[reco]

Винкельрид.

Всё забываю спросить. Если у них там "мадамы", то чего они друг друга не называют "месье"?

Вроде бы «мадам» - традиционное название хозяйки борделя, нет?

И почему кого-то удивляет то, что простолюдин без перчаток?

Тут автор хотел показать, что перед Джабом стоит точно не Краснорукий, но сейчас понял - нефиг читателю разжевывать, сам допетрит.
Horadrim

Не хватает кавычек, все же это не прямая речь автора, а мысль героя.

Автор желает писать в своей книге именно так, что это вы тут ко мне с дурацкими правилами?)

Дрын или дубина, всегда думал, что это разные вещи.

В темноте это была дубина. Когда слугу осветил факел, оказалось – простой дрын. Задумка автора ясна? Нет? Ну, это как: ночью красавица, проснулся утром – мама родная!)

Понурого- либо лишнее, либо отдельным предложением причина понурости.

Причина понурости – весь предыдущий абзац и часть диалога. Я думал, вполне понятно, почему Гридо сконфузился. На всякий случай разжую: он ошибся в своих предположениях и теперь очень смущен. Ему стыдно, он понурил голову, и ковыряет пальцем в ладошке, дополнительно шоркая ножкой. Поняно? Что такое «мняка» знаешь?)

Пальцы ног перебирали струны лютни?

Не думал, что читатель может так решить, но теперь убедился – да! офигеть! может! и на всякий случай вставил предложение про РУКИ.

Непонятны времена описания. Утро, герой проснулся, вспоминая прошедший вечер. Умылся, слуга объявил, что кушать подано; оказывается уже обед.

И опять автор самонадеянно думал, что всё должно быть понятно. Хотя бы из текста: «Проснувшись на следующий день, Нивельхейм долго валялся в постели...», затем он умывался, поехал к Ларкину. Прошло время, нет? Но раз непонятно, вот так тогда будет: « В пруду лениво шевелили плавниками карпы, лучи ПОЛУДЕННОГО солнца заливали площадку перед особняком.» Уфф…
Красава
Ты не знаешь, как могут женщины воздействовать на мужчин? Кларисса пожаловалась Фриге, та придумала какую-либо историю про гада-Ларкина и озвучила её, когда король лежал расслабленный после первоклассного – и редкого! - секса. Конечно, тот не мог отказать жене и до турнира предложил капитану гвардии не отсвечивать, а попросту - отдохнуть. Такая мягкая форма домашнего ареста: и с женой лады, и со стороны культурно выглядит, и Генри должен всё понять правильно. Хотя и смущен король всё равно, стыдно перед любимцем, на поводу у жены ведь пошел. Вот всё это автор и имел в виду. Неужели непонятно? Ну, я уже и не знаю, как писать тогда, пойду в художники, йоу!

Последний отрывок вышел большим, нежели обычно, видимо, я расписался к концу книги) Читайте - не пожалеете. Критика приветствуется.

Скрытый текст - Окончание 30 главы. Конец первой книги.:

Они вышли из комнаты, путь неожиданно преградил Барроуз.
- Господин виконт, извольте отобедать у нас.
- Не сейчас, - отмахнулся Ларкин. – Не видишь? Мы спешим.
- Ну, вообще-то я сегодня еще не завтракал, - сказал Джаб и подмигнул дворецкому.
- Сговорились вы, что ли? – вопросил Генри. – Ладно. Выезжать на охоту лучше на сытый желудок, вряд ли нас там покормят.
По невозмутимому лицу Барроуза было сложно прочитать что-либо, но Джабу показалось, что дворецкий посмотрел на него с благодарностью. Еще бы, служить при таком своенравном господине – одно большое испытание, ведь заставить Ларкина вовремя ложиться спать или принимать пищу не смог бы и сам король. Впрочем, надо отдать Барроузу должное - он изо всех сил старается приучить Генри к распорядку, заведенному еще в родовом замке. Грех не помочь ему в этом. Джаб с энтузиазмом сел за стол и набросился на гуся в артишоках. Взглянув на друга, Генри ковырнул вилкой мясо, отправил в рот пучок зелени, вновь отрезал кусочек птицы и, распробовав кушанье, вскоре уже не отставал от Нивельхейма. Барроуз чинно подливал вино.
После обеда Ларкин еле взобрался на коня и теперь сонно клевал носом в седле.
- Вот этого я и боялся, - бормотал он. - Стоит не поспать ночь и наесться, как клонит в сон. Глаза сами закрываются. Разбудите меня, как увидите лису, всё-таки официально мы на охоте.
Они ехали по Арскому тракту, на виднокрае небо протыкали иглы гор. Привратные стражи сообщили, что король со свитой проследовал к Лорахскому лесу. Тот окружал замок графа Райнела и славился обширными полянами с ковром ягод, а также окрестными луговинами, где часто мышковали лисицы. Лучшего места для охоты и не придумаешь.
Лай расслышали издали. Свора гнала добычу справа, вдоль узкого оврага, заросшего орешником. Следом неслись всадники, оглашая воздух хриплыми криками и руганью. Мелькали пики, развевался королевский штандарт. Генри встрепенулся и выпрямился в седле. Невдалеке от тракта, у деревьев, стояли шатры. Там поднимался дымок, отдыхали упряжные кони и стояли кареты. Повинуясь нетерпеливому жесту, Чак протянул господину подзорную трубу.
- Ага! – воскликнул Змей. – Хочешь загадку, Джаб? Если королеву окружают фрейлины, то кого окружают поклонники?
- Леди Клариссу?
- В яблочко! Как же похитить её у этих ухажеров? Что думаете, виконт Нивельхейм?
- Виконт Нивельхейм еще переваривает обед и ничего не думает, - ответил Джаб.
- Вот! А я тебе что говорил? Чак, дружок, плесни-ка мне вина, чтобы проснуться. Уф, замечательный букет, урожай семьдесят шестого, если не ошибаюсь. Молодое вино бодрит кровь. Так…
Генри вновь приник к окуляру, разглядывая королевский лагерь. Лай стих, на дальней оконечности леса повисло пыльное облако. Со стороны шатров послышались звуки лютни, игрой на которой один из поклонников развлекал знатных дам. Ларкин сложил трубу и поморщился:
- Бренчит отвратительно. Джаб, Ульрих не упоминал при тебе, когда вернется эрл Тронвольд?
- Точно неизвестно, но скоро турнир, он обещал поспеть к нему.
- Ага, значит, может и поторопиться. Как ты думаешь, что сделает в этом случае леди Кларисса?
- Конечно поспешит к мужу!
- Точно. Чак, давай сюда арбалеты. Ты будешь гонцом. Как это каким? Ты что, гонцов не видел? Это такие люди, которые привозят добрые или злые вести, а их в зависимости от этого одаривают золотом или рубят головы. Теперь понятно? Вот. Ты будешь гонцом злым. Вряд ли леди Кларисса обрадуется приезду эрла, но непременно вернется в город, чтобы не давать пищу сплетням. А мы по дороге перехватим её и побеседуем!
- Захочет ли она этого? – усомнился Джаб.
- Поверь, Кларисса прекрасно понимает, что за своё молчание мы потребуем определенную плату. Она страшится её размера и хочет оттянуть этот неизбежный миг. Мы же просто ускорим встречу… надеюсь, к удовольствию всех сторон.
- Леди не видела Чака, но его могут опознать другие, - заметил Нивельхейм. – Тогда она заподозрит неладное. Вряд ли оруженосец графа Ларкина будет подрабатывать гонцом.
- Польза нашей давней дружбы несомненна, - протянул Змей. – Ты чуть ли не каждый день начинаешь поражать меня силой своего интеллекта. Что будет лет через десять – и подумать страшно.
- Генри, не язви.
- Не буду. С Чаком ты, несомненно, прав. Хм… на дороге очень пыльно, если мы завесим лицо платком, вот так, то это вполне сойдет за дыхательную повязку, а узнать гонца теперь не сможет никто. Прискакал какой-то, оттарабанил донесение и скрылся – обычное дело. Как себя чувствуешь, Чак? Я знал, что тебе понравится. Ты запомнил, что нужно сказать леди Клариссе? Ну, вперед, мой верный оруженосец. Если тебе отрубят голову, я устрою пышные похороны за свой счет.
- Не пугай юношу.
- Извини, Джаб. Что-то у меня сегодня юмор такой же черный, как у троев.
- Ночью нужно спать, Генри, а не хандрить в обнимку с бутылкой и лютней.
- Иногда мне хочется придушить тебя, до чего ты правильный.
Беззлобно переругиваясь, они проехали рощу и остановились на изгибе Арского тракта. Далеко впереди пылил полукровка Чака, больше на дороге никого не было – желающих помешать королевской охоте не нашлось. Пока Ларкин приканчивал остатки вина, Джаб смотрел в подзорную трубу. Вот оруженосец достиг выставленных часовых, о чем-то поговорил с ними и двинулся дальше. Ага, спрыгнул с коня, подошел к ухажерам, воркующим с леди Клариссой. Ему подали баклажку. Всё правильно, нужно промочить горло с дороги. Джаб коротко выругался. Ему же придется снять платок!
- Что там? – спросил Генри и отобрал трубу. – Так, молодец Чак, выкрутился. Просто приподнял платок и напился. Всё хорошо, его ни в чем не заподозрили, не дыши мне в ухо как озабоченный мерин. Угу… отлично! Новость произвела впечатление. Леди Кларисса в спешке покидает веселье, поклонники пребывают в легкой панике, Чак торопится обратно к своему господину.
Пыльное облачко приближалось. Вскоре Джаб различил скачущего оруженосца. Генри поднял вверх большой палец и махнул рукой. Чак кивнул, пришпоренный конь продолжил путь к городу.
Через четверть часа показалась карета, украшенная королевским вепрем. У Джаба екнуло сердце – вдруг Фрига поехала с сестрой? Но нет, Генри оставался спокоен, разглядывая в подзорную трубу приближающийся экипаж. В качестве эскорта его сопровождали пять воинов. Ларкин покинул укрытие и выехал на дорогу, Джаб остановился сзади.
- Вольно, господа! – провозгласил Змей, отвечая на приветствие гвардейцев. – Передохните в той рощице, мне нужно поговорить с леди.
На дверце кареты откинулась кружевная занавеска, в окошко выглянуло прелестное личико жены Стража Границ. Кларисса проводила изумленным взглядом охрану и воззрилась на Ларкина.
- Граф? По какому праву вы задерживаете меня? Я тороплюсь! В столицу прибыл мой муж.
- Неужели? Мы как раз едем из Таггарда, но не видели ни эрла, ни его кирасиров. Вас явно ввели в заблуждение, леди.
- Вот как?! Я догадывалась, что Ксант не может приехать так рано, догадывалась, но рисковать не могла... Это ваши проделки, Генри?
- Безобидная шутка, призванная ускорить нашу встречу, прекрасная Кларисса. Я не хотел огорчать ваших поклонников, ведь чуть что – они мечи выхватывают, ранятся потом. Сейчас мы одни, нам никто не мешает, поговорим начистоту?
- Хорошо, - решилась она. – Приглашаю вас в карету. Виконт Нивельхейм, я забыла поздороваться с вами, простите. Присядьте рядом со мной, мне так будет спокойнее.
Поборов смущение, Джаб опустился на подушки сиденья. Воздух наполнял терпкий аромат духов, от которого кружилась голова. Как бы невзначай затянутая в шелк ножка красавицы прикоснулась к бедру, виконт кашлянул и застыл статуей. Но как бы леди не старалась воздействовать на дворян женскими чарами, на Ларкина они не действовали совершенно.
- Я не буду ходить вокруг и около, - начал Генри, откинувшись на спинку сидения. – Моего друга Джаба хотели убить, а улики ясно указывают на кого-то из королевской четы. Есть мнение, что виконт Нивельхейм где-то перешел дорогу её величеству. Что вы об этом знаете?
В продолжении тирады Кларисса то с сочувствием смотрела на Джаба, то с недоверием на Ларкина, а в конце с негодованием отмахнулась:
- Не может быть! Моя сестра не желает смерти этому благородному рыцарю! Что за чудовищные подозрения? Это государственная измена!
Генри щурился, глядя на реакцию леди. Выслушав её не перебивая, он, видимо, пришел к какому-то выводу и следующие слова произнес так проникновенно, словно обращался к своей давней любовнице:
- Милая Кларисса, вам, как и мне, несомненно, близка участь этого человека. Вы же не хотите увидеть его похороны?
- Конечно, нет! – воскликнула леди и посмотрела на Джаба с таким участием, с каким никогда не смотрела на него даже Луиза.
- Хорошо, - кивнул Змей. – Что-то подсказывает мне, что в ваших словах правды больше, чем кокетства. Давайте я вкратце расскажу вам, на чем основаны мои подозрения, и вы увидите, что они абсолютно справедливы и уж точно не чудовищны.
Ларкин поведал о покушение на Джаба, бароне Гроуверке, его оруженосце и медальоне с вепрем. Леди Кларисса внимательно слушала рассказ, не забывая вскрикивать и охать в особенно драматических местах, а иногда даже стискивала руку Джаба, словно ища у него защиты от злых слов Змея. Нивельхейм мужественно терпел. Когда Генри закончил повествование и посмотрел на Клариссу, та кивнула:
- Да, это ужасно! Но чего вы хотите от меня?
- Чтобы вы осторожно разузнали, давала ли её величество такой медальон кому-либо в последнее время, кто не состоит на службе государства, - сказал Ларкин. – Это послужит доказательством её вины.
- А уж вы сразу побежите к Родрику жаловаться! – решила Кларисса. – Граф, хоть вы и отличились в Джангарской кампании, но еще слишком молоды и неопытны в дворцовых интригах.
- Неужели?! – воскликнул Генри, явно задетый за живое.
- Именно! Почему вы решили, что медальон убийце мог отдать только король или королева? Это мог быть любой из тех, кто получил его ранее!
- Невозможно, - прошептал Ларкин. – Этот знак никому нельзя передавать, иначе – смерть.
- Вы так чтите закон, Генри? Вам еще многому нужно научиться.
На Ларкина было больно смотреть – подтянутый капитан Королевской гвардии сник и потрясенно качал головой, отрицая слова Клариссы. Джаб хотел подбодрить его и сказать, что ошибаются все, но тут Змей тихо выговорил:
- Я не верю вам, леди. Такого просто не может быть. Откуда вы это знаете?
- Как ты наивен, Генри. Я, например, одолжила свой медальон Юдину, когда он попросил меня об этом…
Кларисса внезапно осеклась, сообразив, что сболтнула лишнее, и бросила быстрый взгляд на Ларкина – понял или нет? Понял. Куда подевался потерянный человек, мнение которого только что втоптали в грязь? Перед Джабом сидел прежний Змей – умный, хитрый и проницательный. Он расправил плечи, облокотился вновь на спинку сидения и смотрел на леди, чуть улыбаясь.
- Что вы сказали, Кларисса? Повторите, пожалуйста, а то виконт Нивельхейм не расслышал.
- Обещайте, что будете молчать перед Ксантом, и не вызовете Юдина на поединок, пока он не поправится, - если леди и смутилась в начале, то теперь собралась использовать ситуацию по максимуму. Джаб в который раз восхитился её способностями, но они меркли перед умениями Генри – это надо же так сыграть, чтобы невозмутимая красотка проговорилась сама, безо всякого давления с их стороны! Змей подался вперед, глядя прямо в глаза женщине.
- Хорошо, Кларисса. Обещаю тебе, что не скажу эрлу Тронвольду про твоего любовника, но он всё равно узнает это от других. Обещаю не трогать Юдина, но только из-за того, что сам бы он не организовал покушения, тут виден почерк герцога. А также обещаю, что если ты замешана в его мерзких делишках – отправишься в подвалы дворца, и не поможет тебе ни муж, ни сестра, ни Троица. Потому что настоящая государственная измена – как раз то, что задумал Бруно Витербор, и клянусь Триединым Богом: я ему в этом помешаю!