я верю в его силы. Пусть он и чертов гомосексуалист, да покарает Император всех его потомков до шестого колена включительно, но , я уверен, что свою работу он выполнит на «отлично». Жертва умрет быстро и безболезненно – а это как раз то, что нам и нужно.
Вообще, странный он, этот Дэйв. Ему не повезло с самого рождения – родился он в Старом Городе, в семье одного небогатого (как и все жители Старого Города) кузнеца, который промышлял тем, что отливал пули для пистолетов Синдиката. Но таких кузнецов по городу было около двух сотен, поэтому, каких-либо привилегий семья Дэйва не получила. Постепенно, парень приобщился к подпольному стилю жизни, и начал потихоньку усваивать уроки самообороны, которые преподавал ему его отец. Правда, эти уроки носили скорее атакующий характер, нежели защитный. Дэйв уже в свои тринадцать лет мог спокойно стрелять с двух рук, да с такой дьявольской точностью, что даже некоторым бывалым боевикам Синдиката становилось не по себе. Да… Устроить какому-нибудь зарвавшемуся засранцу кровавый ад – это было коньком Дэйва. И я все еще не могу понять, что его заставило сменить ориентацию. Может быть, мать порядочно пилила его в детстве, или он действительно сильно разочаровался в женщинах, но он таки стал гомосексуалистом. Причем, довольно активным. Дэйв этого особо не скрывал, но и не старался выставлять напоказ. В общении он всегда был лаконичен и предельно серьезен. Если бы я не увидел тех фотопиктов, то никогда бы и не заподозрил, что ему это может быть приятно…
Холод рукоятки моего именного револьвера прожигал до костей. Погода была ни к черту – как, в общем, и всегда. Эта идея насчет засады нравилась мне все меньше и меньше…
Перед тем, как устроить засаду, Дэйв проверил переулок на наличие жучков – пошли слухи, что последнее время Арбитры очень тщательно следят за Старым Городом. Одно только это обстоятельство чуть не заставило босса выставить охрану по плану «Силенсио». Проклятый дождь, видимо, решил окончательно меня доконать своим мерным постукиванием по шиферу. Дэйв уже перестал обращать на него внимание – сразу было видно, кто из нас двоих родился в Старом Городе…
… В Оцеплении никогда не идет дождь. Небо там всегда хмурое и пасмурное. Оттого и создается такое впечатление, что оно каждую минуту готово заплакать… Но, как говорится, в эпицентре взрыва всегда безопаснее – поэтому, кроме периодического сухого ветра, ничто не омрачает тамошней погоды.
Я родился в Оцеплении, и оттого, наверняка, меня не удивляло ни серое небо, ни мерзопакостный вой ветра, который со злым смехом гоняет по улицам обрывки довоенных газет… Я привык и к довольно аскетичной архитектуре, к серой тени Башни Правосудия, которая является вечным свидетелем человеческих проступков в нашем грешном мире. Все для меня было просто и привычно. Выходца из Старого Города можно было вычислить в мгновение – он пугливо жался к стенам домов и недоуменно бросал взгляды на небо, которое, почему-то, не обрушивало на него своего гнева. Даже кожа человека из Старого Города была совсем другой – бледной, гладкой и все время влажной. Все в Старом Городе было по-другому – порядок, власть, женщины… Последние, правда, своим видом напоминали выходцев из могил – но с этим можно было смириться, ведь их красота не вызывала никакого сомнения или осуждения. Зачастую, этих девушек забирали в модельный бизнес – с такими стройными фигурками и гладкой кожей есть смысл работать только манекенщицей… Ну, или проституткой, если уж жизнь сложилась совсем неудачно.
Каждый нормальный человек, родившийся в Оцеплении, знает, что в Старый Город лучше не наведываться, если за твоей спиной нет охранника, а сам ты не упакован оружием и патронами по самые яйца. Конечно, в ситуации, когда вокруг тебя около двадцати бандитов с обрезами, пистолет спасет лишь в том случае, если успеет сделать выстрел в голову своему хозяину, ведь в Старом Городе даже человек с автоматической винтовкой или ракетной установкой не был Богом-Императором – видали, знаем…
… Дэйв прислонился к стене, закрыл глаза и медленно сполз на мокрый от дождя асфальт. Вечная влажность не доставляла ему никакого неудобства – скорее, даже наоборот, он чувствовал себя как рыба в воде (прошу прощения за столь неудачный каламбур).
Мне отчаянно хотелось курить. Обычно, я курю сразу после того, как сделаю свое дело. Но сегодня я решил сделать маленькое исключение.
Сигарета была влажной. Казалось, одно только прикосновение может сломать ее пополам. Я не волновался. Даже если мне не удастся закурить эту сигарету, у меня еще есть целая пачка таких же…
… Бар лежал перед нами как на ладони. Я изучил его до мельчайших деталей. Уже успел посчитать число окон, входов в подвал, посетителей… Заняться было абсолютно нечем.
Тут-то и проснулся Дэйв. Продрав глаза, он взглянул на хронометрон, что-то пробормотал, и сказал:
- Видимо, заказчик ошибся. «Клиент» сегодня не придет…
- Будем ждать, - решительно отрезал я. – Заказчик всегда прав, забыл? Тем более, проступок, за который мы должны наказать «клиента», довольно крут…
- Может ты и прав… - обреченно ответил Дэйв. – Хм. Глянь-ка на ту цыпу!..
Я подумал, что когда обернусь, то увижу смазливого молодого парня лет двадцати пяти в шляпе, фасоном напоминающую синдикатовскую, и высоких сапогах. Но я ошибся. Я увидел ангела. Во всяком случае, она была красива как ангел…
Жгучая брюнетка лет двадцати, с тонким станом и почти военной осанкой. Курточка зеленого цвета и шарф придавали ей экстравагантности. Благодаря закатанным рукавам я смог увидеть татуировку на внутренней стороне ее руки – и она только подтвердила мои догадки. Хирургеон. Двуглавый орел, держащий в своих цепких лапах окровавленный скальпель…
Дэйв хмыкнул:
- Она тебе понравилась, Фрэнк?
- Помолчи, - попросил его я. – Просто помолчи…
Благо, Дэйв всегда выполнял мои просьбы, и этот раз не стал исключением.
Секунду спустя, я внезапно нашел, что искал…
- Бинго!
- Что такое? – спросил Дэйв, мигом оказавшись рядом.
- «Клиент» в баре. Теперь, наш ход…
… Все произошло настолько быстро, что я даже не мог вспомнить, почему оказался здесь, в грязном переулке, в луже собственной кровавой рвоты. Напротив меня лежал Дэйв. Его глаза были стеклянными. Он был мертв…
Я попытался встать. Внезапно, моя ладонь нащупала что-то холодное и металлическое. Я тупо уставился на гильзу. Их здесь было много... и на каждой из них была нарисована роза…
Наверное, во мне было дырок больше, чем в решете. Этот гад выпустил в меня две полных обоймы в упор. Я даже удивлен тому факту, что еще жив и могу дышать…
Ведь все шло по плану – Дэйв аккуратно вывел его из бара, пригрозив револьвером. Затем, мы с ним встретились в том переулке, в котором наша жертва должна была с достоинством принять свою смерть. А потом, все пошло наперекосяк…
Где он научился так драться? В армии? Он не похож на обычного солдафона. В Имперской гвардии? Слишком молод… Оставался только один вариант, но я старался его не упоминать – слишком уж страшна могла оказаться правда…
И уж в последнюю очередь мы ожидали, что у него окажется пушка. Не простой револьвер, а полуавтоматический пистолет, с которым он управлялся так, словно был рожден убивать... Все произошло слишком неожиданно. Он перехватил револьвер Дэйва и выстрелил им мне в живот. Я просто не мог ничего сделать, мне лишь оставалась роль безмолвного наблюдателя. Он сломал Дэйву руку в трех местах, затем, со всего размаху впечатал лицом в стену и начал душить. И пока я пытался вынуть свой потайной пистолет, он продемонстрировал кое-что почище тех фокусов, которые иногда демонстрируют «волшебники» в цирке…
Пушка выскочила у него из рукава, словно была там на пружине. Как я мог догадаться, какие вещи скрывает этот парень, тем более, таким изощренным образом?..
… Он убил Дэйва. И меня тоже убил. Но не до конца. Меня еще никто не мог убить… НИКТО…
Я медленно тащился по переулкам, всячески пытаясь запутать следы и сбить его с толку. Хотя, зачем я ему теперь? Израненный, неспособный даже нанести удар, я сгожусь только для того, чтобы быть хладным трупом, который никому и никогда не причинит неудобств… Но я еще смогу доделать свое дело… и на моей улице будет праздник…
Казино обладало радушием бешеной собаки. Стараясь не привлекать к себе внимания посетителей, я поднялся вверх по лестнице – прямо в сердце, прямо к Нему на поклон…
- А! Старина Фрэнк! Присаживайся, будь моим гостем! – радостно заорал Лафаэр III, Принц Синдиката и внук человека, который когда-то привел Кафиссию к миру и процветанию. Этот человек вызывал уважение – впрочем, как и весь род Медеусов вплоть до двенадцатого колена.
Я не хотел садиться. Боялся запачкать диван кровью…
В глазах темнело… голова кружилась…
Я падал…
Я стою на коленях. Что же, с кем не бывает… не теряй сознания, Фрэнк!..
- Говори! – это Лафаэр. Он не собирается меня спасать. Он лишь хочет знать, почему перед тем, как умереть, я посмел вернуться сюда, в казино, оставив за собой множество следов…
И я сказал то, что он хотел услышать:
- Силенсио…
Темнота…