Город.
Огромный, не поддающийся описанию муравейник из нагромождения блоков, кирпичей, стволов. Большая безликая масса и…
Муравьишки, копошащиеся в его чреве, выползающие по утрам на гранитную кожу, чтобы потоптать ее хилыми ножками, поскрести костлявыми ручками. Трудолюбивые, работящие, привыкшие к серости жизни, не знающие, чего хотят, не требующие от жизни больше, чем имеют.
Такие же безликие как сотня близнецов.
У каждого свой характер. В точности такой же, как и у соседа, стянувшего его у предков, как яблоко из чужого сада. В надежде, что так изменит то, чем природа раз наградив изменить не в силах.
Аркил вновь просыпался.
Как сотню тысяч раз до того. Утопал ли он в свете или скрывался во тьме, он всегда оставался един с самим собой. Со своими жителями, способными в один день проснуться диким стадом, способным лишь блеять и гудеть подобно потревоженному медведем улью.
Улицы скрывались в одеждах из людских тел. Полнились людьми до краев. Юркие, глазастые, крикливые и неугомонные аркильцы неслись единым потоком в центр столицы. Туда, где глашатаи сообщали о давно известном факте.
Магистр умер.
Нестихаемый рокот колоколов не тревожил чтецов. Они продолжали четко выкрикивать в бурлящую толпу слова, больше походившие на сгустки масла. Шипящего, клокочущего в людском океане, мечущегося миллионами обжигающих брызг.
Неугомонные и крикливые галчата тысячами глоток требовали одного – пищи. Чтецы бросали ее крупными кусками, дабы насытились все.
Рядом с толпой, в ней спокойными совами парили маги ордена. Они хорошо знали, что самое страшное позади. Ведь…
Магистр уже умер.
Только ветер этих слов носился по городу, кабакам и жилищам. Заворачивал в подворотни, чтобы перекинуться фразой с постояльцем темного угла и унестись еще дальше. Туда, к окраинам, чтоб к вечеру каждый и все знали.
Магистр наконец-то умер.
Орденцы прохаживались по городу. Никуда не торопились. Сосредоточенные лица внушали спокойствие. Плавные движения заставляли замедлить бег жизни, на мгновение вырваться из сумасшедшей скачки и, прильнув к обочине, остановиться.
Отчетливо понимали орденцы, спешить больше некуда. Если и произойдут изменения, то послужат они во благо, а не во вред, как магам, так и всем прочим жителям Фириана. Кроме того мастера и некоторые из бастинов на своем веку не по одному разу свидетельствовали смену верховной власти Нохосайла. Для них знакомая процедура не являлась чем-то исключительным. Что исключительного в голосовании?
В любой деревне не раз собирали старики сельский люд, чтоб принять важное решение. Важным в деревне считалась починка крыши сарая. Важным для Фириана являлась быстрая смена главы ордена. Размах заставлял замереть сердце, но ум ловил лишь сходство процедуры. - Голосование.
В любом случае спокойствие магов передавалось подчиненным, вселяя в них уверенность в скорейшей смене поколений.
В том, что она произойдет именно сейчас, на этом витке времен мало кто из стариков сомневался. Фаддей правил почти сорок лет: вступив в права разменяв третью сотню. Получил власть от не менее старого предшественника.
Почти все магистры Нохосайла возглавляли орден, находясь у рубежа двухсотлетия, но в последний век все больше появлялось молодых и невероятно талантливых мастеров, которые едва переступив порог сотни лет, уже стремились войти в совет. До поры их удавалось сдерживать. Хватало и более опытных и более мудрых, но чем больше появлялось дерзких молодцев, тем труднее становилась эта задача.
Как удержать взъярившуюся свору, если на дюжину борзых приходиться один собачник?
Как удержать их в узде, когда щенки начинают не разрываться по сторонам, а слаженно тянуть в одну сторону? К вершине!
Знаменосцем нового поколения явился миру сто сорок лет назад Гордей Клементиан – сын зажиточного торговца. Отец будущего грандмастера, как дед и прадед промышлял покупкой и продажей шерсти и тканей. С малых лет ничего иного не видел мальчишка. Мелочные подсчеты выручки, заключение сделок, подписание договоров и поручений, зачитываемых отцом как философские трактаты в глубочайшей задумчивости, отражавшейся на челе грубыми складками и долгие месяцы одиночества: пока отец уходил за три моря, чтоб лично контролировать самые крупные поставки. Таким запомнил детство юный Гордей. И хотя младые годы провел в достатке, именно однообразная жизнь, опутанная липкой паутиной рутины, привела в орден в день, когда в груди ощутил он легкое жжение.
Мальчишкой Гордей мечтал о богатстве, возмужав, возжелал силы, а когда вырос и заматерел, то видел пред собой одну лишь цель – власть. Никем не ограничиваемую и подвластную лишь одной воле – его собственной.
Той воле, что не знает границ.