- Убьешь меня, и руки твои отсохнут!
Гиробт помедлил, берясь за рукоять топора. Нет, он не испугался, - и не такие доносились угрозы, всходящих на эшафот. Мастер, растягивая время, изучал толпу. Очень важно – следить за настроением людей. Нужно знать, что делать после казни приговоренного: остаться на несколько секунд, дабы принять благодарности, или бежать, прятаться за спинами стражников.
Снежинки спускались с небес, закрывая грязь черепичных крыш. Дома в скрываемом любопытстве, приоткрыли ставни окон, а реки слякоти, застывшие между ними, обезводились. Зима сделала хлябь хрупкой, крошащейся, не такой зловонной.
Чуть взгляд скользнет за горизонт, как его остановит цепь гор, ясный, морозный воздух делал их четкими, до каждой детали. За этой преградой – земли Шаритов, от чьих набегов воет в бессилии все герцогство, благо, возле нашего селенья горы неприступны. Находясь ближе всех к варварам, мы, меньше всего страдаем от них.
Из толпы собравшейся у лобного места не слышалось рыданий. Мать осужденного пришла, но смотрела на все через призму надежды. Сегодня утром Гиробт обнаружил у себя под дверью десять золотых червонцев. Напрасно горожанка погрязла в долгах, ничего нельзя сделать. Сын ее - наглый главарь шайки, дав обещанье, что все родные будут жить не хуже знати, попытался захватить город.
Ученый медик из толпы, бросал оценивающие взгляды на палача. Мастер уже не раз замечал на себе внимание врачей и догадывался в чем дело: «можно ли у него купить тела, и не быть при этом заложенным инквизиции?»
Возле медика угадывалось знакомое лицо. Фильдьег, единственный друг не из экзекуторов. Непривычно для этих краев смуглый, он и не жил здесь, появлялся время от времени. Мастер не знал чем он занимается, но с момента их знакомства, тот не разу не попросил в долг, и притом, не выглядел стесненным в деньгах.
Вчера, вечером в кабаке, за разговором Фильдьег неожиданно сказал: «Может случиться так, что когда-нибудь и я лягу под твой топор, по старой дружбе сделаешь так, что бы я ничего не почувствовал, ничего. Я знаю ты – мастер, ты умеешь…»
Сейчас, на лице друга, сквозило беспокойство.
«Неужели он думает, будто я испугался проклятья этого молодчика»!?
Гиробт перехватил топор по крепче, скрип промерзших досок сопровождал шаги его, до обездвиженного в колодках налетчика. Священник уже закончил причащение, увидев, он осенил крестом и палача, глядя на него таким же грустным взглядом, каким смотрел и на обреченного бандита.
- Плоха маска, палач, мало скрывает лица. Не боишься что труп твой, завтра найдут в подворотне?
Странно. Главы банд часто дерзят на судах, на допросах, оскорбляют обвинителей, но обычно, проводя последние мгновения жизни с ним, они все как один, становятся смирными словно дети.
«Будет ведь не больно, правда»?
Этот, молодой, бледный и сухощавый, будто чахоточный, неприятно удивил. А впрочем, бог с ним …
Топор натужно поднялся в воздух.
Вдруг, кто-то сзади, схватившись за руки Гиробта, не дав ему опустить секиру. Толпа заголосила, двое стражников обнажив клинки сцепились с остальными.
«Не мать, но шайка знала кого нужно подкупать»!
Резкий толчок в спину повалил палача на пол. Топор звякая, подпрыгивая на досках, упал рядом, пальцы сквозь перчатки обожгло холодом. Он хотел подняться, но почувствовал, что кто-то стоит над ним. Смуглая рука, потянулась, подняла секиру, скрипнул эшафот, отпуская еще одного беглеца. Только спустя несколько секунд Гиробт решился подняться.
На лобном месте лежали двое охранников, но оба, кажется, только ранены. Взломанные колодки - откинуты. Улицу к западным воротам рассекали преступники. Один из них отставал.
«Может случиться так, что когда-нибудь и я лягу под твой топор …»
Галька визжала под металлическими ступнями стражников, нагонявших бандитов.
Отставший беглец выбросил что-то тяжелое, мешавшее ему бежать, но - поздно, его догнали, повалили.
« … по старой дружбе сделаешь так, что бы я ничего не почувствовал, ничего …»