|
Ну, вообще-то, конечно, подчищали редактурой и подчищали очень серьёзно.
Вы, например, знаете, что в изначальной версии "Пути на Амальтею" были космические пираты? А они -- были. Только вот Стругацким в Главлите сказали, что это "нездоровый авантюрный романтизм" и Стругацким пришлось переписать вещь так, чтобы уже не было пиратов.
Другое дело, что не фига в посталинском СССР не "запрещали печататься". Нет ни одного писателя про которого бы просто сказали: "Этого не публиковать".
Когда совсем-совсем новый писатель приносил для публикации своё произведение ему гворили: "Исправь тут, тут, тут и вот тут. Не испарвишь -- не опубликуем!". Кто соглашался, и играл по правилам, и исправлял всё, что велено, -- того публиковали.
Кто не соглашался и не исправлял, или "нарушал правила" публикуя своё произведение в "Самиздате" или "Тамиздате" (за границей) -- вот к тому уже дальше были жёсткие меры. Того уже -- да, переставалипубликовать.
Стругацкие всегда играли по правилам. Им сказали: "иправьте Каммерера на Ростиславского" -- они исправили. Им сказали: строка, которую поёт Витька Корнеев в "Понедельнике..." "Вот по дорогеедет ЗИМ\ И я им буду задавим..." клевещет на советскую номенклатуру, которая, якобы, может проезжая на ЗИМе ненароком сбить пешехода. Ну, так они убрали "клевету на советскую действительность" и сделали "Вот по дороге едет ЗИЛ\ И я им буду задавим".
И я бы не сказал, что это было плохо. Так как советская цензура -- это были люди нетворчекие, которые работали по инструкции, а любые инструкции можно обойти, если действовать поумнее. И в результате, хошь-не хошь, а писатели, чтобы иметь возможность сказать что-нибудь неподцензурное, должны были писать УМНО, отчего их произведения только выигрывали.
|