Глава вторая. Конфронтация.
«Когда ты входишь в Старый Город – забудь о словах, вроде «гражданское право» и «презумпция невиновности»…»
Крэйвен Фальконе
Люблю Старый Город. Люблю этот промозглый запах дешевого амасека и опрятный вид шлюх, которых можно снять всего за двести кредитов… Люблю этот великолепный удушливый воздух, который словно спрут заползает в твои легкие и окутывает внутренности своими холодными щупальцами… Люблю, когда глаза синдикатовцев следят за тобой из-за каждого угла. Люблю, когда у тебя есть в кармане револьвер, шесть патронов и неограниченное чувство безнаказанности… И в эти минуты, мне хочется поблагодарить Императора за то, что я уже мертв…
Бар был весь какой-то серый, обшарпанный и покосившийся. Его неоновая вывеска изредка вспыхивала в ночи, подобно одинокому маяку на берегу моря, задушенного радиационным покрывалом. Дождь все не прекращался. Впрочем, Елизавета с детства уже привыкла, что дождь никогда не прекращается…
Переулок, еще переулок – вот и выход из Старого Города. Небольшой забор, отделяющий одну часть Города от другой, покрашен черной краской для того, чтобы хоть как-то выделить его из общей серой палитры… Арбитры, как каменные изваяния, застыли у железных ворот, которые по ночам были наглухо заперты. По слухам, эти Арбитры работали на данном аванпосту уже около двадцати лет, и никто их так и не сменил. Никто не станет рисковать своей жизнью в Старом Городе ради очередного полевого повышения по службе, легче столкнуть все обязанности на тех, кто уже издавна разрабатывал этот участок. Здесь они и жили, здесь справляли общие праздники, здесь радовались обретениям и огорчались поражениям… Этот аванпост – их дом родной.
Елизавета не собиралась возвращаться обратно, туда, откуда три часа назад ее со скандалом прогнали. Трясущимися руками она вытащила из сумочки миниатюрный датчик и вставила его себе в ухо.
- Активация, - громко сказала Елизавета. – Личный номер 11-00-65, оператор, включить слежение за объектом…
Из датчика раздался усталый голос оператора:
- Елизавета, это ты, моя девочка? Что же, решила сегодня переночевать в Старом Городе?
- Да, - ответила Елизавета, закинув мокрые от дождя волосы за спину. – Настроение ни к черту. Включи слежение, если у меня будут какие-то проблемы – ты знаешь что делать…
- Конечно знаю, - сказал оператор. – Хотя, думаю, я лучше свяжусь со своими знакомыми из Синдиката, предупрежу, чтобы проследили за тем, чтобы никто тебя не обидел.
- Ты прекрасно знаешь, что я не доверяю синдикатовцам! – резко оборвала собеседника Елизавета. – У них же нет чести!
- Да брось, у них с Арбитрами вот уже почти сорок пять лет как мирный договор – и ничего… - возразил оператор. – Не волнуйся, с тобой все будет в порядке. По крайней мере, этой ночью…
- Очень на это надеюсь, - ядовито отозвалась Елизавета и направилась обратно – навстречу гостеприимно распахнутым отелям Старого Города.
Она вернулась на улицу с баром. Елизавете показалось, что это единственное более-менее безопасное место…
У входа стояло два бугая в смокингах. Ничего особенного – просто хорошо вымуштрованные обезьянки в руках Синдиката. Проблема была в том, что эти самые руки были весьма и весьма умелыми… Зачем Синдикату понадобилось выставлять здесь свою охрану – Елизавете оставалось только гадать.
У дверей к бару была порядочная толпа – бармен за ноги выносил пьяного. Кто-то в толпе громко матерился. Оборванный мальчуган лет шести шустро подбежал к бесчувственному пьянице и отвесил ему порядочного пинка. Бармен грязно выругался и ударил пацана с такой силой, что тот с грохотом рухнул на асфальт и захныкал. Елизавета не стала рассматривать это отвратительное зрелище внимательнее, поэтому, протолкавшись сквозь толпу, она добралась до одного из бугаев, приподнялась на цыпочки и, пытаясь заглушить гул толпы, проорала ему на ухо:
- Я – Елизавета Лоренс! Пакстон, городской Оператор, должен был предупредить вас о моем приходе!
- Предъяви электротату, - нахмурившись, ответил охранник и достал из кармана специальный сканер.
Елизавета протянула ему запястье. Охранник провел сканером по руке Елизаветы – и кожа на ее запястье загорелась синим светом.
Это было электротату. В каждом электротату хранилось вся «душа» человека – его личный номер, дата и место рождения, профессия, номер кредитной карты и, конечно же, самое главное - уровень доступа к данным в Либрариуме…
Электротату было эффективной заменой опостылевшим всем документам. Зачем носить с собой тонны ненужных бумажонок, когда в твоей руке всегда вживлен тонкий слой электропроводимого материала, который ясно скажет, кто ты и чего ты на самом деле стоишь?.. Правда, конечно, были и недостатки. Преступникам, бежавшим из Города, нужно было в срочной мере удалять электротату из руки, иначе это грозило большими проблемами. Хирурги-ренегаты за символическую плату готовы были оказать им такую услугу. Вырезать электротату из руки САМОМУ – смерти подобно, так как механизм был напрямую связан с нервной системой…
- Все в порядке, - пробурчал охранник и неуклюже указал рукой на дверь. – Вы можете проходить, мисс Лоренс. Наши системы охраны проследят за тем, чтобы вас никто не тронул… и пожалуйста, даже не вздумайте вытаскивать револьвер из своей сумочки. Наши люди могут счесть этот жест как… проявление неуважения.
Елизавета кивнула в ответ и тронула пластиковую дверь рукой. Дверь работала на детекторе движения, и как только пальцы Елизаветы прикоснулись к холодному пластику, дверь отъехала в сторону, давая девушке пройти внутрь.
В баре было душно и накурено. Столы были проедены какими-то паразитами, возможно, «информационными» жуками, которых Арбитры периодически выпускали на разведку обстановки в Старом Городе. Те въедались в любую гладкую поверхность и передавали все полученные данные на панель данных оператору. Синдикатовцы, естественно, занимались тем же – посылали своих жуков в Город, чтобы выведать, что же там творится. Так они и следили друг за другом, не в силах нарушить обещание, данное Великим Судьей Карлом Терезом принцу Синдиката Лафаэру Медеусу…
Елизавета, хоть и была хирургом, но с самого детства страдала легкой паранойей. Нельзя сказать, что это ей вредило – скорее, даже помогало в местах, подобных Старому Городу, но в обычной жизни большинство Граждан, увидев ее, сочли бы ее за шизофреника, каким-то образом сбежавшего из лечебницы доктора Виггса, что в Старом Городе…
Оглядевшись, девушка села за ближайший к барной стойке столик и заказала себе немного коньяка. Группа серых бюрократов, сидящих за столиком на другом конце бара, увидев ее, о чем-то увлеченно зашептались. Елизавета ухмыльнулась. Бедняги… они-то не знают, что оператор бара запустил процесс сканирования их электротату и в данный момент лихорадочно выясняет, как охранникам можно поступить с этими придурками – выкинуть вон из бара, или аккуратно попросить удалиться… Ей даже стало жаль этих несчастных выродков из Оцепления. Меланхолично закурив, она стала думать над своим нынешним положением.
Хоть эвтаназия на Кафиссии и была официально узаконена, но проблем после такой процедуры было не насчитать. Постоянные гонения со стороны более опытных хирургов, сетования Властей на «стажеров, которые ни хрена не умеют» и чувство того, что ты в этом мире никому не нужен, вправляли мозги не хуже порции дроби… Докурив, Елизавета бросила окурок в пустой стакан из-под коньяка. В воздухе запахло горящей плотью…
… Как же она могла допустить такую промашку? Да, конечно, он был аристократом и даже пообещал пятьдесят миллионов кредитов от его Семьи, если она облегчит его страдания и отключит систему жизнеобеспечения, но… Все стало только хуже. И вот, ее выгнали. Что же, они свой выбор сделали, как и сама Елизавета. Деньги никогда не придут на ее счет, она в этом уверена. В сумочке лежит пистолет. Всего-то дел-то – приставить дуло к виску и нажать на спусковой крючок…
- К вам можно?..
Елизавета отвлеклась от своих мыслей и пустыми глазами уставилась на незнакомца. Тот улыбался. Видимо, вид бывшего стажера-хирурга, решившегося на самоубийство, забавлял его…
- Присаживайтесь, - хриплым голосом ответила Елизавета, придвигая стул к незнакомцу. Тот расправил полы своего плаща и присел. На его лице застыла немного издевательская ухмылочка. Он достал из кармана розовую пачку, вынул оттуда сигарету и закурил, пуская дым изо рта кольцами.
- Как это забавно… - наконец произнес он.
- Что именно? – поинтересовалась Елизавета, завороженная зрелищем плывущих к потолку колечек дыма.
- Да вот что, - как-то слишком энергично дернув плечом, ответил парень. – По одному вашему виду я точно могу сказать, что вы из Хирургеона, верно?
- Да, и что с того? – вопросила девушка, все еще не понимаю, к чему клонит незнакомец. Она внимательно оглядела его лицо, шрам на глазу и вынесла свой вердикт. Мальчишка. Двадцатисемилетний мальчишка, который решил вспомнить молодость, совратив очередную красавицу…
- Мой дядя-аристократ подвергся эвтаназии от какого-то стажера всего три часа назад и, естественно, умер. Ирония судьбы. Синдикат посылал по его душу около тридцати киллеров, и каждый из них потерпел неудачу. А что же сейчас? Умирает в постели в своей палате от того, что кто-то отключил ему систему жизнеобеспечения. Смех, да и только! – пока незнакомец говорил, с его лица сошла ухмылка. Теперь на его лице царила маска холодного равнодушия. – Знаете что самое интересное? – продолжил парень. – Ведь говорят, что он обещал этому стажеру около пятидесяти миллионов кредитов за свою смерть… Старик совсем поехал крышей, вот что я вам скажу…
Елизавета молчала. Неужели ее трагедия уже стала для какого-т предметом шутки?..
- Хотя, я даже благодарен этому стажеру. Покажите мне того, кто это сделал – и я обниму того, что избавил Кафиссию от старого магната!
- Ту, - поправила Елизавета. – Ту, что избавила Кафиссию от старого магната.
- Даже так? – незнакомец ухмыльнулся. – Впрочем, это ничего не меняет…
- Раз так, - сказала девушка, с очевидным намерением встать из-за стола, - то этот стажер перед вами. Елизавета Лоренс, приятно познакомится.
Глаза парня загорелись. Он взвился из-за стола, словно миниатюрная ракета. Схватив руку Елизаветы, он как-то слишком энергично стал ее пожимать:
- Спасибо, спасибо и еще раз спасибо! – радостно орал он.
- Тише, пожалуйста, успокойтесь! – взмолилась девушка. Лицо ее позеленело от боли – слишком уж крепко незнакомец держал ее за руку.
Скоро парень успокоился, поправил волосы и спокойно сел. По его лицу нельзя было даже сказать, что этот человек всего минуту назад радостно орал на весь бар о том, что его дядя погиб. Закинув ногу за ногу, незнакомец отпил амасека из рюмки и тихо сказал:
- Меня зовут… Джек Риппер, я работаю распределителем данных в Либрариуме. Приятно познакомиться…
- Елизавета. Елизавета Лоренс, Хирургеон. Приятно познакомиться…
Джек глубоко вздохнул, засунул окурок в пачку сигарет, и уставился на Елизавету своими глазами цвета чистого неба:
- А теперь, Лиз, давайте подумаем над тем, как же вы докатились до такой жизни...
… За полчаса их с Джеком разговора Елизавета поняла одну замечательную вещь – когда человек все время смотрит на тебя так, словно он – невинная овечка, а в каждую свою фразу вкладывает долю издевательства, ты, хоть и невольно, начинаешь ему симпатизировать…
Джек был прост и открыт. Он был беспощадным критиком и отличным аналитиком. Обладая поразительно острым интеллектом, он, к сожалению, не смог додуматься до одной простой вещи – что с таким умом ему надо было не в Либрариум наниматься, а, как минимум, дознавателем в Инквизицию. Благо, Черные Корабли последнее время зачастили…
Елизавета задумчиво глядела на холодное и бесстрастное лицо двадцатисемилетнего парня, который деликатно, хоть и с сарказмом, рассуждал о политическом значении мирного договора между Синдикатом и Арбитрариумом. В ее мозгу уже не раз мелькала мысль о том, чтобы сейчас взять и встать со своего стула, войти в Оцепление, направится прямо в Башню Правосудия и там, перед компетентным советом Судей, разложить все по полочкам – так и так, в Старом Городе завелся очередной возмутитель спокойствия, и если его немедленно не арестовать, он может намутить таких делов, что даже Лорд-Коммандеру флота всего Сектора не покажется мало… Но, почему-то, Елизавете не хватало храбрости. Было в этом человеке что-то магнетическое, что-то окончательное. Словно однажды приняв его точку зрения, ты не сойдешь с нее уже никогда…
-… сорок пять лет, мисс. Сорок пять лет они пудрят мозги себе, друг другу, губернатору и СПО. Конечно же, ни тем, ни другим от этого легче не становится – впрочем, этого и следовало ожидать. Хотел бы заметить, что одним только введением полка Имперской гвардии в Старый Город можно было решить девяносто процентов всех проблем. Но! Держащаяся на порядочно обветшалых законах морали совесть не даст им спать спокойно при таком раскладе. Чертовы гуманисты… Послушайте, Елизавета, честно говоря, в этом мире самыми рассудительными остались лишь палачи и жертвы – остальные так, ненужные статисты… Будут до последней минуты своей никчемной жизни рассуждать о человеколюбии. Ха! Видели ли они это человеколюбие, когда сорок пять лет назад бронетранспортеры Арбитров наматывали на гусеницы кишки обычных граждан? Или когда шел Отбор? Или когда Синдикат таки нарушил периметр Оцепления и почти добрался до Башни Правосудия, фактически, снеся все на своем пути?.. Это – война. У нее свои законы. Она не знает побед, и не знает поражений. Она лишь собирает свою кровавую жатву, с нее этого достаточно! Но лишь человеческий разум делает каждую войну чем-то личным. Погибший на Западном фронте брат, мать, исчезнувшая после бомбежки, дочь, затоптанная насмерть во время всеобщей паники… Все это - факторы, который подогревают котел жертв. Эта война никогда не закончится, мисс. Они сорвутся – и, клянусь вам, когда это произойдет, меня уже здесь не будет. Впрочем, по вашему лицу вижу – вам это неинтересно… - сказав это, Джек заказал себе несчетную рюмку амасека и мутным взглядом уставился на Елизавету.
- Извините, я отвлеклась… - поправив волосы, ответила Елизавета. – Все это, несомненно, интересно. Но откуда вы все это знаете? О количестве жертв, о войне? Честно говоря, я еще никогда не слышала, что между Арбитрами и Синдикатом когда-либо вспыхивала война…
- Когда работаешь оператором данных в Либрариуме, важно знать, какой информацией ты располагаешь… - флегматично заметил Джек, сдувая несуществующую пылинку со своего плеча. – Тогда гарантируются прочные связи с Синдикатом…
Елизавета снисходительно улыбнулась – ей не раз приходилось зашивать раны тем, кто думал, что имеет право вступить в Семью. А иногда, приходилось ПРИШИВАТЬ отделенные от тела части….
- Я знаю, о чем вы сейчас думаете, мисс, - холодно заметил Джек. – «Очередной придурок, который считает, что если у него есть в кармане пистолет, три патрона и планшет с данными, то он имеет право голоса». Видите ли, у меня личные счеты с Синдикатом… глубоко личные…
… Елизавета и не заметила, как гул в баре постепенно стих, и серые бюрократы в ужасе вжались в спинки своих стульев. За спиной Джека возник, словно тень, парень с мышцами как у Катачанца. Послышался сухой щелчок взводимого курка:
- Шоу окончено, урод. Вставай и иди за мной… - пробурчал бугай, тыкая дулом револьвера в спину Риппера.
- Извиняюсь, что должен вас оставить… - Джек ухмыльнулся. – Но, я обещаю вам – ваше одиночество не будет долгим…
Елизавета сглотнула внезапно возникший комок в горле и проводила взглядом удаляющиеся фигуры людей – одну крупную и круглую – убийцы, а вторую, статную и подтянутую – Джека. Чем же ты им помешал, Джек? Почему в отличие от других, таких же серых, как и ты, бюрократов, ты не такой, как все? Зачем ты пришил эти нелепые шелковые манжеты фиолетового цвета к рукавам своего плаща? И, в конце концов, для чего нужны эти перчатки с железными пластинками на костяшках?.. Вопросы-вопросы…
Глава третья. Посланники Смерти.
«Ваша директива – выявить киллеров и уничтожить их до того, как они сделают свое черное дело. Иначе, когда-нибудь мы встретимся лицом к лицу с такими убийцами, до которых этим пройдохам как рукой до звезд…»
Великий Судья Карл Терез.
Субъект: Френсис Коулман Риз.
Род занятий: не определен или засекречен.
Заметки: часто бывает в Старом Городе, неоднократно был замечен его контакт с людьми Синдиката.
… С Дэйвом я работаю уже шесть лет. Отличный убийца, хоть и гомосексуалист, будь они все неладны… Хорошо, что свое маленькое хобби он четко отделяет от работы…
Уже долбаный час мы сидим в этом мокром до мозга костей переулке и ждем, когда какой-нибудь засранец из Арбитрариума догадается сюда заглянуть и приставить холодное и неприятное на ощупь дуло своего дробовика к моему затылку… Я бы предпочел, чтобы он это сделал с Дэйвом – хотелось бы еще раз посмотреть на его абсолютно нечеловеческую скорость реакции…
Вообще, странный он, этот Дэйв. Ему не повезло с самого рождения – родился он в Старом Городе, в семье одного небогатого (как и все жители Старого Города) кузнеца, который промышлял тем, что отливал пули для пистолетов Синдиката. Так парень и приобщился к преступной жизни, и уже в одиннадцать лет он
стрелял с двух рук так, что даже бывалым бандитам становилось не по себе. Да, вломить какому-нибудь уроду по самые гланды этот парень умел, что ни говори… Однако, или матушка его порядочно пилила в детстве, или он действительно сильно разочаровался в женщинах, но он стал гомиком. Да еще не каким-нибудь латентным геем, а настоящим ПЕДИКОМ. Он этого не скрывал, но и не старался выказывать. В общении он был лаконичен и всегда предельно серьезен. Если бы я не увидел тех фотопиктов, то никогда бы и не заподозрил, что ему это может быть приятно…
… Револьвер уже комком примерз к моей руке, а пальцы онемели. А мы все ждали, ждали, ждали…
Перед тем, как сесть в засаду, Дэйв тщательно проверил переулок на наличие жучков – пошли слухи, что последнее время Арбитры очень тщательно следят за Старым Городом. Видимо, затевается что-то очень большое и очень, очень плохое. Я подвинул к себе мусорный ящик и уселся на его холодную крышку. Заднице сразу стало мокро. Проклятый дождь все не унимался – он словно старался меня доконать своим мерным постукиванием по шиферу крыши. Дэйв уже перестал обращать на него внимание – сразу видно, кто родился в Старом Городе…
… В Оцеплении никогда не идет дождь. Небо там всегда хмурое и пасмурное. Оттого и создается такое впечатление, что оно каждую минуту готово заплакать… Но, как говорится, в эпицентре взрыва всегда безопаснее – поэтому, кроме периодического сухого ветра, ничто не омрачает размеренной погоды.
Я родился в Оцеплении, и оттого, наверняка, меня не удивляло ни серое небо, ни мерзопакостный вой ветра, который со злым смехом гоняет по улицам обрывки довоенных газет… Я привык и к довольно аскетичной архитектуре, к серой тени Башни Правосудия, которая является твоим вечным безмолвным свидетелем в нашем грешном мире. Все для меня было просто и привычно. Выходца из Старого Города можно было вычислить сразу – он пугливо жался к стенам домов и недоуменно бросал взгляды на небо, которое, почему-то, не обрушивало на него своего гнева. Даже кожа человека из Старого Города была совсем другой – бледной, гладкой и все время влажной. Девушки из Старого Города были намного красивее тех, что родились в Оцеплении. Правда, своим видом они напоминали выходцев из могил – но с этим можно было смириться. Зачастую, этих девушек забирали в модельный бизнес – с такими стройными фигурками и гладкой кожей можно работать только манекенщицей… Ну, или проституткой, если уж жизнь сложилась совсем неудачно.
Каждый нормальный человек, родившийся в Оцеплении, знает, что в Старый Город лучше не наведываться, если за твоей спиной нет охранника, а сам ты не вооружен хотя бы пистолетом. Конечно, в ситуации, когда вокруг тебя около двадцати бандитов с обрезами, пистолет спасет лишь в том случае, если успеет сделать выстрел в голову своему хозяину, ведь в Старом Городе даже человек с автоматической винтовкой или ракетной установкой не был Богом-Императором – видали, знаем…
… Дэйв уткнулся лицом в мешок с мусором и задремал. Я отвернулся – хоть уже шесть лет с ним знаком, но все не могу понять, как его от всего этого не тошнит… Видимо, закалка сына кузнеца давала свои всходы. Дэйву было все нипочем – ни дерьмо, ни кишки, выпущенные из живота «клиента» метким выстрелом из снайперской винтовки, ни запах общественных сортиров, от которых слезы на глаза наворачивались даже у самых выносливых Арбитров…
Я закурил. Назойливые капли дождя норовили затушить сигарету, но сегодня я был настроен решительно. Встав с мусорного бака, я снял крышку и водрузил ее себе на голову. Вот так вот – и зонтика не нужно…
… Бар был виден из переулка как на ладони. Я изучил его до мельчайших деталей. Уже успел посчитать число окон, входов в подвал, посетителей… Заняться было абсолютно нечем.
Дэйв проснулся и первым вопросом, который он задал, продрав глаза, было:
- Какого хрена?
Я пожал плечами. Дэйв с неудовольствием достал из кармана хронометрон и пробурчал:
- Видимо, заказчик ошибся. «Клиент» сегодня не придет…
- Будем ждать, - решительно отрезал я. – Заказчик всегда прав, забыл? Тем более, проступок, за который мы должны наказать «клиента», довольно крут…
- Да, действительно… - промычал Дэйв. – Ух, ты! Глянь-ка на ту девку!..
Я обернулся и посмотрел туда, куда указывал мне Дэйв. И там я увидел ангела. Нет, не так. Скорее, архангела. Она была красива – и точка.
Жгучая брюнетка с волосами, завивающимися у плеч, и белоснежным шарфом, гармонично обрамляющим ее тонкую шею. Куртка, расстегнутая нараспашку, и свитер, который отлично подчеркивал ее формы. Рукава куртки были закатаны. На внутренней стороне правой руки красовалась татуировка Хирургеона – двуглавый орел, держащий в своих цепких когтях окровавленный скальпель. Дэйв присвистнул:
- А девочка-то тебе понравилась, Френки!
- Умолкни, мудак, - как можно вежливее попросил я своего напарника. – Не тебе судить…
Дэйв хмыкнул и с плеском уселся в лужу, ни на секунду не смутившись. Он уже готовился заснуть, когда я внезапно воскликнул:
- Бинго!
- Что такое? – спросил Дэйв, мигом оказавшись рядом.
- «Клиент» вошел в бар, - усмехнувшись, ответил ему я. – Схватим, когда выйдет…